Белый Десница

Отряд из одиннадцати всадников рысью пересек незримую границу между Королевскими землями, Штормовыми землями и Простором. Дорога Роз не изменилась, но в воздухе словно бы запахло рыцарством, воинственностью и бесконечными пшеничными полями. И если Саруман во главе колонны заметил новые нотки в мелодии мироздания, то вот десять бывших крестьян на видавших виды лошадях за его спиной были в настолько смурном состоянии духа, что не заметили бы даже таргариеновского дракона. — Драконы… — белый маг подбросил золотую монетку и ловко перехватил в воздухе. Блеснули под солнцем свежеотчеканенные три драконьи головы. — То, что было позволено Мелькору, стало позволено простым смертным. Немыслимо… Уже половину дня провел он в пути вместе с новоявленной свитой. И вновь в его руках оказалась эта проклятая монета, а мысли вернулись в колею сомнения и неверия. Первоначально он не поверил даже памяти Отто Хайтауэра, надолго забросив незначительную в тот момент деталь. Мыслями попутчики его редко обращались к драконам. Уже появлялись подозрения — быть может, это легенды такие, чего только не бывает в древности, может быть на Отто так повлияли старинные черепа в Красном замке. Спрашивать о таком у Тириона из Ланниспорта было сверх всякой меры глупо — уж не рыцарю при королевском дворе спрашивать у проезжего купца о существовании драконов. Но вот расспрос его новых слуг принес обильную пищу для ума. Неверие и сомнение нехотя уступили шоку, признанию и интересу. Как такое возможно, что страшнейшие чудовища Арды, вневременные родичи Глаурунга покорились воле человека? Получив клятвенные признания от всех десяти, Саруману внезапно захотелось получить в свои руки хотя бы одного представителя династии Таргариенов или их отдаленного родственника. Судя по их виду, родом они точно не из Вестероса, слишком уж выделялись внешним видом и, чего уж таить — возможность контролировать летучих змеев. — Драконы… Монетка скользнула в кошель также, как мысль вильнула в иное русло. Вспомнились семь голов и семь ног из воска — этот темно-желтый исполин с непропорциональными конечностями. Когда Саруман только попал в этот мир, это создание, чьи самые толстые ноги стояли далеко на юге и в центре континента, смотрело всеми головами друг на друга. Семь лиц громадины были пусты, плоская поверхность воска, а не лица, но на них какой-то неопытный ученик словно бы вырезал человеческие черты, но вместо глаз — пустые отверстия. И с того самого момента, как белый маг разобрался с засадой глупцов, майа затылком, кожей на шее чувствовал. Чувствовал, как семь пар пустых отверстий смотрят ему в спину. Смотрят через глаза Вильямара, крестьянина, что все это время сжимает под кольчугой деревянный оберег — семиконечную звезду. Саруман резко обернулся. Черные глаза мага встретились с серыми Вильямара. Но за пеленой страха, как бы быстро мужик не спрятал лицо, майа ощутил толику внимания местных божеств. Семеро. Бывший десница вновь устремил взгляд вперед, решив больше не беспокоить верующего спутника, чья вера, в отличие от прочих, укрепилась после встречи с «господином колдуном» лишь сильнее. Ненадежный элемент в его и так дрожащей от страха и нерешившейся пока еще разбежаться во все стороны свиты. А еще более ненадежен Вильямар оттого, что Саруман просто не мог прочитать его мысли. Самый обычный крестьянин был ничем не лучше камня или дерева, но даже с последним майа мог уловить какой-никакой жизненный шлейф. Столкнувшись с этим впервые, когда только отмечал своих новых слуг, он очень сильно удивился. К счастью, окровавленный мужчина был настолько подавлен и напуган, что выложил всю подноготную и без нужды рыться в его разуме. И причина нашлась тут же — искренняя и бескорыстная вера в Семерых. Тех самых Семерых, что уже полдня пытались просверлить в отнюдь не восковом Сарумане несколько новых отверстий. Но белый маг не слишком-то и беспокоился на этот счет. Он, в отличие от местных богов и божков, имел лишь материальное воплощение, закованное в смертный мир. С происхождением от слова Эру, это сочетание делало его полностью неподвластным духовному влиянию. Нынешнее тело Сарумана могла умереть от меча или яда, и тогда он был бы уязвим перед лицом тысячелетних духов. Но сейчас — пусть смотрят, он еще ничего особенного не сделал, чтобы внимание