Девочка с флейтой

      Карета остановилась точно у входа в музыкальную школу "Скрипичный ключ".       Ярко освещенная Остоженка, полная доходных домов и театров, была наряжена в яркие ночные огни. И в ту, и в другую сторону активно двигались кареты, то и делая высаживая нарядных пассажиров. "Да, идти сюда нищим было плохой затеей", лишний раз убедился Эраст, прислушиваясь к жизни ночной Москвы.       Далеко бы он не продвинулся. Зато теперь, одетый в незамысловато удобный костюм, вылитый американец Немлесс, поддерживая за локоть кругленькую ярко наряженную супружницу, поднимался по мраморным ступенькам музыкальной школы.       Их встретил один из учителей, но не тот, которого они с Пожарским встретили в парке. Голос у встретившего был на тон выше. И, Фандорин счел, что приятнее. - Добрый вечер, - заговорил встретивший их господин по-английски.       Безукоризненно одетый едва не в дирижерский фрак, Александр Трубецкой спускался по ступенькам навстречу к иностранной паре.       Иностранцы были одеты экстравагантно: госпожа в ярко-красным с чёрным кимоно с какой-то немыслимой высокой сложной прической, господин же был одет сносно, даже, Александр бы сказал, просто, если бы не бросающиеся в глаза тёмные очки. Зато по их внешнему виду сразу можно было определить: публика весьма богемная, обратились по адресу. И платить за обучение дочери явно будут щедро. А это в клиентах самое главное. Вышколенным движением Александр пожал руку господина, поцеловал протянутую ручку госпожи и представился. - Я Александр Власович Трубецкой, концертмейстер флейтистов в московской филармонии. Здесь преподаю, чтобы расти новые таланты. - Александр улыбнулся, вглядываясь в черные очки господина Немлесса.       Госпожа его интересовала мало, ему было важно узнать, подействовали ли должным образом его слова и названная основная должность на клиента, а эти треклятые очки ничего не давали понять. Заполучить иностранную ученицу было бы ой как недурно!       В этот момент госпожа произнесла что-то на своем варварском языке, и Александр едва не передернулся. Так не мелодично звучал туземный язык. - Простите мою супругу, - мягко ответил Фандорин, внимательно следя за тем, чтобы все произносимые им звуки были достаточно твердые, и нигде не промелькнуло предательски русское "а". - Эдгар Немлесс. Моя супруга, Тахико, к сожалению, знает только японский. Она говорит, что здесь красиво как в театре.       Александр просиял. Значит все в порядке, должный эффект произведен, не на господина, так на госпожу, а женщинам, если что в голову взбредет, так самого Геракла уломают. Теперь Александр Власович лучше понимал с чего следует начать осмотр. С роскошного концертного зала, разумеется. Японки, оказывается, падки на роскошь. Впрочем, они ведь тоже женщины, хоть и японки. Всё вовсе не так сложно, если помнить, что люди везде одинаковы.       Маса же предупредил господина о том, что самая последняя, верхняя ступень выше остальных, надо выше поднимать ногу, чтобы не споткнуться. Александра же он охарактеризовал бы как напыщенного торгаша, но такая информация вряд ли пригодится хозяину.       Поднявшись по мраморным ступенькам за Александром Власовичем, Маса и Фандорин миновали несколько музыкальных классов. Тихих, занятия уже кончились, учеников разобрали по домам, а событий вроде ученических концертов, по видимости, сегодня не планировалось. Оно и понятно, если бы планировалось, вряд ли бы у кого-то было время показывать им школу.       Маса в пол голоса описывал все, что видит, а Эраст, степенный, как круизный лайнер, только слегка кивал, не поддерживая дискурс на незнакомом Александру Власовичу языке, чтобы не выводить того из себя. - Как интересно, - заметил он, подчеркивая конечный звук. - Похоже, здесь предпочтение отдается духовым инструментам. - Что же интересного? - Удивился провожатый. - Мы специализируемся на духовых. - Дело в том, что духовые инструменты у меня лично всегда ассоциировались с военным делом. Девочке надо бы что-то... - Фандорин принял задумчивый вид, наморщил лоб, будто подбирая наиболее подходящее слово. - Более мирное?.. - Так не обязательно идти в класс трубачек или саксофонисток. Можно остановиться на флейте. - Предложил Александр Власович и остановился. - Мы как раз рядом с кабинетом нашей директрисы. Она специально осталась ждать вас. - О, как мило, - подивился псевдоамериканец и позволил себе небольшую колкость. - Похоже, вы и правда заинтересованы, чтобы мы отдали нашу Клэр именно сюда.       