Вечно семнадцать

Сейчас есть две проблемы: Князь, который отходит дольше всех и ощущение, что чего-то не хватает. Вот прям дико так не хватает, аж голова болит. — Мих, — вдруг позвал Саша. — Пошли за пивом сходим. — У меня денег нет. — Я заплачу. — Я не смогу долг вернуть. — Не надо никакого долга. — А Андрюха? — Он еще долго отходить будет. — Ну... Пошли! Если бы Андрей знал, что с ним так поступили, то неприменно бы обиделся. Но он этого не знал и поэтому обижаться было не на что. Да и по их приходу он еще будет валяться на полу и с кривой лыбой пытаться что-то сказать. К сожалению для Князя и к счастью для остальных, пивной ларек находился относительно близко к дому. Да и пиво там дешевое... Вкусное очень. Особенно светлое, нефильтрованное. Особенное, потому что настоящие трушные панки никакого другого пива не признают. По крайней мере, так был убежден Горшок. — Шур, — вдруг вздохнул Миха. — Я песню сочинил. — О, тема. Споешь? — Гитара нужна. — Да так пой. Дома с гитарой споёшь. — Да без гитары хуйня. — Как хочешь. Дальше за пивом шли молча. Говорить было нечего, впринципе. Если бы было чего, то они бы и не заткнулись вовсе. В ларьке орудовала добрая и всеми панками любимая теть Галя. Ладно, не всеми. Районными. Тетя Галя — человек, щедрая душа. Она может и лишний стакан просто так долить, и пакет дать, и о жизни пофилософствовать тоже может... Лучшая женщина. — Теть Галь, здрасьте! — орет Шурик, подходя к ближе. — Мы к вам за пивом! — Привет, Саш, — здоровается она и сразу же достает несколько пустых бутылок. — Как обычно? — Как обычно, — расплывается в улыбке Балунов. Женщина светло улыбается и поворачивается к кулерам, чтобы налить две бутылки пива. — Сашенька, ты мне книжку какую-нибудь завтра принеси и не плати ничего, хорошо? — Хорошо, теть Галь, спасибо вам огромное, — глаза Шуры так загорелись, что, казалось, сейчас сгорят к хренам.

***

Домой так же шли молча. Ну, если не считать несколько этажей мата, когда на Балунова чуть дерево не свалилось. Весело они живут. Когда зашли в квартиру, Андрей уже более-менее нормально себя чувствовал. Даже мог ходить и через силу разговаривать. Сидел на кухне и прям из пятилитровки хлебал воду. До сих пор остается загадкой, как в него столько влезло. Совсем крошечный ведь: не то, чтобы высокий, но и не низкий, худой, будто анорексик. И все это дополняют мягкие, пушистые волосы и мягкие черты лица. Прям ангел во плоти. — Андрюх, мы пива купили! — с порога кинул Мишка и, разувшись, прошел на кухню. — Сань, он живой, прикинь! — Да ну, — действительно удивился Балу. — Ахуеть. — он застыл на пороге и уставился на помятого Андрея. — Живой, — кое-как выдавил из себя Андрей. Саша к этому времени стал доставай стаканы, чтобы разлить пива. Князев как его увидел, сразу расцвел: Сашка сука крашеная с пивом — лучше зрелища быть не может, в чего-то состоянии. — Сашк, ты б знал, как я тебя люблю, — уже более уверено пробормотал Андрей. — Если встану — зацелую. — Без твоих поцелуев обойдусь. — Какой ты злой.. — наиграно обиделся Андрей. Миша же, стоял рядом и молча ревновал. Он сам пока не понял: Дюшу к Шурке, или Шуру к Дюше. А это важно! Злиться можно на обоих, но нужно понимать, на кого за что злиться. Иначе получиться неправильно. А так как у них и так все неправильно, допустить ещё одно неправильно просто нельзя. Нагло забрав у Балунова бутылку, Миха отпил прям из горла, сверкая злым взглядом в сторону растерявшегося Балу. — Мих, бля, я ж в стакан налил, че ты как маленький! — в ответ тишина, лишь тихое кряхтение Андрея и глотки пива. — Андрюх, че с ним? — Обиделся наверное. — На что ему обижаться-то? Как ребёнок, ей богу. — А ты давно в верующих заделался? — не сдержался Миха. — А ты давно разговаривать научился? И вообще, если ты на меня обиделся, хрен ли пиво пьёшь? Я его купил. — Ты его не купил, тебе его просто так дали. Тут Саше сказать было нечего. Нет, серьёзно, а что на это говорить? «Мы с ней трахаемся вот она мне его и дала»? «Вообще-то, за книгу!»? «Ты не понял, пиво я туда завожу»? «А что ты выебываешься тут, а?»? Последний вариант подходил больше всего, но ссориться с другом хотелось меньше всего. — На что обиделся-то? — Ни на что. — А если честно? — Стаканы у тебя хуевые.

