Megalife: The Autobiography of Nick Menza — неофициальный перевод

      Можно было бы подумать, что у меня было преимущество, потому что мой отец — джазовый музыкант мирового уровня. Но на самом деле именно моя мама разожгла во мне огонь всю жизнь бить палками по предметам.       Мой отец — Дон Менза, один великих джазовых исполнителей старой школы, и он мой самый большой герой. Наша семья сицилийцы, но папа родился и вырос в Буффало, где в пятнадцать лет начал играть на тенор-саксофоне. Он учился у легендарного музыканта и педагога Джона Седолы.       Находясь в Штутгарте, папа играл в Симфоническом оркестре Седьмой армии вместе с Доном Эллисом, Лео Райтом, Лексом Хамфрисом, Сидаром Уолтоном, Лэнни Морганом, Эдди Харрисом и другими. После службы он работал с оркестром Мейнарда Фергюсона как солист и аранжировщик, но был неудовлетворен направлением, в котором он двигался, и ушел.       Между выступлениями в начале 1964 года он написал немецкому саксофонисту и известному в Европе руководителю оркестра Максу Грегеру. Папа представился и перечислил, на каких пластинках его можно услышать. Три недели спустя папа и моя мама Роуз Мари уже жили в Мюнхене.       Хотя мы жили там до тех пор, пока мне не исполнилось пять, единственное, что я действительно помню, я начал говорить по-немецки до того, как выучил английский. Однажды я упал и чуть не откусил себе язык. И однажды я застрял на эскалаторе, зацепившись за идиотскую варежку, к ужасу моей матери.       Все, что я когда-либо помнил, это жизнь в Южной Калифорнии. Это так странно, когда я был в туре по Европе и доехал до немецкой границы, а какой-то чувак из таможни говорит: «Добро пожаловать домой». На самом деле то, что я родился в Германии, аукнулось мне, когда мне исполнилось восемнадцать и правительство Германии настояло на том, чтобы я прошел обязательную военную службу. К счастью, поскольку мама и папа оба американцы по происхождению, и я тоже был гражданином Америки. В итоге это превратилось в бюрократическую процедуру, которая решилась несколькими документами. Самым большим сюрпризом для меня, когда я впервые вернулся туда подростком со своей первой успешной группой, было узнать, что у них есть убийственное пиво, порция которого равносильна съеденному стейку на восемь унций.       Музыка всегда занимала огромную часть в жизни нашей семьи. Мама говорит, что когда я был ребенком, уже достаточно большим, чтобы сидеть, она доставала кастрюли из кухонного шкафа в нашей маленькой квартирке в Мюнхене, ставила их на пол, протягивала мне две деревянные ложки, и я стучал. По ее словам, для нее это было отлично, потому что где бы она ни находилась, она могла слышать, что у меня нет проблем.       Где-то незадолго до моего четвертого дня рождения (хотелось бы мне это запомнить) я впервые играл на барабанах. Это было на джазовом фестивале в Монтре в 1967 году. Без шуток. Есть фотография, на которой я сижу, как профессионал, играю с закрытыми глазами, с палкой в руке. Это очень смешно. Папа выступал на фестивале, поэтому мы с мамой были там. Моя мама говорит, что я забрался наверх, и для меня это было все равно, что увидеть кастрюли и сковородки в виде барабанной установки. Я взял палочки, как будто это были деревянные ложки, и начал стучать. Другие говорили, что это Джек поднял меня и посадил за установку. В любом случае, я думаю, это произвело какое-то впечатление. Мама говорит, что люди, которые начали расходиться со сцены, обернулись, чтобы посмотреть на меня.       Дон Менза:       Мы жили в Мюнхене, и весной 1967 года проходил фестиваль в Монтре. Я уже собирался вернуться в Америку спустя четыре года. Я был руководителем Мюнхенского джазового ансамбля. В те времена джазовый фестиваль в Монтре на самом деле не был джазовым фестивалем. Это был конкурс всех радиостанций Европы, которые присылали в Монтре свои джазовые ансамбли, и они играли, а судьи решали, кто победит. Мы победили. И я выиграл ключ от города. Это было прекрасное время. Джек (ДеДжонетт) давал мастер-класс игры на барабанах и видел, как Ник ходил вокруг сцены. Джек говорил о независимости и свободе и о том, как нас учат не быть независимыми. И он увидел Ника рядом и сказал: «Иди сюда, Ник», и усадил его за барабаны. Публика такая: «Что?» Все эти разговоры о независимости и свободе… и вот Ник Менза, ему три года, и он еще понятия не имеет обо всем этом. И Ник взял палочки, и мы его сфотографировали.       