Взлететь в одну высь дважды

— Парень, а ты не обнаглел? — спрашивает Гейб со смешком. Старательно делает вид, что ничего нет и не было. Ни ожидания, ни затаенной надежды в его взгляде, вскользь проверяющем углы гостиной… ни разочарования, когда с изнанки на зов приходит один лишь Пакс. В груди неприятно ворочается смешанный с нежностью стыд. Как бы Гейб ни надеялся в глубине души на появление Кэйи, он тщательно скрывает от моего парня, что рад лишь наполовину. Гейб и бровью не ведет, несмотря на то, что Пакс не церемонится с занятым плечом и наминает его когтями, издавая смешные горловые звуки и с намеком щелкая клювом. Попрошайка. — Попрошайка, — фыркает Гейб и скармливает ему половину омлета. Пакс в экстазе. Он моментально проглатывает подношение и клювом лезет Гейбу в ухо, выражая свои чувства. — Пакс! — Гейб вжимает голову в плечи и отпихивает его. — Отвянь! Я достаю из пакета рыбину. Покачав ею перед собой за хвост, дожидаюсь внимательного взгляда Пакса и швыряю рыбу через плечо. Обычно… это выглядит куда более эффектно. Пакс обожает «охотиться» и срываться с места за добычей, демонстрируя всю свою хищную прыть. Рыба с глухим шлепком падает на пол где-то позади. Пакс невозмутимо моргает на меня карими глазами… и переступает на спинку стула Гейба, чтобы выглянуть из-за его плеча и требовательно уставиться в тарелку. — Наглая птица, — комментирует Гейб таким тоном, каким щенков лабрадоров хвалят за то, что они милые, и отдает Паксу остатки омлета. О, сотри эту ухмылку с губ! — Иди, — слышу негромкое предложение Гейба, когда бросаю раскрытый пакет там же, где валяется первая рыба. — Он для тебя старался. Иди, ну же… Пакс недовольно клекочет, но спрыгивает на пол и, цокая когтями по полу и важно поводя крыльями, подкрадывается к пакету. Кинув на меня взгляд, который расцениваю как виноватый, Пакс запускает башку вглубь рыбного рая и принимается за трапезу. — Предатель, — буркаю, возвращаясь к столу. Сажусь на стул и роняю между ног полный пакет мяса. Берусь за кружку с кофе и трусливо избегаю смотреть Гейбу в глаза. Чувствую себя… будто поманил у него перед носом заветным и жестоко обломал. Ну и кто мне вообще сказал, что Кэйя отзовется?.. Отхлебываю из кружки. Колупаю вилкой омлет и бекон, который Гейб быстро разжаривает на сковородке на двоих и выносит к столу. Мне нравится, как он готовит. Не идеальная стряпня Чейза, конечно. Но есть что-то привычное и по-своему приятное в сильно румяной корочке на передержанном на огне омлете. — Я могу уйти. — Гейб не садится за стол и проводит ладонью по затылку, ероша короткие волосы. — Чтобы… ты ее покормил. Вскидываю взгляд ему навстречу. Не успеваю возмутиться вслух. И рта открыть, потому что чувствую вдруг, что она… давно здесь. Тихо прячется на изнанке, но любопытно подслушивает у самой кромки, навострив пушистые уши. И выдает себя, позволяя почувствовать ее присутствие, когда Гейб предлагает уступить территорию. Буквально торжествует. Кэйя пришла на зов. Ей тоже хотелось увидеть Гейба, но сделать это без повода — вроде как моего требования? О, нет. — Я его люблю, — говорю твердо, глядя Гейбу в глаза, то, чего не говорил прежде вслух. Лишь в духе «Люблю тебя, чувак» и «Ты мой лучший друг — обожаю тебя». Сейчас признание другое. Глубже, яростнее и внушительнее, как брошенное в лицо обвинение. Оно не для него звучит. Не заслужил. Гейб слышит это в моем тоне, вздрагивает, но не опускает взгляда. — И ты тоже. Если не можешь его простить… то у вас это общее на двоих. Но на меня тебе не за что злиться. — Я подбираю пакет с мясом, отношу в угол гостиной