Тёмный принц - Ваниморе

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ 3261 Вторая Эпоха. Он не знал, где блуждал в своем безумии и печали, не знал, какие события происходили в Средиземье. И он не знал, что влияние Саурона стало таким длинным, пока не стало слишком, слишком поздно... ______________________________________________ ...Он пришел после долгой тьмы. Маглор сражался до тех пор, пока его почти не задушили, не схватили, не прижали к окровавленной земле и не принесли сюда, связанного, как зверя. Когда он увидел титанические стены и пики Барад Дура, поднимающиеся в дымно-красное небо, черное на сером, страх пронзил его душу. Он чувствовал себя разбитым силой этих огромных, черных, как сталь, каменных плит без окон, лишенных света, непреклонных, крепости Силы... такой как Ангбанд. Это был не Ангбанд, не так ли? Иногда он не был уверен, когда именно; прошлое было для него более живым, чем настоящее. Его затолкали в сырую комнату и оставили в тишине, как на дне могилы. Перед ним была пропасть, и он падал... Он знал. Это случилось с Маэдросом... И нет Фингона, который мог бы меня спасти. Я потерян. И в этот момент он был там, и Маглор почувствовал, как он начал разрывать защиту своего разума. Он боролся с этим, ужасаясь силе, которая презрительно подавляла его волю. Он был никем в этой крепости Тьмы. Он будет разбит на черной наковальне ненависти Саурона. Он бы не стал! В зловонной темноте своей темницы он поклялся не произносить никаких просьб. Саурон существовал до Времени; долгие века усовершенствовали его, и он никогда этого не забывал. Этот эльф, остаток разрушенного Дома, терзаемый горем и безумием, был ненавистен, прекрасен и желанен. Столкнувшись с этой ненавистью и безжалостной силой, Маглор увидел, что он прекрасен и, кроме того, словно в прекрасно созданной гробнице, под ней лежат глубины, которые он не осмеливался проникнуть. Его отец сделал бы это. И он поднял голову, величественную в своей храбрости и презрении, прекрасную, как огонь в темной яме. «Ты не сломаешь меня». И Саурон радостно рассмеялся, ибо здесь, в своей крепости, он был всем. Этому научился его собственный сын. «Я сломаю тебя! И тогда я завладею тем, что от тебя осталось, Родоубийца, и выкую тебя заново». Маглор закрыл свой разум, и мертвецы остались с ним. Он цеплялся за них. Помоги мне. Но они не смогли. Саурон проклинал тех, кого любил – и до сих пор любит! – насмехаясь над ними, и показал ему свои злодеяния с поличным, совершенные во имя Клятвы. Время разделилось на провалы и пики агонии, которые засасывали его и выплевывали обратно, пока Саурон грабил его. Вы отправили Маглор отослал свой разум, и мертвецы остались с ним. Он цеплялся за них. Помоги мне. Но они не смогли. Саурон проклинал тех, кого любил – и до сих пор любит! – насмехаясь над ними, и показал ему свои злодеяния с поличным, совершенные во имя Клятвы. Время разделилось на провалы и пики агонии, которые засасывали его и выплевывали обратно, пока Саурон грабил его. Маглор почти забыл, что у него есть тело. Теперь ему резко напомнили, что он все еще принадлежит к земному материалу. Агония отправила его в бессознательное состояние, а сила, вонзившаяся, как шипы, в его нервы, безжалостно вернула его в сознание. Саурон с интересом наблюдал за реакцией на свои пытки, оценивая тонко. Так он работал с единственным живым сыном Феанора, потрясение за потрясением, боль за болью. Он ухудшил тело, размочил свое эго, оставив Маглора лишь оболочкой. Но он не стал бы умолять Саурона остановиться. Мелькор хотел сломить Феанора, но у него никогда не было такой возможности. Нет, поправил Саурон, Мелькор боялся противостоять ему, посылая огненных демонов убить Духа Огня. Но Маглор сопротивлялся. Задетый, Саурон нашел стену, которая препятствовала всем его попыткам распада, осколок огня, выпущенный отцом. — Кричи,'' — мягко подбадривал он Маглора. — ''Я - рука Валар, Макалауре, Я - расплата за твои преступления. Проси у меня пощады, и все будет кончено. Наступит мир''. Маглор услышал его сквозь волны ужаса. Он не ответил. Отец...Отец...