семи пустых ликов переросло во что-то более опасное. А уж тогда — он не будет так слаб. Сейчас гораздо большую угрозу представляли как раз-таки смертные. — Светлейший господин колдун, — подобострастный голос раздался сбоку от Сарумана. Это Михан поравнялся со своим новым хозяином, которого всего день назад мечтал ограбить и убить. На его лице навсегда отпечатались страх и смерть. И дело было не только в отпечатке белой ладони на лбу с красной точкой в центре — одном из простейших сигнальных сигилов, позволявшем примерно определять состояние носителя. В его черной бороде колючими снежинками расцвела седина, а в зрачках то и дело виделась пролитая кровь. — Посмею побеспокоить вас нашими ничтожными проблемами. — Говори свободно, Михан, как ты обычно обращаешься к лорду, — Саруман махнул рукой. — Мне не нужны эти словоблудия, что ты жадно впитал у слуг проезжего дорнийского купца, надеясь когда-то применить. — М’лорд, ваша мудрость… — уловив настроение хозяина, Михан умолк. В его голове все еще не укладывалось, как худосочный и внешне совершенно не опасный человек с седой бородой, наотрез отказавшийся от любого предложенного крестьянами оружия, мог вызывать в нем столько страха. А уж его чудесный навык исцеления и знание того, что он никак не мог знать… — М’лорд, ваши люди волнуются, что им нечего будет есть. Мы уже выехали из Королевского леса, а Бран не сможет в одиночку прокормить десять человек. Михан уже ожидал, что неприятные новости разозлят нового господина, а уж его гнев они смогли испытать, на протяжении часа вдыхая вонь спаленной плоти его кузена, пока разбирали завал. Но человек, представившийся странным именем Курумо, даже не изменился в лице. — Ты бывал в этих местах? Насколько далеко по дороге от нас трактиры? — Простите, м’лорд, я не выбирался дальше лесов, но слышал, что этих местах не ставят трактиры. — Почему же? Мы как раз в дневном переходе от предыдущего. — М’лорд, насколько мне известно, эти места считаются спорными между несколькими домами из королевского надела, земель Баратеонов и Тиреллов. Лорды не могут поделить землицу, так что тут просто опасно работать. Села обычно не жгут, но вот одинокий кабак — милое дело. Сжечь, да сбежать обратно к себе — там и не сыскать, и не выдадут. Михан очень старался быть полезен, чем сразу понравился Саруману. Изначально, исцеляя лидера бандитов, маг рассчитывал лишь на эффект потрясения. Этого он добился, но чернобородый крестьянин оказался достаточно умен, чтобы понять особенности своего нового положения, хоть временно, но принять их, и тут же начать завоевывать место под рукой колдуна. Другие, пока что, не отличились схожей прозорливостью. Собственное невежество он компенсировал мужицкой смекалкой и многочисленными слухами, которыми он питался в перерывах между полевой и разбойной. Этот факт, в отсутствии у Сарумана полноценной картины мира, поднимал ценность Михана в глазах мага. — Хорошо, тогда ближе к вечеру устроим привал, — на секунду Саруман затих, словно отключившись от разговора, но очень быстро продолжил, как ни в чем не бывало. — Места тут хорошие, просматриваемые, никто не подкрадется. А еда… Будет вам еда. Михан постарался глубоко поклониться в седле, но без реальной практики, движение вышло кривым и даже забавным. Чернобородый быстро оглянулся, но никто не посмел смеяться. За время пути, никто из выживших вообще не шутил и не смеялся. Засохшая на одежде кровь и неопределенное будущее выбило из людей дух. Не каждый день становишься рабом у колдуна. --- В оранжевом пламени весело щелкали сухие ветки, ярко-красным обгорали толстые поленья, нарубленные тем же топориком, которым Евод чуть не убил Михана. Новый владелец хорошего инструмента, крестьянин с невзрачным лицом и именем Тит, вместе с еще одним товарищем по несчастью обрабатывал валежник и тонкую березу, срубленную для костра. Местность вокруг была спокойная, но кому как не им знать, насколько внезапно на горизонте могут оказаться бандиты. Саруман повелел подготовить большой костер на десятерых и определить очередность дежурств. После чего сел на старый пень, подвернул ноги под себя и прикрыл глаза. Бойкий Кили приземлился ему на плечо, внимательным взглядом оценивая работающих вокруг людей. Второй чернокрылый давно исчез из вида под ночным небом. — Михан. Названный по имени