Подделки

      Остаток дня Гаррус провел «дома» с початой бутылкой декстро-виски и длинным списком контактов тех, кто мог бы заниматься поставкой реалистичной брони для зажравшихся фанатов. Сперва он решил писать сообщения, но чертовы барыги не спешили с ответами даже при том, что ради этого он вспомнил пароль от своей служебной почты, и посылаемые запросы гордо отмечались миниатюрной эмблемой департамента. А тексты сопровождались его подписью и обещанием отстрелить яйца, если не поторопятся с ответами. Однако полагающегося рвения в помощи правоохранительным органам дельцы не выказывали, так что пришлось перейти на телефонные звонки и начать с тех, кто мог узнать его голос и хорошо представлял себе, что сердить его обладателя — себе дороже, а угрозы могут воплотиться в жизнь.         Настроение стремительно портилось, потому что результата все не было, а однообразное повторение вопросов выбешивало. Оно и еще воспоминания о Кайдене, мать его, Аленко, в те времена, когда он таскал эту сучью броню. Сколько раз хотелось ему врезать и почему-то ни разу не довелось.       Гаррус рыкнул и швырнул комм-линк через комнату, а потом откинулся на спинку дивана и уставился в потолок. Глухой, давящий потолок. Никаких люков. Никаких звезд. И вместо подвижных синих бликов бурые пятна, будто приколоченные к серым потолочным панелям.       Все это было уже неважно: глухая неприязнь к Аленко, время от времени вспенивающаяся режуще острым желанием разбить ему лицо в кровь, хоть и ослабла, но не исчезла совсем; вопрос о том, справедливо ли это желание, и не особо успешные попытки сказать самому себе, что мусолить это в своей голове давно нет смысла — время ушло. И время бить его, и даже время переживать, что не ударил, когда так хотелось. Еще одна свинцовая пуля на чаше весов, доверху заваленной тем, что навсегда оказалось несделанным.       Гаррус отхлебнул из бутылки и вздохнул, прикрывая глаза и позволяя воображению превратить серые пятна в синие блики.       Стоянка на Иллиуме. Шепард, светясь радостью предстоящей встречи, упорхнула к Лиаре. Гаррус был искренне рад за нее, да и сам хотел повидать азари. Но после. А сейчас он вместе с Джокером сидел на палубе экипажа за барной стойкой, сосредоточенно и планомерно дегустируя каждый вид декстро-алкоголя в баре. Джокер проделывал то же самое с левоаминными напитками, время от времени дразня СУЗИ тем, что просил описать состав и возможные последствия от сочетания с другими видами в их сегодняшнем ассортименте. СУЗИ не оставалась в долгу, отвечая идеально вежливо и, не меняя интонации, грозилась заблокировать бар.       Когда степень опьянения перевалила за первую стадию, они перешли от подшучивания над корабельным ИИ к гипотезам о том, как Шепард и Лиара проводят время. Скабрезные варианты, как ни странно, не отбили себе почетное первое место в воображаемом списке приоритетов. Вместо них там появились какие-то нелепые, смехотворные варианты вроде посиделок в смешных пижамках в обнимку с подушками за просмотром старых фильмов. Джокер настаивал, что пижама Лиары обязана пестреть комичными протеанами и надписями «оооо… боги-и-иня-я-я..», фантазия Гарруса неохотно одевала Шепард в пижаму (возможно потому, что предпочитала пижаму с нее снимать), но все же со скрипом создала вариант с шортами и майкой, на которой был изображен Старина Джозеф с винтовкой и в мундире генерала Альянса.       Они долго посмеивались, представляя, как две красотки дерутся подушками и  дурачатся, отправляя пафосные сообщения бывшим. — Да нахер бывших, —  сказал Джокер, как-то вдруг помрачнев.       Гаррус сощурился, глядя на него. Он замечал, что, когда люди много пьют, их настроение порой мгновенно меняется, будто кто-то рубильник переключает. У него самого такого не бывало, возможно, особенности турианской анатомии, а возможно, конкретно его головы. — Вспомнил паршивое расставание? — посочувствовал Гаррус, вспоминая свою последнюю девушку, расставание с которой сопровождалось ее крепким кулаком, впечатанным в его мандибулу, и прикидывая, что ж мог пережить увечный пилот, если человеческие девчонки расстаются столь же темпераментно. — Вспомнил Кайдена. — Я знал, что мы чего-то не знаем о твоих бывших, но я недостаточно пьян для таких подробностей! — хохотнул турианец.       