и распутываю, чтобы оставить на полу. — Перестань ты хотя бы, — цежу сквозь зубы, — ломать ебаную драму, Кики. Знаю, что неласков в выражениях. И что ее это заденет. Но Кэйя упрямая, как ее хозяин. И иногда подначки действуют на нее куда эффективнее уговоров. Возвращаюсь к столу, хватаюсь за чашку. — Кики… — доносится сдавленный шепот Гейба, от которого в груди тоскливо скребется, а глоток кофе не лезет в горло. Оборачиваюсь сперва на него, бледного, как полотно, сверкающими глазами уставившегося в тот угол, где я бросил пакет. После — на Кэйю, появившуюся в тени у шторы, которая жадно глотает кусок за куском. — Нет… — С грохотом опускаю кружку на стол и намертво вцепляюсь в руку Гейба. Вовремя. Кэйя, увидев, что он двинулся, задыхаясь и давясь непроизнесенным, ей навстречу, поднимает голову, скалит пасть и угрожающе рычит. — Нет… — повторяю, умоляющим рывком удерживая Гейба на месте. — Не сейчас. Ей тоже… — сглатываю, возвращая его же слова как можно мягче, несмотря на то, что несколько минут назад готов был порвать Гейба за них: — нужно время. Кэйя ест жадно и быстро, порыкивая, будто подозревает Гейба в том, что он вот-вот сорвется и сделает шаг. Но он неподвижен. Не шевелится и почти не дышит, наблюдая с острым, болезненным вниманием за тем, как Кэйя, потревоженная встречей, уплетает мясо и нервно дергает ушами. Он держит молчаливое обещание не приближаться, даже если все в нем надрывается от невозможности коснуться пушистой холки пальцами. Его пульс гулко дубасит мне в ладонь. — Мне жаль, девочка… — проговаривает Гейб с содроганием. Кэйя заканчивает с мясом и, не обернувшись на нас, прыгает, растворяясь на изнанке. — Добро пожаловать, — не сдерживаю клокочущего внутри раздражения, встречая мутный взгляд Гейба, — в мой клуб. — Дуг… — Заткнись, — цежу, испытывая одновременно облегчение оттого, что Кэйя поела в присутствии Гейба, пусть и показала все, что думает о нем, своим рыком и требованием смотреть на расстоянии. И легкий укол ни капли не греющего удовлетворения от маленькой мести. Понимать я могу Гейба сколько угодно. Но пусть представит, пусть не забывает и не выпускает из головы, каково мне. Стоять — и не приближаться дальше обозначенной черты. Умирать от желания это сделать. Пусть это, блядь, станет для него стимулом как можно скорее разобраться со своим «Не сейчас». — Нам пора, — говорю и иду одеваться. До «Бухты» не произносим друг другу ни слова. В пути по оживленному дневному Лос-Анджелесу нас провожает скрытый от людских глаз Пакс, реющий в знойном, светлом небе над автострадой, по которой мы катим на байках. Приходится отозвать его на парковке кондоминиума и снова зайти с Гейбом в долбаный лифт, обещающий агонию медленного подъема. Тонировка на стеклянных стенах растушевывает и приглушает дневной свет: хотя страх вампиров перед солнечными лучами — расхожий миф, они все же не любители загорать. Бесит эта… интимная полутьма. И пристальный взгляд Гейба, почему-то считающего, что трахать меня глазами, спиной лениво привалившись к стеклу, не идет в зачет его «Не готов», бесит невероятно. — Ты так и будешь?.. — взрываюсь и тотчас запинаюсь. Потому что за мгновение до моей неудачной попытки заговорить он вдруг делает шаг навстречу. Титанических усилий стоит не вздрогнуть и не выдать внешне, как я удивлен. Неожиданному сокращению дистанции. Тому, что его ладони опускаются на мои плечи, несильно сжимая, и соскальзывают выше, чтобы… чтобы поправить задравшийся воротник рубашки. — Так лучше, — сообщает Гейб хрипло. — Не сомневаюсь, — огрызаюсь недовольно. Ну да, а чего я ждал? Только он