Белый Десница

Одинокий безоружный всадник был удивительным зрелищем в Вестеросе. Даже в мирное правление Визериса I люди не торопились изменять привычкам, выработанным за века до Завоевателя и за столетие с воцарения его династии. Караваны ехали в окружении вооруженной охраны. Путники передвигались крупными группами. Одиноко могли позволить себе ездить межевые рыцари, в доспехах и при мече, способные себя защитить, да паломники с бродячими септонами, полагающиеся на божественное. Ни на кого из них вышеперечисленных новоприбывший не был похож. По крайней мере деревенские никогда не видели рыцаря без доспехов и меча, а монаха в такой дорогой одежде и на породистой лошади. Увидели бы — запомнили. Деревенька на границе Королевского леса с гордым названием Ужицы давно стала проходным двором, на котором останавливался каждый путешественник, идущий по дороге Роз. — Смотри, какой едет. Весь из себя богатей, вон и шпоры есть, а меча нет, — сидящая на скамейке женщина в штопаном платке на волосах, наклонилась к соседке. — Может потерял. А может смерти не боится. Нам-то почем знать? — товарка преклонного возраста безразлично глянула на высокого мужчину, проезжающего мимо. Ее больше интересовала пряжа в руках и внуки, играющие в траве неподалеку. — Нда, — первая женщина пожевала губы, закинула в рот новую семечку. — На нашего брата не похож, больно плечи гордые. Но борода точно нашенская — смотри как отросла, да в беспорядке. Как бы его наши парни беспокойные не «того». Саруман тихо усмехнулся. Что могут понимать эти крестьяне. Его нечеловеческий слух прекрасно передавал все шепотки, собираемые его появлением. А еще пару дней назад он бы не понял ни слова местного наречия. За прошедшее время его внешний вид действительно изменился в худшую сторону. Прибыв в трактир под неблагозвучным названием «Одноглазый бастард», он столкнулся с первой проблемой — незнанием языка. Пришлось остаток ночи стоять у слюдяного окна и смотреть на дородного хозяина с моржовыми усами, внушая в его неотягощенную голову несколько простейших мыслей. К счастью, мало кто обратил внимание на темную фигуру в ночной темени. Сполох остался пастись в поле, недалеко от трактира. Благодаря связи Саруман не боялся за своего коня. Только таким образом он смог получить мяса и горячего вина. К утру в трактире было пусто, лишь пара запойных пьяниц спали, уткнувшись носами в столы. Некому было удивляться как хозяин, известный скряга, вместо сна сам приготовил утку и подал вино человеку, не сказавшему ни слова. Еще несколько часов назад мертвому телу нужно было помыться и хоть чуть-чуть отдохнуть, а поэтому Саруман вновь воспользовался внушением. Разум трактирщика во второй раз уже не оказывал сопротивления. Привыкший к комфорту жизни в Изенгарде, Саруман не мог смириться с состоянием нового тела, да и здоровье необходимо было восстановить. Постоянно отвлеченный на сохранение существование, он был уязвим. От хозяина он также получил иголки и нитки. Уже едва стоящий от нагрузки на мозг мужчина был отпущен восвояси. Силу души майа нельзя недооценивать. Перестаравшись, Саруман мог бы спалить разум человека дотла, чего он, конечно же — не хотел. Это привлекло бы внимание, да и зачем было доводить до смерти невиновного. У почившего царедворца в суме были монеты, судя по всему неплохая сумма. Знал бы белый маг язык — не пришлось бы изгаляться с человеческим разумом. Честная сделка самая надежная, а деньги были Саруману безразличны. Штопая дублет и плащ, скрывая следы убийства, он без особой радости вспоминал далекие дни своих путешествий по Рованиону, что к востоку от Мглистых гор. Всегда в движении, в нужде, преследуя или уходя от врага. Никогда не понимал он пристрастие Гэндальфа Серого к такой