Megalife: The Autobiography of Nick Menza — неофициальный перевод

      Я смачивал руки колой.       Они становились липкими, и я был готов взорвать сцену к чертям вместе с Megadeth перед сотнями тысяч безумцев. Кола… Кока-Кола… Как вы думаете, какого черта я вообще делал? Липкая и сладкая газировка — лучший способ, который я нашел, чтобы палочки не выскальзывали из потных рук. Я услышал об этом от приятелей, профессионально играющих в футбол. И это был «Rock In Rio 2». Что-то около двух сотен тысяч вопящих людей при стоградусной жаре и стопроцентной влажности.       Липкие руки стали частью моей рутины перед выступлениями, и тем вечером это принесло свои плоды. Мы провели всю нашу индивидуальную и совместную подготовку перед шоу, которая всегда заканчивалась молитвой, когда четыре участника Megadeth держались за (липкие) руки: «пусть дар, данный вам Богом, течет сквозь вас свободно, без каких-либо препятствий».       Не удивляйтесь. Два Дэйва (Мастейн и Эллефсон, которого называли Джуниор, чтобы различать их), Марти Фридман и я относились к этому очень серьезно, когда мы выходили играть для вас, и не важно, чем бы это ни обернулось.       Той ночью в Рио мы зажгли. Началось наше интро. «Message From Our Sponsor» Джелло Биафры о Black Sabbath:       We interrupt this program with a special bulletin…       Remain calm, do not panic…       Последняя строка Биафры была для меня сигналом выходить, встать на барабанную стойку, указать на публику, скрестить палочки и возбудить толпу еще сильнее.       Я кричал «House payment!» и садился, и шоу начиналось. Не шучу. Я так по-своему благодарил толпу за то, что они платят за мой дом. Поверьте, это было с величайшим уважением: с привязанностью. Типа: «Давайте сделаем это! Я люблю вас, ребята! Спасибо, что любите нас!» Меня спросили об этом только один раз, кто-то из T.J. Martell Foundation — крупнейшей благотворительной организации в музыкальной индустрии, которая финансирует инновационные медицинские исследования, направленные на поиск лекарств от лейкемии, рака и СПИДа. Фонд финансирует и поддерживает на ранней стадии исследовательские проекты, направленные на разработку более эффективных клинических методов лечения пациентов, которые в противном случае не могли бы быть профинансированы, а это огромные суммы. Я не мог бы придумать лучшего способа поддержки. Меня так припер к стенке один из этих замечательных детей, которые могут читать по губам. После шоу в Южной Калифорнии один из представителей фонда подошел ко мне и спросил: — Почему когда вы выходите, то говорите: «оплата за дом?»       Мастейн услышал это и заорал: — Хах! Ты попался, придурок!       Я редко мандражирую перед концертами, но та ночь в Рио была другой.       К 1991-му я уже три года был барабанщиком в Megadeth и уже видел всё. Ну, если не считать нескончаемой толпы, которая тянулась на фестиваль настолько огромный, что это не поддавалось пониманию. Я имею в виду, что только в один единственный день, в среду 23 января 1991 года, публика на стадионе Маракана услышала Sepultura, Lobão, Megadeth, Queensrÿche, Judas Priest и Guns N' Roses. Только подумайте об этом: один день в Бразилии с самыми сумасшедшими фанатами в мире. Действительно, люди в Южной Америке просто потрясающие. Это лучшая, самая дикая публика в мире. На протяжении многих лет, когда мы играли в Буэнос-Айресе, нам приходилось выступать четыре или пять вечеров подряд, чтобы удовлетворить всех фанатов.       Какими бы невероятными ни были такие фестивали и какими бы ни было захватывающим увидеть такую огромную аудиторию, правда в том, что звук там, как правило, не так уж и хорош, и часто группы не слышат себя на сцене. Я всегда предпочитал площадки поменьше, сам ли я играю или смотрю шоу одного из моих любимых артистов. Всё более интимно и звучит лучше.       Одними из крутейших концертов Megadeth, которые я давал, были сюрприз-шоу в клубах. Во многих наших турах мы спокойно брали оборудование в аренду или просто использовали стафф какой-нибудь группы и играли в клубах как Vic & the Rattleheads. Люди довольно быстро это просекли, и как только мы приезжали туда и начинали играть, клубы забивались. Это были самые веселые и интимные выступления для своих.       Есть отличие небольших арен от огромных площадок, где вы по-прежнему играете те же шоу, те же песни, но это звучит не так хорошо, если только там нет большого количества людей, способных поглотить весь звук.       Тогда я услышал одну из самых крутых вещей, которые Мастейн когда-либо говорил мне: «Мне нужно, чтобы ты знал свое дело. Играй всё до конца, даже если больше никто не играет. Если ты не знаешь свои партии от начала до конца, один, не слыша больше никого другого, тогда ты на самом деле не знаешь песни. Мне нужно, чтобы ты знал эти песни». Это было потрясающе. Я знал эти песни. Я гордился тем, что знаю все свои партии, знаю всë. Конечно же, я делал ошибки — все ошибаются. Иногда дерьмо случается. С оборудованием, с погодой, или ты просто ловишь ментальный блок, типа: «О нет, сейчас снова будет эта часть!» И тогда ты зажимаешься и играешь напряженно. Я всегда знал на первой песне, когда мы начинали играть карданную часть, будет ли у меня сегодня хорошая ночь или будут трудности, в зависимости от того, насколько легко мне было сыграть эту партию. В «Wake Up Dead» в средней части есть партия с карданом, где мы врываемся в этот ебаный ритм локомотива, который длится достаточно долго, прежде чем ты начинаешь сбиваться, и потом ты такой типа: «Блять, я так рад, что это наконец закончилось!»       Рио, наверное, стал лучшим уроком, который я когда-либо усвоил о том, как дерьмово могут звучать некоторые вещи со сцены на таких огромных площадках. У нас был звукарь по имени Ганги, который был легендой. Он работал с великими музыкантами, включая Sabbath и Deep Purple. Он был монстром во всех смыслах. Он был ростом около семи футов, с шотландским акцентом и соответствующим характером.       — Моя работа — обрушить кусок потолка над тем местом, где ты играешь, — сказал он мне однажды. И он реально старался. Он делал очень странную херню. Перед саундчеком, если он у нас был, он настраивал акустическую систему на Нину Черри или другую странную вокальную хрень. Я подошел и спросил его: — Чувак, как ты можешь это делать? Это, блять, просто отвратительно! Для чего ты это делаешь?       — Мне нужно услышать, не разорвет ли динамики, — сказал он. — Если я там играю метал, я не услышу, если они затрещат или нахрен сгорят. Мне нужно услышать сигналы, а я не смогу этого сделать, когда гитаристы шреддят. Мне нужно убедиться, что все готово.       Он знал свое дело. И он заверил меня: — Что бы вы ни услышали на сцене, просто знайте, что в итоге всё будет сделано как можно лучше. Я слежу за этим.       В Рио-де-Жанейро он был как всегда прав. Мы ничего не слышали на сцене, ни сами себя, ни друг друга, но Megadeth зажигали. В тот вечер, перед сумасшедшей толпой, теряющейся за горизонтом, никто из нас — никто из участников Sepultura, Lobão, Megadeth, Queensrÿche, Judas Priest или Guns N’ Roses — не оставили ничего на волю случая.       Днем мы вчетвером шатались у бассейна, попивая всякие прикольные смеси из кокосов. Мы общались с прессой и провели немного времени наедине, вздремнули, позанимались, перекусили, посмотрели другие группы и бродили в огромной толпе.       — Это просто обычный концерт, — сказал мне один из наших гастрольных техников, пытаясь помочь. Хрен там. Нет, это не был просто обычный концерт.       Незадолго до того, как мы вышли на сцену, Мастейн подошел ко мне, Джуниору и Марти и сказал, что нам дали где-то сорок пять-пятьдесят минут на шоу. И он хотел сыграть каждую песню из нашего великолепного двухчасового сета. Ничего не вырезать.       — Мы будем играть быстро, — сказал он.       — Насколько быстро? — спросил я.       — Я не собираюсь ничего вырезать. Быстро. Я успею.       Говорить такое барабанщику? Чувак, тебе лучше осознавать это. И не сбрасывать меня со счетов. Когда я сейчас смотрю на кадры этого шоу, это почти комично. Мы тогда зажгли. Это был пик энергии, и мы порвали.       Однако до того, как мы вышли на сцену, это всё ебало мне мозги.       Рио стал кульминацией двух бурных лет, которые начались, когда Дэйв нанял меня занять барабанный трон.       