Pacific Ocean

      Леви был не в духе. Он проснулся в отвратительно-гнетущем настроении и от того ощущал себя до тошноты человечно. Он лег не на тот бок и встал не с той ноги. Тело болело сразу везде, будто отыгрываясь за годы легкости. Стоило немного поплавать, чтобы расслабить мышцы, но Леви не был уверен, что сможет сделать это с ногами. И невнятное предчувствие говорило ему, что не стоит сталкиваться с Кенни на его территории.       Солнце еще не поднялось над горизонтом, и сквозь приоткрытые жалюзи в спальню проникал холодный утренний свет. Армин спал, обняв одеяло. Постель Моблита ожидаемо пустовала. Конни и Жан лежали валетом на одной кровати, так как минувшей ночью, впечатлившись от фильма, никак не могли успокоиться и на разные лады разыгрывали сцены из него, пока не кончились силы.       Вчерашний фильм. Леви вспомнил его и поморщился, обнаружив причину плохого настроения. В течение недели он видел отрывками фильмы, которые смотрели студенты, но не пытался вникать в сюжет, а в этот раз все-таки вник и испытал довольно сильное эмоциональное опустошение. Леви и раньше не мог похвастать хорошим сном, а после киносеанса вообще провалился в бездну собственных душевных терзаний. С одной стороны, фильм не особо отличался от курортного чтива, изобильно представленного в пещерной библиотеке. С другой, было в нем что-то, в отличие от курортного чтива, невыносимо гнетущее. Возможно, дело в визуализации, но Леви подкосила старая эротическая мелодрама. Настолько, что, проснувшись в половине пятого, он спустился в комнату отдыха, нашел среди дисков какой-то мультфильм (детское кино не может быть мерзким?), впервые самостоятельно включил телевизор и стал ждать, когда проснется хоть кто-нибудь, способный его отвлечь.       Первым, как полагалось, проснулся Николо и был крайне удивлен, обнаружив на диване не засидевшихся допоздна Энни и Армина, а Леви, серого от тоски.        – Ты чего тут? – спросил парень. Он шел к душевым с маленьким пакетиком предметов личной гигиены.        – Настроение паршивое, – отозвался Леви.        – Ну, «Вверх» тебе поможет.        – Пока не помогает.        – Это только начало грустное, дальше лучше.       Сам того не заметив, Николо сначала завис, стоя за спинкой дивана, а потом и вовсе сел.        – Обожаю пиксаровские мультики, – пояснил он примерно на середине фильма. – Черт, пора ставить воду на завтрак, а я еще даже зубы не чистил.        – Тебе помочь чем-нибудь?        – Нет, завтрак – это просто каша с добавками. Можно готовить, не просыпаясь. Как же она надоела! Скорее бы катер привез свеженького.       Когда Николо вернулся, Леви стоял, опершись на кухонный остров. Экран телевизора он повернул в сторону столовой зоны.        – Ты чего? – спросил Николо. – Говорю же, тут все просто. Я мигом управлюсь.        – Я хочу немного помешать, а не помогать. Никогда не готовил ничего. Интересно.        – Серьезно? А стандартный холостяцкий набор: глазунья, макароны с сосисками, замороженные равиоли какие-нибудь?       Леви отрицательно качнул головой.        – И как ты выжил? Всегда кормили какие-нибудь женщины? Хотя, погоди! Ты же говорил, что все забыл…        – Что-то вспомнил.       Николо двигался по кухне с грацией танцора, отчего приготовление утренней каши напоминало магическое действие. Мельком в голове Леви вспыхнул образ пузырька с серебристой жидкостью.        – У нас семейный ресторан в Брисбене, – сказал Николо. – Его еще дед открыл. Он первым переехал в Австралию. Повезло отхватить место у самой набережной, так что от гостей отбоя нет, бронь в плохой сезон на две недели вперед. Я с детства там работаю. Все перепробовал: кастрюли чистил, официантом был, стоял на салатах. Сейчас до горячего допустили. Но устаю дико от этой суматохи, и уже три года езжу сюда на время студенческих занятий. Здесь так спокойно. Люди приятные.       Николо замер, глядя мечтательным взглядом куда-то в вытяжку, и счастливая улыбка осветила его лицо.        – А теперь еще и Сашу встретил, – продолжил он мягче и медленнее. – Я обожаю готовить, она – есть. Разве не идеально? Ее похвала всегда такая приятная, живая. Куда приятнее отзывов на сайтах для туристов. И сама она такая…       Николо замолчал, и Леви подался вправо, чтобы рассмотреть его лицо.        – Ты плачешь? Ты чего?       