Два шага вперёд

Ло Бингэ когда-то жил в своём родном мироздании и даже не думал, что его скоро затянет в мерзкую, давящую секту снова. Он был императором, владыкой трёх миров, за его левым плечом стоял Мобей-цзюнь, за его правым — Лю Миньянь и Ща Хуалин. За спиной распласталась бескрайняя родина, теперь принадлежащая только ему. Под ногами лежал труп твари Шэнь Цинцю, а впереди огненное солнце освещало путь к покою, умиротворению и счастью. Только над головой Ло Бинхэ висел черный давящий венец. Не венец власти, а венец непрекаяного ягненка, который так и не смог найти, куда приткнутся. У него был гарем, но ни одна из его наложниц не грела достаточно долго. У него была работа, но никто не хотел знать, что у Ло Бингэ внутри. В руках было каждое удовольствие этого мироздания, но ни одно не было способно насытить полноцено. Иногда Ло Бингэ чувствовал себя отвратительно одиноко: он видел слуг, крепко держащихся за руки, слышал отрывки из театральной постановки, чуял чужое довольное спокойствие и удовлетворение. Тогда становилось тошно, хотелось убежать, отказаться от всего, задавить в себе эмоцию, с головой окунуться в страсть, лишь бы не вспоминать и не пытаться понять, почему оно так. Почему такого могущественного и сильного Ло Бингэ это волнует. — И если ты пойдешь, я пойду за тобой, — пела игральшица на пипе. — И если ты умрешь, я уйду за тобой. Крепко возьму за руку, и не стану отпускать. Ло Бингэ хотелось, чтобы его взяли также за руку. Хотелось взять за руку самому и идти. Хотелось, чтобы смотрели не просто на его положение и могущество, а на то, что стоит за ним. Чтобы послушали, как Ло Бингэ этого достиг. Никто не слушал. Никто не хотел слушать. Никто не хотел разделить с ним боль, никто не переборол страх перед его силой и демонической натурой. Никто так и не захотел понять, где Ло Бингэ настоящий, а где ему нужно вывернуться для дела. В бездне его выворачивали куда хуже. В бездне его рубили десятками мечей, били сотнями рук, травили тысячью ядов. В бездне никакая природная удача тебе не поможет, если ты не сможешь собрать себя сам из миллиона осколков, заставить себя идти быстрее, бить в ответ яростнее, искать любой путь, который сможет привести к победе. Именно в бездне, Ло Бингэ подумал: никто тебя не предаст, если ты передашь первым. Ло Бингэ хотел куда-то прибится, позволить насытится, но когда всё же находил убежище, то быстро сбегал. Когда Ло Бингэ вылез из бездны, надобность себя заставлять не отпала. Каждое утро он вставал с трудом, потому что никто его не подымет. Ел столько, сколько нужно и правильно, чтобы быть красивым и сильным, потому что без этого никто никому никогда не нужен. Упражнялся технично и с усердием, потому что без навыка его убьют, а жизнь станет хуже бездны. Всё также уходил первым. И теперь, в этом кривом мироздании, ужасной пародии на родное, сука Шэнь Цинцю говорит: бездна сделает тебя сильным, но сталкивать тебя туда никто не будет. Ло Бингэ бредёт за руку с учителем — почему ты здесь, у этого ничего не умеющего мелкого мерзавца, почему не оказался в руках более достойного Ло Бингэ? — и не знает, как себя вести. Смотрит пустыми глазами мертвой рыбы, и не доверяет. Это просто ловушка, просто этот Шэнь Цинцю отыгрывает другую роль. Это не может быть правдой. Ло Бингэ не хочет верить. Когда время клонится к ночи Ло Бингэ заходит в ученическое общежитие — ему, с какого-то, невиданного никогда ранее хуя разрешили спать здесь, а не в сарае — и отворачивается лицом к стене. Слабое, пока не столь закалённое тело Ло Бинхэ не выдерживает, а судьба оказывается к нему благосклонна. Заснуть, отключится получается невероятно быстро. Плачет он уже во сне. Прикрывает рукой глаза, сжимает челюсти, не смеет шелохнется, потому что чует, как мелкий мерзавец стоит за спиной. И ему на глаза точно не хочется показывается в таком виде. Мелкий подкрадывается, незаметно хватает его за свободную руку и сидит. Удивительно, но даже молча. — Пошёл вон, — шипит Ло Бингэ. — Отойди и не мешай. Мелкий мерзавец не реагирует, только жмётся крепче и начинает хныхать. Так они и лежат: один подавленный, второй удивленный, и оба не знающие как дальше. *** Му Цинфан был человеком своеобразным. Его работа состояла не только в излечении тела, но и в поиске подхода к каждому своего пациенту. С учениками Байджаня было просто: сначала на них тренировался сам целитель, а потом стал потихоньку приобщать учеников к работе. Сейчас он мог со спокойной душой целиком и полностью отдавать одних молодых людей на попечение других и, иногда, контролировать процесс. Ученики Байджаня неприхотливы и суровы, потому что Лю Цингэ тоже прост, несмотря на происхождение, и суров. С горными лордами всё было сложнее. Му Цинфан был лучшим в своём деле, поэтому Лордам приходилось доверяться в его надёжные руки. Даже Шэнь Цинцю иногда приперала к стене суровая необходимость. К каждому из них приходилось подбираться окольными путями, уговаривать и угрожать, иногда совершенно оправданно