Меня всегда немного удивляло, что я попал в Megadeth. Это последняя группа, в которой я предполагал, что буду играть. По крайней мере, когда я только начинал. Я был нацелен на другого рода музыку (хотя, конечно, рок-н-ролл) и скакал по группам Лос-Анджелеса. Если уж быть совершенно честным, меня не особо зацепили Megadeth, когда я впервые их услышал. Мне зашли пара их песен с альбома Peace Sells, но я не могу сказать, что был настоящим фанатом до того, как встретился с кем-то в организации или стал их барабанным техником. Я хоть и такой же бешеный, как и остальные парни, но на самом деле мне всегда казалось, что имя Megadeth в некотором роде ограничивает меня. Давайте посмотрим правде в глаза: это просто не общеприемлемо. Вы присядьте, но Metallica обошла нас только по двум направлениям: продажи пластинок и крутое название. Вы хотите быть невероятно значимыми. Вы хотите, чтобы имя стало нарицательным и коммерчески слушабельным для всех. Но для некоторых людей, когда они слышат «Megadeth», это звучит так: «Как это мило. Ты действительно поклоняешься дьяволу».       Я попал в группу за пару лет до того, как присоединился к ней. Поначалу официально я стал барабанным техником, но неофициально был стейджмэном, водителем грузовика и гитарным техником. Был еще один чувак, который должен был помогать, но он только все портил, так что я оставался практически один. В конце концов я подошел к тур-менеджеру и сказал: — Чувак, так не получится. Нам нужно позвать сюда других ребят. Я не могу настраивать гитары, устанавливать барабаны, водить грузовик и делать всю эту фигню сам. Это невозможно. Сколько мне платят? Пятьсот долларов в неделю? Нет. Не выйдет.       Но я продолжал это делать. Настраивал гитары для Мастейна, Джуниора и Джеффа Янга, отдавал их и стоял у края сцены, ожидая первых аккордов. Я типа: — «Фух! Они строят!» Это стрессово, чувак. Они всё время ищут тебя и спрашивают: — Чувак, ну где моя гитара, ты поменял струны? Ты ее настроил?       Я научился вырезать гитарные порожки почти волшебным образом, когда Дэйв сломал один, играя в клубе в Такоме, в Вашингтоне. Я подложил кусок спички под струны, и он вышел обратно на сцену. Это продержалось до конца шоу. На следующий день я вырезал не настолько импровизированный из куска пластика от расчески, проточил канавки пилкой и закрепил его.       — Это графитовый порожек? — он спросил.       — Конечно, чувак.       Многие вещи я научился делать прямо на ходу. Я был их техником около двух лет, прежде чем друзья уже вслух начали спрашивать, о чем я думаю, что я зря трачу время и упускаю настоящие возможности в драмминге. Но мало кто знал, что каждый день в туре я обычно собирал сетап Чака дважды. В первый раз я делал это для себя, где-нибудь в отдаленном месте на площадке, где я мог спокойно заниматься часами. А затем во второй раз я устанавливал его оборудование на сцене для шоу. Я работал изо всех сил за очень небольшие деньги, но путешествовал по миру и иногда мне платили деньги фактически за мои занятия по четыре-шесть часов в день. Это не была трата времени. Но мне стало скучно. Я подумывал сказать Мастейну, что собираюсь уйти, но однажды вечером в Hammersmith Odeon в Лондоне Чак не появился. В конце концов я сел за барабаны на саундчеке, и Дэйв спросил: — Какие песни ты знаешь?       — Все, — сказал я.       Он мне не поверил.       — Знаешь ли ты вот это? — он начал играть «Holy Wars», которую все ещё не закончил и уж точно не записал.       Я сделал это.       Дэйв подошел ко мне, улыбнулся и пожал мне руку, но ничего не сказал.       Я спросил: — Что?       — Ты знаешь, что.       — Нет, — сказал я, — я не знаю, что. Если Чак не появится, я смогу выступить в шоу?       — Да, знаю, — сказал Дэйв. — Мы поговорим об этом позже.       Чак в итоге появился и не облажался ни той ночью, ни какое-то время спустя. В конце концов мне надоело быть техником и резервным барабанщиком, сидящим за сценой и ждущим, пока Чака уволят. Наконец я сам уволился и вернулся домой. Я хотел играть, чувак. Дэйв никогда мне этого не говорил до того, как нанял меня, но позже он сказал в интервью, что я был с ним не только потому, что я был отличным техником, но и потому что он знал, что я смогу это сделать, если Чак действительно провалится и шоу будет под угрозой.       — Ник был там как барабанщик, который ждёт, пока Чак облажается, — сказал он одному интервьюеру. Если бы он сказал мне об этом изначально, я до сих пор не уверен, что я бы выдержал. Но это не имело значения. Я не был дома довольно долго, кажется, около месяца. Однажды ночью зазвонил телефон, и я подумал, что это кто-то из моих друзей достает меня, когда там сказали, что это Мастейн. Я сказал ему идти на хер и повесил трубку. Телефон зазвонил снова. На этот раз это явно не была шутка. Это был Рон Лаффит, менеджер Megadeth.       — Чувак, — сказал он, — Дэйв Мастейн позвонит тебе только один раз и предложит работу!       — Это был Мастейн? Ты гонишь?!       Я перезвонил Дэйву, и он сказал: — Ты тот парень. Давай сделаем это.       Это те слова, которые я хотел услышать с тех самых пор, как взял в руки палочки.       Я был взволнован и воодушевлен будущим, но это был нелегкий путь. Летом и осенью мы время от времени джемили и репетировали. Мастейн боролся со своим саморазрушительным поведением, а единственным приоритетом Джуниора было в последний раз отказаться от алкоголя и героина. У него дела шли очень хорошо. У Мастейна не очень.       Мы появились в студии втроём в первый и единственный раз. Нам не удалось попасть в Sound City, потому что он, как обычно, был забронирован, и, честно говоря, мы не были уверены, когда бронировать студию, чтобы приступить к записи следующего альбома. Наша первая работа не вошла в историю как особенно звездный момент. Мы записали кавер на песню Элиса Купера «No More Mister Nice Guy» для фильма ужасов Уэса Крэйвена «Шокер» 1989 года. Вокал Дэйва был классный, как всегда очень агрессивный. Конечно, это было весело, но мы с Джуниором никогда наверняка не знали, в каком виде мы будем видеть Дэйва изо дня в день. Честно говоря, в то время видеть то, что Дэйв делал с собой и с группой, было показательно, чтобы не употреблять наркотики.       Нам всем было не по себе от новостей, когда Дэйва арестовали за вождение в нетрезвом виде, а его токсикологический анализ выявил около десяти рецептурных и запрещенных наркотиков в его организме. Первый раз из многих, когда его отправили в рехаб до того, как Megadeth смогли начать своё восхождение.       В начале 1990 года первостепенной задачей было найти гитариста на место Джеффа Янга. У нас был потрясающий репетиционный зал в Вэлли, и Дэйв сделал не знаю сколько звонков. Даймбэгу Дарреллу из Pantera предложили играть по телефону, но он не присоединился бы к группе без условия, чтобы его брат Винни не будет играть на барабанах. (Мы стали хорошими друзьями с Дарреллом и Винни, два абсолютно потрясающих парня. Убийство Даррелла на сцене было для меня едва ли не худшим музыкальным воспоминанием со времен убийства Джона Леннона.) Крису Оливе предлагали эту работу, и, как я слышал, он серьезно обдумывал это, но любезно отклонил предложение и продолжил свою работу с братом в Savatage. Ли Альтус из Heathen и Эрик Мейер из Dark Angel, а также Джефф Уотерс из Annihilator тоже получали приглашения. Слэш тусовался, джемил и веселился. Ему нравилось не иметь дел с Экслом. Представьте. Я почти жалел этот нескончаемый поток из бедняг, которые входили, а затем быстро выходили из дверей, пытаясь заполучить их концерт мечты — играть соло в Megadeth. И мне стало жаль себя! Я был тем гонцом, кто должен был сказать им: «Спасибо, что пришли. Удачи». Многие из них не задерживались даже на одной песне. Серьезно, это отстой. Двое Дэйвов, не говоря ни слова, выключали свои радиоприемники и выходили из комнаты. Тот, кто пришел стать гитаристом, стоял и смотрел на меня такой: «Ну че, как дела?»       Только за одну неделю через нас прошли более пятидесяти парней. Большинство из них были придурками, переигрывающими партии Дэйва и игравшие соло там, где соло быть не должно. Мы снимали их всех на видео, потом собирались вместе и угарали над некоторыми из этих чуваков. Некоторые придурки не имели профессионального представления о том, как по-настоящему разучить песни, другие не были готовы к какой-то серьёзной конкуренции. Никто не выплыл, чтобы идеально нам подойти без всяких условий. Как оказалось, Мастейн дал второй шанс одному из тех, кому до этого отказал, Марти Фридману из Cacophony. Дэйв ненавидел еврейское имя Марти и его разноцветные волосы, его дешевые гитару и усилитель Carvin. Даже его джинсы.       — Честно говоря, мне понравился этот парень, — сказал Мастейн однажды, — но он выглядел, как позер, потому что его волосы были двух разных оттенков.       