жизни. Как только ему выдалось закончить дело синих магов, он воспользовался возможностью и вернулся в цивилизацию. Сначала в Гондор, а затем и в собственную крепость Изенгард. Интересно, удастся ли ему в этом мире найти что-то похожее? В путь он отправился уже днем. Кровь вновь свободно текла по венам, жизнь цвела в новом теле, а дышать было как никогда легко. Положив несколько монет в благодарность за приют, Саруман оседлал Сполоха и отправился дальше по дороге Роз. Бывший хозяин этого тела собирался дальше, на Юг. Маг не видел причин не следовать заложенному маршруту, пока мир вокруг не станет яснее. К сожалению, пока никто не торопился просветить его. Если царедворец и был значимой фигурой, то вряд ли местные крестьяне могли знать его в лицо, чтобы вызнать что-то из их мыслей. Все сводилось к языку. Весь следующий день Саруман провел в пути, а ночь просидел в трактире. Сон магу был нужен, но язык нужнее. Из самого темного угла, набросив на голову капюшон, он следил за людьми, следил за словами и движениями губ, считывал мысли. Неграмотные крестьяне приносили немного пользы, но тут же останавливались и путники, некоторые весьма грамотные. Спустя ночь он уже мог весьма косноязычно, но все же деятельно изъясняться на новом наречии. Первым успехом можно считать сытный завтрак, добытый с помощью слов и меди, а не силой волшбы. Вот и сейчас он вполне четко понимал смысл слов двух крестьянок. И это был не первый раз, когда он привлекал внимание. Кроме белоснежного коня и богатого дублета, люди оценивали его рыцарские шпоры и отсутствие оружия. С последним у Сарумана проблем не было — он не считал, что смертные могут представлять для него опасность, а сам он, в отличие от Гэндальфа, не опускался до применения вульгарной стали. Зачем, когда у него был посох, Голос и магия? Теперь, к сожалению, у него не было первого, третье сильно ослабло. Лишь Голос оставался с ним неизменно, пусть в теле чужом и вряд ли достигнет прежней силы. Хорошо, но недостаточно. Вот только где в этом мире взять валинорский посох? Почесав отросшую бороду, что после перерождения поблекла и покрылась ранней сединой, Саруман заехал на постоялый двор. Поставив Сполоха в свободное стойло и похлопав верного жеребца по крупу, маг зашел в уже третий трактир на пути. Подвернувшемуся половому он бросил монетку и указал на коня, ждущего сочного ужина. Себя Саруман тоже не ограничил. Он в целом не любил это делать, ценя радости смертной плоти, но теперь, будучи больше зависим от тела, еда стала важным составляющим существования. Заказав себе чечевичный суп с говяжьей отбивной под пряным соусом и кувшином вина, маг сел в темный угол. Плохое освещение, скрытое лицо — все это делало человека почти неузнаваемым. Но вновь учиться языку ему не позволила горячая тема, взбудоражившая весь трактир. Бывшего десницу Отто Хайтауэра убили! Тело не найдено! Погромы по всей Королевской Гавани! Казнено двенадцать подозреваемых! — Интересно… — мысли одного из купцов, первым заявившим об этом на всю скопившуюся публику открыли Саруману неприятную истину. Он впервые увидел свое новое лицо в голове другого. Лицо человека, сидящего на уродливом троне с тяжелой цепью долга на шее, заменяющего короля. Ложка с супом медленно опустилась обратно в исходящую паром тарелку. На лицо десницы короля, Отто Хайтауэра опустилась глубокая тень. Мысли людей, всколыхнутые горячей новостью, были посвящены лишь одному — судьбе главного советника местного правителя, вот совсем недавно разжалованного и отосланного домой, на Юг, в так называемый Простор. Так удачно оставшегося без царской милости, в сопровождении нескольких солдат, пойманного в самом начале пути. Это не могло быть случайностью, факт засады известен, Отто