вызов [bonus]

      Он его в душ опять отправил всё-таки, зная, как Марк неспокойно спит. Ворочается постоянно, крутится с одного бока на другой, бьется острыми локтями, когда снится что-то – даже находил его как-то лежащим поперек кровати утром, хотя засыпали они в обнимку.       Понимал, что если ему сейчас всё простить, то и сам утром проснется разноцветным, вымазанным в последствиях вчерашнего номера.       Продолжал лежать на кровати, глупо смотря в потолок, не думая ни о чем, кроме шума воды за стенкой. Прислушивался, представлял, как тот сейчас пытается увидеть собственную макушку и выскрести комочки краски из волос, матерится наверняка тихо, Женю проклинает, на чем свет стоит.       Не выдерживает, поднимается с кровати – подходит к двери незапертой, вежливо стучит.       Марк бы не смутился наверняка, если бы тот зашел в наглую, но они до такого ещё не дошли. До сих пор казалось, что во всем этом больше передружбы, чем оголтелой романтики, даже простые поцелуи казались верхом разврата до сих пор; то ли они друг к другу привыкали долго, то ли долго принимали самих себя и собственные желания – сложно перекраивать рамки, что старательно выстаивались в голове на протяжении всей жизни.       – Тебе помочь может? – Женя попытался перекричать шум воды, сразу думая, что это бесполезно, и уже планируя возвращаться в кровать, не дожидаясь ответа.       – А? Э-э, – он мог поклясться, что только через удивленный голос увидел поднятые от неожиданности брови и фирменное марково смущение, – Да нет, наверное…       Выдохнул облегченно – сам не знал, что бы делал, если бы тот согласился, потому что так далеко план не продумывал.       – Но если тебе не сложно, то было бы неплохо, – донеслось приговором.       Проведя пару секунд в осознании, Женя силой заставил себя встряхнуться. Набрал в легкие воздуха, в голову смелости, медленно открыл дверь с громким «захожу».       Створки в ванной задвинуты были, не видно толком ничего и никого – воздух влажный, горячий, но не парный, как это показывают в фильмах обычно; он в кипятке не мылся, в отличие от Жени.       – Бля, мне не по себе, – Марк приоткрыл шторку, вынуждая Женю сглотнуть взволнованно – тот к этому готов по-прежнему не был. – Просто посмотри, где там осталось что, мне кажется, её простым шампунем не берет.       Марк сидел на дне ванной, прячась за бортиком, очевидно, чтобы не ставить их обоих в неловкое положение – конечно, что там не видели, в одних раздевалках провели вагон совместных стартов, что только не происходило за это время в тренировочных душевых. Но вот так вот наедине, дома, в обстановке, не располагающей к тому, чтобы разбежаться и забыть об этом завтра, они старательно избегали друг на друга смотреть подолгу, хотя Женя и понимал, что быстро сдастся.       Не пялиться было сложно – он и в любой другой момент мог изучать Марка взглядом, выцеплять рельеф спины в обтягивающей черной ткани костюма, мышцы пресса, видимые на прыжках в тренировочных лонгах, слаженные, мягкие плечи, которые тот открывал совсем редко, даже ноги, сухие и поджарые, с выделяющимися мышцами. И здесь, когда тот стеснялся невероятно – это видно было по тому, как поджимал губы, нервно ерзал, не зная, куда деть руки, – не обращать внимание на каждую мелочь, не фокусироваться на каплях воды, рассыпанных по влажной коже, казалось решительно невозможным.       Женя сел на пол рядом, сразу прося голову наклонить; проблема-то – едва заметные следы сиреневой и красной краски. Тянется за шампунем, отставленным на полке, выдавливает немного совсем, зарывается пальцами в мокрые, вьющиеся ещё сильнее от влаги волосы. Чувствует себя странно невероятно, массируя кожу головы, пробирая каждую прядку, сохраняя между ними при этом полное молчание. Каждый о своем думал, видимо, или не думал вообще ни о чем, кроме того, как ощущалось всё происходящее. Марк под его руками расслабился, как кот, голову на бортик положил, принимая помощь, граничащую с лаской.       – Тут её и так мало было, вроде всё, – Женя прерывал тишину неохотно, голос после долгого молчания просел, хрипотцой отдавал, – Смывать сам будешь?       Вопрос глупый, он сам себя одернул сразу же, но Марк уже глаза поднял, смеясь тихо-тихо.       – А есть другие варианты? – у него на лице эмоций мало совсем, сил даже на мимику не хватало после прошедших дней, но и так в глазах искры видно было; не втянуться в нависающую над ними игру не получалось. – А что, залезай, я подвинусь.       