Он не выглядел как тот, кого Дэйв искал. Но Дэйв знал, что он услышал, и Марти был тем, кого мы хотели слышать. Так что, Марти был зачислен в то, что Дэйв назвал «Rock School 101».       — Он выглядел, как оборванец, у него была дерьмовая одежда, рваные голубые джинсы, на нем были дрянные дешевые высокие кеды, и он выглядел так, будто ему необходимо было подстричься, — сказал Дэйв позже в интервью. — Он выглядел как типичный голодный голливудский ученик-гитарист или гитарный препод. Так что, мы заставили его пережить это, избавиться от своего дерьма и вернуться в строй с гитарами Jackson. Мы позаботились о том, чтобы у него были деньги, чтобы переехать в нормальную квартиру. Купили ему машину. Заставили его соблюдать личную гигиену и соответствовать тому, где он находится. Он покрасил волосы в один цвет. И через неделю мы сказали: — Ну, у нас для тебя плохие новости, чувак. Ты в группе.       В марте Джуниор отмечал дату, которая впоследствии стала «днем рождения» его трезвости. Марти был на борту, и Дэйв и Джуниор были здоровы. К счастью, мы не просто пошли в студию и записали новую пластинку. Вместо этого мы работали всю весну и лето, узнавали друг друга в музыкальном плане и знакомились с загадочным, магическим пятым участником группы — монстром, который родился из духа хэви-метала только тогда, когда два Дэйва, Марти и я собрались вместе. Возможно, это был настоящий Вик Рэттлхед.       Весь следующий год мы неустанно работали и отыграли, по моим подсчетам, более тысячи репетиций, чтобы привести себя и свои первые песни в форму. Когда к осени мы были готовы, мы направились в Rumbo Recorders, студию звукозаписи, принадлежащую Captain & Tennille, с ошеломляющей рок-н-рольной историей.       Мы были чисты, трезвы и неудержимы.       Мастейн пригласил Майка Клинка, который, в свою очередь, привел на помощь инженера Микаджу Райана и продюсера Дэйва Джердена, поскольку Клинк там же работал с Guns N' Roses в другом помещении студии.       Мы были в восторге, так как Райан — монстр, а Джерден был известен работой с Alice in Chains над «Facelift», «Sap» и «Dirt». Вместе с The Offspring над «Americana», Red Hot Chili Peppers — «Mother's Milk», не говоря уже про Zappa, the Stones, Jane's Addiction и Anthrax. У чувака было резюме. Мастейн первым же делом уволил Джердена.       — Мне кажется, вокруг слишком много парней по имени Дэйв. Мы собираемся избавиться от одного из них.       Пока-пока, мистер Джерден.       Однако это был настоящий хеппи-энд, поскольку именно тогда впервые появился невероятный Макс Норман, чтобы помочь нам стать всем, чем мы могли бы стать в студии. Макс помог Мастейну и Райану закончить пластинку, которую мы в итоге назвали Rust In Peace. И, конечно же, Макс помогал нам со следующим выходом Countdown To Extinction. И эти две пластинки в совокупности являются лучшими записями Megadeth, когда-либо сделанными и когда-либо выпущенными, независимо от того, мы с Марти в группе или нет. Я не думаю, что много фанатов не согласятся с этим. Мы записывали лайвом, а не под клик. Это была аналоговая запись, и мы не пытались быть коммерческими, не пытались быть кем-то. Мы создавали свою музыку, и это все.       Альбом и заглавный трек получили свое название от Мастейна, который увидел наклейку на бампере с надписью: «May your nuclear weapons rust in peace.» (Пусть ваше ядерное оружие ржавеет с миром) Одна из тех тем, которыми всегда увлекался Дэйв: ядерное оружие, уничтожение и все такое. Черт, если вы не знаете, название группы он придумал, когда ехал на автобусе в Калифорнию после того, как Metallica его уволила. Он читал брошюру о ядерном оружии и его «мега-смертельных» жертвах. «Holy Wars» появилась из-за невежественного комментария Дэйва в Северной Ирландии годом ранее, когда он в пьяном виде подстрекал протестантов и католиков в аудитории к бунту, посвятив песню «конфликту», о котором он не имел представления. В то время Ирландская республиканская армия совершала теракты на Севере и в Англии.       Тема «Hangar 18», которая дала нам наш первый радио-хит, была основана на моих стихах об инопланетянах с места крушения в Розуэлле, которых отправили грузовиком в ангар ВВС (№ 18!) в Огайо, прежде чем их в итоге перевезли в Зону 51, где они находятся до сих пор. Музыка была из наброска песни, над которой Дэйв работал, когда его уволили из Metallica. (Наверное, это действительно отстойно, быть уволенным из группы, которую он любил, — подумал я. Это было до того, как я понял, каково это.)       Оглядываясь назад, можно сказать, что «Hangar 18» был первым сигналом того, что у нас с Дэйвом будут довольно бурные творческие взаимоотношения. Он никогда не знал, когда относиться ко мне серьезно, а когда нет, и я никогда по-настоящему не понимал людей, которые ко всему относятся слишком серьезно. Жизнь слишком коротка, чтобы не веселиться. Делай, что хочешь, и твори как можно больше волшебства. Дэйву совершенно не нравились НЛО и инопланетяне, но ему понравились тексты, которые я написал. После этого мне стало весело дразнить его по поводу всякого инопланетного дерьма в любой непонятной ситуации. Однажды я сказал ему, что Иисус, должно быть, был рожден от высших существ из другого измерения, что и объясняет его непорочное зачатие. Это было искусственное оплодотворение. Ему это было не по душе, и он обиделся. Серьезно, я не хотел его обидеть. Я просто считаю, что обо всем, что мы не можем объяснить, стоит подумать, чтобы познать чудо всего этого. Расслабьтесь. Это отличная песня!       Мы были машиной, направляющейся в Rumbo для записи, и нас было невозможно остановить, когда мы оказались там. Я записал все свои барабанные партии чуть больше, чем за неделю, а Марти записал лучшее соло, которое когда-либо было написано для хэви-металлической песни в «Tornado of Souls».       Прошло уже много лет, и это печально, что Дэйв все еще не может отступить, когда всеобщее внимание падает на него лишь немного. Он утверждает, что написал все партии Марти, напевая их. Что за ебучий безнадёжный идиот. Никто на этой, или на любой другой планете, не смог бы сделать то, что сделал Марти. Он также утверждает, что «написал» все мои партии ударных. Отличная попытка, чувак. Вам удалось нанять компетентных имитаторов нас обоих, вот и все. В двух альбомах мы показали миру, на что мы вчетвером способны, когда не обременены наркотиками и бухлом и не даем эксцентричному эго встать у нас пути. Никто из нас никогда больше не приблизился к подобному, но это нормально. Вы не можете подойти настолько близко к солнцу и не ожидать, что сгорите.       Когда был выпущен Rust In Peace, в США было продано более миллиона копий, а в 1991 и 1992 годах он был номинирован на Грэмми за лучшее метал-исполнение. Мой первый альбом с Megadeth либо лучший, либо второй из лучших, в зависимости от того, кого из фанатов вы спросите. Когда я был в группе, мы получили пять номинаций на Грэмми, чего я никогда не думал, что когда-либо испытаю. Победа была бы хороша, но получать одобрение каждый год было довольно круто.       К тому времени, когда эти тысячи репетиций и Rust In Peace были сделаны, мой первый концерт с группой состоялся в Риверсайде, штат Калифорния, 10 сентября 1990 года. Это была наша премьера «Holy Wars» и «Hangar 18», первой песни, которую я написал с Дэйвом. В сет также вошли «Rattlehead», «In My Darkest Hour», «Good Mourning/Black Friday», «Liar» и «Anarchy in the UK». Я был готов очень хорошо, но так и должно быть. Так должно было быть. Я пиздец, как нервничал. Я так нервничал, что накануне вечером был без сил из-за того, что вообще не спал, а когда я наконец заснул, я был как зомби. Я встал среди ночи, чтобы сходить поссать, забыл где я нахожусь, врезался ногой в стену, пока вставал с кровати и сильно испугался. На следующий день я совершил ошибку, рассказав всем о том, что произошло. И они никогда, в течение следующих десяти лет, не позволяли мне забыть о том, что я «барабанщик рок-звезда, который боится темноты». Мудилы.       Ребята из Metallica были на том концерте. Я был в восторге от того, что они пришли. И я подумал, что это круто, что они были там из уважения, а не для того, чтобы увидеть, как Мастейн облажается и докажет их правоту за то, что они выперли его задницу из группы несколько лет назад. Но сразу после того, как мы отыграли, Дэйв сказал: — Давайте возьмем машину и сваливаем.       