Хайтауэра ждали, готовились заранее. Вслед за ним выехали почти сразу. А может быть им была известна дата отправления и они выехали еще раньше него, если появились спереди. А может догоняли по известным лесным тропкам. Враг этого тела могущественен. Могущественный враг не оставляет недоделанных планов. А значит и возрожденный маг станет целью этого человека или группы. Маловероятно, что местные люди, еще более жестокие и властолюбивые, чем прежние, примут за правду внезапный выход из борьбы за власть. Это было очень проблематично. Саруману всегда нравились люди, но только тогда, когда они тянулись к его мудрости и принимали его с благоговением. А не когда втягивали в свои ничтожные дрязги. Кому как не ему, бессмертному майа знать, как бессмысленна их власть под взглядом высших сил. Смертная жизнь так коротка — зачем им вообще власть? Тем не менее, именно за власть был убит Отто Хайтауэр, гостеприимно принявший дух Сарумана в свое бренное тело. Может быть местные помогут ему определить потенциальные источники угрозы? Не то, чтобы белый маг боялся людей. За тысячи лет он видел ужасы намного большие, чем могут представить себе смертные. Но они точно постараются помешать ему в этой жизни. А к такому надо быть готовым. Один из проезжих, межевой рыцарь, ругал в своих мыслях десницу за то, что тот не дал благородным людям Вестероса собрать армию для войны на Ступенях. Он считал, что «принц Деймон» справился бы с ролью советника брату-королю куда лучше. Тот самый купец наоборот, искренне сожалел о судьбе царедворца, который справедливо рассудил его тяжбу с другим торговцем. Крестьяне выражали благодарность Хайтауэру за мир в государстве и умеренные подати. Некоторые думали о том, как высоко поднялся второй сын, даже не лорд, как долго держался и как легко упал. Неужели никто не знал причин отставки десницы? Мысли приезжих связывали это с «принцессой Рейнирой», но ничего конкретного узнать не удалось. На фоне разных мыслей начался спор и на словах. Межевой рыцарь поднял тост за то, чтобы новым десницей поскорее назначили принца Деймона. Это имя вызвало много тьмы в мыслях купцов, а один крестьянин так и вовсе вскочил с места. — Слышал я, что принц с Блошиным Концом спелся, нечистый люд за него воюет за морем. И король благословенный никак не поддерживает эту авантюру. А батюшка наш Хайтауэр о нас заботился, войны не устраивал! Гремя доспехом, рыцарь тоже поднялся. Опрокинув в себя кружку эля, он выхватил меч. — Да я тебя за оскорбление его высочества выпотрошу! Крестьянин побледнел и сел на место, испуганно смотря на острие клинка, направленное в его сторону. На опьяненном лице рыцаря расплылась жестокая улыбка. Саруман вздохнул. На глазах Фили и Кили убийцы набросили на себя плащи из крашеной в золото шерсти, их доспехи были черны. Подобную картину маг видел в мыслях купцов и всех, кто хоть раз бывал в столице. Судя по всему — столичная стража, так как никого похожего Саруман больше не видел за время пути. Да и ускакали они в сторону Королевской Гавани, как местные ее называли. Если для устранения бывшего десницы задействовали такую силу, значит влияние и могущество заказчика нельзя было недооценивать. Это мог быть принц, брат правителя. Судя по всему, воинственный и не слишком мудрый человек, точивший зуб на Хайтауэра. Мог быть новый десница, решивший по каким-то своим причинам устранить предшественника. Могла быть и неизвестная бывшим в таверне простолюдинам придворная сила. Возможно, если он последует пути Хайтауэра и дальше — на Юг, то все станет понятнее. Сам он еще не определился с направлением, плывя по течению, нарабатывая необходимый уровень разговорного языка. Что уж говорить про письменный, ни разу им не опробованный. Но теперь, зная свою