***

Ушли от Саши они довольно скомкано, скорей просто свалили. Решили пойти к Горшку на хату, а потом гулять. То ли ему там нужно что-то было, то ли еще что. — Слушай, у нас же физра завтра первая, емае? — Первая, Миш. — Ну ее нахуй, а? Придешь ко мне, посидим, а ко второй придем. — Да без проблем. Легкий ветерок ласкал щеки, поправлял волосы так, как нужно ему самому. Летняя прохлада окутывала парней полностью. Было приятно идти по Набережной, просто гуляя, разговаривая обо всем и ни о чем одновременно. Вам семнадцать. Вы без памяти влюблены в друг друга и прекрасно осознаете, что это взаимно. Чтобы понимать друг друга вам не нужно слов: все ясно без них. — На автобусе или пешком? — А у нас деньги есть? Тут без вариантов. Прогуляются еще, что ж теперь. Зато вместе, рядом. Даже за руку держаться можно, никто слова не скажет, как минимум потому, что людей было не так много. Им не нужно было ничего, только быть рядом. Творить. Вместе. С этими смешными Андреевскими стишками и романтичными, но в то же время рокерскими мелодиями. До дома дошли на удивление быстро. За глупыми диалогами время летит быстро, коротает беспечную молодость. — Проходи, че ты встал-то, емае, — буркнул Миха на Князева. Тот снял конверсы и прошел в Горшеневскую спальню. Его, Михина кровать, и брата его, Лешки. По полу раскиданы какие-то листы, носки, футболки. А самое главное, что стопка исписаных тетрадей со стихами, что он отдал Горшку, аккуратной стопкой лежит на столе. Да он так свои наброски на мелодии не хранит! — Нашел, Андрюх! — Че нашел? — Прикинь, пятнадцать рублей! — Ахереть... Откуда? — В душе не ебу. — Тогда гитару еще возьми. — Ага. В это время Князев пошел на кухню. Хрен его знает, что нужно было, но пошел. Андрей открыл окно и стал что-то там рассматривать. Горшенев осторожно подошел сзади и сложил руки на чужие бедра, прижимая к себе. — Что такое? — Князь запрокинул голову назад и улыбнулся. — Ничего, — он улыбнулся в ответ. — Развернись. — Ага. Может, сразу штаны спустить и раком встать? — Дурак, емае. Князев повернулся лицом к другу и уставился в его красивые, цвета кофе, цыганские глаза. Горшенев, чуть поколебавшись, льнул к чужим губам, заставляя Андрея вздрогнуть. Юноша ответил не сразу, лишь потом понял, чего от него хотят и приоткрыл рот, позволяя чужому языку ласкать десна и облизывать белые зубы. Спустя некоторые минуты такой удовольствия Андрей замычал, не желая задохнуться. Миха отстранился и посмотрел на запыхавшегося Князя. — Люблю тебя. — И я. — Горшок утянул того в объятия. Это точно больше, чем дружба. Намного больше.