***
Молодой леопард прекрасно помнил невольный визит к Королевскому Маджузи. Добравшись до искомого баобаба, Макуча по привычке постучался о ствол дерева. Никто не ответил. Движения повторились, но интенсивнее. Наконец, после примерно пяти минут травмирования бедной лапы, на вид полусонное пожилое лицо мандрила выглянуло сверху. — Извините, — обратился Макуча, — вы ли Королевский Маджузи? — Несомненно, голубчик! — Рафики, встрепенулись и закрывая лицо лапой от яркого света, добродушно отчеканил. — И… Вы можете исцелить любую болезнь, так ведь? — Не все, конечно, но попробую, попытаюсь, как говорится! К тебе спуститься, юноша? — Эээ… Нет, наверное, я сам к вам запрыгну. Перед вами леопард, всё-таки. — Давай, жду тебя! Макуча, настроившись на прыжок, безо всяких трудностей оказался в полости баобаба. Витала особенная атмосфера: лежали фрукты с красителем, на стенах мирно расположились аккуратные мазки. Солнечные лучи еле-еле протыкали, словно игла, пробелы между листьями и оказывались на деревянном полу. Вся эта картина сильно была похожа на ночной небосвод, заботливо окутывавший Саванну в темное время суток. Гнёздышко Рафики очень напоминало скромную пещеру Мхиту, однако это и неудивительно: тот был тем ещё заядлым ценителем творчества. Пятнистый кое-как обнаружил себе уголок, чтобы присесть и, поспешно стряхнув листок с плеча, стал глядеть на мандрила, ничего не говоря. — Нус? На что жалуетесь, больной? — Рафики ехидно поинтересовался у очередного пациента. — Эээ… Ну вот, как бы вы сами все хорошо видите, — леопард смущённо отвёл взгляд, после чего направив его на грудь, где зияло овальное бордовое пятно. Маджузи прищурился, подошёл к пятнистому, обнюхал рану, отчего тому стало довольно неловко и неприятно, ведь не каждому понравятся данные телесные контакты. — Хмм… — сделав из двух пальцев прямой угол и озадаченно прижав его к подбородку, Рафики не переставал глазеть на следы высохшей крови и их причину, — как же это тебе угораздило так? — Ну… По земле катался, ветка задела, и… — Да ладно! Без причины катался?! С каких это пор леопарды этим занимаются?! Конечно, понимаю тебя, юноша, — маскировка, запах, другие прелести охоты, но как?! Макуча в ответ промолчал и с горечью посмотрел на пыльный пол, усеянный пёстрыми пятнами от красок. — Ладно, — сохраняя спокойствие, равнодушно сказал мандрил, подойдя к стене и взяв один из плодов, — так бы и сказал, что головушка сильно болела. Тут Макуча встрепенулся, встал на лапы и с полным удивлением вытаращил глаза на своего лекаря: — Как вы поняли, сэр?! — Многолетний опыт дал свои плоды, дружок, — с крохотной ухмылкой, загадочно произнес Маджузи, — не переживай ты. И не таких лечил. — Значит вы мне поможете?! — Так, давай поближе к делу, ладно, — остепенившись, Рафики рукой подозвал леопарда к себе, — угу… Посмотри мне в глаза, приятель. Макуча неуверенно подошёл к пожилой обезьяне и устремил свой бойкий, но, в то же время, дрожащий от потрясений взгляд на мандрила. Глаза хоть и казались спокойными, но это было совершенно не так: зрачки вечно метались из стороны в сторону, как будто желая поскорее выбраться из глазных яблок, но какая-то неведомая мощь не позволяла этому беспределу совершаться. — Ох, бедняга, многого повидал ты в жизни, — положив руку на плечо собеседнику, мандрил откровенно признался, — и плохого… И ужасного… Пятнистый мгновенно почувствовал чьё-то лишнее присутствие. Мрачные силуэты — те самые звери, чьи образы многократно появлялись сначала взаправду на глазах у Макучи, а затем и вовсе в отдаленных кошмарах. Он вспомнил все: как его вздергивали на верёвке, избивали до полусмерти, не давали дышать спокойно, давать отпор, жить, наконец, счастливой жизнью. «Почему именно я?!» — леопард не был в состоянии понять мотивы хулиганов, — «За что?! Почему?! Какого черта?!» Вдруг перед глазами стали мелькать эпизоды из тяжёлого детства. Было все прекрасно и отчётливо видно, словно