***
Когда их группа вышла из поезда, Малфой подал какой-то сигнал аврорам, и те ненадолго разошлись, выставляя их перед толпой взволнованного народа, рукоплескавшей на перроне. Гарри бы соврал, если бы сказал, что внимание ему ни капельки не льстило, однако поначалу он совершенно растерялся от множества взглядов, обращенных к ним с Джинни. Пестрая толпа капитолийцев растянулась по всей платформе, и, казалось, людей становилось только больше. Разнообразие причесок и одеяний сводило с ума, не давая глазу отдохнуть ни на секунду. Гарри доселе не представлял, что с волосами, телом и тканью вообще можно сотворить нечто подобное. Самым пугающим зрелищем, наверное, была женщина, стоявшая совсем близко к поезду, которая превратила каждый палец в длинный коготь. Сразу от кистей, без намека на фалангу, росли вытянутые, острые лезвия, которыми она чиркала друг о друга в попытке похлопать вместе с толпой. Вот ей бы на арене повезло точно больше, чем Гарри. Чем он заслужил такое восхищение и безумное поклонение? Неужели тем, что вызвался добровольцем? Или капитолийцы так встречали любого трибута? Благодаря всезнающему Северусу, Гарри, конечно, имел представление, что чем ближе к столице — тем радостнее и доброжелательнее люди относятся к Играм, но таким вниманием обычно удостаивались профи. «Отец» рассказывал, что в фанатичном Втором дистрикте трибутов могли приравнивать к святым, относились не просто с уважением, но слепым почитанием, поощряя любой каприз, и иногда даже спускали с рук очевидные нарушения. Самому оказаться этим околобожеством в чужих глазах Гарри совсем не понравилось. Некоторые люди ошалело тянули руки через толпу, словно надеясь потрогать их хотя бы за запястье, провести пальцами по скромной одежде, задеть волосы. Драко легонько толкнул его плечом, побуждая действовать, от чего Гарри вопросительно вскинул брови. — Ты забыл, что вы должны им понравиться? — быстро прошептал Малфой, заставляя закатить глаза и задуматься: «Да куда уж больше?». Джинни опередила любые его попытки понять, что нужно делать, и резво подбежала к толпе, сдерживаемой несколькими аврорами. Ее улыбчивое личико, очевидно, попало на парящие вокруг камеры, когда девочка с искренней благодарностью приняла цветок от какой-то растрогавшейся женщины. Вскоре цветы перестали умещаться в ее маленьких ручках. На удивление сообразительный Хагрид подхватил малышку на руки и поднял высоко над толпой, радостно заулюлюкавшей и приветствующей своего трибута. Джинни махала букетом изо всех сил, а пара лепестков опала от бутонов и запуталась в рыжих волосах. Девочка сияла и купалась в чужом обожании, совершенно точно имея на это право. По мнению Гарри, она заслуживала вообще всего на этом свете. Раздражающе громкая музыка, знаменующая их прибытие в Капитолий, грохотала где-то за поездом, — спасибо, что не прямо над головой, — но и ее оказалось недостаточно, чтобы перебить отдельные выкрики. — Никогда не видела, чтобы столько людей приветствовало Седьмой! — уловил Гарри чей-то голос из толпы. В голову закрался маленький виток надежды заполучить спонсора прямо здесь, на платформе. Поборов смущение, доводы чести и многое другое, он лучезарно улыбнулся и тоже подошел ближе к Джинни с Хагридом. Через несколько мгновений Гарри был осыпан цветами, поздравлениями и заверениями в победе от всех и каждого, кто сумел добраться до него, чтобы пожать руку. Люди тянулись ближе, сменяли один другого, и их лица терялись среди цветастого безумия одежд. Одна из настырных женщин в розовой мантии, напомнившая ядовитый олеандр, не сдержалась и, обхватив его лицо двумя руками, оставила смачный след золотой помады на мигом покрасневшей щеке. Прежде, чем