Фавн

      Слава              Последняя затяжка, и окурок полетел под ноги, на островок сухого асфальта. Помедлив, Слава все-таки с некоторой злостью растер его носком ботинка. Глупая была затея, ничего не скажешь, да и поделом ему, больше не будет ерундой башку забивать.       Сюда, к дому Филиппа, он добрел как в тумане, не помнил, как ноги сами его сюда принесли. Сколько он уже торчит здесь под козырьком? Какая разница.       Молодой человек, вы к кому?       Слава вздрогнул, к нему, что ли, обращаются? Голову наверх задрал. Солнце беспощадно било по глазам, и он ладонью прикрыл лицо, пытаясь увидеть, с какого этажа на него посыпался столь грозный и подозрительный голос.       Молодой человек, я вас спрашиваю, вы к кому?       Да, елки-палки, откуда же этот голос? Женский, скрипучий, старушечий.       Я к другу, промямлил он в высоту.       К какому? Я вас никогда раньше не видела!       Эм… мы недавно познакомились, так сказать…       А почему тогда не поднимаешься к другу, а под окнами крутишься?       Слава только рот успел открыть, но что тут скажешь? Ответа-то нет. Еще и старуха эта, прямо как на допросе в отделении полиции, фио, год рождения, где проживаете, с какой целью проникли на территорию частной собственности… Слава стряхнул старые воспоминания, к черту их.       Ага, попался! Нет у тебя тут никакого друга! Вынюхиваешь что-то, да? Пенсионеров пришел обворовывать?! Знаю я вас, вот таких вот молодчиков, ходите да выглядываете, где пенсионер одинокий живет, а потом ночью нашу пенсию нищенскую крадете, я всех вас насквозь вижу, всех вас за решетку надо вместе с правительством, ты посмотри, что в стране творится, бардак кругом, уже днем готовы в карман залезть, я вот щас милицию вызову, они разберутся, какой друг у тебя здесь живет, чем вы тут занимаетесь, наркоманы…       Поняяятно. Слава натянул капюшон по самые глаза. Подальше ото всех, чем дальше, тем лучше. И только собрался уйти, как противно запищала дверь подъезда, выпуская на свежий весенний воздух того, кого Слава отчаянно и болезненно поджидал. Филипп.       Как в плохом кино их взгляды встретились, и Слава ощутил себя настолько ущербным, что не передать словами: растративший былой запал, он разочарованным и опустошенным созданием съеживался под шквалом дурных ругательств, как ствол молодого деревца гнется в ураган, клонится к земле, покоряется злодейке-судьбе. «Наркоман, поглядите на него, глаза капюшоном завесил, прячется от людей, даже не стыдно, посмотрите на него, глаза залил с самого утра…» Сыпалось и сыпалось прямо ему на голову мерзопакостными хлопьями, а ведь была в них и доля правды, как глас божий, как перст божий, укоризненно направленный на него, Славу, с небес, ты только посмотри на себя… И Слава бросился прочь, в бега, и чем только он думал? Кто он и кто Филипп? Наркоман — вот кто он такой, а еще лентяй, беспризорник, неуч, неудачник. Идиот, обругивал он себя то ли мысленно, то ли вслух. Идиот, неужели ты решил, что…       Чья-то рука ухватила Славу за рукав, ткань куртки взвизгнула от рвущей боли, и Филипп вдруг оказался перед Славой, лицом к лицу, что Слава мог почувствовать запах Филиппа. Глаза его голубые? Или серые? В них он запутался, как в паутине, безнадежно барахтаясь. Разве такое бывает? Вот так, однажды увидев, один-единственный раз, и чтобы мысли все о нем, и днем, и ночью, ведь он не знает, какой Филипп там, внутри, какой стороны в нем больше — светлой или темной, как будто все равно, все без разницы, любого Филиппа примет, любому свое сердце распахнет да пошире.       Филипп кончиками пальцев коснулся лица Славы.       Я помню тебя, сказал он. На студвесне…       Да.       А потом…       Да, это я шел за тобой.       Зачем?       Слава страшно засмущался, он чувствовал — щеки его горят огнем бесстыжим, и Филипп это видит, он в его руках, в его власти, как кусок глины, бери и мни, создавай, изменяй, уничтожай. На все готов. Сквозь стыд Слава улыбнулся, попытался пошутить:       Хотел спросить, как называется песня… ну под которую вы танцевали…       Лицо Филиппа распустилось улыбкой, он принял шутку благосклонно, не позволил Славе скатиться в тень собственного унижения, наоборот, возвысил его.       Дайана Кролл. Это была Дайана Кролл.       Дайана Кролл, повторил Слава, который не знал никакую Дайану Кролл и что она исполняет, ведь главное уже свершилось. Чудо, не иначе.