Мы переехали в Америку до того, как родилась моя сестра Дония, которая на четыре года младше. Папа присоединился к биг-бэнду Бадди Рича. Вскоре после этого он записал знаменитую сольную каденцию на «Channel One Suite» с использованием техники непрерывного дыхания. Он стал известным классиком среди педагогов и музыкантов. Любой уважающий себя поклонник джаза знает его композиции «Groovin' Hard» и «Time Check», которые он написал для Бадди. Они стали стандартным репертуаром джазовых программ в колледжах и университетах по всему миру. Я совершенно справедливо утверждаю, что мой самый большой герой в музыке и жизни — это мой отец. Однако, когда я был подростком, я не собирался играть джаз, но это только потому, что это делает мой отец. Если бы он увлекался рок-н-роллом, я, наверное, стал бы джазменом.       Вероятно, примерно в то время, когда папа начал играть с Бадди, я начал осознавать, что музыка — это не всегда пассивное явление, нечто, что можно слушать, но и нечто, что можно создавать.       Я стал одержим игрой на барабанах. Я все время ходил с барабанными палочками. В старшей школе я сидел в классе и не обращал внимания на учителя (прости, мам!). Я тратил очень много времени на рисование скетчей ударных установок, барабанных стоек и рок-н-ролльных сцен. И я тогда еще ни разу не был на рок-концерте.       Не поймите меня неправильно, есть много замечательных барабанщиков, но Бадди Рич был величайшим барабанщиком на планете. Я многому научился, просто наблюдая за ним. Это все, что мне было нужно. Бадди был невероятным для меня. Никто не мог даже приблизиться к нему. До сих пор я ни разу не видел ни одного барабанщика, который смог бы это сделать. Если вы смотрите на Бадди Рича и все еще думаете, что умеете играть на барабанах, вам лучше сделать шаг назад, снова посмотреть на него и подумать над этим еще раз. Были вещи, которые он мог сделать, но я даже не стал бы пытаться. Он был прирожденным фриком игры на барабанах. Однажды он дал мне держать бумажное полотенце между руками и сыграл на нем барабанную дробь, даже не порвав бумагу. Это был его контроль, словно он останавливал палочку в воздухе. Он мой наставник на все времена. Мне нравилось, когда он участвовал в драм-баттлах. Бадди надирал задницу кому угодно. Он бы тоже над этим посмеялся. Я любил, когда он появлялся на телемарафоне Джерри Льюиса каждый День труда. Его драм-баттлы с Джерри были увлекательные.       Мой отец часто участвовал в таких телемарафонах, и однажды, когда я был подростком, я был там за кулисами с Джерри и Эдом МакМэхоном. Я закурил косяк, и Джерри так накурился, что не смог выйти и провести свой следующий отрывок. Я помню, как Эд просто сидел и смеялся, как на шоу Карсона, а Джерри сказал мне: «Что это было за дерьмо? Паракват? Нет, это был дерьмовый сканк. Мы все тогда конкретно обдолбались.       Однажды нам с отцом пришлось поехать на автобусе Бадди на концерт в Сан-Франциско. Бадди подошел и спросил меня «if I could roll?» (могу я скрутить?). Я спросил, «Drum roll?» (Драм ролл, или барабанная дробь) Он сказал, «Нет! Косяк!» Конечно могу!       Я слышал несколько абсолютно потрясающих историй о Бадди Риче. Он всегда был добр ко мне, но о его характере ходили легенды. Бадди имел репутацию жесткого человека по отношению к участникам своей группы. Он был известен тем, что не представлял исполнителей, вместо этого давал каждому из них встать на момент признания. Я слышал, что однажды кто-то в первом ряду крикнул:       — Эй, Бадди, как насчет того, чтобы представить участников группы?       Бадди тут же ответил:       — В этом нет необходимости. Они уже все друг друга знают.       Такой был Бадди. Он никогда не пропускал ударов. Я слышал, что в 1986 году, когда его везли на операцию из-за злокачественной опухоли головного мозга, его спросили, нет ли у него на что-нибудь аллергии. Бадди ответил:       — Только на две вещи: кантри и вестерн.       