не спешит отстраняться. Наклоняясь, Гейб нависает надо мной и заставляет одновременно напрячься и расслабиться. Всматриваясь в его потемневшие серые глаза, вспоминаю немедленно его слова. «Я хочу тебя. Постоянно, блядь». Что же. Я дышу напропалую горячим подтверждением: он честен со мной не только под Веритасом. Что бы ни блуждало в его голове, кажется, что визит Кэйи укрепляет его надежды. Приободряет его. Гейб молча спрашивает взглядом и осторожным, ласковым до гребаных мурашек прикосновением носом к моей щеке, а я, сглатывая… киваю, чтобы получить, подняв голову, настойчивый поцелуй, выпаривающий накопившуюся злость. — Я постараюсь, — обещает Гейб под тяжелое, неспокойное дыхание, одну руку пропустив под чехлом с секирой, а вторую устроив на моей шее, — скорее справиться со своей хуйней, ладно? — Старайся лучше… Не отказываю себе в удовольствии укусить его губы, изогнувшиеся в улыбке, и вовлечь в новый, глубокий и дерзкий поцелуй, в котором мы оба теряемся на несколько беззаветных минут. На тридцать пятом этаже, когда двери распахиваются, приглашая нас в прохладный коридор, я убираю только-только оказавшуюся там ладонь с ширинки Гейба, упиваясь его глухим разочарованным стоном. Выхожу первым, по пути одергиваю рубашку под портупеей и поправляю растрепавшиеся волосы. Гейбу требуется минута с небольшим, чтобы присоединиться ко мне у дверей апартаментов Элбана. — У тебя фетиш на лифты? — уточняю с легкой язвой, постучав в дверь. — Не нравятся, — парирует Гейб невинно, — вертикальные поверхности? Гейб сцепляет руки за спиной и, наклонив голову, прячет ухмылку и облизывает искусанные губы. Его спасает только то, что Рейвен распахивает дверь и произносит бесстрастным голосом: — Приветствую, охотники. Господин готов принять вас. — Здорово, Рейвен. — Гейб протискивается мимо него в апартаменты, ловко избегая столкновения с моим… возмущением. Не думаю, впрочем, что оно искреннее. Я соскучился по Гейбу-занозе-в-заднице. Теперь, после того, как Кэйя пришла ко мне в его присутствии, пусть и рычала, не подпуская ближе… он будто получил нужное, как воздух, подтверждение, что для настоящего него еще есть место в наших жизнях. Мы показали ему, что он не потерян для нас обоих. Шаг за Гейбом. И я чувствую, верю его глазам и дерзкой улыбке — он поборется здесь. — Доброе утро, — здороваюсь я с Рейвеном по привычке, хотя и не в курсе внутреннего этикета. У нас, охотников, утро начинается не раньше двух дня. Сейчас уже три. Что для нас позднее утро, для вампиров — глубокая ночь? Впрочем, учитывая, что они не спят полноценно, только отдыхают и дремлют, искусственно поддерживая циркадные ритмы, чтобы не сойти с ума и сохранять здоровую психику, не думаю, что им есть дело до чисто человеческих фразочек. «Доброе утро». «Спокойной ночи». Может, лучше «Ляжем в гроб, устроим… легкий релакс?» В апартаментах у Элбана достаточно светло. Окна апартаментов выходят на запад, и солнце в это время дня сюда не бьет, но на стеклах нет тонировки, как в лифте. Проходя к уже знакомому черному кожаному дивану, я застаю необычную картину. Энджи, растрепанный после сна, в шелковом халате на голое тело — черт, ну и почему я не додумался передать ему пижаму? — вальяжно растекся по диванной спинке, но, несмотря на показную невозмутимость и браваду, лицо у него… красное, как спелый помидор. Я, черт возьми, давненько не видел его таким смущенным. Но более того — смущенным кажется и Элбан. Одетый в винного цвета костюм, в дневном освещении бледнее обычного, он сидит с ровной, как струна, спиной на противоположном краю дивана. Не уверен, что