Надеюсь, ты выиграешь в той войне, о которой никому не говоришь.
***
Почти все время перерыва Стелла мирно провела в одном из крайне больших и удобных кресел, периодически попивая играющий в свете люстр бликами коктейль. Общая оживленная атмосфера, сменившая острый накал страстей, который, несомненно, был извечным и верным спутником всех азартных игр без исключения, помогла девушке отвлечься от нескончаемого, до боли назойливого самокопания и избежать коварных сетей, расставленных собственным подсознанием под прикрытием поверхностных тем для размышления. Сейчас ее не тревожило практически ничего; она даже на миг действительно ощутила себя одной из всех собравшихся здесь представителей высшего общества: они выглядели беззаботными, даже ленивыми, неторопливыми и напыщенно важными, собственно, как и Безымянная на данный момент. Вероятно, алкоголь, несущийся вместе с током ее крови, тоже давал о себе знать, разгружая работавший на износ долгое время мозг, сбавляя обороты его усердного труда ровно на столько, на сколько стоило, чтобы можно было позволить себе отдохнуть, ни о чем не думая. Несколько ранее во времени, хранительница Стелларона, как и многие присутствующие здесь, представала свидетелем лихо разворачивавшейся карточной войны на игровой арене, из коей, вне всяких сомнений, победителем мог выйти лишь один человек. С каждой последующей раздачей число участников становилось все меньше и меньше, тогда как сумма выигрыша приобретала фантастическую цифру. Очевидно, что некоторые личности, сведущие и опытные, подгадывали удобный момент и сбрасывали свои карты, прекрасно осознавая, что удача им не благоволит; другие же, судя по всему, менее смышленые, пылкие и отчаянные игроки спешили поставить на кон свои последние кредиты, цепляясь за призрачную надежду поймать проворного Кайроса за хвост, а потом, терпя колкую неудачу, отчаянно закусывали губу и проклинали судьбу за неблагосклонность. Только два человека выделялись на фоне одномастной азартной кучки: господин Генри и Авантюрин. Первый оказался типом на редкость эмоциональным и не скупым на крепкое словцо – достаточно странно, ведь, как казалось Безымянной, подобного рода жаргон выставлял человека невоспитанным и не соответствующим своему высокому статусу, и заставлял сомневаться в правильности нахождения его в светском обществе. Однако, как подметила для себя Стелла, всех вокруг такое поведение вполне устраивало. Возможно, эта легкая развязность и забавная просторечность придавали месье Генри особую очаровательность в глазах остальных людей, и оттого она была ему простительна, а, быть может, он слыл человеком настолько влиятельным и сильным, что никто не осмеливался выказывать личные претензии, страшась быть придушенным авторитетом мужчины. Авантюрин же, в противовес своему оппоненту, вел себя достаточно сдержанно, но всей своей позой давал понять, что он уверен в себе на минимум 200 процентов; его лицо источало неподдельное наслаждение процессом, скрытое торжество и сардоническую насмешку над теми, кто не мог противостоять жестоким ударам судьбы и спешил покинуть поле битвы, не дождавшись настоящего сражения. В то же время в складках лица сигонийца отсутствовала какая-либо фривольность и легкомыслие, обыкновенно играющие на его губах и скулах: каждый раз, стоило новым картам оказаться в его руках или появиться на общем столе, тонкие брови задумчиво сводились к переносице, а вкрадчивый взгляд глаз молниеносно пробегал вдоль лиц каждого сидящего за круглым столом, улавливая малейшее изменение в них. Очевидно, что невербальная реакция в 9 случаях из 10 помогала предугадать последующий порядок действий своего хозяина, и Авантюрин, без зазрения совести, пользовался такой удобной возможностью, обращая вражескую опрометчивость в свое собственное преимущество, пока медленно, с толикой таинственности в уголках губ, проводил длинными пальцами, скрытыми за тканью темных