Отец... Его привязали к колесу, и оно медленно повернулось, опустив его голову в чан с орочьей грязью. Его легкие кричали, поскольку он думал, что должен дышать или умереть, но тут в воздухе снова наступил поворот. Рефлекторно существо, которое когда-то было Маглором (Маглором. Я был Маглором. Я был...), позволяло разрывающемуся дыханию наполнять его, вдыхать экскременты, изрыгать их. — Насильник. Убийца родственников. Крик''. А Маглор не хотел, его разум сворачивался вовнутрь, в горе, в воспоминаниях, в безумии. _______________________________________________ — Что, черт возьми, он делает? С кем он играет?'' — потребовал Ваниморе. Он торопливо приехал с юга и ждал аудиенции. Из черноты и холода места, где он жил, Кхамул сказал шипящим голосом в комнате: ''Он нашел старого друга нолдо''. — Нолдо?'' — Ваниморе остановился и обернулся, ища глазами тех, кто находился под черным капюшоном. Если призрак мог смеяться, то только Кхамул. Дверь открылась. Ваниморе знал, откуда она ведет, в комнаты, предназначенные для пыток Саурона над разумом и телом. Он сам был в них. "Докладывай. " — его отец поднял бровь. «Господин, есть новости, что флот Ар-Фаразона высадился в Умбаре». — Он поклонился с нарочитой корректностью. — «Он марширует вглубь страны, марширует на север, и его армия покрывает самый горизонт. Его герольды требуют, чтобы ты выступил. Каковы мои боевые приказы?» Где в аду ты нашел нолдо? он задавался вопросом. «Это не неожиданность, я подготовлюсь», — голос Саурона был сверхъестественно спокоен. «И ты останешься здесь. У меня для тебя задание... Не битва, Раб. У меня есть планы гораздо более... интересные, чем война. Я хочу, чтобы ты присмотрел за моим пленником. Думаю, ты удивишься, когда я расскажу ты, кто он есть». _____________________________________________ Он понятия не имел, сколько времени прошло, когда дверь снова открылась. Сквозь подавляющий запах орочьих экскрементов проникал тонкий, насыщенный аромат. "Господин?" Резкий, грубый. «Каковы ваши приказы?» Другой голос пропел: «Отпустите его. Я позабочусь о нем». Кандалы были освобождены. Маглор почувствовал, что падает. Его подхватили сильные руки, держали крепко, без видимых усилий. Такой сильный, такой обнадеживающий, словно это был его отец... Сквозь зажатые ресницы проглядывала другая комната. Ароматная вода кружилась вокруг него, над ним. Он почувствовал руки, тело твердое, как сталь. Адар? Ответа не было, только нежное трение ткани, ополаскивание водой, пальцы, роющиеся в его спутанных волосах, выдергивающие грязные пряди, поток воды. Затем его снова понесли и положили на кровать. На него накинули мягкие покрывала, к его губам поднесли насыщенное красное вино. Тогда не Саурон, если только он снова не изменил форму. Это был нолдорец (и это, конечно, было безумием): светящиеся фиолетовые глаза, волосы цвета воронова крыла, странные татуировки, отмечающие белую плоть. — Маглор, вернись. Его голос тоже был прекрасен. Слова были написаны на синдарине, но ритмичный акцент был странным. — Ты исцелишься. Послушай меня, ты исцелишься. Но я должен дать тебе что-то, что ты можешь ненавидеть. Ненависть против отчаяния, которое поглощает тебя. Я дам тебе... самого себя''. ______________________________________________ Он слышал, как незнакомец что-то говорил, но он не слышал его. Он угасал. Все было кончено здесь, в этом месте тьмы, в центре зла в мире, где он был разбит на куски... Тот, кто его выхаживал, заставлял пить вино, теплую кашу, мазал раны мазями, но Маглор почти ничего не осознавал. Его разум был почти в трансе от ужаса, боли и самобичевания от стыда за всех тех, кто был им предан. Впечатления у него были: зарешеченные окна на фоне закатного неба, далекие шумы вера, мягкие простыни, полированный блеск базальтовых стен, редкие специи, твердое, но нежное прикосновение, фиолетовые глаза, лицо невиданной свирепой красоты, но главным образом он впал в бессознательное состояние, начало медленной нисходящей спирали угасания. Однажды, или так он предполагал, судя по свету, он открыл глаза. Странный человек присутствовал постоянно, что-то неизменное и теперь почти знакомое. Он был загадкой, но Маглор был слишком утомлен, чтобы разгадать ее. Он умирал, последний остаток разрушенного и проклятого Дома. Мужчина нес тяжелый поднос с вином, которое кипело в серебряном кувшине, поднимая в воздух клубы густого пара. Он налил и поднял Маглора, чтобы напоить его, что Маглор и сделал безропотно, помня, что все еще чувствует вкус жидкой грязи во рту. Затем он откинулся на спину, закрыл глаза. — Посмотри на меня,'' — голос был глубоким и чярующим, с тем акцентом, который Маглор, казалось, помнил давным-давно. Тогда так говорили люди, но это были слова на синдарине, в его древней форме, которую он сам выучил у серых эльфов вскоре после прибытия в Белерианд. Он смотрел, его невольный взгляд встретился с глубокими фиолетовыми глазами, и он вспомнил, сам