Гарри успел вытереть поцелуй, Драко перехватил его запястье и тихо проговорил: — Женские поцелуи делают тебя желанным, оставь. Гарри неловко кивнул ему в ответ, мало привыкший к такой близости с кем-либо, кроме, может быть, Молли Уизли, которая по-матерински целовала его в обе щеки при встрече. Что-то в шумящей толпе резко привлекло его внимание — красное, блестящее, выделяющееся даже на фоне самых неестественно ярких цветов. В голове вновь зашумело, как несколькими минутами ранее, когда он только вышел из поезда. Казалось, что-то против воли утягивает его разум в желанную тишину, будто успокаивая, заставляя расслабиться и сдаться нарастающему теплу в груди. Ощущение приятное ровно настолько, насколько тревожащее. На секунду Гарри снова очутился на лесной поляне, где тишина разбавлялась дуновениями ветра, убаюкивающим пением птиц и шумом далекой горной реки. Его мысли блуждали дальше, оказавшись внутри Норы, тихой в обеденные часы… Занятая вязанием женщина приглядывала за тремя подростками, скрипящими перьями по пергаменту… Голод, ожидание, скромный ужин, разделенный между всеми поровну… То были драгоценные, немного болезненные воспоминания, которые он клялся пронести в сердце до самого конца. Гарри резко отбросил эти образы, когда увидел, что Джинни почти пропала в толпе, полностью поглощенная и ни капли не смущенная оказанным вниманием. Он сразу окликнул девочку, хватая ее маленькую ручку. Но девочка уже и сама остановилась и теперь потирала лоб, словно столкнувшись с кем-то. Гарри, не поднимая взгляда, подтащил малышку ближе к себе. — Прошу прощения, она увлеклась, — попытался оправдаться Гарри, предполагая, что имеет дело с одним из авроров, удерживающим толпу по периметру. В него впились испытующие темные глаза. Гарри снова выпал из реальности, и сотня мыслей пробежала у него в голове за секунду. Он почувствовал легкую тошноту, прежде чем понял, что в его сознании деликатно копались, изучали, стараясь вытянуть намерения, эмоции, скрытые за натянутой для камер улыбкой. Гарри поспешил опустить взгляд — для него это был единственный способ избежать невербальной легилименции, за что его всегда корил Северус, называя уязвимым и чересчур эмоциональным. Сердце колотилось так сильно, что он чувствовал его везде: в шее, пятках, оно пульсировало даже в запястье, сжимающем плечо Джинни. Внезапно Гарри совершенно ясно ощутил разницу в уровне волшебства между Дистриктами и Капитолием. Даже авроры в Седьмом не могли так легко залезть ему в голову, проникнуть за слой поверхностных мыслей, словно мужчине ничего не стоило раздвинуть границы извилин в чужом мозгу. Неужели профи тоже будут такими искусными? Пробудившийся инстинкт самосохранения кричал: «Беги!», но тело замерло, неспособное подчиниться. Холодная улыбка скользнула по губам, на которые Гарри смотрел, избегая атаки. — У тебя след от помады, вот здесь, — внезапно произнес мужчина, указав длинным бледным пальцем на щеку. Гарри без раздумий, словно по приказу, стер золотую помаду, забыв о словах Драко, и снова поднял взгляд. Впереди была только празднующая и радостная толпа. Джинни вопросительно смотрела на него снизу вверх. С трудом подавив тошноту, Гарри улыбнулся ей, надеясь, что улыбка не выдала его настоящих чувств.***