принадлежность, Саруман не хотел отказываться от подвернувшейся возможности. В конце концов, неизвестный еще старший брат этого тела не сможет удержать или принудить к чему-то белого мага. Зато ему не придется раскрывать силы и сражаться за жизнь. Бывавший в родовом гнезде Хайтауэров купец, молча пивший и не вступавший в разговоры, видел знамена с тем самым символом, что понравился ему в памяти ворона. Башня с огнем на вершине, так похожей на башню Ортханк. Может быть это чье-то провидение? Хмуро следя за тем, как трактирщик успокаивает рыцаря бесплатным элем, маг в теле убитого десницы раздумывал. Оставалось надеяться, что это все плохие новости на сегодня. — Эх, а как же теперь будет королева Алисента? — протянул кто-то. — Как бы без батеньки-десницы ее не загрызли придворные. — А с чего бы им. Теперь, раз она сына здорового родила, король ее под опеку возьмет. Как-никак у державы наследник появился, — ответили ему. — Да, сына в наследники! — Принцесса Рейнира уже признана наследницей всеми знатными домами! — Не бывать бабе королевой! Алисента Хайтауэр родила мальчика, пусть он и будет королем! Не знай Саруман, что Эру остался в тысячах бесконечностях пустоты отсюда, посчитал бы произошедшее Его шуткой. Он оказывается еще и в формальном родстве с королем. Как проблемно. Руки потянулись к еде. Нужно было поскорее поесть и ехать дальше. Как бы местная публика не расчувствовалась за честь знатных дам. Саруману никак не хотелось, чтобы беснования смертных задели и его. Остывшая еда не лезла в горло, поэтому маг коснулся пальцем деревянной тарелки и пустил сквозь нее жар. Нарезая мясо, он думал о дальнейшем маршруте. Видимо, действительно придется идти в Старомест. Публичного воскресия не избежать, образ старика-мага без рода и племени в этом мире может не сработать. Проклятье Мелькора. Как же ему не хватает информации! Медный нож застрял в столешнице, пронзив дно деревянной тарелки вместе с мясом. Саруман медленно вдохнул, а затем также медленно выдохнул. Привыкший все знать и учить, он чувствовал свое бессилие. Никто здесь не торопился просвещать его, как Кирдан Корабел, невозможно было и самостоятельно учиться. Пока он узнает язык, пока научится письменности — так придется еще и найти место средоточия знания. К ученым мужам идти учиться невозможно — вряд ли такой поступок бывшего первого советника короля кто-то поймет. Оставались два варианта — идти в новый дом и узнать нужный минимум в дружественной обстановке, либо заставить кого-то научить Сарумана Мудрого. В столице наверняка полно сведущих людей. Но путь туда заказан добыче, что возвращается в сети грязных браконьеров. Дочь-королева вряд ли бы смогла защитить своего отца, особенно, пока Саруману не были известны имена убийц и заказчиков. Ну что же — на Юг. В доме Хайтауэров точно найдется человек, способный помочь брату лорда. Но тут ход стройных, пусть и несколько омраченных мыслей мага прервал тревожный зов. Тонкая нить между Саруманом и белогривым Сполохом натянулась. Два ворона, что мирно дремали на крыше трактира встрепенулись. Их острые взгляды и клювы обернулись к стойлам. Под взволнованное карканье воронья низкорослый мужчина с носом-картошкой поднял голову вверх. Одной рукой пытаясь поймать поводья водящего головой жеребца, второй он раздраженно махнул на птиц. Потемневшие глаза почившего десницы и здравствующего мага сузились. Отодвинув в сторону последний кусок мяса и наполовину пустой кувшин, он поднялся с места. Обойдя стороной особенно шумные столы и бросив несколько монет трактирщику, Саруман вышел во двор. Полового, ответственного за лошадей, и след простыл. В ночной тьме, едва освещенной факелами, неизвестная фигура пыталась справиться с буйным Сполохом. Мужчина специально