Джокер не ответил. Он сцепил руки вокруг стакана и угрюмо пялился в пустоту. И что-то было в его взгляде… нехорошее, расколотое и щемящее, от чего делалось тоскливо и мерзко на душе. — Ты это к чему? — уже серьезнее спросил Гаррус, чувствуя, что приятный алкогольный дурман от взгляда на пилота будто густеет и оседает на внутренностях, становясь липким городским смогом. — Он должен был наплевать. — Что? — Этот исполнительный сукин сын должен был наплевать на ее приказ, — глухо и ломко прохрипел Джокер, стискивая стакан так, что казалось: вот-вот послышится хруст. Или крошащегося стекла, или его крошащихся костей. — Он должен был… должен был наплевать и затолкать ее в чертову капсулу. — Она хотела тебя спасти, — столь же глухо и невпопад ответил Гаррус, глядя на собственное отражение в недопитом виски и задаваясь вопросом: что сделал бы он, будь он там вместе с Аленко или вместо него? Послушался бы?  Доверился бы ее суждению или наплевал бы? Или за него все решил бы банальный, древний, как само мироздание, инстинкт защищать свою жизнь? Была ли эта женщина уже тогда его жизнью в большей мере, чем набор биологических процессов, заставляющих передвигаться и мыслить тот мешок с мясом и костями, который он собой представлял? — Я был на своем месте! — рявкнул Джефф и прервал закручивающийся водоворот мыслей Гарруса. — И она должна была быть! Должна была быть со своей командой. С теми, кого… — Он не договорил и залпом допил напиток.       Гаррус открыл глаза, и синева бликов выцвела до мертвых блеклых пятен. Он помнил тот разговор и то, как нерационально и необратимо тогда изменил мнение насчет той ситуации. До того он скорее винил Джокера. Если вообще можно было винить кого-то, кроме сучьих жуков. Но то, как в тот вечер Джефф сказал это «я был на своем месте!», это что-то изменило…       Пилот всегда относился к «Нормандии» по-особенному. И хоть в то время она не могла говорить с ним, как после, когда обрела голос в виде СУЗИ, и точно не могла касаться в ответ, как после, когда СУЗИ обрела тело, но, возможно, она всегда… была. Возможно, если экипажи любят и доверяют кораблям, те обретают душу. Возможно, Джефф просто чувствовал эту душу в недрах программного кода и кабелей под приборной панелью еще до того, как для нее воссоздали новое, более мощное и технологичное тело — точь-в-точь как для Шепард. И возможно, в тот миг, казавшийся самым последним, Джокер решил не только выиграть время для эвакуации экипажа.       Возможно, он не пожелал, чтобы душа, с которой он шел рука об руку столь долго, погибала в одиночестве посреди пустоты и холода равнодушного космоса.       Гаррус покосился на тускло мерцающий список контактов, потом проследил взглядом путь, который нужно было проделать, чтобы подобрать комм-линк. Вставать не хотелось. Звонить — не хотелось еще сильнее. Не вставать вполне можно было, ведь в инструметроне тоже был режим звонка. Не звонить было нельзя. Какое бы отвращение и глухую, как застарелая боль, злость ни вызывали эти спятившие фанатки — они все же не заслуживали смерти только за то, что Духи не дали им достаточно мозгов, а чертова воодушевляющая пропаганда и мода щедро заполнили собой образовавшуюся пустоту.       Он уже потянулся к значку вызова напротив следующего в очереди контакта, как на экране вспыхнул сигнал входящего вызова от Хелен. — Как твои поиски? — с привычной вежливой доброжелательностью поинтересовалась коллега. — Пока по нулям. У тебя? — А мне по большому, очень большому секрету рассказали, что убитая последнее время частенько вызывала такси на другое имя, и это было такси куда более низкого уровня, чем можно было ожидать. Свидетельница сказала, цитирую: «мужик должен быть просто огонь, раз ради свиданок с ним она готова была сесть в этот жуткий рассадник грязи и вшей».       