Pacific Ocean

      Около шести утра спустился дождь. Леви проснулся от шума и какое-то время сидел на полу, щурясь от серого утреннего света, и пытался понять, что происходит. А потом резко поднялся на ноги и закрыл окна, повернув защелку, чтобы ветер не распахнул их обратно. На рабочем столе Эрвина медленно растекалась лужа, но спросонья Леви соображал еще медленнее, потому вода успела добраться до края и пролиться на пол. Только потом мужчина принес из ванной полотенце и принялся наводить порядок. Он спал не больше пары часов, и сон на голом полу едва ли можно было назвать комфортным.       Вчера (если уместно так говорить о глубокой ночи трехчасовой давности) они с Эрвином снова засиделись. Разговор о книге органично перешел в разговор о детских воспоминаниях. Леви пытался выудить из своих что-то человеческое. Рассказал о том, что Кенни учил его охотиться на рыбу при помощи остроги, о соревнованиях на глубину ныряния, о сборе жемчужных раковин. О том, что настоящей школы у них не было, но были книги и занятия на природе, во время которых старшие делились своим жизненным опытом.        – Ты что-то пропускаешь, – сказал Эрвин, глядя на Леви с хитрым и сонным прищуром. – Я чувствую, что в твоих историях не хватает каких-то важных деталей.        – А ведь ты прав. Я упускаю тот момент, что все это происходила на другой планете. Я ведь с Титана.       Около часа Эрвин зевнул и сказал, что у него устала спина, и он хочет прилечь. Тогда Леви спустился со стула на пол, чтобы тоже принять более расслабленную позу. В лениво-медленном темпе они обсудили рабочий распорядок предстоящего дня, и Эрвин провалился в сон. Случилось это как-то внезапно. Вот он говорит, что завтра нужно перейти с нижней площадки на возвышенность, а вот он храпит, прикрыв глаза ладонью. Леви только фыркнул вместо смеха и погасил лампу. Комната погрузилась в холодный естественный полумрак. Эрвин, недавно говоривший, что пока еще не хочет спать, а хочет только прилечь, лежал поверх тонкого одеяла в брюках и майке, и Леви мог видеть бледные отпечатки многочисленных швов на его правой руке. В темноте казалось, что они отражают лунный свет.       Леви вспомнился день, когда Эрвин получил эти отметины: чуть больше двух лет назад около рифа, о котором мужчина говорил временами. Кровавое облако вспыхнуло среди кораллов. После Леви убеждал Кенни, что из-за крови не разглядел, на кого именно напала акула, и действовал в спешке. Убеждал так настойчиво, что сам поверил, хотя издалека заметил человеческие ноги и, отбивая у хищника жертву, знал, что сцепилась она с новым хозяином острова. Кровь акулы смешалась с кровью Эрвина, и мужчина не смог бы разглядеть Леви, даже если бы понимал, что происходит в бурлящей вокруг воде и мелькании пестрых рыб. Когда акулья хватка ослабла, Леви вытолкнул его наверх, а сам ушел на глубину, чтобы вынырнуть в стороне. На поверхности стоял полный штиль, солнце раскалилось добела. Эрвин хрипло хватил ртом горячий воздух и, теряя с каждым движением силы, бросился к берегу. Леви ждал в тени прибрежных кустов. Помочь ему как-то еще, не выдав себя, он уже не мог. Несмотря на болевой шок, Эрвин был в сознании и прекрасно видел происходящее. На берегу его с криком встретила Ханджи. Тогда Леви еще не знал имен этих людей и даже не мог бы сказать, в какому полу принадлежал выбежавший из дома человек. Несмотря на панику, Ханджи сразу начала принимать меры. Леви затаил дыхание, будто его можно было услышать с расстояния без малого десяти метров, и опустился в воду по самую переносицу. Он чувствовал, как горят его ладони от прикосновения к человеку, чье тело намного горячее любого из людей воды. Казалось, что омерзительное ощущение тепла расползается от кистей по рукам вверх, словно Леви только что сообщили, что он прикоснулся к вещам прокаженного, и зараза теперь навсегда с ним.        – Эрвин! – крикнула Ханджи и шлепком по лицу вернула мужчину в чувства. Добравшись до берега, он начал отключаться.       Леви услышал приближающийся шум катера и приподнялся, чтобы увидеть, как далеко тот находится. Спустя считанные минуты раненого уже погрузили на судно.        – Эрвин, – повторил Леви. В тот момент он был уверен, что видел хозяина острова в последний раз.       