ID работы: 14490448

Фавн

Слэш
NC-17
Завершён
14
Горячая работа! 4
автор
Размер:
248 страниц, 44 части
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
14 Нравится 4 Отзывы 1 В сборник Скачать

Часть 3

Настройки текста
      Филипп              О том, что у них до безобразия старый телевизор, Филиппу сообщил его соседский приятель, с которым до этой минуты они особо-то и не были знакомы, так, виделись иногда во дворе. Но сегодня утром соседка попросила родителей Филиппа приглядеть за ее сыном, Мишей, и когда мама ответила согласием, то соседка по-хозяйски впихнула своего плотного, мясистого Мишу в их квартиру.       Филипп тем временем прятался у себя в комнате, сердце у него бешено колотилось сразу по двум причинам. Во-первых, ему никогда не нравился этот Миша, жуткий семилетний тип, хоть и ровесник Филиппа, но выше его на целых две головы. Во-вторых, Филипп тоже не нравился Мише, и последний свою неприязнь проявлял открыто. «Ты че зыришь? Щас в трусы напузыришь!» — сказал он как-то Филиппу, мерзко шмыгая заложенным носом и втягивая вечные сопли обратно в себя.       Едва за соседкой захлопнулась входная дверь, как мама позвала Филиппа. Сынок, тут Миша пришел, выходи! И сердце Филиппа ухнуло куда-то вниз, даже не к ногам, а еще ниже и глубже. Потной ладошкой он пригладил растрепанные волосы на голове, подтянул короткие штанишки и смелой (разумеется, по его мнению) походкой вышел навстречу Мише. Тот, привалившись к дверному проему, держался мрачной фигурой, большая голова на короткой шее, упитанные кулаки в карманах, такой маленький бычок, готовый пободаться с первым встречным. Миша привычно и звучно втянул свои сопли, а Филипп судорожно сглотнул.       Давай, сынок, покажи Мише игрушки! — ласково сказала мама, подталкивая мальчиков друг к другу.       Они уселись на полу в гостиной, на небольшом коврике с мягким ворсом, по которому Филипп сразу же любовно провел ладонью, ему нравилось это мягкое и теплое ощущение шерсти под пальцами, как будто ласковый котенок, которого никогда не разрешат родители. Миша тоже запустил свои пальцы в ворс, но не для того, чтобы насладиться уютным чувством, а чтобы вытереть свои сопливые пальцы, и весь ужас от этого движения отвратительной ревностью отобразился на лице маленького Филиппа, ревность к ковру и коту, которого теперь уже никогда не будет в его судьбе.       Он следил за тем, как Миша собственническим жестом пододвинул к себе его игрушки, тяжеленькую коробку, доверху набитую всяким детским хламом, от пластмассовых солдатиков и машинок до плюшевых медвежат и зайцев. У Филиппа душа не лежала ни к машинкам, ни к солдатикам с их крохотными автоматиками; все эти игры, типа войнушки, стрелялок и догонялок, приводили его в странное состояние, подобно ступору, из которого он никак не мог выбраться, стоял ни дать ни взять статуя во дворе, пока остальные ребята с дикими воплями носились друг за дружкой, чтобы навалять кому-нибудь зубастой палкой. Галдящей сворой они проносились мимо Филиппа, туда-сюда, и он лишь провожал их бессмысленным, отсутствующим взглядом, ища в себе хоть одно-единственное, маленькое желаньице присоединиться к ним, стать точно таким же грязным, несносным, горластым, грубым мальчишкой, за которым в конце концов не приходит мама. Солнышко, не расстраивайся, говорила она, вкладывая его ладошку в свою, как будто прятала его всего, от пяток до макушки, от целого мира, ничего страшного, если в этот раз не получилось ни с кем подружиться, то получится в другой. И Филипп, как обычно помалкивая, впитывал в себя мамины слова и слабо допускал смутную мысль-вопрос, а желает ли он на самом деле того самого, другого случая, или же ему неплохо вот так, рядом с мамой?       Порывшись в коробке, Миша выбрал крупную машину, ярко зеленую, как сочная майская зелень после проливных освежающих дождей. Подержал ее в своих ладонях, оценивая тяжесть добычи, неплохо-неплохо, швырнув ее на пол, принялся играть, озадаченно вжикая и пуская ртом крепко взбитые пенистые слюни, не обращая ни малейшего внимания на хозяина машины. Только сейчас Филиппу стало интересно, отчего же Миша не принес с собой собственные игрушки? Наверняка не желал делиться ими с противным маменькиным сынком, каким считал Филиппа.              