Дорога к медицинскому центру оглушала не только разнообразным шумом, но и запахами, которые ощущались острее, благодаря чистому воздуху Капитолия. Еще бы, здесь не было шахтерского смога, воняющих канализаций и прочих смрадных ароматов, преследующих Дистрикт-7 тут и там. Проехав мимо булочной, хоть и сытый после завтрака Гарри все равно мечтательно повел носом — так маняще и соблазнительно оттуда пахло. Очевидно, помимо праздной жизни и сплошного веселья у властей Капитолия в арсенале имелся еще один инструмент влияния — вкусная еда в избытке. Наверное, о такой жизни и мечтали некоторые добровольцы, безропотно соглашающиеся участвовать и убивать в Играх на потеху публике. И как удобно! Тех, кто ничего этого не знал и не жаждал, можно было уговорить за четырнадцать дней до старта, предлагая сытные блюда, наряжая в красивую одежду, окружая почти искренней заботой. Сложно пробудить желание жизни в тех, кто обездолен и потух уже к своим подростковым годам из-за тяжелых будней в Дистриктах. Но Капитолий распалял, подогревал чувства и завлекал, фальшиво обещая все на свете — стоит только начать убивать. Наверное, именно об этом отчасти и говорил Драко — некоторые обещали не проливать кровь, но все равно нарушали клятву, погнавшись за надеждой выиграть жизнь мечты. К счастью, по опыту отца, Гарри знал, что даже победа не гарантирует счастья. Поэтому, несмотря на яркие впечатления, его разум отвечал скепсисом, напоминая о зверской цене за каждый сантиметр Капитолия. Медицинский центр встретил их неожиданной прохладой, резко нахлынувшей на согретую летним солнцем кожу. Стоило переступить порог, как все запахи и звуки пропали, уступив стерильной чистоте и редкому шелесту бумаг на стойке регистрации. Невероятный контраст с происходящим снаружи — все внутри центра было бесцветным, холодным и белым. Малфой с ними не пошел, предоставив обоих трибутов в распоряжение худой, высокой женщине с короткими черными волосами — единственному хотя бы немного выделяющемуся пятну на фоне блеклого приемного зала. Все в ней было похоже на грубый кусок стекла с острыми краями. Казалось бы, обычная внешность, но неестественная худощавость и приклеенная к лицу улыбка выдавали в ней что-то глубоко перекроенное, измененное с помощью ножа, иглы и изрядной доли магии. Страшнее всего выглядели глаза, такие блестящие и неживые. Гарри точно знал — постучишь по ним и услышишь звон. Улыбка женщины растянулась шире, когда Джинни спряталась за парнем, в попытке избежать пристального взгляда. — Ну, не бойся, это… — она действительно постучала ногтем по одному из своих глазных яблок, заслужив шокированный девичий вздох, — нужно для того, чтобы я могла тебя лучше разглядеть. Изнутри, так сказать. Женщина жутковато рассмеялась, прежде чем повести их внутрь по пустым, противно чистым коридорам. Джинни все это время угрюмо таращилась ей вслед, обнимая Гарри за руку и прижав острые маленькие ноготки к его коже. Не больно, конечно, можно потерпеть. Когда сотрудница отдалилась на приличное расстояние, гулко цокая высокими каблуками по плитке, малышка тихо прошептала: — Не оставляй меня с ней… Гарри, она какая-то совсем жуткая. Он был согласен, как никогда. Несмотря на очевидный протест, их все же разделили, причем так, что Джинни, в итоге, все же осталась со стеклянной леди наедине, отчего Гарри теперь нервничал. Трибутов развели по двум разным комнатам, находящимся напротив, и предоставили колдомедикам. Гарри досталась вполне приятная на вид женщина по имени Герсилия, слегка полноватая, кудрявая и светленькая, с доброй улыбкой — прямо полная противоположность той брюнетке. Он почти успел расслабиться, пока медведьма монотонно водила палочкой по воздуху, накладывая разнообразные чары, стараясь не упустить ни одной части его тела. Перо громко скрипело по бумаге, записывая за хозяйкой незнакомые слова. Герсилия казалась немного неуверенной, и, судя по надписи на бейдже, являлась младшим сотрудником. Несмотря на это, ее движения были отточенными, плавными, и она, очевидно, не стеснялась голого пациента. Гарри вопросительно посмотрел Герсилии в