Я спросил, почему мы не останемся потусоваться, и Дэйв ответил: — Нахуй этих ребят. Я собираюсь отправить тебя в Рок Школу, — сказал он. — После окончания учебы ты будешь знать, как действовать в подобных ситуациях.       Я работал барабанным техником еще пару лет, и хотя мы уже год работали новым составом, признаюсь, я все еще был новичком в группе. И когда дело касалось «Рок Школы», Мастейн всегда был прав. Первый концерт мы репетировали тысячу раз, но всего за девяносто минут я научился всему, чего делать нельзя. Все будет не идеально каждый раз, когда вы играете. И каждый раз, когда вы выходите на сцену, вам приходится полагаться не только на свой талант, но и на свои знания и опыт. Вы быстро учитесь контролировать свой темп и учитесь делать все то, чего вы не могли сделать в начале репетиций или в начале тура.       Меньше чем через месяц после того, как Rust In Peace вышел в люди, мы присоединились к Slayer, Suicidal Tendency и Assessment для европейского тура Clash of the Titans. Нас было невозможно остановить. Два Дэйва были крутыми, Марти был лучшим в мире, а я усвоил уроки всей жизни: как держать свой темп (важно для игры на барабанах в Megadeth!) и научился вещам, которые до этого мне не приходилось делать. Состав Megadeth был действительно великолепен, если только у нас не случится дерьмовый вечер, что было довольно редко в наших первых двух турах. Есть группы, которые, конечно, стали значимее нас и продали больше пластинок, но никто не мог сравниться с нами вживую. Никто.       Годы, проведенные в группе, позволили мне в значительной степени освоить игру на барабанах. Я могу играть любую музыку. Я приду и сыграю с кем угодно и когда угодно, знаю я песни или нет. Музыка и математика — два универсальных языка. Вы поднимаетесь туда, садитесь и слушаете, и если вы слышите музыку, вы знаете, что играть.       Это похоже на диалог. Раньше меня пугали некоторые виды музыки (сложные и точные вещи, такие как джаз), но как только я начал играть метал, который является самой физически сложной и требовательной музыкой для игры, любая музыка стала для меня легкой. Речь шла только о том, чтобы держать голову ясной и «делать математику» с сердцем и с душой.       Мы были на вершине. В следующем месяце нас пригласили на разогрев в тур Painkiller Judas Priest, кульминацией которого стало знаменательное шоу в январе 1991 года на Rock In Rio 2.       С этого момента мы продолжали сиять, начиная тур Clash of the Titans в США в мае 1991 года с Slayer, Anthrax и Alice in Chains. Мы дали первое из наших выступлений как Vic & the Rattleheads в Сан-Франциско, и оно произвело настоящий фурор. Мне нравились эти беспорядочные выступления в клубах. Так интимно, так кровит из ушей. Фанаты сходили с ума. В июле наш трек «Go to Hell» был включен в саундтрек к фильму «Новые приключения Билла и Теда». Вскоре после этого «Breakpoint» стал саундтреком к Братья Супер Марио. Тем летом мы выпустили наше первое хоум-видео Rusted Pieces, в котором было шесть музыкальных клипов, а также видеоинтервью с нами четырьмя. Мне всегда нравилась идея снимать видео и документировать то, что мы делали в студии, но они никогда не получались такими, какими должны были быть. Они могли бы быть гораздо более креативными, а не обычными унылыми хэви-металлическими штуками. Они были второстепенной идеей, тогда как ничто из того, что мы делаем для фанатов, не должно быть второстепенно.       Megadeth развивалась в эру альт-рока, крушащего все на своем пути. Осенью 1991 года мы взяли отпуск от туров на месяц, чтобы приступить к написанию следующей пластинки и возобновить наши репетиции. После рождественских праздников с семьями мы вернулись в студию 6 января 1992 года, на этот раз в Enterprise Studio в Бербанке. 28 апреля родилась Countdown To Extinction.       В музыкальном плане я бы сказал, что это самая совершенная запись, которую мы делали. RIP звучит намного лучше, потому что мы все были чистыми и трезвыми и записывались вживую, без клик-треков, как я и люблю записываться, но я в меньшинстве. Макс вернулся, на этот раз в качестве продюсера, и Мастейн позволил ему сыграть ключевую роль в нашем музыкальном преобразовании. Мы пытались добиться более коротких, менее сложных и более подходящих для радио песен, хотя и таких же тяжелых, если не тяжелее, чем когда-либо прежде. Мы работали в студии четыре месяца, сочиняя и записывая, в отличие от RIP, который уже был написан, когда мы пришли в студию. Это был первый из наших альбомов, в который был внесен вклад каждого участника, а не только Мастейна и Джуниора. Я написал текст для «Countdown to Extinction» и рекомендовал сделать его заглавным треком.       Он вышел летом 1992 года и мгновенно стал хитом, дебютировав на втором месте в Billboard. Впервые мы достигли двухмиллионного объема продаж. «Symphony of Destruction», «Foreclosure of the Dream» и «Sweating Bullets» стали хитами, которые сразу же сделали нас дважды платиновыми. Мы не выиграли (снова), но это был уже второй раз, когда пластинка, на которой я играл, была номинирована на Грэмми. А заглавный трек отличен тем, что является единственной метал песней, получившей премию «Doris Day Music Award», вручаемую Обществом защиты животных за упоминание об уничтожении видов. Это было довольно круто. Не уверен, что когда-нибудь ещё раз запишу пластинку, которая снова получит эту награду, но никогда не говори никогда, верно?       Мировой тур в поддержку альбома начался в декабре 1992 года с Pantera и Suicidal Tendances. Тур включал североамериканский этап в январе 1993 года с Stone Temple Pilots на разогреве, от которых я был в восторге. STP были потрясающей группой, и у меня, например, было такое чувство, что они, вероятно, собираются обогнать нас по продажам и популярности (что они и сделали). Тем не менее, они присоединились к длинному списку из групп, которые не могли обойти нас вживую. Когда мы не были помешаны на наркоте, я имею в виду. К этому времени Мастейн снова начал бухать и долбить, единственным путь, который ему был известен.       Скотт Вейланд был замкнутым и тихим парнем, очень сильным и самостоятельным. Он тоже уже был на грани из-за употребления наркотиков и алкоголя. Как и Дэйв, он был милым, измученным парнем, чьи проблемы затрагивали всех вокруг него. Мы со Скоттом с самого начала нашли общий язык, но я не уверен, насколько близко он когда-либо кого-либо подпускал.       Я не знаю, смог ли Скотт когда-либо преуспеть в трезвости, что отстой, потому что он был огромным талантом и, действительно, милейшим чуваком, когда был в норме. Его смерть в 2015 году не стала для меня шоком, как ни прискорбно это говорить. Я знаю, что он действительно пытался сохранить и наладить свою жизнь, несмотря на то, что ему не удавалось оставаться трезвым более чем на несколько месяцев за один раз. Это отстой. У Мастейна всегда были проблемы в том, чтобы помочь самому себе, но он был рядом со Скоттом, с Даффом, Слэшем и длинным списком членов семьи Скотта, друзей и коллег по группе. Вы можете бросить спасательный круг, но вы не можете заставить кого-то схватить его.       В тот короткий срок, когда мы выступали с STP, Скотт отказывался проводить саундчеки, поэтому я выходил и пел с группой песни Zeppelin. Это был настоящий кайф. Было бы здорово послушать некоторые из этих записей, если они существуют. Stone Temple Pilots — одна из моих любимых групп того времени.       Многообещающий тур по Японии, а затем по Австралии, продлился недолго. Прошло около месяца, перед тем, как Мастейн проглотил целую упаковку Валиума после того, как концерт в Орегоне закончился беспорядками. На обратном пути в отель у него случилась передозировка в нашем автобусе и он пережил клиническую смерть в отделении скорой помощи. Попытка самоубийства, не попытка самоубийства, или он решил обдолбаться почти до полусмерти… Какая на самом деле разница? Он выжил, и это единственное, что действительно важно.       Весь тур, включая месяц запланированных концертов в Японии, был отменен, поскольку его снова отправили в рехаб, а остальная группа и вся команда разбрелись по домам в разных направлениях. Если бы той ночью он не получил передозировку, мы могли бы продержаться какое-то время, пока он находился в постоянных обострениях и таком опасном состоянии, которое, вероятно, закончилось бы его смертью где-нибудь в дороге. Так что, какими бы дерьмовыми и разочаровывающими ни были события, самого худшего, по крайней мере, не случилось. Тем не менее, я задавался вопросами, что могло бы получиться из этих первых шоу в Японии.       