Фанаты до сих пор оставляют барабанные палочки вместо цветов на его могиле Westwood Memorial в Л.А.       Мое первое воспоминание о барабанах произошло в доме моих родителей. Мы жили на Риверсайд Драйв в Вэлли, и мой отец проводил там репетиции. У него была барабанная установка, на которой можно было играть. Я подумал, что это так здорово, я научился одновременно бить по бас-барабану и крэш-тарелке. Это все, что я мог делать! Мой отец приходил, раздраженный, и спрашивал: «Что ты делаешь?»       Дон Менза:       Я совсем не ожидал, что он или его сестра будут вовлечены в музыкальный бизнес. Поначалу я действительно не поощрял Ника, но когда я увидел, что это то, в чем он заинтересован, я согласился с этим. Я пытался указать ему правильное направление, потому что то, что ты собираешься сделать, может не выстрелить, и на этом все, не клади все яйца в одну корзину, это не сработает. Но это именно то, что и произошло. Он хотел стать звездой рок-н-ролла. Я сказал: «Окей, ладно». Я не пытался его отговаривать. В любом случае, он мой сын, и прежде всего, мы друзья. Я достаточно хорошо знаю этот бизнес и то, насколько он может быть непредсказуемым. У него было много талантов. Отпусти ситуацию, это твоя жизнь. Вот увидишь. И он это сделал. Ник, будучи подростком, репетировал в подвале — и он был занозой в моей заднице.       Больше ничего не казалось мне настолько крутым. Ни малый барабан, ни тома, а только бас и тарелки.       Когда я выучил больше крутых звуков, которые я могу издавать каждый день после школы, я начал относиться к этому более серьезно. Первым делом я взял банку с черной краской и покрасил весь сет. В ней были голубые блестки, и мне показалось, что это выглядит так не круто. Мой папа был зол. «Чувак! Что, черт возьми, ты сделал с установкой?» Я сказал: «Я покрасил ее! Выглядит круто, не правда ли? Это потрясающе!»       Чем лучше я становился, тем чаще я начинал разучивать каждую из моих любимых песен. Раньше я джемил под множество треков Элтона Джона, Boston, Styx, Rush, Van Halen, Aerosmith, Kansas, и Тома Скотта. Tom Cat — альбом, под который я джемил очень часто.       Zeppelin были для меня самой влиятельной группой. «Physical Graffiti», наверное, был моим любимым альбомом для игры на барабанах, хотя «Presence» мне тоже нравится. «Candy Store Rock» — очень крутой. Black Dog — сложная для разучивания песня. Бонэм играл ровно, нечетные размеры, простой бит, чувствуя это. «Nobody's Fault» тоже довольно сложно сыграть. Однако, в основном у меня были большие проблемы с моей любимой песней Zeppelin всех времен — Achilles Last Stand. Невероятно скоростные заполнения. Мне было трудно в этом разобраться, и, конечно же, освоить грув Бонэма — дело непростое. Это такая отпадная песня. Я ложился спать ночью, слушая ее на проигрывателе. Я вставал посреди ночи и ставил ее в начало трека снова и снова, потому что мне не хотелось слушать «For Your Life» или «Royal Orleans».       Я приходил домой из школы и играл «Achilles Last Stand» снова и снова, пытаясь разобраться в этом. Однажды мой отец зашел в подвал и сказал:       — Чувак, если я услышу эту песню еще хоть раз, я заберу твои пластинки, твои барабаны и стереосистему».       — Но, пап, я уже почти разобрал эту песню!       — Нет, я уже разобрал эту песню, а я даже не играю на барабанах, — сказал он. — Я больше не хочу это слышать.       Мой отец ненавидит Zeppelin. Он считает что их инструменты не строят и они отвратительны. Он увлекается оперой и джазом. Я понимаю, почему ему это не нравится. У него абсолютный слух, и, давайте посмотрим правде в глаза, некоторые вещи Zeppelin не гармонируют, например, «Stairway To Heaven». От начала до конца эти гитары не гармонируют друг с другом.       В подвале у него была большая табличка с надписью: «Электронный шум, кому он нужен?» Я повесил над барабанами одну с надписью: «Помогите искоренить оперу».       Однако мама была абсолютно не беспокоилась обо всем этом и сказала мне:       — Просто подожди, пока твой отец уйдет, и тогда ты сможешь поиграть.       