глаза, когда она чуть ткнула палочкой его живот, проследив тонкую линию темных волос до паха. — Не годится! — резво заключила Герсилия. — С меня три шкуры спустят, если я не подготовлю тебя к параду должным образом. Капитолий, видимо, не оставлял за собой ничего святого, в том числе, и волос на теле. После пройденных процедур кожа странно поскрипывала, выглядела на тон светлее и наверняка могла посоперничать своей стерильностью со всем медицинским центром. Гарри впервые ощутил, что ему неуютно в собственном теле. Даже привычное белье как-то грубо впивалось, раздражало и ощущалось слишком жестким. Лишняя чувствительность пугала и отвлекала. К счастью, ощущения немного притупились, когда запахло чем-то лекарственным, травянистым, вроде центеллы, используемой аптекарями для снятия раздражения. Джинни встретила Гарри на выходе с удивительно довольным личиком. После посещения процедурного кабинета ее волосы завились — видимо, от влаги — и лежали на плечах густым рыжим пламенем. — А Грация совсем ничего! Зря я ее боялась, она мне вон, как волосы уложила! — девочка покружилась на месте, создавая огненное кольцо. — А еще сказала, что придет на парад посмотреть на нас! И как эта девочка так легко заводила друзей, даже если они были столь пугающими?***
Гарри вновь стоял голым, но в этот раз по пояс, перед оценивающими взглядами незнакомых, странно выглядящих людей, пока волшебная рулетка снимала мерки со всех очевидных и неочевидных мест. Обычно у него не было проблем с собственным телом, но когда на тебя смотрят, словно ты какой-то объект, второй раз за день, хочется прикрыться и сказать громкое: «Ну, хватит уже!». Он мог только порадоваться, что Джинни выдали простое платьишко телесного цвета. Гилдерой Локхарт оказался мужчиной с чересчур светлыми волосами и такой же чрезмерной улыбкой, неуютно широкой, будто вырезанной у него на щеках. Но, возможно, дело было в помаде — Гарри не хотел подходить ближе и рассматривать чужое лицо: мало ли, сколько замазанных косметикой морщин получится насчитать. Поэтому он так и остался стоять посреди комнаты, забитой мотками ткани, лекалами и волшебными швейными принадлежностями, надеясь, что эта пытка скоро закончится. — Я думаю добавить немного языков пламени и крылья. Они едут последними, так что шлейф из летящих огненных перьев с искрами будет очень эффектно смотреться! — восторженно лепетал Локхарт, указывая палочкой то на Джинни, то на зависшие перед ним эскизы. Драко только согласно кивал. — Да, феникс — это хорошая идея. Только пламя должно быть немного темнее, знаешь, чтобы придать угрозы, — задумчиво добавил он. — Хорошая идея! — Локхарт внес еще пару правок и, дождавшись кивка Малфоя, передал копию подчиненным за своей спиной. Те сразу же оживились и замахали палочками. Маленький манекен, один в один похожий на Джинни, тут же облепили образцы красной ткани, а несколько волшебников устремились в другие комнаты, наверное, за более специфичной фурнитурой. Теперь, когда с Джинни было покончено, взгляды двух капитолийцев вернулись к нему. — Я думал создать им парные образы, но не совсем одинаковые. Одинаковость — это так скучно! Так что я размышлял над чем-то древесным, вроде птичьего гнезда. Разумеется, мы не наденем на него гнездо, но я черпал вдохновение из моей позапрошлой лесной коллекции. Мы могли бы добавить немного торчащих веток к ключицам, а остальные изогнуть вдоль ребер, чтобы они немного напоминали скелет, — Локхарт вытащил несколько новых рисунков, все еще держа их так, чтобы Гарри не смог взглянуть ни на один. — Я боялся, что мальчик под одеждой окажется совсем уж тощим, но ты только посмотри, какой тут простор для творчества! Так что я