Гаррус раздраженно дернул мандибулой, отлично себе представляя этот разговор и даже то, как холеная «подружка» брезгливо скривила напомаженный рот и закатила глаза от мысли о транспорте с потертыми сиденьями и не начищенными до зеркального блеска дверями. — Удалось выяснить, что за фирма? — Да, и даже, — в голосе Хелен послушались довольные нотки, — удалось выяснить адрес. — Что, так сразу? И не пришлось заполнять три метра бумажек с запросами и судебными предписаниями на разрешение просмотра истории маршрутов?       Хелен ничего на это не ответила, но в повисшей по ту сторону цифрового экрана паузе ощущалась ее улыбка.       Гаррус не любил такую тишину. Теперь не любил. Может, даже ненавидел. Всякий раз, как в тишине вспыхивало яркое понимание чувств и эмоций другого существа, Гаррус хоть на миг, но вспоминал первый раз, когда он осознал это. По крайней мере, в отношении человека.       «Нормандия» летела к очередному ретранслятору, и это должно было занять еще часов восемь. Джокер выбрал маршрут через пустынный и, как он выразился, максимально скучный сектор. Здесь почти не было шансов встретить другие корабли — что друзей, что врагов, — здесь была только тихая, пронизанная светом звезд пустота, а ей вряд ли было дело хоть до чего-то.       Гаррус и Шепард лежали в постели в ее каюте и смотрели на полосы света, в которые превращались звезды в полете. Они напоминали светящиеся струны, и в тот день мелодия, которую играл на них космос, звучала умиротворяюще и тихо. Одеяло, отрегулированный климат-контроль и ощущение живого тепла под боком создали обволакивающее блаженство, которое растекалось по мышцам и баюкало, так что не хотелось ни говорить, ни шевелиться, ни даже думать. Хотелось просто… быть. И продлить этот момент. Хотелось растянуть его в бесконечную светящуюся струну, мелодия которой никогда не затихнет.       Они редко говорили о будущем напрямую, обстановка к этому не располагала, но мысли о нем все равно просачивались в слова то тут, то там. Они обретали разные формы и звучали с разным настроем: когда-то задорно-дурашливые; когда-то полные злого отчаяния и желания спорить с судьбой до последней капли крови и выйти победителями, какой бы маловероятной ни казалась победа; когда-то звенящие хрупкой, щемящей нежностью, так не подходящей к суровой грубости войны и ее безжалостной, ледяной практичности. Но какими бы ни были эти обмолвки в тот или иной день, за ними всегда стояло что-то большее — что-то, чем они оба бесконечно дорожили и что отчаянно боялись потерять. Оттого и не обсуждали толком. Будто стоит только произнести — и все станет реальнее, а сволочной рок, который то и дело отнимал у них что-то важное, — обратит внимание и протянет лапы и к этому.       Иногда Гарруса посещали тревожные мысли о том, что, когда все закончится, между ними встанет что-то куда менее опасное, чем древние машины-убийцы, но побороть это будет еще сложнее. Солдаты, даже будучи одного вида, далеко не всегда уживались друг с другом на гражданке, а уж тут…       В ту бесконечную космическую ночь, когда «Нормандия» летела к очередному ретранслятору через пустынный сектор, полный света звезд, Гарруса навсегда оставило это беспокойство. Он не знал, почему именно тогда и что стало тому причиной. Но наблюдая за светящимися звездными нитями через иллюминатор, он знал — чувствовал всем своим существом, — что в этот момент они с Шепард разделяют одни и те же мысли. Одни и те же опасения. Одни и те же надежды. Они оба смотрели, как звездный свет сплетается в бесконечные, никогда не гаснущие нити, смотрели в одну сторону — как и всегда. И оба знали, что их общее желание уже исполнено. Они уже давно сплелись в подобную нить, которую нельзя будет расплести, пока не погаснет последняя звезда в бесконечном, темном космосе. — Гаррус?       