Тот на него смотрел как на дурака, но лица их слишком близко были, чтобы рассмеяться и разойтись по комнатам. Они так должны были поступить по-хорошему, но когда Женя не выдержал первым и робко прижался к влажным губам своими, все пути назад оказались разом перекрыты.       Сидя через бортик ванной, под шумящую воду в душе, целовались самозабвенно; руками обхватывая марково лицо, не давая шанса сдвинуться и отступить, прижимая ближе, целуя напористее, грубее. Но и тот не пасовал, для них само слово «поддавки» – запретное, жался в ответ, мокрыми руками хватаясь за шею, сразу заливая водой женину домашнюю футболку.       Тот замычал недовольно, на что Марк, отрываясь на доли секунд, проговорил в поцелуй твердое: «Снимай, если намокла». Усмехался, специально это делал, заранее продумывал, как их положение уравновесить.       Женя спорить не стал бы в любом случае. Здесь каждый ход – напролом, и уже не до сомнений; одним движением стянул её, сразу обратно врываясь в поцелуй, чувствуя, как обжигающе холодный борт ванной прижался к торсу. Зато руки, прижимающие шею, оглаживающие плечи и ключицы жадно, ощущались горячими до невозможности, выбивая мурашки от жара кожи к коже и прохлады испаряющейся воды.       Ему потребовалась секунда, чтобы решиться на то, что задумывалось давно очень. Он отпустил его ненадолго, переводя дух, чтобы снова поднять температуру в помещении на несколько градусов одним словом.       – Встань.       Марк от такого завис совсем, непонимающе глядя в глаза напротив. Он и стеснялся явно, и, очевидно, догадывался о жениных намерениях. Видно было, как он выходил из состояния полного удивления и смятения, как темнели глаза постепенно, как менялось лицо, обретая всё больше глухого, слепого желания, от которого дышать становилось сложнее.       Он его таким, будто вошедшим в транс, последний раз видел перед важными стартами, когда страшно дотронуться и страшно подойти от этой густой пелены перед глазами. Марк начал подниматься медленно нарочито, переставляя колено, упираясь, ставя ладони на борт, перенося их позже на створки душевой.       Зато Женя не тянул, сразу выпрямляясь, усаживаясь удобнее, смело обхватывая рукой уже твердый член – удивительно, что не только ему достаточно одних поцелуев, – и сжимая у основания. Черт возьми, он его видел впервые и вообще впервые в такой ситуации оказался – не знал, как это делать правильно и как не сделать больно. Надеялся только, что как-то сообразит, а Марка его неопытность не обидит. Посмотрел на него снизу-вверх, сразу сталкиваясь со взглядом, который прочитать сложно – взволнованный, смущенный и по-прежнему замутненный.       Осторожно, но решительно провел языком на пробу, прошелся кулаком сжатым вперед и назад, чувствуя, как тот содрогнулся всем телом.       – Пиздец, – всё, что донеслось обрывком через шум воды, и трактовалось это явно как зеленый свет.       Он действовал уже смелее, то захватывая полностью головку, то пытаясь пропустить дальше, но каждый раз опасаясь, что заденет зубами. Поэтому просто ласкал бережно, вел языком по длине, задерживаясь на самых чувствительных местах.       Рука легла на затылок, но без малейших попыток как-то повлиять на процесс – Марк поглаживал просто, убирал волосы, лезущие в глаза, проводил за ухом нежно, осторожно, благодарно. Женю от этой деликатности мазало ещё сильнее – он боялся напористости ответной, знал, что не справится, если тот захочет больше, глубже и сильнее. Но чувствуя, как он прогибался весь, мышцы пресса напрягал, реагировал телом на каждое малейшее движение, хотелось отдаваться процессу изо всех сил, стараться, как получалось.       И старался, раз за разом вбирая его всё смелее и смелее, делая поступательные движения, отрываясь и надрачивая, чтобы позже снова припасть губами. И когда тот издал первый стон, короткий, тихий совсем, снова сжимаясь, будто в спазме, Женя впервые почувствовал, что сейчас может сам кончить в белье без рук, если услышит подобное ещё хоть раз.       – Ты сам, – Марк говорил отрывками, дыша тяжело, рвано, – Как?       Но тот продолжал двигаться, помогая себе руками, прерываясь, когда уставали челюсти, наращивая темп, сжимая пальцы сильнее, снова слыша обрывки вдохов.       – Я скоро, – он упирался в створку одной рукой, едва не повисая на ней, вторую руку не убирая с затылка, только продолжая гладить-гладить-гладить, цепляясь за короткие волосы пальцами, натягивая слегка, но ни капли не болезненно, – Я почти всё.       Женя в ответ на это не останавливался, но выпустил его изо рта окончательно, доводя одной рукой, второй хватаясь за бедра, проводя руками между ног, обхватывая ягодицы крепко, даже грубо.       