убрал нижнюю ткань и доработал образ юбкой. Драко согласно кивал, но довольным не выглядел. Оставалось надеяться, что Малфой аккуратно отвергнет дизайн Локхарта, потому что у Гарри, очевидно, нет права решать, как он будет выглядеть. — Это неплохо, но не для Эванса, — в конце концов, ответил Драко и достал собственный планшет, протягивая его Локхарту. — Я думал о чем-то похожем на эти варианты. Конечно, у него неплохие ноги, но для штанов лучше выбрать плотную ткань, чтобы добавить массивности. Пусть немного скучновато, но у нас уже есть горящий феникс, так что более простой костюм должен немного уравновесить общий вид. Что думаешь? В этот раз уже Локхарту пришлось согласно кивать. Он быстро двигал над бумагой каким-то магическим аналогом карандаша. — Сатин? Нет, шелк. И немного больше блеска… Возможно, мокрый шелк? Думаю, вместо ровного шва мы добавим градиент, — забубнил себе под нос дизайнер. Внезапно льдисто-голубые глаза впились в Гарри, отчего мороз пошел по коже. — Нет, руки спрячем. И еще нужны перчатки, — отчеканил он, как приговор. Драко, которому тот протянул финальный эскиз, удовлетворённо кивнул. Когда помощники получили новые указания, ткани, что они выбирали, были куда мрачнее, и Гарри невольно поежился. — А теперь кыш! — прикрикнул Локхарт, хлопнув в ладоши так внезапно, что Гарри едва не подскочил на месте. — Жду вас на подгонку через три часа и на финальную примерку еще через час. У меня впереди много работы. Драко только покладисто кивнул и поманил трибутов к выходу. К счастью, рубашка Гарри еще не успела затеряться в хаосе мастерской, и он смог вытянуть ее из-под толщи красных перьев. Быстро натянув рубашку через горло, Гарри двинулся к выходу, от души надеясь, что на сегодня пытки закончены. — Куда сейчас? — спросил он Драко. — В башню трибутов… — ответил блондин и вздохнул, словно что-то причиняло ему сильную боль. — Во время Игр безопасность в Капитолии усиливают в разы, так что вместо трансгрессии придётся добираться туда по воздуху. Я уже распорядился, и скоро прибудет наш кэб. Пока Драко говорил, авроры, с которыми они ехали в поезде, с двух сторон окружили его и Джинни, всем видом говоря, что пытаться сбежать бессмысленно. Ну, Гарри и не сомневался в собственном неуспехе в случае попытки. Он легонько потрепал Джинни за волосы, рассеянно мечтая о минутке отдыха, когда прямо с неба на них спикировала пятерка белоснежных пегасов, тянущих возмутительно роскошную карету. — Сильно не привыкайте, — протянул Драко с самодовольной улыбкой.***
Вот она — стеклянная башня, верхушку которой Гарри не разглядел из поезда. Все, что касалось Игр в Капитолии, было либо стеклянным, либо белым. И не нужно быть гением, чтобы понять довольно очевидную метафору. Капитолийцы действительно видели в этой ежегодной экзекуции символ очищения, и каким бы улыбчивым, добреньким не выглядел каждый встречный — это не забывалось. Для граждан столицы они были частью массовой культуры, причем той единственной, что не подвергалась никакой цензуре. Поезд теперь казался почти аскетичным по сравнению с апартаментами, в которых трибуты доживали свои последние четырнадцать дней. Все внутри пропиталось сложной магией, упрощающей жизнь или превращающей само здание в интерактивное искусство. Начиная от странного подъемного механизма, уносящего их на самый верх, где располагались комнаты Седьмого, и заканчивая множеством защитных заклинаний, сохраняющих живую флору, украшающую некоторые залы и коридоры. Когда они сделали небольшую остановку, Гарри успел разглядеть приемный зал Дистрикта-5, обвитую толстыми лозами, простирающимися через всю видимую часть этажа. Их апартаменты тоже отличались своей