Тёмный принц - Ваниморе

— Истелион?'' Феанорион обернулся на голос Гиль-галада, тихо произнесшего его имя-дар. — Почему он так на тебя посмотрел?'' — Не знаю,'' — покачал головой Тиндомион. — Ты видел его раньше?'' — Нет. И все же… — Он вложил меч в ножны и налил вина. — Нет." — Ты бы не забыл эти глаза. Я бы принял его за айна, если бы не его рабское клеймо.'' Полог палатки открылся, и Анор оказался во мраке, исходившем от Ородруина. — Он не айну, Гил,'' — сказал Глорфиндель. — Я должен поговорить с этим позже.'' Тиндомион подал ему вино. В огромном шатре сияла аура Глорфинделя. Его присутствие было невозможно не поднять сердце даже здесь, и в любом случае Гиль-галад был многим ему обязан. Именно от матери Тиндомиона, Фанари Пенлодиэль, он впервые узнал то, о чем давно подозревал: что его отец любил Маэдроса гораздо глубже, чем просто близкое родство. Но именно Глорфиндель рассказал ему, что, назвав Единого свидетелем, Маэдрос и Фингон поженились у озера Митрим. Об этом знали очень немногие люди: одним был Финголфин, остальными — Маглор и Глорфиндель. А это означало, что брак Фингона с матерью Гиль-галада Розриэль недействителен. Ее сын почувствовал только облегчение, хотя это и сделало его ублюдком. К черту законы Валар! Это был горький союз без любви и выгоды. Отпрыск королей, как называла своего сына Розриэль, полный гордости и амбиций. Это Маэдрос назвал его Гил-галад, и с любовью. — Моргот захватил множество эльфов и отправил их работать в Ангбанд,'' — сказал он. — ''Возможно, это тот, кого Саурон поймал в более поздние времена.'' — Возможно. Он воин. Я видел, как он сражался на Дагорладе против людей Элендиля в черных доспехах. Было видно, что он необычный солдат.'' Губы Глорфинделя сжались. Он оглянулся через плечо, хотя стены палатки скрывали Темную Башню. — Мы посмотрим, что получится, Гил. Если будут еще заключенные, мы их освободим. А разве сам Ангбанд не был без крыши?'' — Здесь нет Валар, Глорфиндель,'' — криво заметил Гиль-галад. — ''И все же, учитывая ту доблесть, которую мы имеем здесь, я верю тебе.'' Снаружи доносился постоянный отдаленный грохот вулкана. Глорфиндель сказал, что это каким-то образом отражает настроение Темного Лорда; все видели, как навыки Майя использовали огромную энергию Ородруина. — Это место пахнет смертью…'' — пробормотал Гиль-галад. — «И мое место смерти. Я знал это с тех пор, как мы вошли в Мораннон. Мне это было предназначено судьбой, оно всегда меня ждало. Финвэ, Феанор, Финголфин, мой собственный отец. В конце концов мы все погибнем в крови и огне.» — Гил?''— Он вышел из состояния самоанализа и увидел на себе серебряные глаза Тиндомиона. Глорфиндель ушел поговорить со странным пленником. — ''Могу ли я сиграть для тебя?'' _____________________________________________ Его огромную арфу перенесли в шатер, потому что в те короткие минуты, когда он отдыхал, Верховный король находил покой в музыке. Тиндомион унаследовал от своего отца мастерство игры на арфе и тот же золотой голос и во всех отношениях был истинным образцом Дома Феанора. Если бы не бронзовая грива волос, Гил-галад мог бы поверить, что это Маглор, чьи тонкие пальцы извлекали красоту из струн арфы. А иногда в жесте или поднятии головы, когда свет лампы или косой солнечный свет отражался на рыжих волосах Тиндомиона, он видел Маэдроса. Что касается его отца, то ему не нужно было ничего, чтобы вернуть его красоту и любовь, его силу и доблесть. И по мере того, как годы перетекали друг в друга и катились, волна за волной, приближаясь к далекому берегу, он знал, что они приблизили его к судьбе Фингона, к его собственной смерти в бою. Он знал момент смерти Фингона – знал задолго до того, как гонцы, утомленные путешествием и скорбящие, прибыли в Эгларест, чтобы рассказать о Дагоре Нирнаэт Арноэдиаде. Он почувствовал смерть своего отца и через собственную боль понял, что Маэдроса, должно быть, разрывает на части агония. Когда беженцы из Гондолина