Александр Власович подобострастно улыбнулся, Маса же снова залопотал на японском, специально громко и возмущенно. В этот раз Эраст Петрович ответил "супруге" и тут же учтиво перевел, что происходит учителю музыки. - Тахико считает, что Клэр лучше изучать фортепьяно. А у вас оно не в почёте. - Объяснил Фандорин. - Но мы все же поговорим с госпожой.... - Добросклонской, - подсказал Александр Власович. - Агафья Степановна Добросклонская. - ..с госпожой Добросклонской. Хотелось бы отдать дочь в престижную школу, по её уровню. - Конечно-конечно, - рассыпался в подобострастных кивках учитель и, постучав, открыл гостям дверь кабинета.       Маса тихо подсказал, как располагаются стол и стулья, чтобы господин не сел мимо.       Агафья Степановна со сдержанным интересом наблюдала за иностранной парой. Господин в твидовом костюме и непроглядно тёмных очках и госпожа в кимоно выглядели эксцентрично, но внушали доверие: чтобы так одеться, у вас должны быть не только деньги, но и определенный статус, позволяющий так выходить в люди.       Господа расселись.       Агафья Степановна глянула на подчиненного, и тот поспешил на выход, бросив только, что будет ждать господина и госпожу Немлесс в коридоре. Воцарилась тишина. Фандорин предположил, что Агафья Степановна составляет предполагаемый психологический портрет клиентов, продумывает лучшие стратегии убеждения. Тут главное было не спешить.       На выручку снова пришел Маса, заговорив по-японски. Фандорин выслушал, ответил степенно, коротко, всецело отдаваясь образу терпеливого мужа, принимающего туземную жену такой, какая она есть. - Моя супруга считает, что у вас здесь красиво, но холодно, - перевел он Агафье Степановне. - И она все-таки настаивает на том, чтобы наша дочь, Клэр, продолжила изучать фортепьяно.       Фандорин сделал паузу, прочистил горло, как будто что-то вспомнил. - Александэр Власович, - сделал он нарочно акцент на английском произношении имени, - сказал, что у вас отличный класс флейты. Не вижу свою дочь и духовые инструменты вместе.       Эраст шел на риск. Не видя лица директрисы школы, он мог сложить её психотип и предполагаемую стратегию обращения с клиентами только по описаниям кабинета от Масы и предыдущему обращению с ними провожатого. Если Эрасту повезло, то Агафья Степановна все же выберет стратегию убеждения на удержание. И ему повезло. - Да, класс флейты у нас лучший, - согласилась госпожа Добросклонская. - В настоящий момент расширяем штат, дело непростое. У нас очень строгий отбор учителей, берем мы их только из действующих флейтистов московской филармонии. - И кто у вас сейчас самый лучший учитель? - Поинтересовался Фандорин как будто из вежливости. - О, вам очень повезло... то есть, конечно, это везение - палка о двух концах, но именно вам повезло.       Фандорин навострил уши. Так-так. Похоже, клюет. - В каком смысле палка? - Включил он иностранное недопонимание. - Мы говорим о флейте?       Маса, подыгрывая господину, отпустил восклицание, и Фандорин успокаивающе накрыл руку жены своей, прося её по-японски еще немного потерпеть, и благодаря от всей души: в условиях эксцентричной госпожи и недопонимая из-за языкового барьера, у госпожи Добросклонской заметно развязался язык. - Это такое выражение. Устойчивое, - поспешила объясниться она. - Значит, что нет худа без добра. Наш лучший учитель работал на дому у Усмановых. Очень известная семья. Должно быть, с господином Усмановым вам еще доведется побеседовать. Он казначей его Императорского величества. Вы ведь за грантом для лесопилки приехали?       "Ай, опасно", подумал Фандорин чувствуя себя так, словно ступает по горящим углям в каком-то странном вальсе. Впрочем, уж кому-кому, а танцевать вслепую ему не привыкать. - Я смотрю, - Эраст подавил сардоническую улыбку от выбора выражения - вы отлично осведомлены. Однако, все же область разработок для сельскохозяйственной промышленности далека от музыки. Помимо господина Усманова мне предстоит еще много других встреч. Я очень надеюсь получить грант, но дело это небыстрое. Собственно, именно поэтому первым делом мы с Тахико решили заняться досугом Клэр.       