тематикой: обе стены на выходе из лифта напоминали россыпь углей, по которым Джинни, поддавшись любопытству, провела рукой. Те тут же дрогнули и заалели рябью по всей поверхности, отдаваясь жарким, красноватым отблеском. Зрелищем залюбовался даже Малфой, который всюду следовал за трибутами, как настоящая наседка, удивительно серьезно относящийся к своей работе. «Втянулся, видимо», — подумал про себя Гарри. Спальни всем выделили отдельные, но парень даже не сомневался, что Уизли все равно прибежит спать в обнимку, притворившись, что заснула, пока ее волосы ласково поглаживают. Гарри и не был против. На огромной кровати оставалось достаточно места, чтобы это не казалось проблемой. Он точно не собирался бросать Джинни одну, когда та столь отчаянно в нем нуждалась. На прикроватной тумбочке стояли четырнадцать знакомых голубоватых зелий для крепкого сна, чтобы избавить трибутов от кошмаров предвкушаемого ужаса арены. Как заботливо с их стороны. Помимо нескромной душевой, что была в Хогвартс-экспрессе, здесь имелась еще и огромная ванна, стоящая посреди обитой темно-зеленой плиткой комнаты. Нет, Гарри определенно не нравилась вся эта вычурность… Но чтобы снять с тела нагрузку для грядущих тренировок, можно же? Кажется, Джинни была того же мнения. Она с живым интересом рассматривала каждую склянку с непонятными средствами для тела, тыкала во всевозможные механизмы и краники. Гарри всю жизнь использовал только мыло и некоторые аптечные мази по нужде, так что три разных жижицы для волос ему показались излишеством. Зато Драко с огромным энтузиазмом показывал малышке для чего требуется каждая скляночка, попутно рассказывая, почему эти средства просто необходимы юной леди. Хагрида они встретили только к обеду. Он, как и всегда, чуть не сбил какую-то вазу при входе в столовую, не рассчитав своих габаритов, и грузно уселся рядом с Джинни, непрекращающей рассказывать про Грацию с ее удивительными стеклянными глазами. Драко, конечно же, укоризненно пожурил их обоих за то, что они решили набить желудок перед парадом. — Нам так все костюмы придется перешивать! Особенно твой, Эванс, — ехидно улыбаясь, говорил он. Почему именно его — Гарри не знал, но до примерки оставалось не так много времени.***
Костюм, пошитый Локхартом, сидел отлично, и Гарри вынужден был признать, что дизайнер свое дело знал. Проблема заключалась в том, что штаны, не отличавшиеся свободой при первой примерке, сейчас сидели на нем, как вторая кожа, и он подозревал, что так изначально и планировалось. У Гарри не было времени спорить, ведь он пытался откреститься от того, что ему выдали в качестве рубашки. Очень мягкая блестящая черная ткань свободно стекала по рукам, но, не доходя до кистей, превращалась в более плотные перчатки. Эта часть Гарри нравилась. Однако, начиная с груди, ткань становилась все прозрачнее, пока для того, чтобы ее заметить, не пришлось прилагать усилия. Почему-то сам факт того, что подходящие близко люди при большом желании могли разглядеть его соски и четко видели нижнюю часть торса, казалось более смущающим, чем если бы ему вообще не давали рубашку. Гарри потратил на этот вопрос так много сил, что теперь у него уже не осталось желания спорить с двумя визажистами, что-то выводящими у него на лице. Тонкие кусочки стекла, которые здесь назывались линзами, заставляли глаза немного слезиться, из-за чего приходилось по несколько раз обновлять слои подводки. Оставалось радоваться, что Джинни выглядела прелестно, и, слава богу, абсолютно пристойно. Красивое красное платье с огненными крылышками создало из нее настоящую волшебную птичку. И хотя по просьбе Драко пламя сделали темнее, это ни капельки не сказалось на солнечном