Я не могу переоценить, насколько важны для меня были Led Zeppelin. Впервые я увидел «Song Remains the Same» в театре в Studio City. Фильм еще даже не закончился, а я уже решил, что стану барабанщиком, присоединюсь к группе, буду гастролировать и играть для людей точно так же, как это делал Бонэм. Это было полное прозрение.       На следующее утро мама пришла разбудить меня и сказать, что пора собираться в школу. Я сказал ей, что мне больше не нужно ходить в школу.       — Нет? Тебе нужно пойти в школу, стать умным и многому научиться.       — Нет, мне нужно играть на барабанах!       Каждый ребенок говорит что-то подобное, но лишь немногие доводят дело до конца. Я знаю, как мне повезло, что вокруг меня было так много удивительных факторов влияния. Папа все время водил меня в студию, когда давал сессии, а также на многие шоу, где он играл. Помимо Бадди Рича, многие из величайших барабанщиков останавливались в нашем доме, чтобы увидеть маму и папу. Когда они у нас тусовались, они давали мне небольшие советы. Стив Гэдд, Луи Беллсон — все просто потрясающие. Беллсон, пионер игры на кардане, прислал мне в подарок ударную установку, когда мне было около двенадцати лет. Великолепный сюрприз. Она все еще у меня.       Чак Флорес заставил меня читать ритмы и показал несколько упражнений для рук. Я взял пару уроков у Ника Черолли, который много играл с моим отцом и выпустил книгу о скорости и выносливости с базовыми приемами игры на малом барабане.       Это все было круто, но мне хотелось играть музыку, а не возиться с уроками.       Несколько советов по игре на барабанах я получил от Джо Поркаро, который сказал мне, что я неправильно держу палочки, и сказал, что ему придется начать мое обучение с самого начала. Ну, это не работало для меня. Я верю, что все, что угодно, может сработать для вас. Если вы действительно можете играть на своем инструменте, сделайте это. Не поймите меня неправильно, Джо — отличный чувак и потрясающий барабанщик, с его сыном Джеффом, барабанщиком Toto, я тоже был близок. Но уроки были не для меня. Я в основном играю одиночными ударами и не играю двойки. Я барабанщик-"неандерталец», я играю громко и с силой. Я пытаюсь ломать вещи! Кто еще может зарабатывать на жизнь, избивая предметы палками?       Однако какое-то время идея об уроках была таким же обычным явлением, как вкусная еда в нашем доме. Папа хотел, чтобы я поступил в Беркли. Я сказал:       — Это будет отстойно! Нет, пап, этого не произойдет. Пожалуйста! Пап, не отправляй меня в Беркли.       Я ужасно боялся, что меня отправят в Бостон. Многие хотели бы поступить в Беркли, но не я. Спросите его, именно это я и сказал. Боже, это было похоже на мой худший кошмар.       Я знаю, что этим мои мама и папа пытались помочь мне, насколько могли, в достижении моей мечты. Они поддерживали меня во всем, что я делал, и, конечно, музыка была вполне естественной вещью, поскольку в нашем доме музыка звучала, казалось, 24/7. Поверьте, я все это слушал. Папа не фанат рок-н-ролла, но он в курсе всего современного. Он великолепный аранжировщик, композитор и писатель.       Дон Менза:       Ник всегда увлекался музыкой. Когда он был ребенком, он плакал, когда пора было ложиться спать, и мы включали пластинку испанского фламенко, и это всегда срабатывало. Забавно, что это было то, что его тронуло. Позже его всегда тянуло к рок-н-роллу. Но он обращал внимание на то, что я делаю. Когда он стал немного старше, несколько раз он шел со мной на сет Биг Бэнда, оставался на всю ночь и наблюдал за всеми красивыми девушками.       Моя мама забавная. Она всегда была так рада прийти посмотреть, как я играю. Для нее всегда имело значение только то, чтобы я был счастлив. Она, папа и Дония приходили на столько концертов Megadeth, сколько могли. Мама всегда говорила мне, что ей кажется, я причиню себе вред, если буду играть так, как в Megadeth. Любой приличный барабанщик в хэви-метал группе отрабатывает от начала до конца. Вот почему вы играете на барабанах в такой группе, потому что хотите играть именно так. Вы не хотите не напрягаться, играть щетками и никогда не вспотеть — вы хотите зайти как можно дальше. Однажды ночью я действительно получил травму, играя с Megadeth. Во время репетиции одна из моих палочек раскололась, осколок отлетел и попал мне в глаз. Моей инстинктивной реакцией было потереть глаз, и я загнал занозу еще глубже. В итоге какое-то время я носил повязку на глазу. Врач сказал мне, что во время игры мне следует надевать защитные очки. Думаю, это самая идиотская вещь, которую мне когда-либо говорили. Как будто это должно было когда-нибудь случиться.       