стоял так, чтобы боевой скакун не мог лягнуть его стройными ногами. Был виден значительный опыт. — Эй! — Саруман окликнул конокрада. Пошатываясь, изображая пьяного, он двинулся вперед. Оружия при нем не было, на магию полагаться он не хотел — слишком мало было у него практики в новом мире, что-то могло пойти не так, привлечь ненужное внимание людей и духов. Голос также пока был ненадежен — слишком плохо он знал язык. У него в голове имелся способ куда как проще разобраться с незваным гостем. Так сказать, материальными методами. Человек замешкался, застанный врасплох. Он выглянул из-за седла, увидев нетвердо шагающего к нему постояльца. Половой уж точно не мог вернуться — Мирт бы против своих не пошел. — Иди мужик, куда шел, это моя лошадка! — прикрикнул он нехотя. Бросать жеребца, почти дотянувшись до поводьев — еще чего. — Да как же твоя, — Саруман рассмеялся. Говорить приходилось коротко и просто. — Я ее сам туда поставил, еще час назад. А ну вылезай! Выругавшись себе под нос, мужичок ужом выскользнул из-за Сполоха, демонстрируя завидное мастерство. Сколько одиноких путников потеряли своих четвероногих спутников из-за него? — Мужик, повторяю тебе, иди куда шел, — в темноте и под капюшоном лица Сарумана не было видно — торчала одна косматая борода. — Была твоя, стала наша, ясно тебе? Для большей ясности конокрад потряс зажатой в руках дубинкой. Их разделяли лишь пара метров. Один удар такой деревяшкой в висок и пьяное тело отправится отдыхать до утра. А может и не проснется никогда. — Как зовут-то тебя, конокрад? — Саруман чуть пошатнулся, нарочно махнув рукой. — Кто лишает благородного человека его коня? — Этого тебе, батенька, знать не надо, — оценив бороду и седые волоски в ней, разбойник средних лет ухмыльнулся, поигрывая дубинкой. — Из народа мы, батенька, притеснения испытываем. Вот в оплату за лишения коня твоего забрать решили. — Какое же притеснение? Я даже не отсюда. — А эт не важно, — не увидев на поясе знатного дурака оружия, конокрад сделал шаг вперед. — Зажравшиеся королевские чинуши все на одно лицо. А голод не тетка. Слыхал про справедливость? Вот мы ее и наводим. Гони-ка еще и кошель свой тяжелый. А не то проломлю-ка я тебе череп. Саруман в ответ усмехнулся и опять махнул рукой. На этот раз со вполне очевидным посылом. Вставший на дыбы за спиной у конокрада Сполох обрушился на хребет разбойника обоими копытами. С хрустом и криком мужчина упал лицом в грязь. К ногам Сарумана. Лишившись даже видимости нетрезвости, маг поставил ногу на шею человеку, попытавшемуся украсть его скакуна. К счастью живой, пострадали лишь ребра. Он не хотел убивать человека за воровство. Пусть его судят местные — это их проблема. Он же лишь проучит глупца: — В следующий раз ворованная тобой лошадь проломит твой череп. Понял меня? — Да, м’лорд, да! — прохрипел мужчина, пытаясь избавиться от грязи, попавшей в рот. — Полежи тут, подумай о своих грехах, — Саруман слегка надавил, вызвав новую порцию хрипов. Человек задергался по земле, словно червяк. — Увижу еще раз — сожгу живьем. Понял? — Да! — охваченный животным ужасом, конокрад завопил. Крик его, однако был заглушен землей и травой. — Славно, — белый маг довольно улыбнулся. Признаться, наступить на горло некоторым из людей прошлой жизни ему очень хотелось. Да что уж людей, некоторые эльфы и члены ордена Истари также вызывали в нем подобное желание. Оказывается — это весьма приятно. Сделав пару шагов по спине конокрада, Саруман забрался в седло. Пора было отправляться на Юг. Всадник выехал за ворота и отправился дальше по дороге Роз, медленно набирая темп. Двое воронов летели высоко в небе, прокладывая путь. И лишь пара изводимых болью глаза уставилась в удаляющуюся спину с неизмеримой ненавистью.