впечатлении, которое девочка производила на окружающих — занимающаяся ею визажистка тихонько ворковала и хихикала, между делом приклеивая Джинни на лицо маленькие перышки. Малышка снова заводила знакомства. Гарри бы стоило у нее поучиться. Огромное помещение, в котором они находились, пестрило трибутами и их окружением. Гарри готов был поклясться, что видел человека, загримированного точь-в-точь под Вампуса, и очень красивую девушку азиатской внешности в прямом узком платье, на ткани которого будто распустились живые цветы. Начали пригонять колесницы. Гарри легко узнал ту, что предназначалась Дистрикту-7. В Капитолии белый считался символом чистоты крови, поэтому колесница Первого была лишь на пару оттенков темнее белоснежного. Колесница Второго не слишком отличалась, оказавшись чуть серее своей предшественницы. Обе они были запряжены белоснежными единорогами. Дальше различия становились значительнее, как в оттенках, — от светло-серого до черного — так и в формах животных, которые эти колесницы тянули: пегасы, гиппогрифы, лумны, шестиногие кони и, конечно, фестралы. Неудивительно, что колесницу Дистрикта-7 часто называли траурной, а отсутствие победителей только укрепляло веру в зловещее предзнаменование. К счастью, цвет совершенно не влиял на удобство, и Гарри легко запрыгнул внутрь и помог забраться Джинни. Перед ними стояла не особо рослая и не особо удачливая пара из Шестого — даже познаний Гарри хватало для понимания, что надевать на трибута голову быка, закрывающую лицо, — очень плохая идея. Возможно, это должно было подогреть интерес, но, прислушавшись к себе, Гарри понял, что ему не интересно. Он не хотел видеть ни лиц других трибутов, ни знать их имена, ни заводить дружбу, надеясь на союз. Оглушительно заиграла музыка, и маг, стоявший у начала колонны, начал давать обратный отсчет. Затем, со взмахом его палочки двинулась первая колесница. Потом вторая, третья, пока Гарри не почувствовал толчок под ногами. Под оглушительный рев они выехали к ликующей толпе Капитолия. Гарри много раз видел парад по телевизору, и это совсем не одно и то же, что быть его участником. Площадь перед ними казалась слишком огромной, заставляя чувствовать себя неуютно посреди обширного открытого пространства. Сверху летели цветы, игрушки, а кто-то из пестрой толпы запустил такой же пестрый салют, взрыв которого полностью потонул в оглушительном шуме. Джинни подняла руку и попыталась помахать туда, откуда в ее сторону прилетел большой медведь, но с ростом девчушки это смотрелось довольно комично. Не раздумывая ни секунды, Гарри поднял ее с места, сажая к себе на бедро и придерживая рукой — другой он махал толпе, которая взорвалась ликованием. Долго он так не продержится. К счастью, парады обычно очень короткие. Магический огонь с крыльев Джинни щекотал его спину, но эффектное зрелище, которое они создавали на экранах, стоило таких незначительных неудобств. В самом конце их пути, на достаточном возвышении была размещена округлая трибуна. Многие годы Гарри видел только верхнюю ее часть, транслируемую через экраны Дистрикта-7. В жизни она оказалась куда выше и внушительнее. Белый, без единого изъяна, камень обвивала огромная серебряная змея. Ее голова лежала ровно по центру, сверкая маленькими рубиновыми глазками на все вокруг. Музыка стихла, а камеры замерли вокруг трибуны в ожидании главной фигуры Новой Британии. Темный Лорд медленно поднимался в беспрекословной тишине, которую не смел нарушить даже самый дальний ряд празднующих и ликующих капитолийцев. Казалось, стоило Гарри неосторожно вдохнуть, и он нарушит тысячу правил, за что его отведут на эшафот уже к вечеру. Волдеморт элегантно держал палочку