Женский голос — чужой женский голос — ворвался в сознание, вырывая из воспоминаний так резко, что Гаррус издал хриплый, захлебывающийся звук, выпрямляясь. — Гаррус?! — голос наполнился искренним беспокойством — Гаррус, ты там в порядке? — Да… — он прочистил горло и тряхнул головой, ошалевшим взглядом обводя комнату и возвращаясь в реальность. Видение светящихся нитей все еще висело перед глазами, как призрак подступающей мигрени, а ладони нагрелись, ведь тело с пугающей яркостью вспомнило, как они касались мягкого женского бока. — Да… Хелен, я в порядке. Задумался. — Ясно, — голос коллеги возвращался к привычной вежливой интонации, хотя признаки тревоги не исчезли полностью. — Так ты приедешь? — Куда? — На каких моих словах ты задумался?       Гаррус постарался вспомнить. — Ты красноречиво промолчала в ответ на вопрос о трех метрах бумаг. — Ты пропустил не так уж много, — вновь улыбка в голосе, а после четко произнесенный адрес. — Мне тебя подождать или допросить его самой? — Нет. Дождись, мне нужно… — он замялся, прикидывая расстояние, — двадцать минут. — Хорошо, возьму себе кофе.        Через восемнадцать с половиной минут Гаррус шел в сторону уличного кафе, на веранде которого Хелен заняла крошечный столик на одного. Она сидела, расслабленно закинув ногу на ногу, потягивала кофе и смотрела, как в отдалении кипит стройка. Задумчивое лицо, губы, в уголках которых угадывается намек на улыбку, добротная, но весьма консервативная одежда — Хелен могла быть кем угодно: офисным клерком, сотрудницей посольства, врачом или преподавателем университета, а могла — с той же вероятностью — торговцем информацией, связным банды, дорогой проституткой, которой нет нужды привлекать клиентов кричаще-вульгарными нарядами и агрессивным макияжем, или сотрудником полиции. Она могла быть кем угодно, и ничто в ее облике не давало подсказки. Гаррус инстинктивно подобрался, ловя себя на этой мысли, но тут же усилием воли заставил мышцы расслабиться: во-первых, подозревать коллегу в чем-то безосновательно — это непрофессионально и низко, во-вторых, а не все ли ему равно, даже если она окажется киллером, который по неведомой причине решит пристрелить его прямо здесь и сейчас, посреди залитой солнцем улицы на глазах у десятков прохожих?       Заметив Гарруса, Хелен поднялась и пошла к нему навстречу, оставив стаканчик с кофе на столике. Он кивнул, она кивнула и улыбнулась, жестом указывая направление. Идти оказалось совсем недалеко. Здание, в котором жил их потенциальный информатор (а может и убийца), конечно, не могло похвастаться той претенциозностью, которая была обязательна, чтобы цыпочки из высшего света не морщили носы, однако Гаррус мог себе представить, каким дворцом этот дом казался тем, кто вырос на Омеге или в захудалых кварталах этого города. В особенности его верхние этажи, куда реже долетал городской шум и смог.        Дверь была заперта, о чем красноречиво сигнализировала до отвращения знакомая голограмма. А еще тут были камеры, поскольку стоило им подойти, как ожил интерком, и вежливый голос поинтересовался, кто они и к кому. Хелен открыла было рот, чтобы представиться, но Гаррус уже без лишних слов ткнул в камеру значком. Говорить больше необходимого ему не хотелось, а хотелось поскорей закрыть это паскудное дело и вернуться к упоительно однообразной ловле наркодилеров и ворья.       Швейцар оказался сообразительным и не стал задавать лишних вопросов, разблокировав дверь. Когда они проходили мимо его поста, Гаррус мельком заметил невысокого опрятного человека, уткнувшегося в датапад. То ли правда читал что-то настолько захватывающее, что не хотелось отвлекаться на полицейские дела, то ли предпочитал не видеть и не слышать больше необходимого. Мудрый подход.       