Из всех мест в мире два моих любимых: Южная Америка с безумной публикой и Япония с техническими командами. Жизнь в дороге и мировые туры, конечно, увлекательны. Первые несколько раз. Но кем бы вы ни были, когда недели перетекают в месяцы, когда вы не видите свою семью, а гостиничные номера, автобусы и самолеты превращаются в размытое пятно, вы начинаете забывать, где вы и куда вы. Можно нахрен потеряться, если у вас нет с собой туровой книги. Когда начинаешь узнавать тот же самый номер в отеле в Париже или Риме, это разочаровывающе. По крайней мере для меня. Но Япония была глотком свежего воздуха.       Дэйв Эллефсон:       Несмотря на то, что мы в этой сфере с 1991 года с Rock in Rio, Южная Америка стала для нас домом вдали от дома. Многие другие рынки были в тренде и приходили и уходили, популярность всегда зависела от множества других факторов, но Южная Америка была рынком, который действительно был нашим и остается им до сих пор. У меня остались прекрасные воспоминания о поездке в Аргентину с Ником. Мы отыграли пять вечеров в Буэнос-Айресе, а затем я сел в фургон после шоу, пока дети скакали сверху и стучали в окна, и было ощущение, что они вот-вот разнесут его. Лишь тонкое оконное стекло мешало им добраться до нас. Ваша жизнь буквально на кону. По крайней мере, это то, на что это было похоже. Это тот опыт, что у тебя есть с твоими братьями, а я получил его с Ником. Когда вы проходите через него, это связывает вас почти сильнее крови. Когда вы живете ради своего ремесла и почти умираете за него, это создает братские узы, которые живут вечно. Я очень рад, что мне удалось пережить этот опыт и эти моменты с моим братом Ником.       Люди просто потрясающие, и те концерты в Японии были самыми легкими за всю историю, для нас и для наших туровых техников. Аудитория — это полная противоположность южноамериканской толпе, которая даже в тихие ночи похожа на полномасштабный бунт.       Японская толпа очень пунктуально точны. Они приходят рано и смотрят, как ваша команда настраивает оборудование в первую ночь тура, тщательно фотографируют и документируют все, я имею в виду вообще все. На обычных концертах в Японии вы приходите в 7:00, разогрева у вас нет, к 9:00 вы уже уходите со сцены и идете в город, лопать суши и тусоваться.       На следующий вечер, в следующем городе, ты выходишь на сцену, и ты звучишь в точности так же, как и накануне вечером. Ничего не имею против замечательных техников, которые у нас всегда были, но в Японии все идеально: каждая часть оборудования, каждая ручка и каждая кнопка работают точно. Наши техники могли бы пойти тусоваться пораньше. Им нужно было беспокоиться только о наших актуальных потребностях во время шоу. Японские техники разбирали оборудование, загружали грузовики и ехали на следующую площадку, и все снова выглядело идеально. Я бы хотел, чтобы именно это происходило во время тура с Stone Temple Pilots. Мы все хотели бы.       Если Rock in Rio был самым ярким моментом, то «Передоз в Орегоне» был худшим. Дела никогда не могут идти слишком хорошо в течение длительного периода времени.       Примерно через два месяца реабилитации Мастейн подлечился, и мы сразу же отправились в небольшую студию в Фениксе, чтобы записать «Angry Again» для фильма Шварценеггера «Последний киногерой». Эта песня принесла нам четвертую номинацию на Грэмми.       Когда мы снова были готовы к гастролям, мы поехали в качестве специальных гостей на фестиваль Metallica — Milton Keynes Bowl Festival, это был первый раз, когда Megadeth и Metallica выступали на одной сцене спустя десятилетие с тех пор, как Metallica уволила Дэйва. Двумя днями ранее мы отыграли в клубе великолепное шоу Vic & The Rattleheads в Ноттингемском Рок-Сити, которое по многим причинам было сделано не вовремя. К этому времени Дэйв снова потерял контроль, и невозможно было предсказать, будет ли шоу потрясающим или провалится.       Мы присоединились к Aerosmith в поддержку их масштабного Get A Grip Tour, что было для нас захватывающим, разогревать наших героев, но все досадно и позорно закончилось всего через семь концертов, когда нас уволили из-за Дэйва (подробности будут позже, обещаю!).       Дэйв вернулся в рехаб, а остальные разъехались. Джуниор начал работать с метал-группой Helstar, а Марти занялся записью еще одного сольного альбома.       После того последнего прохождения двенадцати шагов Дэйва мы вернулись в Enterprise в Северном Голливуде, чтобы записать «99 Ways to Die» для сборника The Beavis and Butt-Head Experience.       Мы сделали великолепный дубль, который мог бы и не увидеть свет, когда пленочный магнитофон исказил мастер-трек. К счастью, его удалось спасти, и мы получили еще одну номинацию на Грэмми. Позже на этой сессии мы записали кавер для трибьют-альбома Black Sabbath. Сначала мы не могли договориться, какой трек хотим делать. Мастейн запустил «Paranoid», и мы все подхватили. Это круто. Это было весело.       Прежде чем мы приступили к записи следующей пластинки, группа решила выпустить EP Hidden Treasures, что было мастерским ходом. В те годы Megadeth была одной из самых популярных групп, которую каждый кинопродюсер (ну, продюсеры определенных видов фильмов) хотел использовать в качестве саундтреков. Это было классно, записать некоторые из наших любимых метал каверов и куда-нибудь их приспособить. Но что было отстойно, так это то, что фанаты хотели слушать кучу песен Megadeth, которые были доступны им только в некоторых фильмах. Мы собрали эти треки для Hidden Treasures, чтобы вам не приходилось смотреть все эти плохие фильмы или искать их саундтреки, чтобы их послушать.       Когда Дэйв снова выздоровел, он решил, что не хочет записываться в Лос-Анджелесе. Он, Джуниор и Марти на тот момент жили в Фениксе, поэтому для записи шестого альбома, моего третьего с Megadeth, мы собрались в Аризоне. Дэйв снова вернул Макса Нормана. Сначала мы обратились в Phase Four Studios, но там был полный бардак.       Реальных альтернатив у нас не было, поэтому Макс предложил нам купить дом и построить собственную студию, где мы могли бы жить все вместе. Это было Божье провидение, что этого так и не произошло. Мне ненавистно думать о том, какие новые ужасы обрушились бы на нас, если бы мы все реально собрались вместе и у Megadeth было свое собственное лето в Неллкоте (французская вилла, где the Stones так разрушительно жили и прокладывали себе путь в гедонистические легенды, пока сочиняли и записывали одну из величайшая рок-н-ролльная пластинок всех времен: Exile on Main St.). The Stones были профессионалы, короли каменного века, когда дело доходило до того, чтобы жить, любить и наслаждаться прекрасными вещами рок-н-ролльного хаоса.       Какое-то время между нами все было бы хорошо, но начали бы проявляться разногласия. Жить вместе в доме и работать 24/7? В Финиксе нет дома, достаточно большого, чтобы мы могли сделать это, не оставив чудовищных отметин на том, что осталось бы от стен и ковров. Но то, как всё в итоге получилось, было очень круто. Вместо дома Макс нашел нам склад на окраине города, и это было потрясающе.       Дэйв Эллефсон:       Countdown To Extinction стал большим поворотным моментом для Megadeth с точки зрения музыки, давления, которое мы оказывали на себя, изменения образа жизни, известности. Все, что на нас свалилось, от девушек до наркотиков… внезапно все, чего мы когда-либо хотели, пришло к нам, и это было пугающе. Это было то же, что случилось со многими нашими современниками. Но это было очень интересное время: выступать на MTV, путешествовать по миру. Альбом занял второе место в чарте Billboard. Мы были действительно знаменитыми рок-звездами. Этот рекорд стал трамплином к последующим вещам. К тому времени, когда мы писали Youthanasia в Аризоне, Ник был единственным, кто не переехал, потому что он типичный житель долины. Записывать эту пластинку было так здорово, потому что, в отличие от всего давления, которое на нас оказывалось со времен Countdown, мы внезапно смогли выиграть немного времени. Создать собственное пространство. Это чувство органичности охватило нас, и мы действительно работали вместе, как группа. Это всегда был один из моих любимых периодов в творчестве Megadeth.       Пока строительство шло ускоренными темпами под присмотром Макса и Дэйва, я мог проводить много времени, катаясь на горных велосипедах по пустынным тропам. Я не схожу с ума от того, что камеры постоянно вокруг меня, но было принято решение вести хронику создания альбома, который стал документальным фильмом Evolver: The Making of Youthanasia. Оглядываясь назад, я понимаю, что это довольно крутой отпечаток того, что происходило в группе в то время, и того, насколько хороши были Megadeth, когда мы все находились в творческом, позитивном окружении.       