Близился обед, а дружбы между ними ни в одном глазу. Утомленный разнообразием игрушек Миша вялой массой распластался на коврике, казалось, он уже тоскливо посапывал, чтобы хоть с какой-то пользой скоротать остаток дня. А тем временем Филипп, по-прежнему сидевший в одной и той же позе, обняв худыми руками острые коленки, поднял глаза на противоположную сторону, прямиком на настенные часы. Все как мама учила, большая стрелка на самом верху — двенадцать, значит, а маленькая опередила большую всего на одно деление — час, значит. Итого: час дня. Потихоньку он поднялся на ноги и прошел в угол гостиной, где на низенькой тумбочке ютился телевизор.       Это че, у вас телек такой? — раздался возбужденный возглас Миши за спиной.       Короткий утвердительный кивок, хоть вопрос Филиппу и показался сущей странностью: телевизор как телевизор, неужели сразу не ясно?       А пульт где?       И Миша, подобно любопытной собаке-ищейке, принялся ходить вокруг да около телевизора, обнюхивать его со всех сторон, пульт-то где? как включается эта штуковина, елки-палки?       Под напряженные Мишины мыслительные процессы Филипп надавил на кнопку на панели, которая тут же загорелась темно-красным, как догорающий уголек в темноте, отдающий последний жар, а экран явил картинку, и Филипп в который раз вздрогнул от восторга, это же надо, какое чудо — этот телевизор!       ЧЕРНО-БЕЛЫЙ??!       То ли с удивлением, то ли с недоумением все втроем они таращились друг на друга: Миша на Филиппа, Филипп на Мишу, а Ален Делон в роли Зорро на них обоих.       И Миша застыл с открытым ртом, когда Зорро, этот дядька в маске и шляпе, затеял такую заваруху, господи помилуй! Телом он вытворял удивительные акробатические чудеса, отчего Мишина челюсть с редеющими молочными зубами опускалась все ниже и ниже, он прыгал, взмывался вверх как столп золотистой в июньский полдень пыли, шпагой ранил в руку одного, второго ранил в ногу, увернулся от встречного удара, ай да Зорро, ай да герой!       Но неожиданно картинка сменилась, так неожиданно, что Миша и глазом моргнуть не успел. Вдруг вместо первоклассной драки появилась какая-то возня, какая-то музыка, нудная и монотонная, отчего хотелось выть ему самому.       Эй! Куда все подевалось? — спросил Миша, ударив кулаком по теплому бочку телевизора. Где фильм-то? Фильм-то где?       На что Филипп лишь пожал плечиками, с любовью и лаской поглядывая на черно-белый экран, где люди в интересных и странных, таких не похожих на сегодняшние, одеждах танцевали странные танцы. Их ноги и руки казались Филиппу чем-то поистине божественным, та легкость и грациозность, с которыми они как бабочки порхали с одного дивного цветка на другой, с одного конца сцены на другой. Ну какой Зорро, подумать только, мог сравниться с танцующими под чарующую музыку людьми?       Ты, что ли, переключил? — в Мишином вопросе зазвенели угрожающие нотки.       Филипп кивнул и примкнул к экрану всем телом, будто обнял его, всех и сразу, сцену и танцовщиков, музыку и музыкантов. «Не подходи близко к экрану! — говорили его родители. — Испортишь зрение!» Но какая сейчас разница? Он вжался в нагретый, чуть-чуть гудящий телевизор, прижался щекой, ощущая, как магнитятся волосы на голове, тянутся вместе с ним туда, за черно-белое стекло, вот бы перелезть, перемахнуть через грань, оказаться там, вместе с танцовщиками…       А ну переключи обратно!       Миша хватанул его за рубашку цепкими пальцами, натянул тонкую ткань. В глазах блеснула угроза, но Филипп не отступил, не испугался, хотя кого обманывать — испугался, конечно, спиной он перегородил телевизор, раскинув руки крыльями свободными, и впервые за полдня произнес: нет.       ЧЕГО?       Нет.       Щас как дам! А ну верни Зорро!       Нет!       Миша толкнул Филиппа, не больно, но ощутимо, насупился, шмыгнул носом и свел брови в злобном исступлении.       Танцульки любишь? Фу, девчонка сопливая!       Такими мальчиков и застали их мамы: зажмурившийся, но не сдавший позиции Филипп, и рассерженный с занесенным плотным липким кулаком над его головой Миша.       Потом Мишу увели восвояси, по дороге он ухватил с собой машинку Филиппа, видимо, посчитав, что целиком и полностью заслужил компенсацию морального вреда за отвратительно проведенный день.              
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.