не зная почему, о разбросанных драгоценных камнях на столе, где его отец показал ему, что такое желание... Ушли так давно, все они ушли так давно! Тонкие пальцы пригладили его волосы, затем легко провели по скуле к подбородку. Большой палец провел по его закрытым губам. Руки незнакомца опустились ниже, скользнув по обнаженным плечам, и откинули простыню. Маглор почувствовал, как ткань скользнула по его груди, животу, бедрам... Его глаза расширились, рот в знак протеста приоткрылся только для того, чтобы его накрыли мягкие губы. — Тише, Макалауре. Ничего не бойся, доверся мне.'' Поцелуй стал глубже, но, как только Маглор попытался стиснуть челюсти, он прервался, не успев стать агрессивным, и двинулся вниз по шее. Он почувствовал прохладный водопад, тяжелый, как льющаяся вода, когда волосы цвета воронова крыла вздыхали над ним, вырвавшись из высокого шлейфа, они накрыли его, как еще одну простыню. — Ты прекрасен,'' — это был хриплый и нежный шепот. Зубы мягко сомкнулись над кончиком его уха. Он ахнул, его руки ударили по твердой груди. Послышался тихий смех. В его ладонях раздалось сердцебиение, глубокое и сильное, прежде чем он снова почувствовал скользкое волочение волос при движении мужчины. Теперь он стоял на коленях, наклоняясь, чтобы сомкнуть губы на соске Маглора, облизывая, как кошка, следуя за другим. Язык и зубы впились в его живот. Плоть Маглора горела, сердце подпрыгивало, как нервная лошадь, уносящаяся с места. Он зарылся руками в простыни под собой, когда теплое дыхание шептало по его горячему паху. Язык ласкал его, гладил, ласкал затвердевший член; рука обхватила его яички, затем уступила место рту. Он втянул воздух, беспомощно выгнувшись, пока чужой рот сводил его с ума. Ощущение кончика языка заставило его подняться с простыни, голова замоталась из стороны в сторону. И он разтворился в ощющениях, ритм постепенно то увеличился то замедлялся, дразнил столь чувсвительную плоть, доводил почти до изнемождения, а затем удерживал оттягивая момент кульминации, и сново дразняще облизывал. Теперь в его голове не было никакой мысли, кроме растущей потребности. Его руки высвободились из крепкой но мягкой хватки шелка и яростно вцепились в шелковистые волосы мужчины, направляя его. На этот раз он не остановился. Маглор взорвался в ярком оргазме, это удовольствие разбило его до глубины души, остовляя место рыданиям от накрывшего стыда, пока из него выплескивали все семя до последней капли. — Вкусно,'' — прошептал мужчина и поднял голову. Его волосы вились и рассыпались, как морские крушения, глаза блестели сквозь завитки. — Отдыхай, моя прелесть. Ты не умрешь. Я клянусь тебе в этом''. Маглор мгновенно погрузился в сон изнуренности и проснулся в растерянности, пока воспоминания не обрушились на него, словно падающие камни. В этом месте он получил удовольствие, доставленное ему каким-то рабом, служившим Тьме. Ненависть начала пускать корни волос по его венам; ненависть и потребность чувствовать больше, смыть изнасилование, стыд, боль... И именно это снова приблизило его к безумию, что какая-то часть его нуждалась в этом. Мужчина ни разу не брал его, пока тот полностью не выздоровел, и к тому времени каждый нерв кричал о овладевшим им в смятении отвращения и бессмысленного тактильного голода. Он боялся еще большей боли, но это было не изнасилование; на этот раз прохладное масло проникло внутрь него и заставило его издать сдавленный, безмолвный крик. Он напрягся, чувствуя вторжение, и задрожал, собрался с духом. Сильные, тонкие руки сжали его бедра, а затем… затем была тронута какая-то часть его тела, что вызвало шокирующее, пылающее удовольствие. Он застонал, когда это движение ударило его снова и снова, и он отказался от контроля и оттолкнулся. Губы осыпали поцелуями его спину, плечи, разбрасывая их среди шепота соблазнения. Чья-то рука потянулась, чтобы схватить его набухший член – и его рассудок снова пошатнулся. Был только телесный голод. Он нуждался и ненавидел то, что ему было нужно, ненавидел то, что его тело предало его. Незнакомец безжалостно манипулировал им. Тот будто знал все его потайные плотские желания. Он знал, куде и как прикоснуться, как дразнить, как возбудить, как дать желаемого. Маглор, верил, что он должен умереть, одинаково ненавидел себя и другого. Он был сумасшедшим, и действительно какое-то время его разум свел войну с телом. И иногда он думал, что тот, кто владел им, кто доводил его до безумия, требуя большего, был его отец... Но Феанор никогда не овладевал им.