Он помолчал задумчиво перебирая толстые, как сардельки, пальцы Масы, и уже чувствовал, как будет дома хихикать у себя в комнате японец. - Возможно освоение нового инструмента не такая и плохая идея?.. - Задал вопрос в воздух он и повернулся к "Тахико", переходя на японский. - Что думаешь, дорогая? Пусть ходит в школу. Чем дольше она здесь пробудет, чем больше друзей заведет, тем лучше. Меньше будет тосковать по нам.       Тахико колебалась. Все это время Агафья Степановна расслабленно, однако внимательно наблюдала за парой. Наконец госпожа что-то сказала по-японски, и господин утвердительно кивнул. - Нам бы хотелось узнать поподробнее о вашем лучшем учителе и палке о двух концах? - осилил крылатое выражение "американец". - Не очень приятная история, - вынуждена была заметить Агафья Степановна, однако, рассказать фабулу все же стоило.       Особенно теперь, когда клиенты почти согласились. - Как я уже сказала, наш лучший учитель, Леонтий Матвеевич Гальпирин, работал у Усмановых. Он находился на постоянном пансионе и занимался только их дочерью, Катериной. Они предпочитали звать её Кэт. Девочка подавала надежды, но обучение шло тяжело. Однако, платили за наши услуги Усмановы как подобает, не жалели средств на развитие таланта дочери. Мы не рассчитывали видеть господина Гальпирина в нашей школе долго, однако, случилось непредвиденное. Вы еще не знаете, должно быть только прибыли. С Катериной случился несчастный случай, и господин Гальпирин освободился.       Фандорин приподнял брови, Маса беспокойно заерзал, требуя перевода. Однако, муж не спешил его давать. Господин Немлесс нахмурился и произнес: - Он что же совсем чёрствый, что после несчастного случая с ученицей готов брать новых сразу? Или он работал с ней совсем недолго?       Агафья Степановна заторопилась: - Нет, что вы. Он работал у Усмановых полгода. Писал нам, что очень привязан к Катерине, что девочка делает успехи, а он подружился со всей прислугой. Но ведь лучшее лекарство от душевной боли это работа! А впрочем, вы вполне можете с ним побеседовать. Он сейчас здесь. Пусть сам же все и расскажет.       Фандорин удовлетворенно кивнул и наклонился к жене, по-видимому переводя новости.       Агафья Степановна позвонила и попросила явившегося немедля Александра Власовича сходить за Леонтием Матвеевичем.       Фандорин за имеющиеся у него минуты придумывал как бы ненароком коснуться предполагаемого убийцы. Проверить, тот ли это господин, что встречался им с Пожарским на Цветном бульваре. Но проблема решилась сама собой: Агафья Степановна, которой самой нужно было решить кое-какие неотложные дела, дала понять что с господином Леонтием Матвеевичем господам американцам лучше побеседовать в музыкальном классе этого самого Леонтия Матвеевича. Дело, судя по всему, было такое неотложное, что ни госпожа директриса, ни Александр Власович не напомнили Гальпирину о том, что супружеской чете Немлесс следует показать гордость школы, - концертный зал.       Едва Гальпирин переступил порог начальства, Агафья Степановна поднялась, предложила ему показать супругам Немлесс его класс, а сама, сославшись на работу, пригласила к себе Александра Власовича и закрыла дверь.       Эх, дорого бы Фандорин дал, чтобы послушать, о чем там шел дальнейший разговор, но сделать ничего было нельзя. Отставать от Масы было опасно, можно было просто напросто отсюда никогда не выйти, да и мяться под дверью довольно подозрительно.       Леонтий Матвеевич завел их в класс, который Маса охарактеризовал как "обычный". Акустика здесь зато была значимо лучше, чем в доме Усмановых. Но Фандорин думал о другом. Голос Гальпирина звучал совсем по-иному, что голос господина с Цветного бульвара. Да и рост предположительно был как будто ниже. Но это нужно было еще проверить. Чёртовы глаза... Чёртов Иван Францевич.       Едва Эраст помянул мысленно бывшего шефа нехорошим словом, как глаза начало понемногу саднить. Значит, приходила пора их перевязывать. - Так значит вы и есть лучший учитель-флейтист? - Поинтересовался Эраст, собираясь с силами.       