Хозяин острова. Эрвин не был первым хозяином, но ранее на острове никто не задерживался. И, тем более, никто не жил там в одиночестве. Хозяином острова его начал звать Фарлан, и прозвище как-то прижилось. Кенни говорил, что новым человеком стоит аккуратно приглядывать. И вахту эту стоит нести так же, как и обплыв границ племени.        – Сделал круг у рифа – глянь, что творится на острове, – наставлял Кенни. – Нужно знать, зачем этот мужчина сюда притащился. Что-то тут неладно!       Но цели Эрвина были туманны, и вскоре все потеряли к нему интерес. Неудобства он доставлял только в те дни, когда наведывался к рифу и вынуждал прятаться, но и это было несложно, так как риф предлагал множество надежных укрытий.        – Без надобности убивать его не стоит, – говорил Кенни. – Привлечем лишнее внимание.       Разумеется, и он помыслить не мог, что через пять лет на остров привалит целая толпа людей, и у него появится мотив прикончить их всех. Время от времени кто-то приезжал, но не все стремились заходить далеко в воду. Бывали те, кто хотел посмотреть на риф или покататься на волнах, но они гостили недолго, и в эти дни племя больше времени проводило в подводной пещере.       В свою смену Леви всегда проверял остров.       В первый год Эрвин был похож на Робинзона. Оставшись в одиночестве, он быстро потерял опрятный городской вид, отпустил бороду и подолгу сидел на северном берегу среди камней с бутылкой чего-нибудь горячительного. Иногда он плавал там, и, следовательно, знал, что северный берег круче уходит в глубину, и течение там сильнее. Леви думал, что в один из дней, напившись, мужчина сбросится на скалы. Но этого не случилось. И, отлучившись на пару зимних месяцев, хозяин острова вернулся другим человеком. Он перебрался с северного берега на южный, стал читать вечерами, сидя на песке, и просто слушать музыку. О последнем Леви долгое время ничего не знал, пока не обратил внимание на тонкие белые провода, которые Эрвин часто вставлял в ушные раковины. С тех пор безымянный прибор вызывал у Леви навязчивое любопытство. Смысл его был загадочен, но Эрвин явно любил эту штуку. Разобраться с ней удалось лишь недавно. Месяц назад Эрвин, услышав со стороны дома свое имя, в спешке покинул пляж и оставил на расстеленном пледе плеер и солнцезащитные очки. Ничего более безрассудного Леви не делал в своей жизни, но именно этого момента он ждал четыре года. От кромки моря до пледа было около двух метров. Весь пляж прекрасно просматривался из окон веранды и, как выяснилось позже, столовой. Леви украл плеер.        – Это песни! – объявил Леви Фарлану, когда спустя час впервые попробовал воспользоваться прибором.        – Ты чего так обрадовался? В жизни тебя таким счастливым не видел.        – Просто я все думал, зачем это, – проговорил Леви, прижимая ладони к ушам, чтобы лучше слышать. – Послушай ты тоже.        – Я слышал человеческие песни. Помнишь, мы плавали около того ресторана на причале?        – Какая приятная музыка, – Леви перешел на шепот и осмотрелся по сторонам. Кроме Фарлана, в пещере никого не было. – Она не похожа на музыку из ресторана. Это как усиленная поэзия.        – Далась тебе эта поэзия. В ней же ничего не понятно. Там одни человеческие метафоры.       Леви решил не отвечать.        – Кенни прав, – продолжил Фарлан. – Тебя стоит держать подальше от всяких человеческих штук, а то закончишь, как мать. Ты зачем-то хочешь разобраться в человеческих делах, но это невозможно. Только с ума сойдешь. Все их поэты были сумасшедшими.        – Возможно. Но стихи очень упрощают понимание человека земли. Мы не знаем, что такое боль утраты, но знаем, что такое холод, и, благодаря стихам, можем вообразить, как ощущался бы холод в сердце.        – Только зачем? Ты странный, брат. Видимо, у твоей матери все-таки была какая-то болезнь рассудка, которая тебе передалась. И у Кенни она есть, раз он столько раз бегал на землю.       Леви вспомнил многое из последних дней среди родного племени, пока вытирал воду в комнате Эрвина. И среди всех разговоров то и дело всплывала одна фраза – ты странный. Он неоднократно слышал ее в доме, но здесь подобное утверждение было справедливо. Как не быть странным, оказавшись в мире, законов которого не знаешь? Но почему же сородичи считали Леви таковым? Стоило поговорить об этом с Фарланом, если им удастся увидеться в ближайшее время.       