Дон Менза:       Мы ходили смотреть игру Ника так часто, как могли. Дэйв Мастейн однажды спросил меня:       — Скажи правду, когда Ник начал играть, ты когда-нибудь думал, что Ник добьется такого успеха?       Я посмотрел Дэйву в глаза и сказал:       — Разумеется.       Megadeth изменились с приходом Ника. В журнале Rolling Stone была большая статья об этом — наконец-то появился барабанщик, который имеет какой-то смысл. Моё имя тоже есть в этой статье! Папа сделал Rolling Stone, ха! Знаете, мне все это не особо нравится, но я помню, как однажды вечером у меня остановился мой друг, и я спросил его:       — Эй, чем ты занят сегодня вечером? У меня есть пропуска.       Мы взяли беруши и пошли на концерт в Hard Rock. Он тоже не увлекается этими вещами, но когда мы уходили, он сказал:       — Ух ты! Это было мощно! Это было… хирургически». И это так и было. Я всегда был впечатлен.       Папа всегда был опорой. Он охотно появлялся в студии, когда мы с Марти Фридманом работали над сольной пластинкой Марти Scenes. Папа играл на сякухати, и это было потрясающе. Марти был так воодушевлен.       — Твой папа знает, как играть на сякухати! Да ладно!       Мой папа просто класс в студии. Когда я был ребенком, я ходил с ним на множество сессий. Он не делает херни, он входит и справляется со всем. Пара попыток, и он все сделал. Он может сыграть что угодно на тенор-саксофоне — последний представитель вымирающего вида. Он играл на саксофоне в песне «The King», которую я записал с несколькими друзьями из группы, которую мы назвали Deltanaut. Ему нужно написать книгу, есть огромный список людей, с которыми он играл. Генри Манчини, этот парень написал несколько песен! Папа много с ним играл. Он был наиприятнейшим парнем. Он мне нравился.       Я думаю, что крутые люди рождаются у крутых родителей, которые поддерживают своих детей во всем, что бы они ни делали, если это не противозаконно! Я должен сказать, что я так благодарен моим маме, папе и Донии. У меня было очень счастливое детство. Думаю, именно поэтому у меня никогда не было особых проблем. Я был хорошим ребенком. Лето мы проводили, катаясь на велосипедах по заднему двору или прямо в бассейне, занимались веселыми и безобидными вещами. Однажды меня отправили домой из школы за то, что я носил футболку Pro Drum Shop с надписью «We're No. 1» на спине. Номером 1 был средний палец. Директор сказал, что это неприемлемо.       Думаю, самая большая проблема у меня была, когда я прогулял школу на две недели. И вдруг маме позвонили из кабинета директора: «Где Николас?»       Упс. Каждый учебный день я выходил из дома и шел потусоваться к своему другу. Я прятался. Некоторое время назад меня обворовал этот парень из банды с 18-й улицы в Долине. Он забрал у меня деньги на обед. Наконец я сказал: «К чёрту это!» и напал на него с алюминиевыми барабанными палочками. Я вырубил его, он потерял сознание. В тот день возле школы меня ждали двадцать членов банды. Домой я добрался благополучно, но возвращаться обратно не рискнул. Я никому не рассказал, кроме нескольких друзей. Но мне пришлось вернуться в школу. Мне не надрали задницу. Наконец, один из членов банды подошел ко мне и спросил, что случилось. Я сказал ему, что просто не могу больше терпеть, когда этот парень меня обворовывает. Он сказал:       — Хорошо. Ты умеешь водить машину? Я ответил, что, конечно, могу. Он сказал:       — Окей, давай прокатимся. Я думал, что они действительно сделают мне больно. Знаешь, отвези меня к железнодорожным путям и выбей из меня все дерьмо. Но они этого не сделали. Я поехал, и мне сказали, куда идти. Когда мы вышли на переулок, они вытащили пушки и начали стрелять из открытых окон, а мне сказали убегать. Никто не пострадал, и после этого они как будто потеряли ко мне интерес. Но это был пиздец. С тех пор я был рядом только с теми бандами, чьи районы простирались от одного края сцены до другого.