Дония Менза:       Когда Ник пришел в Megadeth, он ненавидел фотосессии. Ему не нравилось, когда его фотографировали или когда вокруг него были камеры. Когда приходило время семейных фотографий и праздников, он всегда жаловался. Именно поэтому большинство его фотографий такие серьезные. Со временем он стал легче к этому относиться, особенно когда это были встречи с фанатами. Вот тогда и начали появляться смешные рожицы. Вскоре после этого ему стало так комфортно перед камерой, что вы вряд ли сможете удержать его от этого. Потом стали появляться короткие видео, и его было уже не остановить. Он находил юмор в самых неудобных обстоятельствах.       Нам удалось смягчить большое количество позерства, по крайней мере, на камеру, и все ладили и показали себя с лучшей стороны. Мы писали песни и проводили предпродакшн в студии Vintage Recorders в Фениксе, перед тем, как перебраться в новую студию, которую называли «Fat Planet in Hangar 18». Вне камер, конечно, все было по-другому. Группа, техническая команда, съемочная группа, и менеджмент пытались удерживать Дэйва на верном пути. У нас были свои личные способы взаимодействия с ним, потому что очень многое было поставлено на карту каждый раз, когда мы приходили в студию и особенно каждый раз, когда выезжали в тур. Мы не могли позволить себе больше отменять туры ни финансово, ни с точки зрения критики. В какой-то момент промоутеры и фанаты скажут: «Пошли вы на хуй».       Дэйв сопротивлялся и выходил из себя, но ничего из этого не попало в фильм.       Мы никогда не были группой, которая почивала на лаврах, и видение Дэйва того направления, в котором он хотел двигаться с серьезными текстами, всегда было компасом, который мы использовали. Он может быть придурком, но нет никого лучше в написании хэви-металлических песен, чем Дэйв Мастейн.       Название Youthanasia не является орфографической ошибкой. Я не знаю, какой тупой идиот пустил этот глупый слух. Дэйв гениален в написании текстов и поднятии довольно резких социальных тем. Он всегда был склонен мыслить выше голов критиков. Какая еще метал-группа способна затронуть тему международной эксплуатации детей? Знаете, детей вывесили сушиться? Это был отличный концепт, а из-за обложки нас даже запретили в Сингапуре. Вы знаете, что вы делаете крутое заявление, когда вас где-то запрещают.       Это был первый раз, когда группа понизилась на полтона. Мы не особо сильно возились с настройками, но мне нравилось, что мы сделали. Пока на складе шло строительство, мы два месяца собирались в Vintage Recorders, имеющей огромный рок-н-ролльный опыт. Незадолго до того, как мы собрались вчетвером, мы с Марти записали несколько набросков у меня дома в Северном Голливуде и придумали припев к «I Thought I Knew it All». Это отличный ГРОМКИЙ трек. «A Tout Le Monde» про передозировку Дэйва в Орегоне. То, что имеет особое значение на этом альбоме, «The Killing Road», очевидно, о жизни в туре. Иногда гастроли могут быть утомительны. Я скажу вам, что это тяжело, если я простудился или что-то в этом роде. Если я плохо себя чувствую, тогда падает моральный дух. Но, по большей части, я живу именно ради возможности играть для людей. В каждом городе, куда мы приезжаем, полтора часа, проведенные на сцене, значительно перевешивают все то дерьмо, с которым мне приходится иметь дело в течение дня, в плане путешествий, отелей и плохой еды. В течение дня происходит так много негатива, что позитив от игры на сцене и удовольствия фанатов заставляет забыть обо всем этом. Конечно, если вы проведете три, четыре, шесть или восемь месяцев, не видя дома, то после нескольких лет такой практики вы выгорите. Да, я знаю, рок-звезды жалуются на исполнение своей мечты, но, чувак, иногда стоит быть осторожным в своих желаниях….       Нам было весело в Фениксе, и ребята были правы, что захотели записываться там. Нам очень помогло то, что мы были вдали от всего.       Большая часть этой пластинки была написана и записана на месте, показывая огромную мощь группы в те времена. Мы все внесли свой вклад. Построить студию для одного альбома потребовало большого труда и денег.       Я люблю записываться вживую. Мне нравится испытывать давление, потому что я чувак, у которого есть только одна возможность не облажаться. Если я провалюсь, нам придется вернуться и сделать все заново, или если я не доволен своим дублем, или если Дэйв им не доволен. Все остальные могут записать свой дубль, но если моя партия не получилась, весь дубль будет запорот из-за того, как мы записывали. Вы можете вернуться и пофиксить гитары или что-то еще, но облажаться в мастер драм треке — это смертный приговор.       Недавно я снова посмотрел этот фильм, и было здорово вернуться к нему. Мне не нравится смотреть на себя, но я придерживаюсь своего комментария: «Дэйв такой настойчивый и имеет видение того, что он хочет. И это, вы знаете, мечта Дэйва, и, к счастью, он был достаточно любезен, чтобы разделить её со мной».       То, что никто не видел, и мы, конечно, никогда не позволяли камерам записывать, что были не такие уж хорошие моменты между нами. Дэйв снова начал пить и употреблять, и вместо того, чтобы самому справиться со своими проблемами, втянул нас всех, так что нам всем пришлось участвовать в сеансах групповой терапии и консультациях. Посмотрите фильм и спросите себя, почему я так часто ухожу кататься на горном велосипеде.       В итоге это оказался долгий путь, на запись у нас ушло около семи или восьми месяцев. Довольно долго для меня вдали от дома, даже с перерывами почти каждые выходные. Пластинка получилась намного более отточенная, с акцентом на более сильные вокальные мелодии и более доступные, подходящие для радио, аранжировки. MTV транслировал Night of the Living Megadeth, а на следующий день, когда она была выпущена, всего за полчаса она стала золотой в Канаде. Это был наш самый быстрый рекорд по достижению платины в Штатах. Это привело нас к более широкой и крепкой аудитории, которая посещала тур в течение следующего года. Мы выступали с Flotsam и Jetsam, Korn, Fear Factors, Alice и Ozzy. Два года вокруг Youthanasia и ее тура стали немного размыты. Это было утомительно.       Одним из ярких моментов стало наше первое шоу в Тель-Авиве. Это было приключение. Если бы у нас были камеры в дороге, мы должны были запечатлеть этот опыт на пленку.       Однако тур не был веселым. Было напряженно во всех аспектах. Мастейн изо всех сил старался оставаться трезвым и настаивал на том, чтобы группа и вся команда тоже были в норме. Для всех это было здорово, за исключением того, что нам снова пришлось проходить групповую терапию, посещать собрания группы АА и сдавать анализы мочи. Ну, нам было сказано сдавать анализы мочи.       Остальные участники группы и вся команда ставили подписи и радостно писали в пластиковые стаканчики, а я был единственным, кто возражал. Ситуация дошла до физического характера после долгого перелета в Лондон. Мастейн столкнулся со мной, схватил за горло и угрожал меня убить. Наша охрана его оттащила. Мне следовало обоссать ему ноги прямо на месте. Я стоял на своем. Я никогда ни для кого не сдавал анализы мочи. Никогда.       Но все это давление произвело на нас ожидаемый эффект. Первым внешним признаком того, что дела идут не туда, стало увольнение Дэйвом нашего менеджера Рона Лаффита. Пригласили ветерана индустрии Бада Прагера. Он был прекрасным человеком с отличным послужным списком, но Бад не подходил для Megadeth. Дэйв вызвал у нас самую большую нестабильность на тот день, лишив талантливого руководства, стоящего за студийным пультом, в котором мы нуждались.       То, что стало Cryptic Writes, было не в нашем стиле и не комфортной работой. Группа перешла под контроль и руководство людей, которые сделали Foreigner. Что, черт возьми, это все значило? Я мало что помню из последующего тура, потому что все были несчастны. Даже фанаты были очень расстроены, потому что мы записали отстойную попсу — по крайней мере, по стандартам Megadeth.       На самом деле, я мало что помню за весь этот период, за исключением того случая, когда врачи сказали мне, что мое колено было повреждено не из-за растяжения, разрыва сухожилия или чего-то в этом роде. Вместо этого я узнал, что у меня опухоль. Оглядываясь назад, я думаю, что это было началом конца для меня и классического состава Megadeth, особенно после того, как Дэйв отказался от Макса, которого я всегда считал нашим секретным оружием в студии, и пригласил Майка Рено и Бада Прагера.       