предрекая страшные проблемы со здоровьем. Му Цинфан делал всё, лишь бы только они содействовали лечению и не гробили сами себя. В одной желтушной книжке, которую он читал, чтобы расслабиться по вечерам описывались непревзойденные демоны: великие, ужасные, каждый лучший в своём деле. Му Цинфан демоном не был, но превзойти его никто, к сожалению, не сумел. Поэтому он в точности знал, что нужно каждому горному лорду секты. Глава Юэ нуждался в отдыхе, заботе и здоровом распорядке дня, шисюну Лю требовались медитации и ежимесячно выпивать около пяти литров сильнодействующего успокоительного, Шан Цинхуа требовал немного признания и более полноценного питания. Всё это Му Цинфан готов был дать, незаметно укореняясь в своем положении слушателя, который всё видит, знает и чувствует, но никогда не применит эти свединия во зло и никогда никому ничего не скажет. Му Цинфан дал этому красивое название: медицинская тайна. В случае с Шэнь Цинцю медицинская тайна дала трещину. В случае с Ло Бинхэ медицинская тайна начала разваливаться, как идея. Му Цинфан учился видеть малейшие признаки болезни, но из-за этого видел куда больше: тонкие грани взаимоотношений, старые травмы, внутренние беспокойства, которые лезли наружу с кровью и кашлем, цвели синяками на коже. Му Цинфан точно знал, каков из себя Шэнь Цинцю снаружи и догадывался, каков он внутри. И после очередного искажения ци Шэнь Цинцю перестал быть собой. Не пытался увильнуть от осмотра, послушно показывая что, где болит, и рассказывая, как именно. Почти перестал прикрываться веером и даже не приходилось заставлять пить лекарства. Зато он стал забывчевее, отвлекался чаще, сидел по-другому, и даже чихать начал иначе! Перестал невербально, одним своим видом пытаться подавить своё окружение, признавая правоту целителя и не оспаривая его решения через раз. Когда Му Цинфан искал что-то о двойной сети меридиан, то наткнулся на интересную вещь. «Трактат Бедуин» достался Му Цинфану от одного из наставников, который путешествовал в своё время по Великой Пустыне. Каждая паталогия, описанная там, редка и уникальна, заполучить отдельный абзац в этой книге — великая честь для заболевания. И была там короткая глава о переселении душ, их искажении и подмене, намеренной и спонтанной. И Му Цинфан понял: возможно, оно. И Му Цинфан понял: ещё чуть-чуть и он станет самым счастливым целителем в мире, раз за короткое время появился ещё один человек для исследований. *** Этого глупого достопочтенного приперли к стенке, сказали всеми правдами и неправдами сохранить теплые отношения с Ло Бинхэ. Потому что нужен, потому что Му Цинфану очень хочется его изучить и таких стойких учеников он ещё не видел. — Я знаю, что шисюн непреклонен в вопросе демонов, — сказал он ещё до прогулки в бамбуковой роще с Ло Бинхэ под руку. — А ещё я знаю, как снять с человека кожу, раскрыть ребра, растаскать внутренности по углам, при этом оставляя человека живым. Не смей гонять мальчика больше. Слышать такое от Му Цинфана, всегда спокойного и как будто бы сожравшего поле пустырника в одно лицо, было страшно. Видеть совершенно серьезное выражение лица было ещё страшнее, а ци, располагающаяся по помещению ядовитым туманом, проникала в лёгкие и нещадно давила на горло. Доминирующим цветом в одежде Му Цинфана был светло-зелёный, как листья редких цветов. Его мощь, ставшая почти материальной, ощутимой, была как изумруды, окропленные кровью — жёсткой, выкристаллизованной опытом и твердой волей. Этот достопочтенный держал себя, как мог чтобы не задрожать… и восхищался! Му Цинфан, скромный целитель с забавными усишками, где ты был в пути гордого бессмертного демона? Почему не встал на пути Шэнь Цзю раньше? Му Цинфан, спасибо, что ты гневаешься, этот глупый достопочтенный гневается вместе с собой. — Глава Юэ будет зол, — Шэнь Цинцю смущённо прикрывается веером, скрывая улыбку. — Очень зол. Этот Шэнь ручается, что больше не тронет. Не тронул же я его, когда он меня навещал? Не тронул. Всё будет хорошо, шиди, я тебя услышал. — Славно, к главе у меня есть свои подходы. А если шисюн захочет, то сможет найти их и сам, — и улыбается, снова незаметно меняя облик на простого целителя. — Очень рад, что шисюн так сговорчив сейчас, но каждый из лордов знает, что верить шисюну на слово нельзя. — Справедливо, — и убирает веер от лица. — Этот Шэнь тоже не верил бы себе. Но этот Шэнь будет следовать договорённостям, если получит из этого выгоду. В моё желание выгоды шиди верит? — Более чем, — кивает. — Этому Шэню нужно тело. Живое. Здоровое, — старается говорить спокойно, но руки немного трясутся. — Попался, — и Му Цинфан торжествующе улыбается. — У меня есть вопросы к здоровью шисюна, и ему лучше рассказать всё как есть прямо сейчас. Шэнь начал рассказывать. Шэнь Цинцю! И тут он попался второй раз, потому что настоящий Шэнь Цинцю никогда бы не попался на такую дешёвую уловку, а послал бы его в самых вежливых и витиеватых выражениях туда, где Му Цинфан уже был, но в чисто медицинских целях.