Не смотри

Бэзил, сжавшийся, лохматый, лежал на своей мятой постели, пряди его мягких волос разбросаны по мокрой подушке. Его глаза, казалось, высохли от пролитых слез. Закрыв их, он снова попытался заснуть, тяжко вздохнув. Под закрытыми веками в который раз собирались самые приятно-грустные воспоминания. Бэзил хочет от этого кричать, настолько сильно, чтобы заглушить все свои мысли, хочет кричать настолько сильно, чтобы упасть без чувств и наконец-то уснуть. Вцепиться в подушку, порвать, вопить во весь голос, а после раскинуться без сил на холодном матрасе. То, как они сидели и обменивались подарками на Новый год. Сверкающие глаза Кела, яркий смех Обри. Они так любили обниматься все вместе, и хоть ему было иногда неловко, но он никогда не отказывался от этого. Ему нравилось чувствовать эту поддержку и защиту друзей, и вспоминая это, он мог лишь, задыхаясь, безмолвно рыдать и кричать в подушку, чтобы не беспокоить Полли на первом этаже. Он так устал. Чертовски сильно, настолько, что иногда заглядывался на свою скакалку, порываясь пойти за Мари, ведь то, как он обошелся с ней, было… — Бэзил. Он не мог дышать. Он задыхался, пытаясь душить в себе новый приступ истерики. Вспоминая длинные черные волосы и ямочки на щеках, он медленно повернулся, чтобы раскрытыми красными от недосыпа глазами посмотреть на безэмоционального Омори. Тот, стоя над его кроватью, лишь слегка щурился. Грудь сдавливало болью, а голова начинала болеть от его неразборчивого шепота. Ему было так больно и плохо от того, как он поступил с Мари. Она не рассержена на него? За то, что он собственными руками подвесил ее на дереве? Ей было больно? Дышала ли она и была жива какое-то время после падения с лестницы? Мог ли он что-то сделать для нее, во имя тех заботливых рук, что обнимали и защищали его, пока он спал на пикнике? Но он посмел вот так с ней обойтись. Не должен ли он пойти за ней? — Бэзил. Убедиться, что у нее все хорош… — Бэзил. Он уставшими глазами посмотрел на него, выглядя жалко. Он так устал. Омори, сощурившись, сел на колени у кровати, и прошептал: — Ты не виноват. Прости себя. Мари… От одного ее имени по лицу побежали слезы, а комнату постепенно охватывал хрип мальчика. В этот момент он начинает рыдать так безудержно, что воздух из его легких выходит прерывистыми вдохами. Ему нужно было свернуться в комочек, потому что он не может больше двигаться, отчего начинает бесконтрольно трястись, пока темная липкая тень обхватывает его сзади за плечи. Он начинает безутешно рыдать, пока его голос постепенно срывается в хрип. Он не выговаривает слова, проглатывая буквы, трясясь все сильнее: П-прости, прос`и, М-Мари, прости… Пожалуйста, прошу… Я-я прав…да не хотел. Где ты с-сейчас? Мальчик забирается к нему в кровать, отодвигая одеяло в сторону, и презрительно смотрит в сторону огромной черной смеси. Он подвигается ближе к мальчику, чье сбитое дыхание и быстрое сердцебиение вызывало у Омори небольшую панику. Черноволосый, грустно вздохнув, садится рядом, подбирая под себя ноги. Он не мог его нормально успокоить, не мог даже обнять, чтобы успокоить. — …У те-ебя все х-хорошо? Я так скучаю по вам в-всем, я правда… боже, п-прости, прости, пр-рости… прости… Омори сидел рядом с Бэзилом до восхода солнца, пока яркие лучи не начали пробиваться сквозь шторы, а блондин не начал клевать носом, потирая глаза, будто засыпанные песком. Под командование тихого Омори, Бэзил уложился в кровать, наблюдая за тем, как черная тень уходит наверх, всасываясь, казалось, в самый потолок. Глаза под тяжестью закрылись, перед этим увидев поджатые полоски губ бледного мальчика.