Но в ближайшее время Леви, как и все прочие, оказался заперт в доме силами стихии. На этот раз не было ураганного ветра и высоких волн, но дождь лил беспощадно, и на улицу никто не спешил. Положение внутри дома тоже было получше, чем в прошлый раз. Электричество не пропало, связь работала, даже свежие фрукты еще оставались в запасе. Прохлада пробудила в обитателях острова аппетит, а разнообразие продуктов подстегнуло творческий запал Николо. Два дня, пока стоял ливень, повар не уходил с кухни, экспериментировал с рецептами, напевал песенки на родном языке и периодически звал кого-нибудь снять пробу. Особенную популярность снискал цитрусовый кофе. Николо приготовил несколько вариантов и устроил дегустацию. Голосование независимого жюри выбрало рецепт №3, и в течение дня в кухонную зону то и дело прибегал кто-то из жильцов с просьбой сделать еще того самого напитка. Кофе №3 (наименование сразу стало официальным) стало безоговорочным фаворитом в конкурсе, против него было только два голоса: Ханджи и Леви. Первая выбрала другой вариант, с более высоким содержанием лимонного сока, а второй пришел к выводу, что плотный вкус кофе сильно проигрывает чаю.       Прохлада действовала на студентов примерно так же, как и отсутствие света – они начали сбиваться в кружки или парочки.        – Какое же интересное поле для психологических наблюдений, – сказала Ханджи, стоя с Эрвином в коридоре и глядя на подопечных в библиотеке.        – В следующем сезоне попробуем заманить сюда психолога, – ответил мужчина. – Эта смена ведет себя очень мирно, но в прошлую хватало конфликтов. Замкнутое пространство мало кого оставляет в своем уме.        – А ведь у меня есть один интересный контакт! – вспомнила Ханджи и достала смартфон. – Писал человек еще в начале месяца, но прочитала я, конечно, только на днях… где же оно? Ага, вот! Институт социальной антропологии. Некто пишет, что заинтересован в посещении нашей станции на длительный срок во время студенческих стажировок как раз для изучения моделей поведения личности в условиях изолированного коллектива.        – Что за человек и что за институт? Опыт этой поездки учит не доверять даже рекомендациям проверенных лиц.        – Я пробила в интернете имя и организацию. Ты не поверишь, но институт находится в Дании.        – А поближе они замкнутых научных станций не нашли?        – Нашли. У этого человека ряд статей на тему изолированных коллективов, ученая степень подтверждена, публикуется с 2012 года. Еще он написал одну научно-популярную книжку. Я почитала ознакомительный фрагмент, занятная штука. Только фотографий автора не нашла. Это странно в наше время. Если погуглить мое имя, то можно найти кучу фоток, начиная со школьных времен.        – Ты звезда зоологии; конечно, интернет переполнен твоими фотографиями. Перешли мне это письмо. Если они находят деньги на подобные исследования, то нам есть чему у них поучиться.        – Ты предвзят к гуманитарным наукам. Отправила. Если бы ты получше относился к психологам, то не ушел бы в годовой запой.        – Доктор К. Аккерман, – прочитал Эрвин в контактных данных письма. – Напишу ему позже. Запой? Ханджи, сколько можно? Это дела прошлого. Сейчас я нормальный член общества.        – Ты в обществе находишься два месяца в году. Думаю, этот доктор Аккерман будет рад с тобой поработать. Тебе есть что рассказать ему об изоляции.       Ханджи вдруг перешла на хитрый полушепот:        – Нам нужно кого-то тебе найти, пока будешь на большой земле. Может, зарегистрируемся в приложении заранее? Чтобы успеть пообщаться до встречи.       Эврин открыл рот, чтоб что-то возразить, но Ханджи протестующе выставила ладонь перед его лицом.        – Знаю, ты считаешь это все пошлостью, но сейчас все знакомятся через приложения. Это удобно и быстро. Можно на берегу обсудить с человеком его жизненные цели и прочее. Можно даже сразу поставить нужные фильтры в поиске. Чего бы ты сейчас больше хотел: опять нырнуть с головой в длительные отношения или расслабиться, просто почувствовать себя в строю?        – По твоему тону я слышу, что первый вариант ты презираешь.        – Ты недооцениваешь радости свободной любви. Но как ты видишь отношения с твоим образом жизни? Найдешь себе капитана дальнего плавания, чтобы иногда пересекаться в течение года, когда ваши графики и порты пребывания чудом будут совпадать? Конечно, можно найти какого-нибудь удаленщика, но какой псих поедет с тобой на необитаемый остров? Кстати, чем ты здесь питаешься без Николо?        – Я перепробовал с рисом все консервы мира.        – Звучит грустно и невкусно.        – Меня устраивает постоянство. Во всем.        – Да у тебя даже все рубашки одинаковые. Сколько их у тебя? Ох, Эрвин, как же мне хочется вытянуть тебя из зоны комфорта. Тебе понравится! Может, все-таки вернешься в город пораньше, на рождественские каникулы? Праздники – лучшее время для знакомств. Тут ты точно никого не найдешь. Разве что русалки начнут мерещиться, как в том фильме про маяк. Что может быть печальнее семейных праздников в одиночестве на необитаемом острове? Не хочешь отмечать со своими – поедем к моим.        – Лучше с игуанами.        – Согласна. Но мы же выходим из зоны комфорта.       Ханджи сделала паузу в потоке своих идей, чтобы предложить еще что-нибудь, но ее мысли прервал поднявшийся на этаж Леви. Она тут же подозвала его, надеясь найти в нем союзника.        – Вот ты как планируешь отмечать Рождество? – спросила она. – Или ты все-таки еврей? Можешь ответить честно, я приму любой вариант. Для меня в этом празднике нет ничего сакрального, но есть определенные традиции. В целом, я все праздники люблю. Даже Хануку.       Леви скосил взгляд на Эрвина, как бы спрашивая, что опять происходит, но на лице Эрвина была только вселенская усталость.        – Понятия не имею, – ответил Леви. – Дожить бы еще.        – Малыш, что за пессимизм? Ты здоров и полон сил, а до праздников осталось меньше двух месяцев. Уверена, магазины уже завалены календарями с конфетками на каждый день декабря. Ох, если я стану матерью, то мне придется устраивать весь этот спектакль с Сантой? Кошмар. Детские праздники, костюмчики… Мамуля всегда делает имбирное печенье. Мне нужно учиться готовить?        – У тебя еще будет несколько лет в запасе, – остановил нарастающую волну ужаса Ханджи Эрвин. – И от тебя зависит, какое у ребенка будет представление о правильном Рождестве. Возможно, в его понимании, это будет день у бабушки.        – Да. Ты прав. Такими вещами должны заниматься взрослые… Леви, куда ты? Ты не ответил на мой вопрос!       Леви остановился, держась за ручку двери в общую спальню.        – За носками, – ответил он. – Ноги замерзли.        – С каких пор в доме все ходят босиком? Все резко стали хиппи?        – Без обуви правда приятно, – сказал Эрвин, и, опустив взгляд, Ханджи заметила, что его босые ступни.        – Ты-то куда? Такими темпами мы скоро переоденемся в сулу. Хотя, я бы посмотрела на тебя в сулу.       Несмотря на ограниченность личного пространства, мир студентов и мир преподавателей как будто бы существовали отдельно. Как древнегреческий Харон, между ними мог перемещаться Моблит. Но его доступ к студенческим тайнам был обусловлен только проживанием в спальне парней с первых дней и относительной молодостью, вводившей остальных юношей в заблуждение относительно его статуса. Леви, чье пребывание в общей комнате ограничивалось хранением там носков и парой ночевок, таких привилегий не имел. Хотя студенты почти ничего не скрывали намеренно и были достаточно откровенны при разговорах в столовой, информационная граница все же существовала. Сплетни о парочках среди молодежи изолированно и параллельно развивались со сплетнями о парочках среди старших. С недавних пор Моблит потерял доступ к последним. Не столько потому, что плавно съехал с общей спальни, сколько потому, что стал их героем.        – Леви, – сказала Микаса.        – Моблит, – возразил Армин.       После ужина старшие были заняты какими-то делами в лаборатории, а молодежь собралась внизу, чтобы поиграть в настолку, но партия не клеилась из-за спора, кто же будет лучшей парой для доктора Зоэ.        – Не понимаю, почему вы не рассматриваете Смита, – сказал Николо.        – Это же очевидно! – воскликнула Саша и тут же осеклась, так как разговор не предполагал громких заявлений во всеуслышанье. – Они друзья-братаны, как мы с Конни. Да, Конни? Они ведь такие же?        – Что? Прости, я задумался над ходом… Зое и Смит похожи на нас? О, спасибо. Я планирую после выпуска продолжить заниматься наукой. Думаешь, у меня получится?       Саша махнула рукой.        – С чего вы вообще взяли, что у Леви и Зое может быть роман? – спросил Армин.        – Да, с чего мы взяли? – присоединился Жан, обращаясь к Микасе и Эрену, еще вчера убедившим его в правдивости этого слуха. Эрен как будто растерялся и перевел взгляд на девушку.        – Да он мне сам сказал, что она ему нравится, – невозмутимо ответила Микаса, хотя уже и не была уверена, говорил ли это Леви. На острове ей приходилось так много врать, что в голове все перемешалось.        – Вау, – безэмоционально отозвалась Энни. – Допустим, мы верим, что Леви такой откровенный и сердечный, но что с того? Они едва знакомы. Откуда тут взяться глубоким чувствам? У них знакомство началось с ругани из-за обуви.        – От ненависти до любви один шаг, – возразила Микаса. – Так ведь говорят?        – Наоборот, – сказал Армин. – И едва ли их отношения можно назвать ненавистью. Легкое недопонимание. Доктор Зоэ ни на кого не злится долго, а у Леви эмоциональность булыжника, сейчас они вполне мирно сосуществуют.        – Не скажи, – возразил Жан. – В день уборки он был вполне эмоционален.        – Думаю, дело в стрессе. Сейчас он освоился, и его уже не вывести из равновесия грязными ботинками. В любом случае, отношения Моблита и доктора Зоэ хотя бы существуют. Чего вы вообще в них лезете?        – С того, что Леви – замкнутый интроверт! – вступил в полемику Эрен, усвоивший информацию от Микасы, но уже забывший, что не сам пришел к этим выводам. – Если ему не помочь, то они будут неприкаянно болтаться, как вы с Энни.        – Приплел, – фыркнула Энни.        – А вот Моблиту и Зоэ помогать не надо, – сказал Армин. – Там уже все налажено.        – Да уж, – согласилась Энни. – Моя кровать примыкает к их стене.        – Без подробностей! – остановила Саша. – Мы тут никого не осуждаем. Любовь прекрасна во всех ее проявлениях.        – Можете считать меня скрягой, но на месте Ханджи я бы выбрал Смита, – стоял на своем Николо. – Моблит и Леви – отличные парни. Но ни один из них не так стабилен в материальном плане. Моблит молод, ему еще нужно строить карьеру. Чем занимается по жизни Леви, одному богу известно. Прошу прощения, но у меня в семье все заморочены над тем, как удачно пристроить женщин…        – Ты так говоришь, будто доктор Смит особенно богат, – сказала Саша. – Не хочу считать чужие деньги, но у доктора Зоэ сейчас куча крутых проектов, ее постоянно зовут выступать с открытыми лекциями и все такое. Так что она может позволить себе содержать не самого успешного любовника. Думаю, даже у доктора Смита финансовые дела идут не так хорошо. К тому же, про него есть один слух…       Саша замялась и попыталась тут же отмахнуться от начатой темы, но со всех сторон на нее посыпались вопросы, и она быстро сдалась.        – С доктором Закариасом? – полушепотом переспросил Конни, когда Саша закончила сбивчивый рассказ. – Почему ты не говорила раньше?        – Это просто слух! И вопрос очень неловкий, – Саша начала быстро жестикулировать и сильно покраснела. – Какая же болтушка! Если это окажется неправдой, мне будет очень стыдно. Мне уже очень стыдно. Но я совсем не осуждаю такие отношения! Вы не подумайте. У меня есть подруга, которая встречается с девушкой, и они отличная пара.        – Это кто? – спросил Конни. – Я их знаю?        – Даже не пытайся у меня это спрашивать! Это чужие тайны. Хватит с меня на сегодня.        – Хистория и Имир, да? Они ведь вместе живут.       Саша поджала губы и скрестила руки перед лицом, показывая, что отныне из нее ничего не вытянуть.        – Похоже, ты проявил чудеса сообразительности, Конни, – усмехнулся Жан. – А что это за подружки?        – Учатся вместе с Сашей. Да я давно догадывался. Но никто никого не осуждает!       Почти все хором подтвердили слова Конни.        – Жан, ты ведь никого не осуждаешь? – уточнила Саша, до сих пор взволнованная от того, что ее болтовня может доставить Эрвину лишние проблемы. «Стоило сначала уточнить, как они все относятся к такому», – думала девушка.        – Да мне все равно, – запоздало ответил Жан, до этого тоже будто о чем-то задумавшийся. – Странно, конечно. Мне казалось, что это должно быть заметно, но по Смиту не скажешь. А чего вы все так на меня смотрите?        – Просто нам казалось, что именно ты сейчас начнешь плеваться, – ответил Эрен.        – Да я вообще самый ярый гомофил! – рассмеялся Жан.        – Если ты опять про лесбийское порно, то это не в ту степь, – уточнил Николо.        – Гомофил… Такое слово вообще есть? – спросила Энни, но ответа никто не знал.        – Да, я такой, – сказал Жан. – Армин, ты же помнишь? Если Энни тебе не даст до полнолуния, на твою задницу начну покушаться я.        – Сколько можно? Ты и так на нее постоянно покушаешься. Мне уже сидеть больно. Не смейтесь! Вы неправильно поняли. Он просто щипается.        – Начну действовать серьезно. Энни, если тебе жаль этого парня, у тебя осталось мало времени.       Со стороны Эрена в Жана прилетела диванная подушка. Разговор плавно ушел с территории Эрвина на территорию настольной игры и чего-нибудь из остатков ужина. Через полчаса Жан вышел покурить на веранду и, вернувшись, объявил, что дождю не видно конца и края, а значит, завтра не нужно будет никуда выходить рано утром, и можно посидеть подольше. Новость заметно всех ободрила, и девушки сразу выбрали фильм на ночь, а Николо начал делать бутерброды. Игру свернули, погасили лампы, и осталось только синеватое свечение Вечного сияния чистого разума. Конни, сказав, что это что-то сопливое, через несколько минут ушел спать. Места на диване стало чуть больше, и Жан развалился на целую половину. Вторую половину занимали Армин и Энни, сидевшие одновременно расслабленно и напряженно. На соседнем диване Саша опустила голову Николо на плечо, и парень сонно перебирал ее волосы; Микаса и Эрен накрылись пледом и будто бы срослись. Жан посмотрел на них с тоской, а потом перевел взгляд на Армина. Невыносимое зрелище.        – Обними ее, затупок, – шепнул Жан Армину.        – А? – не понял тот, и Жан показал нужное действие жестом. Армин выразил возражение взглядом. Жан нахмурился. Армин поджал губы. Жан наклонил голову и посмотрел на него исподлобья. Армин сделал неуверенное движение в сторону Энни. Жан лицом изобразил «ну». И, наконец, преодолев себя и паттерны поведения, заложенные поколениями предков, Армин робко завел руку за спину Энни и приобнял ее за плечи. Повинуясь застенчивому давлению, девушка прижалась к Армину, подобрала ноги под себя и села, вполне расслабленно и естественно, словно так и надо. Жан воздел руки к небесам. Еще раз осмотревшись, он подумал, что боги любви к нему абсолютно несправедливы, но сделать с этим что-то на необитаемом острове проблематично, и он закусил свое одиночество очередным бутербродом.       После полуночи спустился Леви и сразу прошел к кухонной зоне. Следом появился Эрвин.        – Что сегодня показывают? – спросил он, проходя.       Жан назвал фильм и, будто оправдывая свое здесь присутствие, пояснил:        – Я думал, что это комедия, раз снимается Джим Керри.        – А где заварка? – крикнул с кухни Леви.        – Я видел ее на верхней полке, – ответил Николо. Со стороны Эрена послышался приглушенный смешок.        – Ты ее туда засунул? – спросила Микаса, подняв сонное лицо. – Зачем?        – Это моя маленькая месть, – ответил Эрен. – Я уберу на верхние полки все, что ему дорого.        – Какой же ты злодей…        – Николо, мы тут у тебя немного похозяйничаем, – предупредил Эрвин, достав жестяную коробочку с чаем, и зажег газ, чтобы согреть воду.        – Вам можно, – ответил Николо, не глядя.       На слова Эрвина отреагировал Армин, наслаждавшийся до этого пленительно-близким ароматом волос Энни. Он посмотрел поверх экрана в сторону кухонный зоны, где горели только диодная лента над столешницей и синеватый огонек газа, потому силуэты двух человек были едва различимы за световой завесой телевизора. Они тихо говорили о чем-то, но шум за окнами и музыка из фильма заглушали их слова. Эрвин то поворачивался к Леви лицом, то, видимо, не расслышав что-то, чуть наклонялся боком. Похоже, Армин смотрел на них как-то особенно долго, потому что на это обратила внимание Энни.        – Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала она шепотом, который услышали все, кто был на диванах, поскольку все непроизвольно следили за их парой, ожидая, когда там уже начнется развитие. Пожалуй, более внимательно, чем за фильмом.        – О чем я думаю? – Армин повернул к ней лицо, и Энни чуть заметно улыбнулась, указав движением подбородка вперед.        – Это только из-за слов Саши, – попытался оправдаться Армин. – Ясное дело, что у них ничего нет. Просто все эти разговоры сегодня…        – Перестаньте, пожалуйста, – тихо заговорила Саша. – Это же просто слух.       