крестьянин обернулся к подошедшему охотнику. Бран был хмур, в движениях таилась копящаяся злоба. И вряд ли стрелок из Пустырного тяготился голодными товарищами или нуждой работать с ужицкими крестьянами, внезапно ставшими врагами для пустырниковских. — Люди прячут последнее, что унесли из дому. Никто не верит, что колдун сможет добыть еду из воздуха, — но на словах Бран был куда более добродетелен. — Думаешь, вдевятером справитесь с ним, — Михан глухо усмехнулся и поскреб чешущийся от грязи подбородок. — А тебе пришлись по вкусу подкованные сапоги, да? — глаза стрелка опасно сузились, пальцы сжались на поясе. Крестьяне вокруг них, не прекращая устраивать быт их небольшого отряда, притихли. Михан для многих потерял прошлый авторитет — пустырниковские считали его «чужим», а ужицкие судили за неспособность защитить своих в нужный момент. Бран же был единственным опытным охотником, говорившим то, что нравилось всем. Первый страх от сил колдуна прошел, появились опасные мыслишки. Да и как им не появиться, если один из их бывшей банды так настырно пытается примазаться к новому хозяину, а сам колдун сидит с закрытыми глазами в окружении враждебно настроенных к нему, вооруженных людей. — Хозяин этих сапог спас мне жизнь, — Михана не пронял презрительный яд обвинения. — Тебе тоже. Взгляды обоих мужчин сошлись на правой ноге Брана. Той самой, которую он сломал при падении, и которую исцелил колдун. — Спас от того, на что сам и обрек нас, — охотник чуть убрал в сторону ногу, но продолжал стоять на своем. По появившимся с утра на лице морщинам пробежала тень. — Верно. Не считая только, что мы и сами хотели его убить. Я бы не стал жалеть своих убийц. — Не забывай, кто привел нас туда, — прошипел Бран, когда Михан уже было отвернулся от собеседника. Рука охотника хлестко вцепилась в локоть чернобородого. Резкий поворот. Рывок на себя. Выверенный удар под дых. Бран даже не заметил, как оказался на земле, хватая ртом воздух. В глазах потемнело, горло сдавило спазмом. — Я заплатил за это двойную цену, ублюдок, — нагнувшись к самому уху стрелка, проскрежетал Михан сквозь стиснутые зубы. — Ты, сучий сын, знаешь, что такое смерть? Когда все тело холодеет, а ты даже не можешь пошевелиться? Каково это, когда Неведомый дышит тебе в спину? Ну так и держи свой поганый язык за зубами, пока я не вырвал его. От пинка охотник упал на бок, ловя дыхание. — Продолжаем работать, или хотите на холоде попередохнуть посреди ночи? Крестьяне вокруг словно отмерли, снова занявшись поручениями колдуна. Бунт был подавлен. Пока что. Михан посмотрел на старика со смешанными чувствами. С одной стороны, он убил его не особенно любимого кузена и разрушил все его надежды на становление наемником. Но с другой стороны — он выдернул его из липких когтей смерти. Свершил чудо, о котором впору слагать легенды и песни. Мужик облизнул пересохшие губы. Чего только можно достичь в мире, стоя в тени такого человека? Перед глазами промелькнули горы золота, в ушах зазвенела сталь турнирных доспехов. А затем звон стали сменился урчанием голодного живота. Да. Достичь можно многого, но только если колдун сможет найти им еды. Иначе озлобленные крестьяне убьют и старика, и Михана. Словно отвечая отчаянным мольбам голодных землепашцев, Саруман открыл глаза. Михан, в этот момент смотревший на него, едва не упал с ног. Два бездонных черные дыры словно потянулись к самой его душе. — Еда пришла к нам. Усталый голос человека, все это время сидевшего на пне, мог бы показаться кому-то забавным, но взгляды всех присутствующих были прикованы к двум оленям, вышедшим к костру из ночной тьмы. По столпившимся пронеслись шепотки неверия и страха. Но в голосах было еще что-то более тонкое, куда менее заметное — надежда. Никто не решался сдвинуться с места, глядя на благородных королевских животных, что со спокойствием в глазах подошли к старику. Сидящий невдалеке Бран шарил по земле в поисках лука и снятой тетивы, но от шока никак не мог их нащупать. Лишь Вильямар, стоявший дальше всех, шептал молитвы сам себе. — Дети леса, — с печальной заботой, Саруман положил руки на склоненные в покорности оленьи головы. — Ваши раны и ваша слабость не станут больше преградой для рода. В молчании, сопровождаемые лишь треском огня в костре, два оленя легли у ног колдуна. Их рога горькой полынью