перчаток, по глянцевой рубашке карт. Он выглядел словно рыба, что долго бороздила безбрежные морские воды и наконец смогла оказаться в родной лагуне, в привычной для нее среде существования. Настолько естественным сотрудник КММ представал в подобной обстановке, что могло показаться, будто он профессионально играет не только в покер, но и в саму жизнь, ибо образ хитрого и изворотливого игрока с подвешенным языком сопутствовал ему всегда. Что в жизни, что в очередной партии он расчетливо пускал гламурной пыли в глаза смотрящих своей эффектной внешностью, а руководствуясь прирожденным талантом ораторского искусства, постепенно оплетал их уши сладостной лестью, без ведома несчастных людей подчиняя себе все их внимание. Как только игра, представлявшая собой поединок двух наисмышленейших умов, была окончена сокрушительным поражением господина Генри и триумфальной победой Авантюрина, Стелла хотела подойти к новоиспеченному венценосцу ближе, дабы выразить свое восхищение его мастерским умением играть и, что явно не было секретом, искусством грамотно блефовать, однако вся толпа ярых и страстных наблюдателей тут же устремилась к месту, где восседал сигониец, и перекрыла собой любой путь к нему, даже немного вытолкав Первопроходца подальше от себя. Она, естественно, не расстроилась такому исходу событий, а даже была рада, ведь представляла, как сильно эго блондина будет польщено нахлынувшей волной внимания, которое бессознательно подстрекалось его неизменной, цепляющей эксцентричностью, неповторимой манерой держаться и беспощадно бархатным голосом, коим он обращался ко всем своим товарищам и знакомым. Посчитав бессмысленной какую-либо попытку просочиться сквозь внезапно возникшую живую стену, Безымянная предпочла неспешно обойти кругом всю ложу в поисках наиболее привлекательных личностей, с которыми можно было переброситься парой слов или, худо-бедно, но завязать диалог и тем самым скоротать некоторое количество времени. Деловитые мужчины в дорогих смокингах, накинутых поверх атласных фраков, в большинстве своем избегали женской компании, учтиво скрещивая руки на груди в знак незаинтересованности в беседе, либо же в двойках или тройках попыхивали курительными трубками, обсуждая щепетильные и наболевшие для них одних вопросы мирового и личного масштаба. Чуть благосклоннее держались дамы, уверенно привлекая к своим разговорам любую проходящую мимо них персону. Такой личностью оказалась и Стелла, когда ее притормозила одна изящная молодая леди, плавным жестом подозвав снующую без дела девушку разделить с ней свою скромную компанию. С неумолимым течением временем они обе достаточно неплохо разговорились меж собой, и так увлеклись друг другом, что потеряли счет минутам, поэтому, когда Безымянная окончила длительный и насыщенный приятными впечатлениями диалог, вежливо поблагодарив миловидную женщину за приятное времяпровождение, ее попытки отыскать Авантюрина среди рассосавшейся пестрой массы не увенчались успехом. На мгновение ей подумалось, что он оставил ее здесь одну, ловко и под шумок скрывшись из виду, но это показалось хранительнице Стелларона настолько притянутым за уши, что она тут же отбросила эту мысль. Очевидно, за то долгое время, которое девушка увлеченно провела за беседой, кто-то уже успел "прибрать" блондина к рукам, либо же один из его многочисленных знакомых предложил тому перекурить или охладить голову. Крайний вариант оказался более убедительным по сравнению с первым, так как Стелла отметила, что нигде не могла отыскать господина Генри. Сойдясь на этой мысли, девушка не сумела придумать ничего интереснее, чем занять одно из роскошных вельветовых кресел и продолжить вкушать плоды бурлящей вокруг нее жизни, приправляя новые ощущения необыкновенного вкуса алкогольным коктейлем, что приятно щекотал горло и оседал горчинкой на кончике языка. Как и следовало ожидать, разыскиваемый Безымянной человек не заставил себя долго