спустились на Сирион и он стал Верховным королем нолдор, он послал гонцов попытаться найти Маэдроса. Но те, кто нашел его, сказали, что он сошел с ума, наполовину безумен и даже не хотел их видеть; их отослал Маглор со словами сожаления. Когда сыновья Феанора напали на Гавани Сириона, он не прибыл вовремя, так как ему пришлось отплыть от острова Балар, откуда его зоркие глаза заметили дым на материке. Он подвел того, кого любил как отца, и когда после Войны Гнева он узнал, что Маэдрос бросился в огненную пропасть... — Откуда ты это знаешь?'' — крикнул он пришедшему к нему странному эльфу с серебристыми волосами. Но глаза не были эльфийскими, таящими в глубине сверхъестественную силу и печаль. Сострадание он увидел там – сожаление. — Это было в послании от Валар, Гил-галад.''— сказал посланник и поклонился, оставив Верховного Короля наедине с неутолимой печалью. Столько всего потеряно. И Верховный король боялся, что до окончания осады будет потеряно гораздо больше. Тиндомион стал для него неожиданным подарком, хотя история его рождения была трагической. Фингон любил Маэдроса и Маглора, и вот в его дом вошел сын Маглора. Сначала неохотно. Гиль-галад увидел напряжение вокруг твердого рта, вызов в серебряных глазах, которые угасли до дружбы и переросли в… любовь. Гиль-галад узнал о юношеской клятве Тиндомиона найти своего отца, сколько бы времени это ни заняло, и узнал в нем страстный огонь его крови. И Тиндомион не так воздержан, как его отец; Глорфиндель сказал, что он больше, чем кто-либо другой, похож на своего праотца. После смерти Келебримбора Гила Галада утешало то, что Дом Феанора не был полностью изгнан из Средиземья, хотя само имя несёт в себе проклятие. И Тиндомион тоже жил с этим. Он искал Маглора, хотя, видя в нем потенциал насилия, Гил-галад намеренно усложнил это, возложив на него больше обязанностей, больше ответственности, отправив его в Ненуиал, а позже и в Ост-ин-Эдхиль. Он боялся, что, если отец и сын когда-нибудь встретятся, один из них убьет другого, поскольку, слитый с желанием найти своего отца, Тиндомион ненавидел его за изнасилование Фанари и желал отомстить за это. Гиль-галад и Тиндомион сблизились, связанные узами, существовавшими задолго до их рождения. Сын Маглора присягнул Верховному королю на верность и поселился во дворце в Линдоне. Это совсем не понравилось Розриэль; ей он слишком ясно возвратил лица Феанорионов, развративших ее мужа и даже ее сына. Однажды вечером, прогуливаясь по лужайкам, когда над головой Эарендил был настолько ярким, что отбрасывал тени на траву, Гиль-галад посмотрел на своего спутника и увидел, как его сияние привлекло его глаза, превратив их в расплавленный мифрил, и он назвал его Истелионом, «сын серебряного света». Когда Аннатар прибыл в Линдон, Гиль-галад отправил его из своего королевства с эскортом, одним из которых был Тиндомион, а другим — Элронд. И Аннатар глубоко обеспокоил Тиндомиона тогда и после. Когда силы Саурона пронеслись через Эриадор, поддерживая эльфов за рекой Лун, Тиндомион сражался бок о бок со своим королем, плечом к плечу. Их называли Звездное пламя и Лесное пламя. И именно Гиль-галад узнал, когда его спутника посетили сны, которые были чем-то большим: это были воспоминания о жизни, которая ему не принадлежала, фрагменты, истекающие из измученного разума его отца. Взгляд серебряных глаз, когда раба уводили, напомнил ему, как он впервые стал свидетелем того, как Тиндомион подвергся нападению видений, которые неотвратимо приковали его к Маглору, которого он ненавидел – и отчаянно хотел любить. ______________________________________________ Он протянул руку, и Тиндомион поднял голову, держа пальцы над струнами. Огонь, неугасимый и неукротимый, прошел между ними в гудящей тишине. — Пленник,'' — сказал Гиль-галад, когда они соприкоснулись. — ''Он заставил тебя cнова думать о твоем отце, не так ли?" Тиндомион наклонил голову. — Да,'' — признался он. — ''И я не знаю почему."