Освободившись от объятий Армина, Энни приподнялась и наклонилась к Саше через столик, чтобы не повышать голоса:        – Да ты только посмотри. Сочетание идеальное, как кофе со сливками: маленький ворчливый брюнет и интеллигентный высокий блондин. Кинематографично до одури.        – Назови меня своим именем, – усмехнулся Жан.       Саша еще раз осторожно глянула на Эрвина и Леви, будто они в полумраке, стоя к ней спинами, могли заметить ее шпионаж.        – Нельзя кого-то делать парой, просто потому что они хорошо смотрятся, – заключила Саша.       – Но смотрятся хорошо? – хитро прищурилась Энни.        – Идеально.        – Дамы, что вы несете? – вмешался Николо.        – А если серьезно, я не помню, чтоб Леви спал у нас в комнате, – подкинул Жан. – Только когда болел.        – У него бессонница, – как и Саша, Армин испытывал неловкость от того, что начал этот разговор, хотя он ничего особого не говорил вслух. – Он поздно ложится и встает часов в пять утра.        – И где он допоздна торчит? – спросила Энни.        – Известно где, – сказал Жан. – Откуда они сейчас оба пришли?        – Ребята, уймитесь! – шепотом изобразила крик Саша. – Мой язык – мой враг. Давайте забудем, что я сказала?        – Откуда ты вообще взяла этот слух, любовь моя?        – Я была когда-то на вечеринке старшекурсников, и там про это зашел разговор. Да бросьте, студенты постоянно что-то сочиняют про преподавателей! Я теперь даже не уверена, что они говорили о докторе Смите…        – Не называй имен! – одернул Жан и добавил громкости на телевизоре. – Обратят внимание.        – Ты сам назвал по имени этого хоббита, – заметил Эрен.        – Давайте все успокоимся! – взмолился Армин.        – Тс! – Николо приложил палец к губам. – Слышу, вода закипает. Сейчас подойдут.       Но никто не спешил подходить. Леви и Эрвин долго возились с заваркой и говорили о чем-то не громче, чем студенты, так как не хотели мешать им смотреть фильм, который никто уже не смотрел.        – Разве не чудно, если теория Армина окажется верной, – сказала Энни. Хитрая улыбка так и не сходила с ее лица. За весь прошедший месяц никто не помнил, чтобы девушка так долго оставалась в хорошем настроении. – Если все сложится, то каждой твари достанется по паре: и Леви, и Моблиту.        – Нет у меня никакой теории!        – Боже, как я рад за вас всех, – проговорил мрачно Жан.        – Да ладно тебе, – ткнул его в плечо Эрен. – У Конни тоже никого нет.        – Конни достаточно эротических снов для счастья, а я не такая самодостаточная личность.        – И все-таки! – вмешалась долго молчавшая Микаса. – Слухи о… Хозяине…        – Так себе кодовое имя, – поморщился Эрен. – Попахивает рабовладением.        – Как насчет командора? – предложила Энни, и остальные поддержали.        – Хорошо, – кивнула Микаса. – Слухи о командоре – это совершенно отдельная история. Она никак не касается хоббита и…        – Командира.        – Хоббита и командира. Если хоббит и командир заинтересованы друг в друге, то какая разница, что там когда-то было в личной жизни командора?        – А почему всем достались звания, а кто-то хоббит? – заметил Армин.        – Потому что хоббита, как Мэри Поппинс, принесла стихия, – ответил Эрен. – Он не участвует в иерархии.       До вопроса Армина Микаса была уверена, что хоббит – это тоже какое-то звание. Очевидно, все остальные это слово знали, поэтому уточнять она не стала. Ветер за окнами усиливался, и девушка, поежившись, натянула повыше плед и прижалась к Эрену. Сидя к телевизору боком, она смотрела на своего соплеменника и в голове ее было немало тревожных мыслей. Леви мог говорить, что ей плевать, что заботит ее лишь безопасность Эрена, но Микаса никак не желала ему зла. «Да сделай ты уже хоть что-нибудь для спасения своей шкуры! – думала она. – Что творится в твоей голове?»       А в голове Леви творились мысли, неожиданные даже для него самого. «В этой кружке около трехсот миллилитров, – думал он, глядя на чай перед собой. – В человеке около пяти литров. Следовательно, мне нужно около шестнадцати кружек человеческой крови. Обязательно ли кровь для обряда должна принадлежать одному человеку?»        – Эрвин, – обратился он вслух.        – М?        – Сколько крови человек может сдать в качестве донора?       Хотя разговор прежде шел совсем в другом ключе, Эрвин не высказал никакого удивления.        – Кажется, четыреста пятьдесят миллилитров. «Значит, одиннадцать человек, – продолжил мысленный подсчет Леви. – Можно ли считать Микасу человеком? Без нее не хватает. А если слить больше, какие будут последствия? Является ли смерть обязательным условием обряда? Кто-то пробовал по-другому? И как заставить их отдать мне кровь, не вдаваясь в подробности? Так много вопросов. Если я задам их Кенни, пустит ли он меня после домой?»        – Четыреста пятьдесят миллилитров – это максимум? – спросил Леви.        – Это стандарт. При отсутствии сопутствующих осложнений, человек может терять до семисот миллилитров без тяжелых последствий. Даже литр относительно безвреден, хоть уже не для всех… Леви, что за вопросы?       Леви прикрыл глаза и представил расползающееся кровавое пятно, окутавшее Эрвина во время их первой встречи. Сколько там было? Сложно сказать, ведь все происходило в воде. Но набрать нужный объем точно можно без Микасы.        – Ты не ответишь, да? – уточнил Эрвин.        – Просто вопросы, – сказал Леви. – Тебе ведь в голову тоже иногда приходит какая-то чушь? Ты спрашиваешь у интернета. Я – у тебя.       Ответ устроил Эрвина.        – Пошли наверх, – сказал он. – Ветер с океана. Тут становится холодно.        – Ты ведь не мерзнешь.        – Если Жан не выспится из-за стука твоих зубов, то опять начнет тормозить, и мы еще один день просидим без его технической поддержки. Хотя Жан, скорее, поддерживает морально.        – Один черт, он сидит здесь.        – Вы сегодня не с нами, док? – спросил Эрен, когда мужчины проходили в обратную сторону.        – Мы пропустили половину фильма, не хочется доставать вас вопросами, – ответил Эрвин.       Студенты сидели молча и очень тихо, покуда не услышали, как захлопнулась дверь на втором этаже.        – Он сказал «мы», – первой заговорила Энни.        – Это логично, ведь они действительно оба пропустили половину фильма, – возразил Армин.        – А если Леви готов был смотреть с середины? Не слишком ли – говорить за двоих? Значит, у них есть другие планы. Только одна дверь хлопнула.        – Наверняка, они планируют что-то очень грязное, раз взяли с собой чай, – язвительно заметил Эрен. – Армин, поосторожнее с этой дамой. Она явно извращенка.        – А что не так с чаем? – спросила Энни. – Им обоим за тридцать. Вполне нормально заранее приготовить что-нибудь попить, если в процессе станет слишком жарко, или сердце сильно заколотится.        – Какое-то безрадостное представление о сексе за тридцать, – заметил Жан. – Может, им еще таблетки рядом с кроватью положить на всякий случай?        – Пожалуйста, не говорите это слово в отношении доктора… командора, – попросила Саша.        – Какое? Таблетки? Секс? Ты чего краснеешь, будто Никки тебе по ночам в кладовке только Петрарку читает?        – И все-таки…        – Да бросьте уже, – сказал Эрен. – Если бы у них что-то было, мы бы это заметили.        – Интересно, как? – спросила Энни. – Во-первых, до этого вечера мы не знали о командоре никаких пикантных фактов, и не могли обращать внимание на такие детали. Во-вторых, его комната не соседствует с нашими, как комната командира, и мы ничего не слышим по ночам. В-третьих, объективно, Леви находится с ним наедине больше, чем с кем-либо.        – То есть твоя аргументация строится на отсутствии аргументов против?        – Армин, ты что скажешь? – переключилась Энни. – Ты ведь первый об этом подумал.       В синеватом отблеске экрана не было видно, как лицо парня покрывается красными пятнами. Он замялся, надеясь, что кто-то вмешается в разговор, но именно его мнение сейчас было интересно всем.        – Да я сам не знаю, почему так подумал, – пробормотал он. – Что-то пустяковое… Видимо, из-за шума дождя док что-то не расслышал и наклонился к Леви. Простите, не могу использовать эти нелепые шифровки... В общем, это напомнило мне моих бабушку с дедушкой. Дедушка глуховат и сильно выше. Он постоянно разговаривает с бабушкой внаклонку.        – Ты учил язык любви по старикам? – усмехнулся Жан.        – У стариков такой милый язык любви, – сказала Саша. – Знаете, без лишней мишуры, земной типа, принимающий все.        – Мой дед красит бабуле ногти на ногах, потому что ей сложно наклоняться, – вспомнил Николо. Разговор резко свернул в сторону забавных наблюдений за жизнью старшего поколения, и, наконец, спор о том, кому быть с Ханджи, угас. По крайней мере, до утра.