пара личных встреч сделала меня экспертом по главе клана Алой луны, но слишком уж настойчиво он гипнотизирует взглядом горшок с длинным причудливым растением у окна. Оба, и Энджи, и Элбан, так показательно пялятся в разные стороны, что во мне невольно разгорается смешанное с тревогой любопытство. Что натворил мой братец? Видит небо, и не я это придумал — он способен вывести из равновесия даже двухсотлетнего вампира. На приземистом столике у дивана валяется с полсотни закрытых и распакованных контейнеров, коробок и свертков из минимум десяти разных ресторанов и доставок. Я смотрю на Энджи, выгнув бровь, с легкой укоризной. Энджи отвечает невинной широкой улыбкой и хлопает глазами, мол, «Я проснулся на все готовое, меня не в чем винить». Краска чудовищно медленно сходит с его лица. Щеки становятся всего лишь-то розовыми, будто он мысленно… еще внутри какой-то неловкой ситуации. Энджи и неловкость? Мой мозг не способен решить эту задачку без подсказки. Элбан поворачивается к нам с Гейбом, и мы обмениваемся дежурными кивками. — Вы сказали, у вас есть новости? — чувствую себя, будто впускаю немного воздуха в вакуум, позволяя всем присутствующим вдохнуть наконец и подумать о чем-то постороннем. — Да. — Элбан жестом подзывает Рейвена, и тот вручает нам с Гейбом планшет. На экране высвечиваются нарисованные простым карандашом — очень недурно анатомически — портреты и написанные от руки досье, сфотографированные с пожелтевших от времени страниц. — Мы с Лином подняли лос-анджелесские архивы. Здесь все вампиры, числившиеся в городе с пятидесятых годов прошлого века. Одиночки, вне кланов. И мелкие группировки. — Есть какие-то зацепки? — спрашиваю, листая файл за файлом и рассматривая незнакомые лица. Не больше сорока досье, и все же… далеко не капля в море, если рассматривать каждого из них как возможного зачинщика волнений внутри и вне академии. — Оказалось, есть те, — подает голос Рейвен, — кто состоял в переписке с главным городским алхимиком. Между светлых бровей Гейба появляется глубокая хмурая морщинка. У меня в груди неприятно дергает. Речь, конечно, не о Гейбе, вступившем в должность не больше двух месяцев назад. Масгольд. Он занимал пост долгие годы до него. — Откуда такая информация? — спрашивает Гейб. — Мы стараемся быть в курсе того, чем промышляют одиночки, — сообщает Элбан прохладно, как само собой разумеющееся. — Академия держит город под контролем. Мы… тоже. Ту его часть, которая вам до некоторых пор была неинтересна. — Чаще всего одиночки и мелкие группировки не делают ничего подозрительного, — говорит Рейвен, куда активнее вчерашнего включаясь в разговор. Мне мерещится, что Рейвен… от души забавляется замешательством, в котором Элбан нас встретил. И будто бы подтрунивает над… боссом? Или все-таки другом? Хотя сказать наверняка сложно. Лицо у Рейвена абсолютно непроницаемое. Откуда у меня вообще это ощущение? Рейвен продолжает скучным тоном: — Денежные транзакции, покупка донорской, работа… Мы следим за ними. И они знают, что Алая луна может в любой момент вмешаться. — Вы по легенде плохие копы, — подхватывает Энджи догадливо и настойчиво пытается поймать взгляд Элбана, но терпит неудачу и обиженно дует губы, — а Белая луна, типа, хорошие? Для своих? — Верно, создание, — сдержанно откликается Элбан, по-прежнему на него не оборачиваясь. — Пока от Лина нет вестей. Но мы не будем терять надежды на то, что отступники захотят поддержки крупного клана в ключевой момент. И этим кланом станет Белая луна. — Так что там с главным городским алхимиком? — встревает Гейб нетерпеливо, похлопывая планшетом