ждать, ведь спустя 10-15 системных минут он, свойственной ему грациозной и самоуверенной походкой, вторгся в игровую комнату, пафосно раскидывая темные шторы по сторонам. На лице его блестела извечная лисья улыбка, а в глазах плясали крохотные озорные чертики, кои старательно прятались за розовыми стеклами очков. Однако кое-какая деталь, заметная при обращении должного внимания, ненавязчиво выбивалась из общего портрета парня: несколько раз тот нервно поправлял правую перчатку, что и без того плотно прилегала к коже, даже не думая сползать, и довольно выразительно сжимал саму руку в кулак, так, что сквозь ткань проступали костяшки всех пяти пальцев. Авантюрин явно был чем-то накален, хоть и казался в хорошем расположении духа со стороны. Совсем скоро из-за его спины показалась кругловатая фигура господина Генри, чей неуверенный шаг выдавал крайнюю степень напряженности, пускай достопочтенный мужчина и изо всех сил стремился поддерживать образ немного захмелевшего и раздобревшего картежника, натягивая на себя добродушное выражение лица. Он скорее поспешил удалиться подальше от блондина и лихорадочно вклинился в один небольшой мужской кружок, запыхавшись неловким смехом и извинениями за внезапное появление. Это никак не озадачило и не потревожило сотрудника КММ, потому как сейчас он был на пути к серовласой девушке, которая скромно помахала ему рукой, верно, предполагая, что он захочет ее найти. — Я смотрю, ты уже вполне глубоко прониклась здешней атмосферой, подруга? Обратился к Стелле Авантюрин, подойдя ближе к месту, где располагалась его знакомая, и вальяжно припал к мягкому подлокотнику. Девушка с ненавязчивым промедлением обратила взор янтарных глаз, ныне затянутых прозрачной хмельной дымкой, на представшего подле нее сигонийца. В данный момент все его напряжение покинуло кончики пальцев, словно оно никогда в них и не появлялось. — Скорее, я просто обескуражена постоянной и быстрой сменой обстановки. Не то что бы на Экспрессе не бывает каких-то шумных вечеров или посиделок в компании семьи с нашими друзьями с разных планет, просто...у нас это проходит не с таким размахом, да и не на сильно широкую ногу мы живем. Задумчиво произнесла Безымянная, отведя взгляд и откинувшись на спинку кресла. Бесцельно побродив глазами меж лиц, мужских и женских силуэтов, настенных картин и мебели, девушка развернулась полубоком в сторону Авантюрина, изящно закинув одну стройную ногу на другую, спровоцировав яркий отсверк золоченного каблука. Одна из рук покойно улеглась на ручку кресла, пока вторая нежно сжимала хрустальный бокал с небольшими остатками его содержимого. — Я хотела поговорить с тобой ранее, но толпа, судя по всему, твоих преданных поклонников не дала мне этого сделать. Не дав себе договорить, Первопроходец усмехнулась, прикрыв рот ладонью, тем самым вызвав ответную реакцию у блондина. — Ты потрясающе играешь. Безусловно, было бы глупо сомневаться в твоем мастерстве, однако крайне занимательно лицезреть настоящего аса в действии. Признайся, ты ведь блефовал? — Смотря что в твоем понимании значит "блеф". Если ты склонна воспринимать это как грязные уловки с целью прямого и умышленного обмана в угоду себе, то ты ошибаешься. Это больше подходит к определению жульничества. Блеф же искусство более тонкое, и нацелено оказывать непрямое, неявное для соперника психологическое давление на него же. Говоря более простым языком, ты должна заставить своих оппонентов поверить, что на твоих руках карты более сильные, пусть это не всегда будет правдой. Они должны настолько убедиться в опасности своего положения, что без задней мысли захотят поскорее сбросить свои карты и выйти из торгов. Что-то вроде лжи, но во благо. В меру увлеченно разъяснил Авантюрин, сопровождая свои слова экспрессивными жестами рук. — Не хочу оскорбить твою азартную натуру, но для меня все эти понятия звучат не очень-то по-разному. Увы, что взять с такого