Николо утер глаза тыльной стороной ладони и хихикнул, шмыгнув носом.        – Да что-то разволновался. Это от счастья. А еще у меня в кладовке есть ликер для кексов, но кексы я не делаю, а ликер уже принял с утра… Я этой осенью вообще стал таким эмоциональным, что жуть. Но это семейное. Помню, мама сказала отцу, что он приготовил лучший соус болоньезе в ее жизни, и он заплакал. А я иногда смотрю на Сашу, и сам не свой. Она какую-то ерунду делает, конспекты читает или прыщ ковыряет на носу, а у меня сердце от радости из груди скачет.        – Но сейчас-то ее тут нет, – Леви осмотрелся на всякий случай.        – Нет. Но она теперь всегда у меня в голове. Не знаю, как быть, когда сезон закончится. Ей еще учиться, а меня семья не отпустит так просто. Но я уже решил, вернемся домой – позову ее замуж! Скажешь, что мы еще молодые для такого?       Леви пожал плечами.        – Вот и я думаю. У Конни родители поженились в семнадцать, и уже двадцать лет вместе. Так что молодость – не аргумент.        – Хотелось бы верить, – сказал Леви, думая о Микасе и Эрене.        – Спасибо за поддержку!       Мультик, действительно, отвлек Леви, но за завтраком разговоры вновь вернули его к мыслям о вчерашнем фильме и испортили аппетит. Как ни странно, все началось с того, что в столовую, громко споря, зашли Энни и Армин.        – Да нет там никакой любви! – эмоционально убеждал парень. – Два одиноких человека просто тешат своих тараканов в голове.        – Но ведь она его любила, – менее эмоционально, но твердо возражала Энни. -Думаю, у них могло быть будущее. В конце он попытался измениться.        – Это ловушка. Они оба думали, что спасают друг друга, но никто, на самом деле, не хотел быть спасенным. Ей, по Фромму, хотелось задушить в себе волю, а он просто упивался властью. И его финальные откровения – просто часть игры, чтобы не отпускать жертву.        – Душнила, – пропел проходящий вперед Эрен.        – А мне кажется, мужик все правильно делал, – сказал Жан. – Вы, дамы, ждете того, кто морально вас сильнее.        – Зачем вообще выяснять, кто сильнее? – спросила Саша. – Элизабет постоянно страдала в этих отношениях. Джон даже кормил ее как-то неприятно.        – Уж вы с Ником сыграли бы эту сцену погорячее, - усмехнулся Жан.        – А мне понравилась сцена с едой, – тихо сказала Микаса и на виске ощутила взгляд Леви.        – Конни, тебе фильм как? – спросил Жан.        – Классный, – ответил Конни, уже уплетающий кашу. – Не знал, что в старых фильмах показывали соски.        – Любовь бывает разной, – с видом мыслителя изрек Эрен.        – Да не любовь это! – Армин даже вскинул руки вверх.        – Ой, ты весь такой экологичный, что тошно, – поморщился Жан. – Энни тебе прямым текстом говорит – будь пожестче.       Эрвин, слушавший весь гам молча, потер пальцем бровь и прикрыл глаза.        – Как же хочется спать, – сказал он тихо, так, что услышал его только сидящий по левую руку Леви. – Надеюсь, мои соседи все вчера выяснили, и успокоятся.       Легкие на помине, спустились Ханджи и Моблит. По их слегка растерянным лицам было ясно, что они надеялись затушевать свое совместное появление, но не сумели, так как за общим столом пустовали только их стулья, и кто-то уже успел пошутить об этом.        – Всем доброе утро и приятного аппетита! – лучезарно пожелала Ханджи. – Эрвин, чего такой хмурый? Нездоровится? Разрешаю проспать пару рабочих часов.        – Очень великодушно с вашей стороны, но мне больше нравится ночной сон. Слышала про такой?        – Ну что ты ворчишь? Я же не жаловалась, когда вы допоздна о чем-то за стенкой болтали.        – Мы соблюдали нормы шума, – уже без ворчливых нот сказал Эрвин.        – В том-то и дело! Знаешь, как было интересно, о чем вы болтаете? А ведь непонятно ничего! Пришлось высовываться в окно. Я рисковала жизнью. Так что в следующий раз с чистой совестью говорите погромче. Всем известно, что больше всего нас бесит то, что мы сами себе не можем позволить. Расслабься. Пошуми.       К обеду термометр взлетел ввысь, и Эрвину поступил звонок с большой земли. Передали, что катер выедет, когда солнце уйдет из зенита, и жара немного спадет.        – Доктор Смит, – неуверенно обратилась Микаса. – Могу я попросить вас потерпеть меня еще немного?        – Разве ты не хочешь домой? – спросил Эрвин. Они находились в спальне девушек, где Микаса пыталась то ли собрать, то ли разобрать пакет с вещами.        – Ты ведь связалась с семьей? – уточнил он после паузы.        – Да, конечно! – тут же ухватилась за соломинку девушка. – Они очень рады, что я в порядке. Уже и не надеялись найти меня…        – И они согласны еще тебя подождать? Сколько тебя не было дома?       История с лодкой, которую шторм отнес в открытый океан и на которой Микаса дрейфовала от Окинавы до Фиджи изначально казалась Эрвину максимально сомнительной, но само появление Микасы выглядело как чудо, поэтому он принял и такой рассказ. Другого не было. К тому же, девушка действительно выглядела изможденной.        – Понимаете, мы очень небогаты, и у них нет денег, чтобы оплатить мне сразу билеты. Они бы, конечно, нашли, но это все так неловко… Я могу отработать свое содержание! Вы знаете, я всегда готова помочь в любом деле.       Эрвин тяжело вздохнул.        – Давай закончим с неловкими сочинениями.        Микаса вздрогнула.        – Ты боишься оставлять здесь своего парня, потому что никто не гарантирует, что вы еще раз встретитесь. Вполне нормальное желание молодого сердца. Твое содержание – капля в море по сравнению с содержанием станции. Ты не доставляешь лично мне никаких хлопот. И я не против, если ты останешься тут до конца смены, но мне нужно знать, что твои близкие в курсе твоего местонахождения. Мы можем с ними созвониться?        – Они не говорят по-английски.        – А кто-то может подтвердить, что ты с ними говорила? У них есть соседи, говорящие на английском или французском?        – Нет, родители живут в деревне. Но Леви слышал, как мы разговаривали.       Ответ вышел у Микасы раньше, чем она вспомнила, что Леви замолкает всякий раз, когда нужно солгать. Даже дырявая со всех сторон история с амнезией далась ему невероятно тяжело.        – Но он же не знает японского, – подстелила соломку Микаса.        – Я не против твоего здесь нахождения, но давай все-таки передадим нашим коллегам информацию о тебе, чтоб они подготовили все к твоему возвращению домой. Напиши свой адрес на Окинаве и имена родителей.       Эрвин протянул девушке лист и ручку. Микаса судорожно перебрала в голове все известные ей имена собственные, полученные из пары просмотренных аниме с дисков и каких-то книг из пещерной библиотеки. «Синдзи и Мисато Мисима», – написала она. С адресом было сложнее. Хотя мать Микасы действительно была родом из вод, омывающих Окинаву, никакой город в памяти девушки не всплывал. Она прикинула, что Эрвин вряд ли знает все японские города и вряд ли бывал на Окинаве, но ничего, кроме Токио и Киото на ум не приходило. «Токинава, улица Миядзаки, дом 12», – написала она, наконец.        – Миядзаки? – уточнил Эрвин, прочтя. – Мисима?        – Это другой Миядзаки, – тут же пояснила Микаса. – Харуки Миядзаки, поэт. Он умер у нас в городе. А с Мисимой мы очень дальние родственники.        – Удивительный набор из самых известных японских имен. На первый взгляд, может показаться, что ты это зачем-то выдумала, но в этом ведь нет смысла. И кто тогда такие Синдзи и Мисато? Герои какого-нибудь аниме или книги Мураками?        – Мои родители, доктор Смит. Папа и мама, – Микаса изобразила легкую обиду, едва заметную, чтобы не переиграть. – Просто добропорядочные фермеры.        – Хорошо. Надеюсь, все так и есть. Давай сделаем еще твой фотопортрет, чтобы избежать путаницы, и ты можешь пойти поработать с Эреном. Надо бы переслать полиции снимок Леви тоже. Пойду проверю, как он там.        – А чем он занят, доктор Смит?       Эрвин как будто смутился.        – Разным. Очень важным.       Но Эрвин ошибся. Устав терпеть боль в теле, Леви прервал работу над заданием, чтобы немного поплавать. Ощущения после сна были настолько неприятны, что даже перспектива стычки с Кенни в воде уже не так пугала. Он сложил одежду аккуратной стопкой на плоском раскаленном камне и, выбрав берег повыше, спрыгнул вниз. Вода приняла его в свои объятья, как родная мать. Приятная прохлада окутала утомленную жарой кожу. Не хотелось подниматься на поверхность, но человеческие легкие слишком быстро начинали ныть без воздуха. С облегчением Леви заметил, что ноги не мешают ему плавать, хотя замедляют немного и урезают маневренность. Но он все еще сможет уйти от любого морского