Nirvana и волна гранжа с северо-запада захлестнули весь музыкальный мир, и вместо того, чтобы стать жестче, громче, пошлее и быстрее, Megadeth пошли другим путем. То, как мы одевались и какие у нас были волосы, стало важнее, чем когда-либо. Но больше всего меня выводило, что Прагер пытался превратить нас в то, чем он был наиболее известен: Foreigner. Он изменил обувь, которую мы носили, и ноты, которые мы играли, и это пиздец, чувак. Я не знаю, почему Дэйв согласился на это, скажу только, что в тот момент он был настолько не в себе и настолько потерял контроль, что не понимал, что делает, но при этом собирался сделать запись №1. Было бы круто, если бы это был альбом Megadeth №1.       «Trust» — классная песня, я признаю, и я изо всех сил старался вознести эту ебаную песню барабанами. Но один или два трека — это не сильный альбом. Не на той планке, которую мы установили во время наших первых работ. Никто из нас не имел возможности остановить поезд, в котором мы неслись. Все стало убого. Мы ужасно относились друг к другу. Мы записали пластинку в Нэшвилле с золотым мальчиком Прагера — продюсером Донном Хаффом. Поп-продюсером, который в конечном итоге написал большую часть музыки и текстов вместе с Дэйвом, пересмотрев написание песен, чтобы «лучше отражать продажи и атмосферу радиотрансляций на рок-сцене», как нам сказали.       В течение многих лет Дэйв не переставая говорил и говорил о том, как умно мы поступили с этой пластинкой, что коммерческий прорыв группы произошел из-за «того, что мы готовы изучать рынок и самообразовываться». Серьезно, чувак? Пошёл ты. Именно такое дерьмо в первую очередь породило панк-группы и хэви-метал в первую очередь.       Да, Дэйв, и Дэвид, и Марти, и Ник сделали нашу первую и единственную запись №1 с треком «Trust». Да, нас крутили по радио больше, чем когда-либо прежде. Но это не была пластинка Megadeth в том виде, в каком это были Rust In Peace и Countdown. Марти явно разочаровался в том направлении, в котором Дэйв вел нас — или позволял нам слепо идти по нему, говоря что-то вроде: «Может быть, будущее для нас — будущее без дисторшна». И я типа: «Чувак, ты не в той группе».       У нас был сраный семидесятилетний чувак, который нихуя не знал о метале, но нами управлял, а также приодетые инженеры и продюсеры, желающие, чтобы мы были Foreigner 2.0. Насколько я понял, группа была не в той группе.       В интервью я изо всех сил старался нести полнейшую херню про свои чувства по этому поводу, говоря что-то вроде: «Эм… это просто еще один период для нас» и «Эта пластинка напоминает ранних Megadeth. В ней много голода и много огня». Или как насчет: «Мы играем тяжело!» Да, отстой, но это все, что я мог выдать.       Просто включите Cryptic Writings и послушайте. Вы услышите это прямо там, в песнях. Это дерьмо. Ну, во всяком случае, для пластинки Megadeth, и это то, что мы, предполагалось, должны были делать. Это был единственный критикуемый художественный и коммерческий провал со мной и Марти в группе, и у нас не было обычного воодушевления идти и продвигать это, хотя мы знали, что не будем играть многое из него в туре. И мы этого не делали. Мы играли Rust In Peace, Countdown, Hidden Treasures и более ранние треки.       С того момента, как я присоединился к группе, мы были сосредоточены и согласны в том, что мы хотели делать и как мы хотели это делать. Мы всегда были той группой, которая в первую очередь создает музыку для себя. Я считаю, что именно поэтому в нашей музыке так много наполнения. Это правда. Это реальность. Это не было тем, что мы пытаемся изобрести какую-нибудь хрень, которая, как мы думаем, понравится людям. Наше отношение всегда было: «Если людям это не нравится, это нормально, потому что это нравится нам». Мы те, кто встает и играет каждый день. Все, что касалось нас и группы изменилось, когда Дэйв, Прагер и Хафф решили, что нам следует записать пластинку Metallica, а не пластинку Megadeth.       Когда тур стартовал, мы дали первые акустические концерты в Южной Америке и снова отправились в один из наших изнурительных мировых туров. К следующей весне у меня начались проблемы с коленом, которое иногда сильно болело во время и сразу после шоу. Мы планировали начать Ozzfest '98 в конце июня. Я старался преодолеть это и слишком сильно давил на себя, полагая, что смогу как-нибудь откатать летний тур, пока мы двигались на юго-запад. Но к 9 июня это стало уже слишком. Я ненавижу обращаться к врачам, но у меня не было выбора, потому что я знал, что из-за этого у меня начнутся проблемы во время выступлений. Я подумал, что это растяжение, или разрыв сухожилия, или еще какая-то фигня — мне понадобятся стероиды, тугой бандаж или что-то в этом роде, может быть, какие-то обезболивающие после концертов.       Не повезло.       Врачи сказали мне, что у меня опухоль.       Рак? Они не знали и не могли сказать определенно, пока не сделают биопсию. Я места себе не находил, задавался вопросами: а если это рак, потеряю ли я ногу или того хуже?       Я отказывался от биопсии. Я сказал им вытащить из меня эту хрень, чтобы мне не пришлось делать одну маленькую пустяковую операцию, а затем вернуться и сделать еще одну, если опухоль окажется злокачественной.       Но все же я продолжал откладывать операцию. Однажды ночью в автобусе, где-то через две недели после начала тура, Дэйв нашел меня упавшим на сиденье и чуть не плачущим от боли и от страха, что не только моя карьера, но и моя жизнь под угрозой.       Дэйв был очень добрым, мягким и любящим, пока сидел со мной. Он прямо сказал мне, что мне нужно перестать заниматься херней и позаботиться о своем колене. Туровые врачи сказали, что это будет трехнедельное испытание, в лучшем случае, а затем, они надеются, я вернусь к игре до конца августа.       Дэйв сказал мне не беспокоиться об этом. Я буду в порядке и вернусь через несколько недель. Тем временем он сказал, что бывший барабанщик Suicidal Tendencies Джимми ДеГрассо заменит меня на сцене, пока меня не будет. Джимми работал с Дэйвом над его сольным проектом MD45 или как там. Это сделало Джимми очевидным парнем, которого можно было бы взять заменой на несколько концертов. Я просто хотел вернуться к записи следующего альбома, к следующему туру.       — Чувак, иди разберись с этим, — сказал мне Дэйв. — Если бы это был я, я бы это достал прямо сейчас.       — Ну, мне нужно сделать еще пару анализов, — ответил я.       Я продолжал откладывать, но в конце концов понял, что не смогу пережить тур. У меня не было выбора. Я не мог продолжать играть так, физически или эмоционально, я был настолько не в себе, что врачи не могут дать мне прямой ответ: это серьезно, это опасный для жизни рак, или просто пиздец, какая огромная проблема с коленом и заноза в моей заднице.       Операция прошла хорошо. Врачи сказали мне, что я в порядке. Я серьезно думал, что у меня нет никаких забот в этом мире, и как только не будет риска инфекции, я пройду физиотерапию, и снова присоединюсь к туру. Дэйв позвонил мне через два дня после операции. Я был рад слышать его голос. Но я тут же растерялся, потому что Прагер тоже был на линии.       — Привет, приятель.       — Привет, Ник.       Мастейн не спросил, как мои дела или что-то в этом роде. Его первые слова были: «Привет, мы тебя отпускаем».       — Что? Куда? В Диснейленд? Не еби мне мозги, чувак. Сейчас не время. Говорят, через неделю я уже буду в порядке.       — Я не думаю, что ты меня ясно услышал, — сказал Дэйв. — Мы отпускаем тебя.       Я тут же расстроился. — Чувак, ты не можешь меня уволить! Это и моя группа тоже.       — Нет, Ник, это моя группа, и я принял решение. Я не увольняю тебя, я освобождаю тебя от работы.       — Ты не освобождаешь меня ни от чего.       Я был так чертовски напуган, что сказал что-то типа: «Следующий звонок, который ты получишь, будет от моего адвоката», и бросил трубку. Я был вне себя от шока. Я позвонил трем самым близким мне людям в этом мире: сестре, маме и папе, потому что они всегда были рядом со мной, и я знал, что могу на них положиться.       Первое, что сказал мой отец, было: «Слава богу! Я ждал этого звонка!»       