обывателя, как я? Иронично вопросила хранительница Стелларона, пожав плечами, после чего одним глотком опустошила бокал в своей руке, немного съежившись от все еще непривычных ощущений. — Годы практики, дорогая, годы беспрерывной практики, бесконечных игр и крупных рисков. Ах да, чуть не забыл задать свой главный вопрос. Каковы ощущения? Скрестил руки на груди парень, заинтересованным взглядом указывая на теперь уже пустой фигурный сосуд, который Стелла уверенно продолжала держать в своей руке. — Все в точности, как ты говорил. Поначалу кажется, что острота предательски разъедает язык, однако нежный фруктовый сок охлаждает и сбавляет обманчивые болевые ощущения, а вкупе со жгучим алкоголем дает просто умопомрачительный букет ощущений. На мой взгляд, только поистине преисполнившийся человек способен придумать такое невероятное сочетание. Восторженно изрекалась Стелла, явно эмоционально раскрепощенная алкогольным коктейлем, который она, собственно, сейчас и нахваливала. Авантюрина позабавила такая смена настроения своей спутницы, и он самодовольно сверкнул победной ухмылкой. — Ну, до подлинного сомелье мне еще далековато, однако искренне благодарю за комплимент о моем вкусе, дорогая. Может, хочешь опробовать еще один бокал? Заманчиво поинтересовался сигониец, выгнув одну из светлых бровей дугой. Безымянная, казалось, слегка подобрала себя и даже чуть-чуть прокашлялась. — Нет-нет, не стоит, мне и одного будет более, чем достаточно. Кроме того, стоит досконально прочувствовать вкус "Дьявола" со всеми его аспектами, а слишком большое его количество определенно помешает моим вкусовым рецепторам это сделать. — Какой изысканный и продуманный способ отказать. Хорошо, не буду настаивать. Хохотнул Авантюрин, заметно выправив спину и убрав руки в карманы брюк. — Полагаю, новая партия холдема скоро начнется, ибо время передышки сильно затянулось. Буду польщен, если ты не откажешься вновь последить за моей игрой. Постараюсь держаться как можно достойнее, чтобы оправдать твое внимание. Проговорил сотрудник КММ и, дождавшись, пока его со Стеллой глаза встретятся, игриво подмигнул ей, так, чтобы это заметила только она одна. Отпрянув от подлокотника, Авантюрин отряхнул рукава и поправил ворот своей рубашки, а затем последовал по направлению к уже обрастающему народом покерному столу, не встречая на своем пути преград. Первопроходец, недолго думая, поднялась и твердо стала на ноги, оставив бокал с длинной стройной ножкой одиноко стоять на миниатюрном вытянутом столе в ожидании, когда его, как и многих его друзей, заботливо уберут нередко заглядывающие сюда официанты. На этот раз Стелла уверенно устремилась туда, где занял свое место сигониец, надеясь отобрать себе максимально удобную точку для обозрения.***
Когда стрелки уличных циферблатов, величественно возвышавшихся над вечно бегущими под ними людьми, громогласно отбивали второй час ночи, весь Золотой миг, точно не замечая без устали несущееся сквозь него время, продолжал разражаться гулким эхом веселья, света и музыки. Каждая узкая улочка и просторная площадь сотрясались стозвучным гомоном, вбиравшем в себя мелодии живого оркестра, бряканье автоматов и интерактивных рекламных щитов, оглушительный звон громкоговорителей и радио, окрики разгоряченных взрослых, заразительный детский смех, писк и покрякивание бумажных птичек-оригами, гул моторов аэромобилей и моноциклов, дерзко рассекающих дороги. Сейчас Золотой миг напоминал, скорее, не объемную модельку, кропотливо и с душой собранную по кусочкам трудолюбивыми Грезотворцами, а самый настоящий исполинский живой организм, по венам которого неслась бесконечная блаженная песнь всех собравшихся здесь Искателей грез, восславлявших своими устами и сердцами обетованные просторы Мира грез, что так заботливо прибирал их уставшие, отчаянные или сломленные души под свое златое крыло, оберегая хрупкие, уязвимые, почти что детские мечты каждого своего