хищника, кроме, разве что, Кенни. Леви вынырнул, быстро вдохнул и вновь погрузился. Дно впереди резко уходило вниз, становясь черной, непроницаемой бездной. Южный берег был более мелководным, живописным и солнечным, даже рыбы на противоположной стороне острова казались веселее и ярче. Здесь же водились виды, предназначенные, скорее, для охоты, чем для любования. Серебристое тельце блеснуло в солнечном луче, Леви инстинктивно бросился вперед, хватил ртом воды и всплыл, держа добычу над собой. Удерживаясь на поверхности, он какое-то время смотрел на бьющую во все стороны хвостом форель и не понимал, как и зачем ее поймал. Вид блестящих боков рыбины приятно отозвался в желудке и наполнил рот слюной. Много дней он не ел привычной пищи. Леви почти готов был впиться зубами в сырое мясо, но услышал за спиной голос Эрвина:        – Ого! Как у тебя это получилось?       Леви вдруг стало неловко, и он, как провинившийся ребенок, попытался запоздало спрятать рыбину за спиной, но та при первой возможности выскользнула обратно в воду. Мужчина проводил ее грустным взглядом. В поимке рыбы не было ничего компрометирующего, и не стоило ее скрывать.        – Эх, сорвалась, – с досадой сказал Эрвин, подходя ближе к воде. – Мы пытались ловить тут рыбу, но без лодки это плохо получалось. А потом Моблит утопил спинниг.       Леви стоял по пояс в воде. Примерно так же, наполовину, он был еще в мыслях о форели. Руки чувствовали ее холодные, мясистые бока.        – Я немного отвлекся от твоего задания, – сказал Леви. В голосе его не было нот раскаянья. Только пояснение.        – Здесь все немного отвлекаются, – Эрвин сел на гладкий валун и уставился куда-то в сторону. – Раньше студенты приезжали только на месяц, но весь месяц у них уходил на борьбу с тропической ленью, акклиматизацию и тоску по доме. Потом Ханджи убедила руководство расширить время пребывания на острове при условии выполнения всяких побочных заданий. К концу первого месяца райский пляж становится обыденностью и уже не мешает работать.       Леви вышел из воды и, дожидаясь, когда солнце высушит его тело, опустился около Эрвина. Тот все так же смотрел на северо-восточную линию горизонта.        – Разве твоя родина сильно отличается от этого места? – спросил Леви.        – С точки зрения климата, отличия есть. К тому же, я вырос в мегаполисе. Студенты все родом из разных мест. Армин и Эрен выросли в столице, там прохладнее. Конни и Саша приехали из деревень в районе озера Роторуа. Вот где настоящая экзотика! Я бывал там несколько раз, и там, в прямом смысле слова, своя атмосфера: воздух пропитан серой, пар, гейзеры, бурлящие грязевые болота… Хотелось бы мне знать, откуда нам принесло тебя, но, видимо, ты будешь вынужден меня убить, если расскажешь.       Леви видел, что лицо Эрвина беззаботно, так как тот не знал, насколько близок к правде. И, хотя Эрвин обращался к нему, взгляд его блуждал в облаках.        – Я родился около Мадагаскара, – сказал Леви.       Ответ заставил Эрвина вздрогнуть и отвлечься от неба на мгновение.        – Но то время я не помню. Правда. Потому что был младенцем. Мой дядя рассказывал мне, что раньше мы там жили. А потом перебрались в Меланезию. И всю сознательную жизнь я живу среди этих островов.       Эрвин молчал, не задавал вопросов и не просил продолжать.        – Дядя – мой ближайший родственник, – после паузы добавил Леви. – Но мы живем большой семьей. У нас что-то вроде коммуны, где все в какой-то степени приходятся друг другу родственниками. Мы редко взаимодействуем с чужаками, ведем совместный быт и не имеем личных вещей. Наверное, нас можно было бы назвать сектой, но вместе мы не из-за веры в какого-то бога. Хотя у нас есть обряды и традиции. Если говорить человеческим языком, наша вера – нечто вроде тотемизма. Возможно, я кажусь вам всем непроходимо тупым, но до прибытия на остров я не видел настоящего телевизора или одноразовой бритвы. Я знал, что это существует. К нам попадают книги, какие-то каталоги и любопытный мусор. Но мы не выходим в цивилизацию.       Леви судорожно выдохнул. Облегчение, которое он испытал, вызвало в нем мелкую дрожь и, заметив, что уже высох, он быстро принялся одеваться.        – Это многое объясняет, – сказал Эрвин. По голосу его не было ясно, как он отнесся к истории.        – А ты? – спросил Леви. – Из какого ты мира? Я почти ничего не знаю о твоей стране.        – Мой мир довольно зауряден, – пожал плечами Эрвин. – Мой отец преподает историю в университете. Он закончил Кэмбридж, увлекался Гогеном и мечтал о жизни под пальмами Таити. Туда он и направлялся, но у него была пересадка в Новой Зеландии, и ему поручили передать посылку одному профессору в Окленде. В общем, он заболтался с этим профессором, пропустил рейс, застрял на неделю и влюбился в страну. Еще за эту неделю он встретил одну эксцентричную художницу, которая стала моей матерью. Как и ты, я вырос без малейшего представления о нормальном мире. С детства общался с людьми, вроде моих родителей. В том числе, с доктором Пиксисом, археологом, о котором я тебе говорил. Я даже хотел стать его студентом, но, зарываясь все глубже в историю человечества, в какой-то момент нашел себя на занятиях по микробиологии. Наверное, слишком глубоко копал… Так что, прости, но вся твоя деятельность сейчас направлена на реализацию мечты моего внутреннего ребенка.        – А как же спасение рифа? – усмехнулся Леви, поправляя панаму.        – Одно другому не мешает. И я действительно считаю этот риф уникальным, требующим внимания и находящимся под угрозой.       Леви заметил, что в лице Эрвина проступает тревога, но видимых причин для нее будто бы не было. Море спокойно покачивалось, наплывая на камни, птицы в небе, скорее, висели, чем летали.        – Все-таки, Леви… – проговорил Эрвин. – Ты попал сюда очень странно. Скажи, хочешь ли ты вернуться к своей коммуне?       Леви поднял лежавший у его ног обкатанный кусочек зеленого стекла, рассмотрел его на просвет и бросил в воду.        – Конечно, – сказал он. – Это мое место. Я не знаю другой жизни.        – Разумные аргументы, но вопрос был только о том, чего ты хочешь. Твоя семья ищет тебя? Как мы можем с ней связаться? У тебя есть возможность вернуться к ним самостоятельно?        – Дайте объявление в газету, – ответил Леви первое, что пришло ему в голову. – Ведь когда находят собаку в ошейнике, дают объявление в газету?       Эрвин не держал в руках газет лет десять и не был уверен в их эффективности. Хотя его отец, кажется, что-то выписывал по привычке. Да и пример с собакой как-то неприятно резанул слух.        – Газеты до вашей коммуны доходят?       Леви кивнул, и это было правдой. В пещерной библиотеке было целых две газеты: австралийская за 1999 год и какая-то латиноамериканская за 1936. Их сохранность особенно ценилась, так как газетная бумага плохо переносит воду, а следить за новостями все-таки полезно.        – Хорошо. Я напишу в местную редакцию. Можешь снять ненадолго головной убор? Я сделаю фото для объявления.       Катер приехал около пяти вечера, и больше всех его появлению был рад Николо. Он едва ли не бегом перетаскивал пакеты с продуктами в дом, сверяясь на ходу со списком своих заказов. Помимо еды, на остров доставили увесистую пачку писем. До того, как восстановилась связь, многим родственники успели написать настоящие бумажные отчеты. Эрвин быстро просмотрел имена на конвертах и оставил всю корреспонденцию на столике в комнате отдыха. Письма не получила только Энни. В пустой катер погрузили мусор, и на этом встреча с остальным бескрайним миром закончилась. Эрвин услышал, как Эрен спросил у Микасы, почему та решила остаться, и тон вопроса показался ему каким-то безрадостным. Но, возможно, парень просто устал к вечеру. Было бы не кстати, если бы на острове, сбежать с которого не так просто, разыгралась новая любовная драма, но пока волноваться было рано, и Эрвин ушел в лабораторию, чтобы узнать, как продвигаются дела у Жана.        – Система восстановлена, но девственно чиста, – ответил Жан беззаботно, так как за последние дни растратил все силы волноваться. – Можете работать, но программ никаких нет. Файлов тоже. Я могу спиратить, что вам там нужно. Может, GTA? Отлично расслабляет.       Эрвин в который раз за день вздохнул тяжело и устало и принялся писать список из необходимого минимума программ.        – Но скорость интернета тут не летает, так что это займет время, – предупредил Жан.        – Этот остров учить смиренному ожиданию. Держи.       Эрвин протянул Жану маленький квадратик бумаги и остановил взгляд на футболке парня. Принт изображал полуобнаженную гейшу в объятиях какого-то демона.        – Любишь аниме? – спросил вдруг Эрвин.        – Смотрел кое-что, – дернул плечами Жан. – Есть классные вещи. – Имена Синдзи и Мисато тебе о чем-нибудь говорят?       Жан издал смешок.        – Вы как будто аниме-детектив, док. Не знаю. Так звали персонажей из Евангелиона. Классная штука, но мутная. Тут где-то есть диск с полнометражкой.        – Ясно. Хотя совсем не ясно… – Эрвин пробормотал почти про себя пару фраз и, сказав, что у Жана есть несколько дней на установку всего списка, ушел. Нужно было сообщить Армину, что часть его работ пропала, и придется кое-что начать заново.       К приятному удивлению Эрвина, Армин нашелся ровно там, где и должен был найтись – на мелководье к востоку от места, условно именуемого причалом. К неприятному удивлению Эрвина, на новость о необходимости повторного отбора проб Армин ответил плачем. Не детским наигранным хныканьем, что иногда случалось почти со всеми студентами, а настоящим, тихим и полным боли плачем.        – Ты чего, Арлерт? Ты же отлично справлялся. И дел не так много…        – Простите, доктор Смит, – захлебываясь и утирая щеки, пролепетал Армин. – Я больше не справляюсь.        – Если тебе нужен выходной…        – Мне нужно новое сердце. Старое совсем износилось от этих страданий.       Мысленно Эрвин выругался, но виду не подал. Драма пришла с неожиданной стороны.        – Я могу дать тебе успокоительное.       Армин кивнул с благодарностью, и Эрвин мягко похлопал его по спине. Видимо, парень решил, что успокоительное необходимо получить немедленно, поэтому тут же направился к дому, забыв про оборудование. Эрвин наспех собрал чемоданчик и пошел следом.        – Иди в мою комнату, – сказал он.        – Что с ним? – встревоженно спросил с кухни Николо. – Медуза ужалила?       Эрвин согласился на медузу, чтоб не получить новых вопросов.       В комнате Армин совсем расклеился. Он уже не пытался сдерживать слезы, но начал за них извиняться. На стол перед ним опустился стакан с разведенным лекарством.        – Тебе что-то написали родственники? – спросил Эрвин, насколько мог участливо. – Нет, у них все в порядке. Клубника растет… Доктор Смит, мне так неловко! Я сам не знаю, что на меня нашло. Вы ведь в курсе про меня и Энни?       Эрвин не был уверен в курсе ли он, что именно Армин имеет в виду. И вряд ли хотел быть в курсе, но перед ним в состоянии рыбы-капли сидел его лучший за всю карьеру студент, который, как ранее ему было известно, обладал очень ранимой душевной организацией и в органическую химию перешел лишь для того, чтобы поменьше препарировать животных.        – Если тебе нужно чем-то поделиться, то я готов выслушать, – сказал Эрвин.        – Я позвал ее замуж.       От резкого поворота у Эрвина заложило уши, но он сохранил самообладание.        – И она мне отказала.        «Логично, – подумал Эрвин. – Вы знакомы чуть больше месяца».        – Но это было еще три недели назад. Мы как-то замяли этот эпизод и продолжили общение. У нас много общего во взглядах на мир, нам интересно вместе. Но она говорила, что не готова к браку. И я сам уже поверил, что погорячился. Мы продолжили проводить время, как обычно. А тут вернулась связь, и все поменялось. У вас есть еще это лекарство?        – У меня есть виски.        – Алкоголь ведь служит депрессантом.        – Да, это типичная ошибка взрослого человека.        – Тогда налейте мне половину этого стаканчика.       Эрвин открыл дверцу в нижней части книжного стеллажа, и Армин успел заметить ряды бутылок разной степени наполненности.        – Выпьете со мной? – спросил парень.       Эрвин пожал плечами и разлил виски на два стакана. За окном еще было светло, и большая часть островитян находилась на уличных работах.        – Она сказала, что дома ее ждет какой-то мужчина. И что вместе мы не будем никогда, потому что я, на самом деле, ничего не знаю о ней. И ведь правда! Она всегда сворачивала с разговора, когда речь заходила о ее семье. И про того мужчину она говорить отказалась. Сказала только, что я еще ребенок и мне не понять. Наверное, это тоже правда. У меня нет опыта отношений. Она и наши отношения не считает за таковые, потому что у нас не было (простите) секса. Мои бабушки и дедушки, как и мои родители, знали друг друга со школы и женились сразу после выпускного. Будь у них желание, они не могли бы рассказать мне об отношениях что-то большее, чем американские черно-белые фильмы. И я думал, что так у всех! Что первая девушка, которая заставит трепетать мое сердце, станет моей женой, и мы вместе встретим старость. А что же теперь? Я в ужасе, доктор Смит!       