Окей, не совсем та реакция, на которую я надеялся после новостей о смерти мечты всей моей жизни. Вероятно, это одна из последних вещей, которые вы хотите слышать, когда вырастаете: что ваши родители знают что-то лучше вас (ну, или услышать: «Э-э, презерватив порвался»). Но родители все это видят, и знают, как лучше, не так ли? Мой отец, когда дело доходит до музыкального бизнеса, знает гораздо больше, чем я когда-либо узнаю, и он знал, что Megadeth скатывается в дерьмо. Группа зарабатывала меньше денег, продавала меньше пластинок, выступала на все меньших и меньших по размеру площадках, и мы чаще появлялись в прессе из-за того, что происходило внутри группы, а не из-за того, что группа делала в музыкальном плане. Папа сказал, что когда-нибудь я буду благодарен за то, что Мастейн меня уволил.       К тому времени, когда следующая пластинка была выпущена в свет (или она сбежала, в зависимости от того, как смотреть на Risk), я уже знал, что папа был прав. Мастейн утверждает, что это отличный альбом. Возможно, это и так, но это не пластинка Megadeth даже в ещё большей степени, чем Cryptic. Танцевальные биты и электронное дерьмо? Это не мой Megadeth. И я говорю «мой», потому что я тоже фанат. Я подавился, когда мне сказали, что в обзоре Billboard пишут, что Megadeth — это «что-то среднее между Def Leppard и Bon Jovi».       Я подумал, Foreigner, вот и он.       Я слышал, что Хафф и Мастейн стерли некоторые соло Марти и что Дэйв переиграл их, даже не сказав Марти. Марти не знал об этом, пока не вышел альбом. Могу поспорить, что это отстой. Бессердечно и душераздирающе. Что-то вроде увольнения по телефону, да, Дэйв?       Затем группа позировала в каких-то костюмах от Capitol Records с поддельной золотой пластинкой. Risk продался едва ли в половине количества, необходимого для золота.       Рад, что моего имени нет на этой хуйне.       А что насчет Марти? Что ж, он ушел всего через три месяца после тура и переехал в Японию, где, я предполагаю, он надеялся, никто не покупал этот альбом. С того момента (и я стараюсь не злиться на это, но правда есть правда) Дэйв «уволил» сперва нашего маскота Вика Рэттлхеда и весь наш имидж, затем меня, а затем потерял вообще нахрен всё, после того, как Марти отправился в дом восходящего солнца.       Прошло немного времени, прежде чем Megadeth ушли с крупного лейбла и не смогли продать даже четверти миллиона пластинок вместо тех двух миллионов, которые мы начали продавать вместе, и вернулись к концертам в театрах и клубах, а также к разогревам для групп, которые раньше разогревали для нас. Я не разговаривал с Мастейном целый год после того, как он меня уволил. Добавляя оскорбления к травме, он говорил в прессе всевозможную ложь. Он уволил меня, потому что я торчал на наркоте (ложь). Он уволил меня, потому что, по его словам, я «лгал о том, что у меня рак».       Что за херня? Я думаю, он позвонил примерно в Рождество следующего года.       — Я просто хочу узнать, как у тебя дела? — сказал он.       — Да, у меня все в порядке.       — Я уверен, что ты немного в бешенстве.       — Ну, я не счастлив от того, как все сложилось, но это то, что тебе нужно было сделать, и на самом деле это было твое решение. Это было не мое решение.       — Ну, ты можешь говорить людям, что ты сам ушел.       — Нет. Я скажу им, что ты уволил меня по телефону. Потому что именно это и произошло.       — Чувак, я тебя не уволил, я освободил тебя от твоей работы.       — Ты меня ни от чего не освободил. Я вижу то, что ты меня уволил, и это то, что я скажу людям, когда они меня спросят, потому что это чистая правда.       По телефону это было просто жестоко и неправильно. Я лежу на больничной койке, и этот парень, блять, звонит мне и говорит, что отпускает меня? Спасибо, брат, можешь больше не любить меня меня так сильно в ближайшее время. Джуниор мне не звонил. Ни после операции, ни через год после того, как Мастейн меня уволил. У меня никогда не было проблем с Джуниором, и я не хочу уязвлено возмущаться по этому поводу, но, чувак, мне было больно. Было чертовски больно, когда вся моя жизнь в течение десяти лет, мои лучшие друзья, моя карьера и моя страсть просто закончились из-за одного телефонного звонка.       Я буду первым, кто признает, что мое отношение в конце поменялось. Я действительно не обращал внимания ни на Дэйва, ни на то, что он говорил. Я думал: «Да, хорошо. Пофиг». Это его очень бесило, и, я думаю, он просто понимал мое отношение. Когда я пошел на операцию, для него это было словно зеленый свет. Впервые я снова увидел ребят в клубе Лос-Анджелеса. Я вернулся и поздоровался. Джимми был очень напряжен. Я такой: «Чувак, расслабься. Я здесь не для того, чтобы отбирать твое шоу или что-либо». Я думал: «Я имею в виду, я мог бы забрать это всё у тебя в одно мгновение», но не сказал этого. Джимми крутой, и я знал его много лет. Я точно не питал к нему никаких дурных чувств. Он не сделал ничего плохого. Но это странно, когда ты идешь на концерт группы, с которой играл десять лет, и видишь там кого-то другого. Это как смотреть, как кто-то трахает твою бывшую девушку, понимаете? Ну, типа: «Эй, чувак, ты делаешь это не так! Делай это вот так, братан».

Losing Our Grip

      Я был в воодушевлении, когда было объявлено, что Megadeth будут разогревом Aerosmith в их масштабном туре Get A Grip Tour по Северной Америке летом и в начале зимы 1993 года.       Все началось с потрясающего шоу в Топике Канзас, 2 июня. (Вы знали, что Topeka на родном языке канза-осейдж означает «место, где мы копали картошку?» Я не знал. Но круто, да?)       Оглядываясь назад, можно сказать, что мы не были подходящей парой для Aerosmith, хотя поначалу это казалось верным шагом — мы разогреваем огромную, масштабную, культовую рок-группу. Однако с первой ночи мы были обречены. Дэйв схватил футболку Aerosmith, брошенную на сцену, и обернул вокруг грифа своей гитары. Затем он взял ее, показал зрителям, высморкался в нее и бросил в яму. Сын Джоуи Крамера, барабанщика Aerosmith, стоял сбоку от сцены с лицом типа: «Оу, реально?»       Я бы назвал это первым страйком.       Мы сразу же начали жаловаться на кучу вещей: на то, что мои барабаны приходилось убирать в сторону, на саундчек, на гримерку, на то, как долго мы должны были играть или не играть — практически вообще на всё. Наконец, Стивен сказал нам: — Знаете что? Когда вы, ребята, хедлайнеры, вы можете делать, что захотите. Но это наше шоу и наш концерт, и это всё. И, — сказал он, обращаясь ко мне, — не смотри на мою дочь.       Лив Тайлер слонялась вокруг в туре, и однажды вечером за кулисами она и один из ее друзей подарили мне открытку на День Рождения и небольшой подарок. Это вывело Стивена из себя. Я, честно, ни о чем таком не думал! Он выбесил меня. — Чувак, я точно знаю, о чём ты думаешь, потому что я такой же, как ты, — сказал он.       У-упс. Второй страйк?       В том туре не было никаких сексуальных домогательств, а после почти смертельной передозировки Дэйва шестью месяцами ранее, уж точно не было выпивки или тусовок на концертах или где-либо в близости от очень трезвых Aerosmith. Никаких девочек в гримерках, только мы и сок из ростков пшеницы. Я шутил, что рад, что нас уволили, потому что это действительно не вписывается в мой стиль, но я так скрашивал то, насколько отстойно было быть уволенным одним из наших кумиров. Ребята из Aerosmith классные, и это одна из лучших рок-групп, когда-либо выходивших из Америки. Как сказал нам Стивен, это был их тур, а не наш. Мы были всего лишь разогревающей группой, и, давайте посмотрим правде в глаза, когда мы были на сцене, мы зажигали, но толпа там была не для нас. Они такие: «Выключите это дерьмо. Мы хотим услышать Toys in the Attic.»       Как бы они нас не терпели в течение десяти дней, конец был стремительным. Дэйв давал радиоинтервью и сказал, что, по его мнению, Megadeth должны быть хедлайнерами, «но мы не возражаем, потому что все знают, что это последнее ура Aerosmith. Aerosmith осталось жить не так уж и долго».       Бля-я-ять. Стивен был в лимузине с включенным радио. — Дэйв, мы хотели бы помочь тебе выйти, — сказал он позже прессе. — Как ты сюда попал?       Третий страйк и пока-пока. Уволены после десяти концертов из двухсот сорока-дневного тура.       Я не уверен, что кто-нибудь из Aerosmith сообщил об этом кому-нибудь из нашей группы. Все, что я помню, это то, что после четырнадцатичасовой поездки на автобусе до следующего шоу мы заехали на парковку и увидели стоявший там автобус Jackyl. Наш туровый менеджер подошел к нам в ресторане через час или два и вручил нам билеты на рейс домой на следующий день. Заменены на Jackyl. Это задело. Я не знаю, что более отстойно: быть уволенным, или наблюдать, как в тот вечер барабанщик Jackyl играл в своём нижнем белье. И подумать только, ради вот этого мы отказались от тура с Pantera.