подопечного от жестоких кошмаров реальности. Подобно сотням обласканных грезами людей, наполнявших своей благодарностью и счастьем каждую улицу этого Мгновения, Стелла и Авантюрин вплетались в поток общего вселенского торжества Планеты празднеств, неспешно прогуливаясь по огромной центральной площади и беззаботно беседуя между собой обо всем и ни о чем сразу. Вероятно, отвлеченность от подковерных игр Пенаконии, от ее второй, непривлекательной и неприятной стороны, где он и она четко разграничивались на героиню и злодея, потихоньку шла на пользу непонятному, странному и запутанному подобию взаимоотношений между Первопроходцем и сотрудником КММ. — А потом этот наивный малый осел как громом пораженный. Как бы я хотел вновь увидеть это выражение лица, ха-ха-ха-ха! Завершал очередную историю из своей жизни блондин, положив руку на сердце и звонко хохоча. Он был не бессовестно пьян, но ощутимо раскрепощен алкоголем, который сейчас напоминал о себе розоватым румянцем на щеках и задором, пропитывающим каждую мышцу лица сигонийца. Стелла же, отошедшая от прямого хмельного воздействия, в ответ лишь более-менее сдержанно смеялась в кулак, не в силах противостоять необычайно веселой и расслабленной ауре, витающей вкруг Авантюрина, и слабым остаткам алкоголя в своем собственном сознании. — О Великий Клипот, я, наверное, веду себя так отвратительно. Прости меня сердечно, дорогая моя подруга! Но я, увы, не способен противостоять обстановке, что так и располагает к небольшой развязности и громким откровениям.. — И от кого же я слышу эти сожаления? Ушам не верю! Вновь рассмеялись вместе девушка и парень. — Скажу тебе сразу, что за рулем на этот раз буду я. И никаких пререканий. Более сурово произнесла Стелла, сама сконфузившись от того, как прозвучала последняя фраза. Однако блондина, вероятно, тон ее голоса не напряг, а даже наоборот, развеселил еще больше. — Ты хоть за рулем когда-нибудь бывала, подружка? — Аэромобиля? Отнюдь. Но я водила нечто похожее на него, так что, надеюсь, моих теоретических навыков будет достаточно для реализации их на практике. — А-ха-ха-хах, ты, главное, сделай лицо посерьезнее и задумчиво смотри на дорогу перед собой, тогда твоему профессионализму поверю не только я, но и кто угодно. В очередной раз сотрудник КММ залился задушевным смехом, а Первопроходец показательно закатила глаза, но не устояла перед соблазном посмеяться вместе с ним. Благодаря Вселенную за ее великодушие, проявленное в отсутствии у Безымянной топографического кретинизма, совсем скоро Стелла узнала ту улицу, на которой несколькими часами ранее они с Авантюрином разошлись и встретились вновь. Тут же, чуть поодаль, она заметила небольшой закуток, где их двоих покорно ожидал личный аэромобиль. Сигониец, очевидно, смекнул, что к чему, потому, пошарив в кармане пиджака, достал оттуда ключ и протянул девушке, ловко выхватившей его из мужской руки. Оказавшись ближе к аэромобилю, хранительница Стелларона тыкнула в одну из десятка кнопок, на что Сапсан одобрительно отозвался разблокированными дверьми. Посчитав, что начало ее водительской карьеры уже выглядело неплохим, Стелла проследовала к нужному сидению. Стоило только ей усесться, как она сразу пристегнулась и уложила обе свои руки на гладкий руль, сдерживая дрожь, набегавшую на ее пальцы. Глубокий вдох и выдох. — Оу, не беспокойся так сильно! Я могу оказать тебе услугу и побыть твоим надежным инструктором, если пожелаешь, милая. Издевательски спокойно пропел Авантюрин, увалившись на пассажирское, после чего недолго потянулся, тряхнул головой и подпер ее одной из рук, облокотившись на невысокую спинку сидения, расположившись лицом к своей подруге. — О-о-о, ради всего сущего, просто сиди смирно, и за это я буду тебе благодарна больше всего. А вообще, пристегнись, если боишься за свою жизнь и не доверяешь мне свою безопасность. Передразнила его Первопроходец некогда сказанными им самим словами. За наигранно раздраженным выдохом последовало недолгое клацанье, и неожиданную тишину салона разрезал звук загудевшего мотора. Набравшись как можно больше сил, терпения и особенно нервов, Стелла плавно двинула рулем аэромобиля, руководствуясь исключительно воображаемой картой в своей голове и собственной интуицией.***