Полминуты на лифте, и они оказались возле очередной двери с мерцающей красной голограммой. Ах, прекрасные старые времена, когда такая голограмма либо бросала вызов мастерству инженера, либо намекала всем остальным обитателям корабля, что сейчас капитану не до них.       Гаррус смотрел на красный призрак поверх двери, пока Хелен  что-то говорила в интерком, и вспоминал один конкретный день.         Шепард, посмеиваясь, бросила ему в руки карту-ключ, которой можно было снять блокировку, даже если корабельный ИИ этому воспротивился. Она сказала тогда, что это предосторожность, что из всех, находящихся на борту, она может по-настоящему доверять только ему, Джеффу и Карин, и из них троих — именно его работа прикрывать капитана, когда капитан собирается нажить приключений на задницу. После этих слов поверх ключ-карты лег небольшой сверток, в котором Гаррус обнаружил набор отмычек. Они не стали это обсуждать, просто обменялись кивками. Зачем обсуждать что-то вслух, если и так знаешь, о чем думает собеседник?        Что если напичканная новой электроникой «Нормандия» — троянский конь? Что если корабельный ИИ взбесится или просто последует заложенному протоколу? Уж, наверное, Призрак был не глуп и оставил права главного администратора за собой. Случиться могло что угодно.        Тем вечером Гаррус долго рассматривал смешные отмычки, в которых не было совершенно никакого практического смысла — они всего лишь говорили без слов «в случае чего — ломай чертову дверь». Они говорили: «ты — мой план на экстренный случай». И эта мысль согревала его, она придавала сил и растекалась внутри приятным внутренним спокойствием. Не важно было, что за символы намалевали на стенах «Нормандии». Не важно было, что на ней стало светлее и комфортнее, и теперь она могла разнести корабль коллекционеров с куда большей вероятностью. Не важно, что шрамы Шепард светились изнутри, а порой этот отблеск мелькал и в глазах, а разум с бесстрастностью компьютера пояснял, что это следствие огромного количества имплантов, которыми нашпиговали ее тело. Это все еще была она. И она все еще готова была очертя голову нестись в самую гущу хасков, железно убежденная в том, что даже если оставит какую-то тварь за спиной — напарник не позволит этой твари ей навредить. Не важно, будет эта тварь хаском, наемником или теперешним работодателем с такими же, как у хасков, светящимися глазами.       Дверь с тихим шипением открылась, и Гаррус осознал, что не увидел, как цвет голограммы сменился. Мысленно отвесив себе затрещину, он поспешил внутрь, каким-то чудом ухитрившись все же опередить на полшага Хелен.       Никакой видимой опасности в помещении не обнаружилось. Впрочем, Гаррус предпочел бы, чтобы из-за двери на него побежали только что помянутые хаски, чем… Большое пространство квартиры-студии было декорировано под интерьер «Нормандии», и даже беглого взгляда хватало, чтобы понять, сколько денег и стараний в это вбухали. Чем дальше скользил взгляд, тем быстрее поднималась из глубины души ярость. В горле она заклокотала, когда взгляд добрался до дальней части зала, которая умело притворялась каютой Шепард. На потолке даже был чертов интерактивный экран с изображением звездного неба. Поддельное небо  в поддельном окне в поддельной каюте, которую присвоил себе поддельный Кайден. Гаррус ощутил, как ярость сжимается в тугой комок, побуждающий рефлекторно сжимать кулаки. Он удержался от этого позыва, не уверенный в том, что если стиснет пальцы, сумеет противостоять следующему логическому желанию — съездить по поддельной физиономии, которая — надо признать — в самом деле весьма напоминала Аленко. И напоминала бы еще больше, если бы ее обладатель находился «в образе».        Аленко был тем еще мудаком, но он никогда не был трусом, а от этого парня за милю несло кисловатым душком страха. Гаррус вновь удержался — на этот раз, чтобы не сплюнуть: противно было видеть эти испуганные, бегающие глаза, суетливые жесты и ссутуленные плечи, будто их обладатель ждет, что ему прямо сейчас выстрелят в спину. Захотелось выволочь его в коридор и допрашивать там. Кайден Аленко в декорациях спальни Шепард уже достаточно раздражал Гарруса, но такой «Кайден Аленко» не был достоин не только находиться в ее спальне, он не был достоин даже находиться в декорациях общей палубы. Пусть все это и было лишь гнусной в своей достоверности подделкой.       