по ладони. — Мы не лезли в частную переписку, — отвечает Рейвен. — Знаем только, что было несколько бумажных писем на имя мистера Масгольда. — Рейвен показывает нам досье трех вампиров, помеченные красным. — И посылки с некоторыми алхимическими веществами, полученные от него. После общение по почте не возобновлялось, а эти вампиры больше не показывались в Лос-Анджелесе. По крайней мере, не открыто. — Двадцать лет назад мы не придали этому значения. Вампиры общаются с охотниками в частном порядке — это не новость. Покупают небесную сталь и смеси, защищающие от ультрафиолета, зелья имитации сна. В конце концов… — Элбан запинается, на его лице появляется сложная гамма эмоций, и произносит он следующее чуть тише и будто бы пренебрежительно: — личные отношения тоже не исключены между нашими народами. Я кошусь, заметив движение, в сторону Энджи. Делая вид, что в разговоре не участвует, тот уже копается, шумно перерывая свертки на столе, в куче китайской еды. Где, черт возьми, его манеры? — Мы просто занесли данные в свой архив, — продолжает Элбан после короткой паузы. — Но я вспомнил об этом и достал досье, ведь вы, — он обращается напрямую к Гейбу, — сказали, что алхимики могут быть связаны со вчерашним предупреждением. — Что могло, — задаюсь вслух вопросом, задумчиво глядя на экран планшета, — вампирам понадобиться от Масгольда? — Или ему — от них, — тянет с сомнением Гейб. — Если вампиры собирались купить необходимое вовсе не за бабки? — Думаешь… — По спине проходится мерзкий холодок. — Бессмертие? — Бессмертие? — переспрашивает Рейвен одновременно равнодушно, как говорят о покупке тумбочки в гостиную, и с затаенным любопытством. — Разве у алхимиков нет для этого других, более доступных способов? — Что? — Гейб издает короткий сардонический смешок. — Например? — Философский камень? — предполагает Рейвен на полном серьезе. Энджи закашливается, но ловко успевает поймать вылетевший изо рта вонтон китайскими палочками. Гейб смотрит на Рейвена не моргая ровно три секунды. — Угу, — говорит он наконец, возвращаясь к изучению досье. — Но «Кубок огня» вне конкуренции. Особенно последние главы. Рейвен выглядит озадаченным. — Надо в академию, — предлагаю, покачав головой. Пора снова окунуться в работу. — Встретиться с группой внутренних расследований. — А мне — наведаться к алхимикам дневной смены, — соглашается Гейб, кивая. — Заодно загляну в кабинет Масгольда. Может… найду что-то полезное. — Эти вампиры, — обращаюсь я к Элбану. — Вы знаете, где они находятся сейчас? — Не имею ни малейшего представления, — с неудовольствием отвечает Элбан, поджав тонкие губы. — Но мы будем начеку. — Отправьте мне эти файлы, — прошу у Рейвена, возвращая ему планшет. — Разошлем нашим охотникам в качестве предварительных ориентировок. — Так, погодите… — вмешивается Энджи, встав на диван коленями и оперевшись животом о диванную спинку. — А я? Что буду делать я? — Ты, — с нажимом произносит Элбан, — остаешься под присмотром Рейвена в «Бухте». — Но… — пытается, задыхаясь от негодования, возразить Энджи, руками изображая нечто, видимо, демонстрирующее его неоценимую помощь, которой мы лишаемся. Пока что жесты Энджи больше напоминают задницу. — Остаешься, создание, — отрезает Элбан, резко поднимаясь с дивана. — Ты сейчас ходячая мишень. — Блеск, — буркает Энджи, плюхаясь спиной на диван, как подбитая птица. — Хотя бы… дайте мне покопаться в досье. Чем-то мозги занять… Или приставку мне притащите. Энджи продолжает ворчать, когда мы с Гейбом и Элбаном выходим из апартаментов. — Что такое приставка? — спрашивает последний вполголоса.