Тон, которым Маса замазал рану высох и теперь неприятно саднить. Не получилось бы какого заражения. - Да, мы работали с ней полгода. - Ответил приятный баритон. - Она делала успехи. Мы должны были... Должны были переходить от гамм к нотам.       В голосе слышалось смятение, как будто совершенно неподдельное. Расспрашивать Гальпирина даже не пришлось, слова полились из него сами. - Я уехал сегодня утром сразу после завтрака за нотами. Она хотела сыграть на флейте Паганини, я еще не представлял, что из этого всего выйдет. Но Кэтти так старалась... Понимаете, её никто не поддерживал. Даже родители! Она оказывается их два года уговаривала определить её в музыкальную школу! В итоге ей разрешили заниматься, но только на дому. Думаете слабое здоровье? Как же! Родители просто не хотели позориться, бесхарактерностью девочки. Она... она никакая.       Фандорин напряженно слушал не задавая вопросов, хотя и хотел бы разобраться, что значит "никакая". Однако, в том случае, когда у свидетеля накипело, и речь сама льется, худшее, что можно предпринять - вмешаться. - Она и не красавица и не умница, и успехов нигде не делала. Нет, что вы! Дурочкой она не была, просто... ну совсем не выдающаяся. Такая, какую не заметишь, даже если она будет играть соло на сцене Большого Театра. Но ведь и такие дети заслуживают счастья! Она хотела сыграть Паганини на флейте... еще никто не пытался сыграть музыку, написанную для струнных инструментах на духовых. Но почему не попробовать? Никто в доме её не поддерживал, не любил как она играла. Мне тоже не нравилось, но на то я и нужен, чтобы под моим руководством совершенствовались!       Леонтий Матвеевич всплеснул руками и с размаху сел на стул с раскрытым нотным листком. - А хотите я вам что-нибудь сыграю? - Вдруг спросил он и уставился на гостей. - Все равно мне скоро ехать к Усмановым. Говорить с полицией, а там играть нельзя. Госпоже нужен полный покой. И слугам тоже музыка среди ночи ни к чему. Прошу вас! Вы единственная причина, почему мы еще открыты и не разъехались по домам! Прошу, мне нужно куда-то выплеснуться... в память о Кэт.       Маса взглянул на господина, Фандорин ориентируясь на движение тоже "взглянул" на "жёнушку". - Ну что ж, давайте. - Ответил господин Немлесс и усмехнулся, поддерживая свой образ. - Это и решит, отдадим мы сюда нашу Клэр или нет.       Леонтий Матвеевич взял флейту, поднес её к губам, закрыл глаза и вложил всю душу, все мысли в память о своей ученице.       С нарастанием музыки, заполнившей все пространство вокруг Фандорина и Масы, нарастала и жуткая дергающая боль в глазах. Эрасту казалось, что садовые пики насаживаются на его глаза снова и снова. Боль такая, будто в голову через глаза ввинчивают шурупы и поворачивают, хоть они уже вошли по самую шляпку. К концу концерта Эраст практически ничего не чувствовал и не слышал, кроме того, что боль была просто повсюду. Его даже тошнило от боли.       Но Леонтий Матвеевич принял молчание за восхищение своим талантом. Справедливости ради, он действительно выдал крик души на флейте, чего с ним не случалось даже ведущим флейтистом московской филармонии.       Через боль Эраст почувствовал руку Масы. Слуга его куда-то вёл. Эраст не мог определить, провожает ли их к выходу учитель флейты. Думать о чём-либо не представлялось возможным. Звенело в ушах. А возможно это Иван Францевич смеялся над ним. Куда полез, слепец? Живи себе на пенсию, броди в темноте! Куда тебе в детектива играть. Порыв воздуха огрел его по лицу оплеухой, что-то с гулким стуком упало. Очки. Его кто-то толкнул, и они слетели. Эраст, потерявшийся в океане непроглядной боли, не знал, что делать. Поднимать? А как определить, куда они улетели? Везде темнота... - Мистер Немлесс! Ваши очки! - Откликнулся из темноты голос Гальпирина.       Откуда-то снизу и сбоку. Значит, они с Масой уже сели в карету. Эраст на всякий случай отвернулся от окошка, хоть и был уверен, что предусмотрительный Маса успел его зашторить, и, холодея от пережитого, зажмурился. По щекам тонкими зигзагами заструилась грязновато-бурая от скомкавшегося в уголках трофических язв тона кровь.       Фандорин несколько раз отключался, приходил в себя и уплывал снова. Последний раз, когда он пришел в себя, Маса умыл его и накладывал на адски горящие глаза бинты пропитанные мазью, а на голову ледяной компресс.       На улице светало.