A Bad Night in Eugene, Oregon

      Я думаю, что это просто в человеческой природе: самые шокирующие события мы запоминаем наиболее ярко. Это применимо, конечно, ко всем моим годам с Megadeth. Я хорошо помню и с нежностью вспоминаю масштабное шоу в Рио. Но я не помню очень многих других масштабных шоу. Во-первых, их было очень много. Когда мы были в туре, у нас был совершенно изнурительный график. Десять концертов подряд, переезды из города в город на автобусе, затем день в пути, а затем еще десять концертов подряд. Выходных не было. Это было еще одно из правил Дэйва. — Выходных нет, — всегда говорил он. — Есть только дни, когда нет концертов.       Он не шутил. В этом он был непреклонен. В наших турбуках — подробных гайдах, которые сообщали каждому члену группы и команды, где мы должны быть в тот или иной момент времени, в каком городе, в каком отеле, со всеми необходимыми нам телефонными номерами — фактически был указан «День без концерта» в календаре, когда у нас не было шоу. Там не было написано «Выходной».       Это было ужасно для техников. Эти парни были очень расстроены. Для нас было не так уж плохо, и я вообще-то не любил выходные. Я просто тратил деньги и скучал. Побывав несколько раз в городах по всему миру, вы думаете: «Да, я это уже видел. Могу я уже пойти домой?»       Однако я должен сказать, что это сделало нас одной из величайших концертирующих групп. Metallica, возможно, и стали значимее нас, но они не могли играть так же хорошо, как мы. Итак, масштабные шоу имеют тенденцию сливаться в моей памяти. Но плохие, блять, выделяются.       Наверное, самое худшее было в Юджине, штат Орегон, в феврале 1993 года. Для нас это определенно была не очень хорошая ночь. Дэйв был сильно обдолбан какой-то отвратительной смесью наркоты и алкоголя. Как только мы начали, мы играем «Symphony for Destruction», а он играет «Peace Sells». Я смотрю на Джуниора: «Вы, блять, надо мной издеваетесь?»       Кажется, это было где-то на третьей песне, когда баррикада перед сценой с грохотом обвалилась, и дети стали бросаться на сцену. Это тут же переросло в беспорядки: люди избивали друг друга, а несколько детей оказались заперты под упавшим ограждением. Люди начали бросать бутылки. Охрана пыталась сбить людей со сцены. Нас вывели через заднюю часть сцены в автобус, который тут же уехал. Рядом и сзади нас был поток детей, забрасывающих автобус бутылками и дерьмом. Это совершенно вышло из-под контроля — очень страшно.       Дэйв пошел к своей койке и опрокинул бутылку. Валиума. Мы даже не успели добраться до отеля, как нам пришлось ехать в больницу. Он не просто потерял сознание. Через некоторое время после того, как его отвезли в отделение скорой помощи, нам сказали, что у него клиническая смерть. Он пролежал в коме неделю, а затем еще неделю находился в больнице, прежде чем поправился настолько, чтобы отправиться в рехаб. Остальные из нас разъехались по домам, всего спустя месяц из длительного тура с Stone Temple Pilots на разогреве. Это отстой, как ни посмотреть. Дэйву пришлось принести извинения, а нам пришлось вернуть деньги за билеты. Еще более разочаровывающим было то, что нас приглашали играть на знаменитой арене Будокан в Токио, чего мы все с нетерпением ждали.       Однако, к счастью, на том шоу никто серьезно не пострадал и не погиб. Как тогда сказал Джуниор, это было, наверное, самое разочаровывающее время для нас. Если бы этого не произошло и Мастейн не прошел реабилитацию, он, вероятно, стал бы еще одной рок-н-ролльной жертвой наркотиков, и был бы найден мертвым в номере отеля во время того тура.       Плохие времена тяжело забыть.