Марк выгибался, тихо пытался сказать что-то, но давился воздухом; видно было, как подрагивали его колени, рука вторая упиралась сильнее, пытаясь найти точки опоры.       Он издал полустон-полувздох, протяжный, тихий, трясясь всем телом, нависая над Женей, изливаясь тому на грудь. Тот не останавливался и теперь, продолжал водить рукой от основания, и откровенно наслаждался тем, как встряхивало Марка снова от сжимающихся на головке пальцев.       – Бля-ять, – он опустился резко, тяжело, сразу прижимаясь виском к виску, губами припадая беспорядочно то к плечам, то к шее, куда получалось дотянуться. Женя небрежно вытирал лицо рукой, неловко так. Отстранился Марк только через какое-то время, лбом ко лбу прильнул, целуя осторожно, благодарно, дыша всё так же тяжело.       – Разденься, – он говорил будто из последних сил, сжимая руки на его шее через бортик.       – Я сам, в другой раз, – оставляя поцелуй на щеке, – У тебя сейчас сил не хватит.       – Разденься, – повторил настойчивее, и в голосе опять прорезалась та самая твердь, едва ли проявляющаяся в обычной жизни, – Я знаю, на что мне сил хватит, а на что нет.       Не слишком успешно сопротивляясь – говоря откровенно, попыток особых и не предпринималось, – Женя поднялся с трудом, стягивая белье и штаны, на ватных, затекших ногах переступая борт душевой, где его обхватил Марк, сразу притягивая к себе, поддерживая, впиваясь губами в губы.       Он действовал резко, напористо, будто на втором открывшемся дыхании, повторяя за самим Женей движения, но не опускаясь, ограничиваясь только рукой. Тот сдерживался сначала, вдыхал шумно сквозь зубы, вжимался лбом в чужое плечо, опираясь, находя эту поддержку, когда ноги начинали подкашиваться.       У Марка темп был другой, и он явно делал всё так, как привык сам себе – у них и опыта такого не было, чтобы знать предпочтения друг друга. Женя, всё-таки, любил плавнее, дольше, до быстрых, истеричных почти движений доходя только к концу.       Сейчас же всё было иначе, чужая рука его доводила буквально, не оставляя времени на выдох, Марк темп держал, иногда замедляясь только, чувствуя, как женин голос, то и дело произносящий его имя, становился тоньше. Зная, что много времени не понадобится, играл, ища грань, за которой Женя не выдержит, а до которой будет просить продолжать, не останавливаться, вот так, только не убирать руку.       И в третий раз сбрасывая скорость резко, он едва не кончил сам вторым заходом, слыша на ухо тихое «Умоляю, ещё, пожалуйста», с надрывом в голосе и жалобностью невероятной, слабостью в руках, обвивающих шею.       Тот накрыл одной рукой Маркову, контролируя движения, не давая снова поиздеваться, остановившись на пике. Глухие вдохи и выдохи смешались в один поток, Жене было холодно от непривычной температуры воды, стекающей по спине, Жене было пиздец как жарко из-за Марка, тяжело дышащего и доводящего его окончательно своим блядским видом с прямым, откровенным взглядом, ловящим каждый жест и каждое движение, с зацелованными, пошло приоткрытыми губами.       Женя так и держался, уходя в дрожь вымученную на оргазме, вместо стона обходясь мычанием, короткими ногтями царапая кожу чужой спины. Тот в ответ обнимал его крепко, дразня тоже, не убирая руку, чувствуя мелкие судороги, расходящиеся по его телу.       – Пиздец, – говорил в плечо на выдохе, – Пиздец.       Марк в ответ засмеялся тихо – сам после испытанного отошел уже, хотя двигался тоже едва ли. Выждав паузу, медленно тянулся за лейкой, не разрывая объятий, чтобы смыть все последствия первого совместного душа.       Воду горячее сделал, услышав тихое «холодная», обливал их неспешно, гладил руками, везде, где получалось, целовал параллельно быстро, оставляя короткие, звонкие чмоки. Задержался на шее, когда почувствовал ладонью женин изгиб в спине — первая найденная эрогенная зона.       Продолжал припадать губами за ухом, на тыльной стороне шеи, переходя по мягким чертам подбородка обратно к губам.       – Люблю тебя, – проговорил тихо, давая Жене первому выйти из душевой и подать полотенца – сам же вспомнил про шампунь на волосах, снова обливался водой, сжимая глаза.       Женя ему в ответ улыбался устало, удовлетворенно. Даже не отвечал – какой смысл, если они оба и так всё знают; к тому же, за признания Марк никогда не отвечал, он больше по действиям – получается, сегодня пришлось поменяться местами.       Да и, в целом, особой разницы не было – перемена мест слагаемых на сумму не влияет.       А сумма Женю в этот раз более чем устраивала.