Макуча прозрел, будучи ослеплённым: удар, ещё удар, кровь, слабость, голод, подавленность, стресс, одиночество, судороги, равнодушность прохожих, жара, красный росток, пекло, сухость в горле, отсутствие поддержки, любви, сострадания, чувство… Беспомощности… — Ну и ну… — мандрил покачал головой и зацокал, все пристальнее вглядываясь в глаза бедняги, — знаешь, что? Я вижу что-то… Что-то странное и… Знакомое… Не могу вспомнить, небо саванны! Обезьяна устало провела лапой по лицу, после чего положив ее на затылок и пытаясь вспомнить что-то важное. — Эх… — так и не вытряхнув полезную информацию из головы сквозь продолжительные размышления, Рафики внезапно умчался наверх. Там, из небольшого отверстия, он вынул пластырь и, посыпав на него какие-то высушенные травы, вернулся к пациенту и как можно сильнее прижал листок к груди пятнистого, — вот, держи. Неделя-две, — и будешь свеж, как плод прямиком из джунглей. Только, пожалуйста, не катайся больше по земле, ладно? — Хорошо, — смутившись от столь странных и стыдящих обстоятельств, Макуча поблагодарил пожилого Маджузи и с удовлетворённым лицом спрыгнул на землю с веток баобаба. — И вот ещё, — Рафики тихо, чуть ли не шепотом, сказал леопарду, — не давай засухе проникнуть в тебя.***
Молодой хищник продолжал наслаждаться приятной погодой, изредка поглядывая на практически зажившую рану и вспоминая о приеме неделю назад. Особенно на ум лезли последние слова добродушного мандрила. Что же они значат? Может, скорое наступление Сухого Сезона. В принципе, это вполне логично: нынче первая засуха Макучи в ответственном возрасте. Будучи рождённым прямо посередине пекла, он полностью не имел понятия о всех тяготах грядущего времени года, иногда тревожась насчёт совместного с Золой будущего. Леопард устремил взгляд на горизонт, — там особняками клубились какие-то тучи, все темные, будто ломящиеся от воды. Неужели перед Сухим Сезоном будет ливень. Было бы крайне хорошо вновь освежиться под каплями чистейшей воды, чтоб потом полгода глотать пыль. Макуча и не заметил, как Зола медленно подошла, припорхнула к нему, словно невинная бабочка, и заботливо обняла своего «котенка». — Как дела? Я по тебе сегодня так соскучилась! — не переставая сжимать Макучу в своих теплых объятиях, она ласково погладила леопарда по голове. — О, ты не представляешь, насколько я по тебе скучаю! Каждый день и каждую ночь, мой лучик! Оба медленно повернулись друг к другу, а их лица и носы робко прижались. — Люблю тебя! Только одну! — И я тебя тоже! Леопарды продолжали тереться лицами минуту, после чего Зола широко улыбнулась, а Макуча неловко отвёл взгляд, не переставая радоваться этой короткой, то такой приятной, дорогой, незабываемой, ни с чем не сравнимой минуте. — Итак, — вернувшись к серому окружению, молодая самка продолжила разговор, — что у нас на сегодня? Надо на охоту сходить, поймать какую-нибудь антилопу. — А чего мелочиться-то? Давай сразу зебру. Устроим ужин при луне на вершине водопада, только ты и я? Ну как? — Макуча заманчиво подкатил к Золе, предложив замечательную идею. — Ох, я бы с радостью, но… Я что-то устаю в последнее время, ещё и громадную тушу нести… — Так давай помогу! Что я, в сторон… Ааа! — леопард невольно прокричал от боли, исходящей из груди. — Вот именно, — Зола грустно опустила уши, — Береги себя, прошу. Хоть рана почти зажила, боль все равно осталась. — Эх, — Макуча тяжело вздохнул, посмотрев сначала на рану, а затем на сухую землю, — ладно. Самка леопарда попрощалась с парнем и поспешно зашагала прочь. Пятнистый не мог просто так отойти от долгожданного и многократно откладываемого свидания, о котором мечтал, казалось, все это время. — Ну уж нет, на этот раз никаких отговорок! Дорогая, жди меня с сочной тушей зебры сегодня вечером. И никаких сопротивлений! Мы этого заслужили, — Макуча твердо отстоял свое решение, направив угрюмый взор на крохотную от перспективы, одиноко стоявшую вдали Скалу Прайда.