Хелен что-то говорила, но Гаррус не вслушивался, это явно были формальные вопросы об имени, возрасте, роде занятий и тому подобных глупостях. «Кайден» отвечал, быстро и часто кивая и то и дело испуганно косясь на Гарруса. Временами в его глазах — кстати, не оригинального цвета, видимо, линзы не надел, — вспыхивало что-то почти паническое, так что Гаррус гадал, сорвется ли свидетель в отчаянную и глупую попытку побега или нет.       «Давай, — думал Гаррус, немигающе глядя на парня, — сделай это и дай мне шанс выволочь тебя отсюда».       Но «Кайден» все не решался на действия. Может, как и оригинал, был приверженцем субординации и прилежно выполнял все предписания. Или просто боялся.       Подумав об этом и опять вспомнив давний разговор с Джокером, Гаррус шагнул вперед, активируя инструметрон. Над его когтистой рукой вспыхнула голографическая проекция снимка трупа. — Мы знаем, что вы были с жертвой в «Крионик Старс», — Гаррус не стал тратить время на всяческие «где вы были такого-то во столько-то», с этим дрянным делом надо было кончать поскорее. — Рассказывай, ты пришил? — Нет! — «Кайден» испуганно дернулся и сделал пару шагов назад. — Нет, это не я! Клянусь, не я! — затараторил он, переводя полный ужаса взгляд с Гарруса на Хелен. Он заметил, что в ее сторону свидетель смотрит с немой мольбой и в то же время с каким-то отчаянным, лихорадочным подозрением, будто пытается что-то быстро оценить. Но что? Раздумывает, насколько она дура и можно ли ей вешать лапшу на гребень? Или насколько сердобольная и не выгорит ли дело лучше, если бухнуться на колени и начать пресмыкаться?       Гаррус скривился, отчего мандибулы щелкнули, и «Кайден» от этого звука резко перестал причитать и уставился на него, побледнев на пару тонов. Гаррус отнес это на счет своих клыков и продолжил. — Тогда кто? Рассказывай, как было дело, кто ее замочил, если не ты, и кто поставлял вам наркоту. Скажешь правду, может, решим все, не таща тебя в участок.              Свидетель застыл и, кажется, испугался еще сильнее. Перевел медленный взгляд на Хелен, вновь всматриваясь в ее лицо, как осторожная, насквозь пропитавшаяся страхом дичь всматривается в тени на поле, пытаясь разобраться: отбрасывает ли эту тень дерево или хищник, вот-вот готовый впиться в драгоценную шкурку когтями.  — Не переживайте так, — Хелен профессионально улыбнулась, идеально играя роль хорошего копа. — Все будет так, как говорит мой напарник: если будете вести себя правильно, вам не придется иметь дело с полицией. Полагаю, вы не хотели бы этого, учитывая, что это… — она обвела комнату взглядом, — повредит делу? — Я не знаю, к…кто ее убил, — запинаясь, промямлил он, затравленно озираясь. — Мы… мы встречались… время от времени… она… ну… ей нравилось это все… — он нервно дернул рукой, указывая на обстановку. — Это все она сделала, чтобы можно было воображать, как все было у них там, на «Нормандии». И… — Ближе, мать твою, к сути, — прорычал Гаррус, не желая представлять, как это могло бы быть на «Нормандии», если б настоящий Кайден не был бы таким непроходимым идиотом. — Мы встретились в баре «Загробная жизнь», — он назвал адрес, — заводской район, закрытое заведение, только для богатых любителей этого всего, — он снова кивнул на обстановку. — Мы всегда там встречаемся и какое-то время тусим… тусили. Наркотики нам продали там. В тот день дежурила азари Лиззель, не знаю, настоящее ли имя. Но не важно, они там все дурь продают — все бармены в смысле. Обычно после мы едем сюда, но в тот день она захотела… — он сглотнул, глядя на Хелен, но то и дело косясь на Гарруса, — сказала, что хочет… ну… представить, что мы на Омеге. Что я… то есть он… в смысле, Кайден Аленко был там вместо… — он не договорил, шумно сглотнув и облизнул потрескавшиеся губы.  — Ближе. К. Сути. — повторил Гаррус, позволяя своему голосу прозвучать так, что парень услышал в нем щелкающий звук, с которым снайперку снимают с предохранителя. Кайден Аленко не был на Омеге. Кайден Аленко, чтоб ему пропасть, строил карьеру. В другое время Гаррус бы подумал о том, что вряд ли разумно злиться на Кайдена лишь за то, что он оказался достаточно сильным, чтобы выдержать ее потерю и продолжить делать то, что и он, и она считали правильным и важным. В другое время. Не сегодня. — Мы какое-то время провели в «Крионик Старс». А потом туда пришла моя бывшая — Келси Джефферс. Она ненормальная. Агрессивная. Я испугался, что она кинется драться и поранит ее, а я потеряю клиентку. Или и вовсе убьет. И тогда меня убьет ее муж, когда узнает, где и с кем она была, — теперь парень не смотрел ни на кого из них и, кажется, это было верной тактикой, потому что его голос, хоть и стал подозрительно похож на пустой механический говор простенького ВИ, но звучал четко и без запинок. — Я вывел ее через заднюю дверь в переулок. Думал, уговорю возвращаться. Ну или перепихнемся по-быстрому и после этого уговорю. Ей не должно было там понравится. Обычно подобные переулки нравятся богатым женщинам только в кино, пока не почуют, как на самом деле воняют блевотина, моча и дохлые крысы. Но ей уже было все равно. Я не… — он сбился с речи, всего на секунду подняв глаза на Хелен и Гарруса, — я не видел, как он подошел. Стоял спиной к проулку. Клянусь, так и было. Я даже не услышал. Из бара доносилась музыка, она меня подгоняла и смеялась над тем, что я никак не могу расстегнуть чертов костюм… — голос стал ломким, и от подскочившего уровня страха у Гарруса запершило в горле. — Он схватил меня сзади и отшвырнул прям на камни. Я треснулся головой, перед глазами потемнело… да и вообще там было темно, — он умоляюще посмотрел на них, задержав взгляд на Гаррусе. — Клянусь, я ничего не видел. Я не знаю, кто ее убил! Я видел только силуэт и все. — Что за лажу ты нам втираешь? — Гаррус одной рукой сгреб парня за грудки и рванул на себя, попутно отмечая, что с настоящим Кайденом проделать это столь просто не вышло бы, даже если б чертов лицемер был без брони. — Какой еще к хренам «силуэт»? — Высокий, — захрипел «Кайден», — выше меня. И сильный.       Гаррус посмотрел на Хелен, молчаливо предлагая разделить его негодование: их свидетель, хоть и был отлично сложен и определенно хорош собой, но не мог похвастаться ростом, даже Хелен была совсем чуть-чуть ниже него. Ну а что касается силы — то и вовсе не о чем говорить, если Гаррус сумел сгрести его в охапку, как котенка, при том, что даже не носил усилители брони. — Ты же понимаешь, как это звучит? — поинтересовался Гаррус, всматриваясь в испуганные глаза «Кайдена». — Д…да, — невпопад закивал он. — Но я правда ничего не видел! Головой ударился, посмотрите, у меня там шишка до сих пор, я не вру. Все двоилось и плыло перед глазами. Я видел, как кто-то склонился к ней и взял за лицо… то ли всматриваясь, то ли как будто… как будто хотел поцеловать, низко-низко наклонился… а потом резко повернул голову и отпустил.  — Зачем же он оставил в живых тебя? — поинтересовался Гаррус, видя, как от ужаса у парня зрачки сжимаются до крошечных точек, и с неохотой признавая, что подобный ужас — это ужас жертвы, а не преступника, боящегося разоблачения. — Я не знаю… не знаю, не знаю, клянусь, я ничего не делал, и ничего не видел, — снова запричитал парень, и Гаррус с отвращением разжал руки.       Хью, кажется, так он представился, тут же осел на пол и подтянул колени к груди, как напуганный ребенок. Хелен присела рядом с ним на корточки и коснулась плеча, заворковав что-то успокаивающее и обнадеживающее про то, что ему теперь ничего не грозит, и если бы преступник хотел ему навредить, то сделал бы это еще тогда. Когда парень немного расслабился, она принялась задавать уточняющие вопросы, в тщетной надежде выдавить из этого труса хоть что-то еще.       