в руках, касаясь кончиком открытой ладони, и был удивительно… прекрасен? Нет, дело вовсе не в лице без намека на человечность — в конце концов, у создателя Игр ее и не могло быть, — и даже не в бледной, почти светящейся коже. Внимание привлекали глаза. Цепкие, благородного алого оттенка, вызывающие глубинный трепет — точно такие же, как множество сияющих мелких камней, спускающихся каскадом по его белоснежной мантии, словно нити кровавых осколков. Бесконечно похожие на кровь, и Гарри знал, что эта метафора не так уж далека от реальности. Он прекрасно понимал, откуда в Капитолии берется каждый рубин: шахтеры, обливаясь потом, добывали их и другие драгоценные камни в самых небезопасных и глубоких шахтах Дистрикта-7, рискуя погибнуть под обвалом. И сейчас сотня красных капелек украшала одеяния Темного Лорда, заставляя задуматься, знал ли он, что несет ответственность за страдания множества сгинувших в подземельях людей. О, наверняка знал. И это было так поразительно ужасно, что Гарри не мог отвести от мужчины взгляд. — Ведьмы и волшебники Капитолия, — голос Волдеморта оказался спокойным и мягким, почти певучим, но режущим слух, словно он использовал не привычные чары, а что-то более глубокое, заставляющее воспринимать его речь не ухом, а сразу разумом. — Сегодня мы радушно приветствуем наших трибутов в столице Новой Британии. На несколько секунд, словно по приказу невидимого кукловода, вся площадь ожила синхронными аплодисментами. Когда Гарри досчитал до двадцати, рука Темного Лорда поднялась к небу, и толпа вновь затихла. — Мы отдаем честь вашей доблести в первый день августа, — его бледные губы растянулись в улыбке, которая, принимая во внимание произнесенные слова, казалась саркастичной. — Да будет ваша отвага непоколебима, а жертва которую вы приносите — не забыта. Впервые за выступление Темный Лорд взмахнул палочкой, и жаровня за колесницей Дистрикта-1 озарилась ярким пламенем, а подлетевшие камеры крупным планом транслировали сверкающие улыбками лица двух молодых трибутов. Парень и девушка взялись за руки, кланяясь и приседая в легком реверансе. Мягкость между ними ничем не выдавала намерения убить друг друга через две недели. Огни зажигались друг за другом, а трибуты кланялись камерам и всей стране, наблюдающей за ними в эту минуту. С сочувствием Гарри отмечал на лицах некоторых детей и подростков красную припухлость и даже слезы. Самые отчаянные, вроде ребят из Дистрикта-2, отважились громко завопить, привлекая к себе внимание камер на полминуты дольше. Драко предупреждал об этом этапе, и они с Джинни были готовы. Пламя подбиралось все ближе, медленно сливаясь с горящим фениксом в его руках. Когда за их спиной разгорелся пожар, Гарри поднял девочку вверх, чтобы та грациозно отсалютовала толпе, вызывая бурную реакцию среди яркой массы каптолийцев. Казалось, даже с ближних к постаменту рядов послышались тихие хлопки. Прежде, чем камеры успели их покинуть, Гарри притянул Джинни ближе и осторожно поцеловал в макушку, вызвав поразительно громкий вздох у всей публики. Все сработало ровно так, как и предсказывал Малфой. С фальшивыми улыбками, полными признательности, они оба поклонились. Почему-то захотелось поднять взгляд и посмотреть на возвышение, где стоял человек, забрызганный кровавыми камнями, облаченный в белоснежный наряд. Волдеморт не удостоил их вниманием, как и других трибутов. Именующий себя Спасителем магического мира смотрел далеко вперед, окидывая взглядом все и вся, с удовлетворением владея установившейся по его прихоти тишиной. — Семьдесят седьмые Голодные Игры объявляются открытыми! — промолвил он, и земля под ними завибрировала от грохочущей аплодисментами толпы.