венчали поникшие лики. Под полуприкрытым взглядом старика, их глаза медленно закрылись, а тяжелое дыхание все слабее и слабее поднимало грудь. И вот, наконец, два благородных животных тихо и мирно отошли в мир иной. — Благодарите в своих молитвах те души, что склонились перед смертной юдолью, ради вашей жизни. И пусть ни одна часть их бренных тел не окажется потрачена зря. --- Вильямар бежал без оглядки. Кромешная тьма беззвездной ночи окружала его со всех сторон, холодный ночной воздух резал легкие, а путь сквозь нехоженую равнину прокладывал одинокий полумесяц. Но все это было неважно. Оказаться как можно дальше. Сбежать туда, где отродье зла его никогда не найдет. С самой первой минуты, когда этот проклятый колдун только оказался перед их засадой, Вильямар чувствовал черную тень за его плечом, богохульный смрад колдовства. И как же он хотел, чтобы внезапное помутнение рассудка среди его товарищей перекинулось бы и на старика, чтобы кто-то раскроил его седой череп и избавил мир от тьмы. Но чего еще можно было ожидать, чьей еще игрой могло стать убийство почти двух десятков добрых мужчин, в мгновение ставших заклятыми врагами? Конечно же, это все были козни колдуна. И плевать, что от рук зла нашли исцеление ублюдок Михан и добропорядочный семьянин Бран. Зло пометило этих двух через видимость добродетели. Их лица уже отразили смерть души — седина и морщины не появляются на лицах людей за какой-то день. И как же Вильямару повезло, что ночью именно ему выдалось дежурство в волчий час. А колдун, полубодрствующий всю ночь на своем проклятом пне, вконец уснул, проморгал его побег! Чего еще ждать от прислужника темных сил, как не глупого самомнения и безответственности? Ничего, он вернется обратно, расскажет всем о зле, идущем на юг! Семеро защитят свою паству от проказы колдовства! В небе над его головой раздался протяжный вороний крик. Затем второй и третий. Выдохшийся от нескончаемого бега мужчина припустил, как не бегал с самого юношества. Наверняка, это во тьме рыщут вестники смерти — слуги колдуна. Вильямар должен был сбежать, чтобы погоня наверняка не догнала его. Как жаль, что он не смог бы отвязать лошадь, не привлекая к себе внимания. Карканье усилилось, послышались хлопки крыльев. Вильямар прикрыл на всякий случай голову. Бран рассказывал, что один такой ворон хотел было выклевать ему глаза. Нельзя было подобного допустить — он должен был видеть дорогу. Бег продолжался, вокруг было все больше высокой травы, кое-где доходившей ему до пояса. Но Вильямар продолжал продираться вперед. С помощью Семерых, он преодолеет все — это их земное царство. Внезапно ворон пролетел прямо рядом с его головой, по щеке хлестнуло острое крыло. Крестьянин дернулся в сторону. Левая нога врезалась в кочку, и человек кубарем покатился по земле. И как на зло приземлился прямо в небольшой овраг. Зашипев от боли, Вильямар попытался встать. Все тело болело, но, кажется, кости были целы. Кое-как перевернувшись, он уперся руками во влажную почву. Нужно было продолжать путь. Быть может, внезапная смена курса смогла сбить прислугу колдуна с толку. Но тут звук шипения раздался вновь. И это точно был не Вильямар. Мужчина поднял взгляд от земли. Прямо перед ним на тонкой шее в воздух поднялась выложенная цветастым ромбом змеиная голова. Бусинки-глаза светились во тьме, а тонкий язык пробовал воздух, наполнившийся ароматом пота, крови и страха. Крестьянин медленно попятился на четвереньках. Но из-за спины послышалось точно такое же шипение. А затем слева и справа, снова и снова. Рука вдруг уперлось во что-то сухое и теплое, в ладонь впился неестественный рельеф. — Нет, нет, нет… Вильямар заскулил, слезы отчаяния выступили в уголках глаз. — Семеро защи… Захлебывающийся в слезах шепот оборвался, когда первая змея, укрытая ромбом, метнулась вперед и вонзилась в его щеку. Вторая проскользнула под гамбезон и укусила в подмышку. Затем еще и еще, десятки змей вонзались в чужака, потревожившего их лежбище. И лишь одинокий ворон сидел на ветке белой ивы. Его умные глаза безразлично смотрели на корчащегося в смертельной агонии человека. Убедившись, что судорожные движения прекратились, а змеи одна за другой уползают прочь, ворон с довольным карканьем взметнулся в воздух, на долю мгновение разминувшись с притаившимся в кроне дерева аспидом.