Гаррус отошел к панорамному окну и постарался абстрагироваться от их голосов. Внутри было пусто и тихо. Как бы Хелен ни пыталась переформулировать вопросы, ему было уже понятно, что эта ниточка ведет в пустоту. Хью трус, но не лжец, и ничего полезного не видел. Гаррус побрезговал проверять, но был уверен, что, когда Хелен по-матерински заботливо касалась его головы, чтобы успокоить, она нащупала под волосами ту самую шишку. И в полицию этот мелкий засранец не сообщил потому, что муж богатенькой извращенки действительно может посчитать себя оскорбленным и пришибить то ничтожество, из-за которого стал рогоносцем. Все сходилось, но ничего не давало, кроме алиби для этого парня.       Разговор все продолжался. Из окна было видно, как на город наползает вечер, медленно и неумолимо заливая улицы и стены домов светящейся солнечной кровью. Еще один совершенно бесполезный, лишенный всякого смысла день заканчивался, чтобы уступить место следующему. Такому же. Гаррус провел ладонью по серой панели стены и понял, что она неправильная. Похожий материал, но все же — только похожий. Еще одна подделка. К тому же слишком гладкая. Тем, кто проектировал этот интерьер, было невдомек, как выглядела настоящая «Нормандия», сколько боевых шрамов и памятных отметин она несла в себе.       Тот вечер основательно удивил Гарруса. Сразу после ужина на его личную почту пришел набор координат в системе «Нормандии». Заинтригованный, он отправился по ним в трюм, и как только оказался на нужном месте, инструметрон снова пискнул, принимая новые координаты. Это повторилось еще четыре раза прежде, чем Гаррус остановился возле стенной панели, которая была совершенно ничем не примечательна… на первый взгляд. Но присмотревшись, он заметил на ней едва заметные царапины, складывающиеся в первую букву его имени, написанную турианским алфавитом.             Воровато оглядевшись и не веря, что делает это, Гаррус подцепил панель когтями и снял, заглядывая внутрь. В маленькой нише его ждал пластиковый контейнер, доверху наполненный декстро-рыбешками, которые обычно употреблялись под пиво, а также бутылка обозначенного напитка и карта памяти.              Вернувшись в отсек главной батареи, Гаррус подключил карту памяти, ожидая обнаружить на ней еще какое-нибудь послание, или музыку, или фильм… и там оказался фильм. Весьма специфического содержания и, возможно, позаимствованный с лучших полок джокеровой коллекции. Гаррус едва не поперхнулся, осознав, что видит, но… через несколько дней Шепард также получила на свой инструметрон ряд координат, а на памятной панели появилась вторая серия царапин, складывающихся в первую букву имени капитана. И доставшийся ей фильм был ничуть не хуже. Особенно в сочетании с плиткой горького шоколада.       Пальцы бесцельно водили по поверхности панели и не находили ни одной царапины, даже случайной. Идеальная, отполированная до блеска подделка, лишенная души и смысла. Как и все здесь. Пустая, жестокая в своей бездумности игра для тех, кто хочет вообразить себя героями, а на деле —всего лишь подделки, жалкие и полагающие свою поганую шкуру самым ценным сокровищем вселенной.       Гаррус посмотрел через плечо на Хью. Парень успокоился и теперь усиленно делал вид, что старается вспомнить что-то еще, хотя было очевидно, что вспоминать ему попросту нечего. «А ведь он мог что-то сделать, — отстраненно подумал Гаррус, — если бы так не трясся за свою жопу, а пошел в полицию сразу — след мог не успеть настолько остыть». Но Хью этого не сделал. Возможно, даже не подумал о такой возможности. Испугался ли он или вычеркнул любовницу из списка значимых в жизни факторов, как только она посмертно утратила платежеспособность? Вряд ли он бы ответил честно. Да Гаррусу и не нужен был ответ.       Коротко кивнув Хелен, он покинул квартиру.