Pacific Ocean

       На следующий день дождь не закончился, и студенты остались заниматься в библиотеке с видом на всемирный потоп. Стена из ливня была настолько плотной, что казалось, будто океан, едва за ней различимый, выйдет из берегов и поглотит дом. Или же дом сам съедет в океан под напором грязевого потока. Но мудрый архитектор готовился к концу света и все просчитал. Несмотря на то, что дом был далеко не нов, он задумывался как убежище, и ни одна капля воды не просочилась в него сквозь окна или кровлю. Только жаркий воздух внутри стал свежее.        – Думаю, катер в ближайшие дни ждать не стоит, – сказал Эрвин Ханджи, зайдя в лабораторию. – Ты могла бы уехать с ним, чтобы разобраться со своим положением.        – Брось, я вчера всю ночь разбиралась. Мое положение вполне неплохое, если подумать. Вообще, я пришла к выводу, что не знаю человека, который лучше подошел бы на роль отца моего ребенка, чем Моблит. Посуди сам, я ставила на этом парне такие эксперименты, которые даже на мышах считаются жестокими. Он здоров, как бык, и, похоже, почти бессмертен.       – Поговорили с Моблитом?       – Нет, конечно. Кто мы такие, чтобы проговаривать важные проблемы? Я завалила его проверкой моей монографии на орфографию. Ему хватит на неделю. Там, возможно, и поговорим. А что у нас со шпионом? Есть новости?       –Тебе стоит проверить свою комнату. Есть вероятность, что там кто-то был в твое отсутствие. Я попросил Жана поискать заглушку, да только он совсем обленился от безделья. Начал искать в комнате отдыха, поэтому сейчас он там спит на диване. Но вчера Жан где-то нашел сигареты и стал добрее.       – Значит, у нас все так же трое подозреваемых?       – Да. Николо большую часть дня находится в своей подсобке. Я заходил к нему, но ничего примечательного, на первый взгляд, не увидел. Он работает с нами третий год, и, с одной стороны, это внушает доверие, а с другой – у него нет с нами общих идейных интересов, поэтому, при правильной мотивации, он может действовать против нас. Эрен бывает один только тогда, когда поднимается к птичьим гнездам у валунов. Вы сами там жили два дня и могли за ним следить. По ночам рядом с ним бывает только Микаса, иногда Саша и Энни. Допросить Микасу мы не можем по той же причине, что и Сашу относительно Николо. Энни выглядит подозрительно, но дело только в ее отстраненности и складе характера. Из-за прогулок с Армином она поздно возвращается, но вечером всегда находится с ним. Утром встает раньше всех для пробежки. Знала, что она восходящая звезда тайского бокса? И я не знал. Все трое попали к нам из сторонних организаций. Эрена позвал Армин, так как они вместе учились в школе, Энни настоятельно рекомендовал старый знакомый Найл Доук. И ничего не мешает всем троим быть шпионами.       – Думаешь, наших студентов не могли завербовать заранее?       – Как я уже сказал, поверить за шпионаж со стороны Конни – выше моих сил. Саша – тоже плохой тайный агент. Если бы Армин работал против нас, он просто скорректировал бы пробы.       – А наши утопленники? Их появление выглядит подозрительно.       – Но проблемы со связью начались до появления Микасы.       – А Леви случайно нашел Армин в очень странном месте. И, как удобно, у него отшибло память. Где гарантия, что на острове никто не прячется в каком-нибудь бункере? Если в этом доме есть бомбоубежище, то где-нибудь может быть еще одно.       – Что ж, шпионы в бункере на необитаемом острове – это не так бредово, как русалки.       – Я не говорила, что это именно русалка! Я просто хотела понять, что это.       – Не могу ничего отрицать, но если тут и есть бункер, то из него почему-то убегают голые люди. Думаю, ответ проще, и мы еще скажем, что все было очевидно, когда его найдем.       – Это случилось две тысячи лет назад, – рассказывал Кенни маленькому Леви. – На острове жил рыбак. Человек земли. Однажды он поймал огромную рыбу с серебряной чешуей и золотыми плавниками. Человек обрадовался, считая, сколько получит прибыли. Каждая чешуйка была размером с монету, и мяса в рыбе было немало. Но рыба заговорила человеческим голосом. Она пообещала, что исполнит любое желание рыбака, если тот не станет ее убивать. Рыбак хотел богатства, но еще он был стар и одинок. И потому он пожелал, чтобы рыба стала самой прекрасной девушкой на свете и пошла за ним по жизни в качестве супруги, чтобы красоте ее завидовали короли, но верна она была лишь ему и любовью его жила. Рыба исполнила желание рыбака, как было обещано. Вместе они прожили десять лет и народили десять детей, бывших людьми лишь наполовину, а вторая половина была у них рыбья. Разгневался рыбак на свою супругу. Сказал, что подлая ее природа производит на свет чудовищ. С каждым ребенком рыбак все меньше любил свою жену, а на десятом разлюбил совсем. Но по уговору женщина-рыба не могла жить без его любви. В темную безлунную ночь вышла она на берег моря, где плавали ее дети, и горько заплакала. Слезы ее падали в воду и становились пеной. В горе своем она заклинала своих детей, чтоб они никогда не знали человеческой страсти, от которой одна только боль. Плакала женщина-рыба до тех пор, пока всю себя без остатка не выплакала. Тогда дети собрали в кувшин пену, оставшуюся от матери, и простояла эта пена в кувшине семь лет. На восьмой год открыли кувшин, а пена стала серебряной водой. И любой, кто пил эту воду в безлунную ночь, превращался в человека до следующей безлунной ночи. Но, чтобы вернуться в родную бездну, человек-рыба должен был отомстить за мать и пустить кровь человека-человека, испить ее и омыться ею. Если же не совершалось мести, то действовало проклятие коварного отца, и человек-рыба обращался в морскую пену. Защитить его на время могла лишь любовь человека-человека. Почему «на время»? Всем известно, что человеческая любовь меняется чаще, чем форма волн в океане.       – Вы видели Леви? – быстро спускаясь с лестницы, спросил Эрвин.       Внизу сидели только Саша и Николо, нарезающие овощи к вечернему рагу.       – Он выходил на улицу и вроде не возвращался, – ответила девушка.       – Как давно?       – Давно. Мы успели посмотреть «Титаник» и… Никки, как называется тот фильм про бойскаутов?       – Королевство полной луны. Его нет часов пять, мистер Смит. Что-то случилось?       – Посмотрите в окно, – ответил Эрвин и направился к выходу, прихватив с вешалки дождевик. – Больше из дома никого не выпускайте.       Николо и Саша синхронно повернулись к окну, и девушка вскрикнула, приложив ладонь к губам. Ветер на улице дул с такой силой, что кроны деревьев почти касались земли, океан вспучился огромной серой массой и гнал свои волны на истерзанный пляж. Только сейчас Саша поняла, что темно стало вовсе не из-за наступления позднего вечера, а из-за непроницаемой завесы грозовых туч.       Эрвин сбежал со ступеней веранды и бросился вверх по холму, чтобы осмотреться получше, но видимость оставляла желать лучшего. Он хотел выкрикнуть имя, но громовые раскаты и шум ветра в деревьях заглушали любой крик. С холма казалось, что вода вокруг острова кипит, брызги пены долетали до габиона, окружавшего дом. Эрвин направился еще выше, но поскользнулся на размокшей тропе и, громко выругавшись, съехал вниз на животе.       – Не знал, что ты можешь так выражаться, – сказал Леви.       Эрвин перевернулся на спину. На фоне густо-серого неба бледный Леви, одетый с утра в белую рубашку, казалось, почти светился.       – Ты куда полез-то? – спросил он. – Смоет же к чёрту.       – А ты куда ушел?       – Гулял. Разминал ноги.       Оба мужчины направились в дом. Леви неодобрительно цокнул, когда увидел след от ботинок Эрвина на полу веранды. При входе в дом он и вовсе попросил его снять всю верхнюю одежду.       – А ты почему чистый? – спросил Эрвин, стирая с себя грязь собственной мокрой рубашкой.       – Я ходить умею.       – Но промок все равно насквозь.       – Вот именно. Поэтому я иду выбирать себе другую одежду, а ты сделай мне чай погорячее. Жду в комнате.       Поставив точку, Леви ушел наверх, а Эрвин услышал со стороны кухонной зоны плохо скрываемый смех.       – Простите, доктор Смит, – смеясь сквозь ладошку, сказала Саша. – Просто он такой маленький, но так командует.       – Брось, это смешно только тогда, когда он командует кем-то другим, – с улыбкой поправил Николо. – Вчера тут всем досталось.       – Прошу у дамы прощения за непристойный вид, но разве наш новый друг был в чем-то неправ сейчас? – сказал Эрвин и, держа одежду одной рукой, прошел на кухню, чтобы достать с верхней полки жестяную банку с чаем. Тон его при этом был преувеличенно вежлив, он будто изображал английского дворецкого, вроде Дживса из старого сериала. – Леви действительно промок, и ему нужно согреться. Мне несложно выполнить его небольшую просьбу. Николо, набери воды в чайник. Видишь, ты тоже выполняешь мою небольшую просьбу.       – Он заставил вас снять штаны почти на улице.       – Ты заставляешь меня оправдываться из-за какой-то ерунды. Лучше поторопись с ужином. Видишь, как моргают лампочки? Я боюсь, что ветер оборвет провода, и нам придется сидеть без света, пока буря не утихнет.       – Какая разница? Плита газовая.       – А насос электрический.       Вчера Микаса спросила Леви, чувствует ли он что-то новое. Теперь, сидя на полу в спальне Эрвина, подобрав под себя ноги и завернувшись в одеяло, Леви мог сказать: «Да, чувствую». И чувством этим был пронизывающий до костей холод. Никогда раньше он не подумал бы, что от воды можно так замерзнуть, но сейчас он ничего не мог поделать со стуком своих зубов, который почему-то только усиливался. Возможно, он сделал глупость, не пойдя в дом сразу, как только начал крепчать ветер, но глупости он делал редко и не привык их замечать за собой. Да и кто знал, что, если тело теплое, то вода кажется такой холодной? «Скорее бы это закончилось, – думал он. – Этот организм ни на что не годится». Второй раз два дня он сталкивался с катастрофой отложенного действия: озноб, как и хлорка, били не сразу. В момент, когда Леви готов был завыть в голос, Эрвин принес чай, и на целую секунду в комнате погас свет.       – Чувствую, сегодня опять все будут спать в одной комнате.       – Хлоркой ведь больше не пахнет, – Леви попытался отпить из чашки, но руки слишком сильно тряслись, поэтому он вернул ее на поднос и снова завернулся.       – Скорее всего, электричество вырубится. Так всегда бывает в непогоду. Раньше здесь были топливные генераторы с подземными кабель-каналами, но во время ремонта поставили солнечные батареи, а каналы случайно замуровали. Теперь провода идут по улице, и с ними постоянно что-то случается, а без электричества молодежь начинает сбиваться в кучу. Они боятся темноты.       – Почему? – Мы все выросли на фильмах ужасов, поэтому нам кажется, что самое страшное прячется в темноте. Но самое страшное прячется в отключении насоса. Придется пользоваться уличным туалетом, а к такому они не готовы.       – Ты выпустишь их на улицу?       – О, с этим нет проблем. Видел «Омерзительную восьмерку»? К уличному туалету ведет веревка с колышками через каждые два метра.       – Это какой-то фильм?       Совладав, наконец, с руками, Леви сделал первый глоток чая. Стало лучше сразу на несколько пунктов.       – Тебе совсем не холодно что ли? – спросил он.       Эрвин сидел на стуле в одном белье, как и зашел из коридора.       – Нет. Я много лет занимался дайвингом в не самых приятных водах. А здесь довольно тепло.       Леви только усмехнулся на слове «тепло».       – Поздно говорить, но не стоило бродить в такую погоду по острову.       – Ты тоже был на улице, – не разворачивая одеяла, Леви начал что-то искать в карманах своей одежды.       – Интересно, зачем же я туда пошел…       – Держи.       Леви высунул руку. Два черных наконечника от стрел лежали на его ладони.       – Где ты это нашел? – с удивлением спросил Эрвин.       – На северном берегу. Их там много. И есть еще какие-то подозрительные маленькие камни. Покажу, когда буря закончится.       Буря, будто обидевшись, что кто-то пророчит ей конец, ударила веткой в окно, раскатилась громом, и после яркой вспышки молнии в доме стало абсолютно темно. Где-то в рекреации послышались недовольные голоса студентов.       – Какие же у тебя холодные руки, – сказал Эрвин. Леви хотел было напомнить, что не стоит его трогать, но с опозданием понял, что сам во время громового раската вцепился в руку Эрвина. – Я дам тебе мазь для растирания. Но сначала надо выдать студентам фонарики, пока они не поубивались в темноте.       – Мы в Хогвартсе? – спросила Энни, спускаясь с опозданием к ужину.       Общее пространство кухни, столовой и комнаты отдыха было заставлено свечами, но до яркости электрического света им было далеко. Пламя трепетало, реагируя на каждое движение в помещении, тени менялись и казалось, что воздух переливается, подобно воде.       – Мы в готическом романе, – сказал Николо. – Судя по погоде.       – Лишь бы не в герметичном детективе, – отозвался Армин.       – Где ты только слова такие берешь? – рассмеялся Эрен. Перспектива провести несколько дней без света и водопровода сначала взволновала студентов, но они быстро успокоились, узнав, что на крыше есть баки для сбора пресной воды, и мыться все-таки будет можно. Прочие блага цивилизации на втором месяце без интернета их уже не так интересовали. Только Николо был огорчен тем, что воду теперь придется носить в ведрах.       – Не понимаю, почему парни переживают из-за душа, – сказала Энни. – Половина из вас моется раз в неделю, если заставить. Лучше хлорку нюхать, чем еще раз спать с вами в комнате.       – Какая половина? – уточнил Жан.       – Ладно, ты не в счет. От тебя больше сигаретами несет. Где ты их только берешь на острове?       – Да ведь твой бойфренд ими торгует.       Энни едва успела возразить, что Армин вовсе не является ее бойфрендом, хотя речь, очевидно, о нем, и разговор резко свернул в другое русло.       – Откуда у тебя сигареты? – спросил Эрен. – Ты ведь никогда даже из интереса их не пробовал.       Армин смутился.       – Погоди-ка, – сказал Николо. – А презервативы ты решил продавать, потому что тебе Энни отказала? Или это заранее спланированный бизнес-план?       – У тебя с собой презервативы были все это время? – еще более удивленно спросил Эрен. – Почему не сказал?       – Да ты и не спрашивал, – робко ответил Армин.       – Потому что мне даже в голову не пришло спросить у тебя. Ты ведь не целовался ни с кем никогда!       Микаса невольно бросила взгляд на Леви; сцена была неловкой, как совместный просмотр взрослых фильмов с родителями.       – В какой момент они перестали нас смущаться? – тихо спросила Эрвина Ханджи.       – Поверь, они никогда не знали стыда, просто нам некогда было вслушиваться в их болтовню, – приглушенно ответил Эрвин. – Но это прекрасно, теперь вы с Моблитом знаете, к кому обращаться. Поговорите как-нибудь с Армином на тему полового воспитания.       – Так! – перекрыл общий шум и смех Эрен. – Что еще у тебя есть в чемодане?       – Разные мелочи, – пожал плечами Армин. – Нижнее белье, батарейки, лезвия для бритвы, средства гигиены… Я прикинул перед отъездом, что может пользоваться спросом в условиях изоляции, и сделал небольшой запас.       Как и говорил Эрвин, в условиях темноты обитатели дома сплотились. После ужина все, кроме преподавателей, переместились в девичью спальню, где задернули шторы, чтобы не видеть, как гнется лес под ударами ветра, разложили фонарики (уносить в комнату свечи им запретили) и принялись играть в карты. Леви же остался в библиотеке, чтоб из первого ряда смотреть, как разворачивается в панорамном окне фильм-катастрофа. Он не был уверен, но предполагал, что его племя сейчас находится в пещере, глухо защищенной от любой непогоды, и Кенни, пользуясь положением, рассказывает молодняку свои любимые истории. Повидавший жизнь морской волк. Леви представлял себе знакомую картину, но от этого только сильнее чувствовал свою отчужденность. Он видел Кенни днем, и разговор выдался не из приятных. Только сейчас, сидя в темноте и тишине, Леви понял, что дрожь накануне была вызвана не одним лишь холодом, но и безымянной горькой эмоцией, оставшейся от этого разговора.       – Не хочешь присоединиться к нам? – спросила Микаса, оказавшаяся совсем близко, за спиной. Из-за бури ее шаги были неслышны.       – Опять пришла болтать сюда? Нет, я не хочу. И я знаю, куда ты клонишь.       – О чем ты?       – Ты пытаешься впутать меня в приятельские отношения с этими людьми, чтобы пробудить во мне… Как ты это называешь? Новое чувство? Но правда в том, что с первой нашей встречи в этом доме у тебя только одна цель – защитить от меня Эрена. И, говоря, что мы можем найти другой выход, ты лишь тянешь время. Мне следует опасаться тебя, Микаса.       – Леви, что за глупости?..       – Не думая, что в будущем просто случится чудо, какой ты видишь выход? Оставить в живых только Эрена и позволить вам скрыться? Или тебе проще избавиться от того, кто угрожает вашему счастью?       – Почему ты думаешь, что мне плевать на остальных?       – Не знаю. Но тогда, во время разговора в лаборатории, тебе точно было плевать на меня. Мы не знаем решения, при котором останусь жив я и все твои новые друзья. Но меня ты знала до появления «нового чувства». Следовательно, я был ценен для тебя не более, чем забор, защищающий наше поселение от хищников. Поэтому ты предпочла бы принести в жертву именно меня, – голос Леви звучал ровно, словно речь шла небольшой бытовой проблеме.       – Живя здесь, я вспоминала о вас. «Новое чувство» не ограничено только новой жизнью.       – Тогда почему моя мать не вернулась? Не потому ли, что инстинктивная забота о потомстве оказалась незначительна в сравнении с «новым чувством»?       Микаса застыла, глядя на Леви в удивлении. К такому повороту разговора она не было готова. Она иногда слышала о матери Леви от Кенни, который приводил ее в качестве плохого примера, но никогда сам сын не вспоминал эту бедовую женщину вслух. Микасе казалось, что она знает ответ на вопрос, но слова никак не складывались, а Леви все смотрел на нее исподлобья, сжав губы в тонкую линию.       – Я люблю его, – выдохнула девушка, наконец. – Но это не значит, что я желаю тебе зла. И я уверена, что сам ты никому зла не желаешь. Ты был для нас строгим старшим братом, но я ни за что не упрекнула бы тебя в напрасной жестокости…       Микаса замолчала, и Леви видел в слабом свете с окна, какая боль застыла на ее лице. Сам он вдруг почувствовал себя усталым и постаревшим и опустил голову.       – Иди к своим, – сказал он тихо. – Мы что-нибудь придумаем.       Как только Микаса закрыла за собой дверь в общую спальню, открылась дверь Эрвина.       – Леви, – позвал он негромко. – Зайди. Нам нужно поговорить.       Леви выругался про себя, полагая, что болтовня в коридоре показалась Эрвину подозрительной, и выругался повторно, предвкушая третий за день непростой разговор.       В комнате на столе стояли две чашки чая и масляная лампа. Появился второй стул, хотя места для него едва хватало. Лицо Эрвина, показавшееся Леви сначала напряженным, при более ярком освещении оказалось расслаблено и даже весело.        – Что за разговор?        – Присаживайся. У меня есть к тебе просьба.       – Эрвин сел сам, зажав ладони между колен, и Леви догадался, что позу эту стоит расценивать как взволнованно-смущенную.       – Леви, – начал Эрвин. – Катер вряд ли приедет в ближайшие дня три. Надеюсь, ты не сильно огорчен долгим ожиданием?       Леви не сразу понял, о каком катере речь, но заранее сказал, что не огорчен.       – Я подумал… Ты ничего не помнишь о своем прошлом, как сам говоришь. То есть, ты не тоскуешь по дому или вроде того? Тогда почему бы тебе не остаться тут до конца сезона? Мы отправим с катером твое фото и данные, чтобы с нами связались, если вдруг найдутся твои близкие. Но что ты будешь делать на большой земле, если отправить тебя туда сразу? А здесь ты мог бы помочь мне.        – Чем именно?        – Ханджи не одобряет, когда я трачу время не сторонние увлечения, хотя кто бы говорил… Я два года искал то, что ты нашел за два дня. Поэтому предлагаю тебе продолжить поиски следов обитания здесь человека. Сейчас я покажу, что ожидаю найти.       Эрвин развернулся на стуле и вытащил пару книг и стеллажа.        – Вот, – мужчина открыл разворот с иллюстрациями. – Здесь разные предметы из обсидиана. Это самый надежный материал, потому что насчет сохранности древесины я не уверен, но в лесу есть болота… Хотя что это я? Не стоит лезть в болота. Еще есть керамика, но я читал, что в этих краях не очень хорошее сырье, и поэтому сохранность местных глиняных изделий тоже оставляет желать лучшего.       Так Эрвин пустился в пространные рассуждения. На столе появлялись новые книги, развернулась карта острова; чтобы не упустить свои же мысли, Эрвин вытащил из ящика блокнот. Леви крутил в руках чашку чая, слушал эмоциональную речь на фоне бушующей стихии за окном и думал, что Эрвин сам похож на ураган. Тема явно захватывала мужчину, так как остановиться на одном сюжете он никак не мог, и нить его рассуждений то обрывалась, то продолжалась вновь в совершенно другом месте.        – Работа довольно унылая, но ты не обязан заниматься этим каждый день. Строго говоря, ты вообще не обязан этим заниматься. И я не смогу тебе нормально заплатить за это. К тому же, придется возиться с записями, потому что мой товарищ с отделения археологии шкуру с меня спустит, если что-то найдем, но не зафиксируем контекст. Я сделаю карту берега с разбивкой на квадраты, чтобы ты мог указывать их на пакетах. И еще лучше снимать места обнаружения на фото. Что думаешь?        – У меня есть условие, – сказал Леви.        – Слушаю.        – На время поисков я забираю твой плеер.        – Согласен.       На этом мужчины пожали друг другу руки, хотя Леви не понял, к чему был сделан этот жест.       – Ты остаешься на ночь здесь? – спросил Эрвин позже, когда весь чайник был выпит.       – Да, – ответил Леви так, будто иначе и быть не могло. – Здесь теплее.