Армин сначала закрыл лицо ладонями, а после подтолкнул к Эрвину пустой стакан.        – Долейте, пожалуйста, еще этого чудесного напитка.        – Только не пей залпом.        – Доктор Смит, как же погано на душе. Теперь я понимаю, почему вы предпочли одиночество. Отношения – это так больно!       Эрвин отпил виски.        – Скажите, вас ведь тоже так бросали? Как это пережить?        – Нет универсального рецепта. Свое первое расставание я пережил примерно за один вечер. А последнее меня переломало так, что я сбежал на этот остров, где год пил и деградировал.        – Вы ведь пять лет смотрите за станцией. И все это время у вас никого не было?       Эрвин задумчиво посмотрел в окно, затем – на стремительно пустеющую бутылку.        – Я тоже хотел жениться и встретить старость с любимым человеком. Но мне нашли замену, что никого не делает объективно хуже. Только последние отношения длились семь лет, и я забыл, как заводить новые. Зоэ говорит, что со мной невозможно ужиться, так что винить человека за бегство в счастливую жизнь я не могу. Мне понадобился год, чтобы достичь морального дна, а потом я перешел на медикаменты и йогу. Сейчас и в этом нет необходимости. Я пережил разрыв, но в сердце такая приятная пустота, что заполнять ее совсем не хочется.        – Вы хотели жениться на Зоэ?        – Что? Нет. С ней ужиться не легче. Такое под силу только супер-человеку Моблиту. Я говорю не о ней.       И Эрвин сник. Армин мягко похлопал его по спине и подлил еще виски. Они чокнулись.        – И все-таки! – сказала Ханджи. – Почему Смит не хотел со мной встречаться?       Она сидела на траве, вытянув ноги и смотрела на игуану, замершую перед ее стопой. Моблит налил из термоса в крышку что-то непрозрачно-красное и протянул женщине. Она отпила, поморщилась и отпила еще.        – Поверить не могу, что это ты воровал дрожжи, – сказала она. – Какая же кислятина!        – Это максимально натуральный продукт. И ничуть не кислее вашего витаминного напитка. Все это время только алкоголь позволял мне держать себя в руках рядом с вами, – сказал Моблит.        – И он же распустил тебе руки.        – Протестую! Вы первая начали.        – Протест отклонен. Уступи даме, развратник.       День клонился к вечеру, но до заката было еще далеко. Где-то в стороне слышались голоса Микасы и Эрена и стрекот невидимых насекомых.        – Это ведь к лучшему, – сказал Моблит. – Если бы вы со Смитом встречались раньше, сейчас вам, возможно, было бы неловко.        – Но его равнодушие било по моей юной самооценке. С горя я даже отказала в одноразовом сексе капитану университетской команды по регби!        – Вы же понимаете, что дело не в вас? – Моблит улыбнулся, глядя на Ханджи счастливыми и влюбленными глазами.        – А в чем же? В его слепоте?        – Хотя бы в том, что в романтическом ключе его интересуют не женщины.       Ханджи поперхнулась самодельным вином.        – Чего?       Моблит напрягся.        – Вы не знали? Вы же друзья… Я думал, что все знают. Как неловко… Но он не скрывал этого. На кафедре часто шутили об этом.        – Но то шутки, а ты говоришь серьезно! Я не знала, Моблит. Как такое возможно?       Ханджи принялась натирать пальцами свои виски, и по глазам ее было видно, как сходятся детали мозаики.        – Ох ты ж… – выдохнула она. – Он ведь никогда не говорил про своих партнеров ничего вроде «моя девушка» или «моя женщина». Он всегда называла их просто – человек. А я-то не замечала! И это его последнее расставание… Он говорил, что живет с кем-то, но я никогда не видела в его квартире женских вещей и шутила, что его возлюбленная, видимо, ходит в одежде бойфренда. Как же это все… А еще я обижалась, что он не зовет тусоваться с нами свою пару.        – Они часто были вместе на тусовках, Ханджи, – подтолкнул к выводу Моблит.       В глазах женщина была совершенная опустошенность.        – Они что ли с Майком встречались?       Моблит кивнул, и Ханджи накрыла рот ладонью, чтобы сдержать вопль озарения.        – Я плохой друг, – сказала она обреченно.        – Что вы! Просто вы немного витаете в облаках.        – Отец мой Дарвин! Я же ему постоянно показывала фотки детей Майка. И на свадьбе его была. А потом про эту свадьбу месяц не затыкалась. Как же так, Моблит? Ему же, наверное, было тяжело.        – Вы умеете наматывать кишки на колесо, но сейчас Эрвин в порядке. Он мне сам говорил, что все сложилось к лучшему, и эти отношения с самого начала шли тяжело.        – Я должна извиниться! – Ханджи схватила Моблита за плечи.        – Прошу вас, не бередите эту тему…       Но Ханджи уже было не остановить, и она бежала по высокой траве сквозь горячий и терпкий воздух туда, где горел в окне свет, чтобы залечить раны, от которых давно не осталось и шрама.        – А где Эрвин? – спросил Леви, когда все уселись за стол для ужина.        – Бинго! – сказала Саша.        – Что за бинго? – спросила Ханджи.        – У нас есть несколько бинго в доме, – пояснил Эрен. – Когда вы ищете очки, которые где-то на вас; когда Армин вставляет вместо нормального слова какой-то термин; когда Конни говорит, что у него в деревне был какой-то случай к слову; и когда Леви или Эрвин спрашивают, где находит второй из них.        – Они постоянно друг друга теряют, – подтвердила Саша. – Наверное, это потому, что у Леви нет телефона.        – Забавно, – сказала Ханджи. – Но, кроме Эрвина, где-то опаздывают Жан и Армин.        – Быть не может, чтоб Жан опоздал на кормежку, – сказал Эрен.        – А я уже тут! – провозгласил Жан с лестницы. – И готов представить вам мое лучшее творение.       Он быстро спустился и простер руки под углом вверх. Робко, как новоиспеченная красавица в романтическом фильме, на ступенях показался Армин, и стол встретил его восторженным вздохом. У парня была новая стрижка.        – Ты похож на молодого ди Каприо! – воскликнула Ханджи и захлопала в ладоши. – Кто бы мог подумать, что тебе так идет открытое лицо. Жан, ты мастер!        – Жан, ты мастер, – пискляво пробормотал себе под нос Моблит.       Армин занял свое место за столом, и все наперебой начали осыпать его комплиментами, пытаясь зачем-то потрогать волосы. Парень взглянул на Энни. Девушка сдержанно улыбалась и, не сказав ни слова, подняла вверх большой палец на правой руке. Армин, и без того паривший в невесомости от выпитого алкоголя, услышал в голове своей пение ангелов.        – Пойду проверю его, – сказал Леви и поднялся из-за стола, но был схвачен за руку Ханджи.        – Ты к Эрвину? Не надо!        – А что с ним?        – Ему нехорошо, – неловко сморщилась Ханджи.        – Но хотел поговорить после работы.        – Это он днем хотел. А потом все поменялось. Он уже спит!       – Странно. Может, ему ужин принести? Лег рано, значит, часа в три проснется.        – Не думаю, что он захочет есть.       Разговор происходил на пониженных тонах, и студенты, увлеченный преображением Армина, не обращали на него внимания. Куда интереснее им была запись на стрижку к Жану.        – У него что-то с животом? – уточнил Леви.        – Да какая разница, что у него? Плохо ему. Спит он.        – Он напился и просил тебя не впускать, – не выдержав, прямо пояснил Моблит. Ханджи посмотрела на него с осуждением. – Со всеми случается.        – Но он не пил четыре года, – пробормотал Леви и хотел было сесть, но поднялся снова.        – То есть он тебе рассказал про свой запой? – уточнила Ханджи.       Леви встрепенулся. Эрвин не рассказывал ему ничего такого, но мужчина кивнул.        – В общем, ему надо проспаться, – заключила Ханджи.        – Он просил не впускать меня? – уточнил Леви.        – Ага, – кивнул Моблит. – Я больше ничего не разобрал из того, что он пытался сказать. Может, Армин в курсе, что там случилось       Леви взглянул на Армина, который в этот вечер явно был главной звездой. Парень, действительно, выглядел нетрезвым, но только для тех, кто его знал. Он был подвижен и разговорчив, как нормальный молодой человек, и щеки его слегка румянились, но это можно было списать на жару.        – Не принимай близко к сердцу, – сказала Ханджи и ущипнула Моблита под столом за бедро. – Больше к нему никто вечером не заходит, вот он и сказал так.       Моблит кивнул еще усиленнее, и Леви счел объяснение логичным.        – Тогда принесите мне из его комнаты серое полотенце и синюю зубную щетку, – сказал он.