— А ты переживала. Для первого раза ты очень даже сносно справилась. Поздравляю, так сказать, с крещением, дерзкая гонщица, ха-ха-хах! — Да-да-да, потешь свое эго вволю, пока тебе предоставляется возможность оставаться безнаказанным. Хлопнула дверью хранительница Стелларона, шумно выдохнув в ответ на подстрекательства сигонийца. Тот, в свою очередь, давно поднялся с насиженного места и успел подхватить с задних сидений немногочисленные пестрящие шиком пакеты, на каждом из которых красовалась именитая надпись или эмблема магазина. Стелла с ровным выражением лица заблокировала двери Сапсана и твердо направилась ко входу в отель, на некоторое время ставшего ее нескромным приютом. За ней, не отставая, устремился блондин, то ли исчерпавший весь свой запас сарказма, то ли попросту вымотанный многочасовыми мозговыми штурмами, преследовавшими его все то время, которое он провел за покерным столом. Весь путь до номера они оба молчали, вероятно, желая поскорее очутиться в уже знакомых им стенах и сбросить с себя тяжелый груз ярких эмоций и впечатлений, оставленных на память о себе бурным ночным казино и звенящих сейчас внутри каждого из них наперебой. Наконец, завидев долгожданные цифры, выгравированные на белоснежной двери, Безымянная прибавила шагу, попутно вынимая из брюк свой электронный ключ. Чуть ли не подбежав к заветному месту, она приложила платиновую карточку к замку, и только-только он пикнул в знак открытия, как Стелла широко распахнула дверь и вдохнула приятный цветочный аромат, наполнявший просторный зал. — О-ох, вот мы и здесь! Наконец-то можно будет продышаться полной грудью и отойти от буйных ночных похождений. — Дорогая, я искренне разделяю твое счастье и облегчение, но, может, ты все же соизволишь пропустить и меня? Подал свой голос сотрудник КММ, подошедший едва не вплотную к спине хранительницы Стелларона. Та тут же отпрянула в сторону, открывая желанный проход, чем Авантюрин поспешил воспользоваться. Оставив небольшой багаж на тумбочке под входным зеркалом, парень парой незамысловатых движений скинул с себя туфли, после чего устремился к дивану и без раздумий плюхнулся на него, сопроводив свое падение блаженным протяжным мычанием. Такого рода жест вызвал безукоризненную усмешку на лице Стеллы, которая сама старалась побыстрее избавить свои ноги от каблуков и упасть в объятия чего-нибудь мягкого. Не придумав ничего лучше, она сделала несколько шагов, разминая затекшие ноги, и, точно сбитая волной накатившего на ее тело экстаза от чувства свободы в ногах, бухнулась на бархатный ковер и распластала вдоль него все свое обмякшее тело. — И все же каблуки это поистине болезненное удовольствие.. Протянула Безымянная бессильным тоном. — Зато какое эффектное.. Послышалось со стороны дивана. — Слушай, а здешнее кафе работает допоздна? Или оно уже в такое время закрыто...? — Нет, у них круглосуточное обслуживание. Ты даже можешь передать свой заказ через специальное устройство, располагающееся в твоей комнате, и тебе доставят его прямо к двери. — Было бы очень славно, но я, пожалуй, спущусь и поужинаю прямо там. — Уверена? — Более чем. Ты со мной? — Нет-нет, я пас. Мне вполне хватило закусок с фуршета. Да и если я вдруг буду изнемогать от голода, я закажу еду к себе в комнату, так что ступай, не заставляй свой желудок страдать. — Как знаешь.. В таком случае, спокойной ночи? На всякий случай. — Приятных снов, дорогая. И приятного аппетита. — Благодарю. Эх, придется вновь на недолгое время залезть в это орудие для пыток... Раздосадовано пробубнила девушка, нехотя поднявшаяся с пленительно мягкого ковра, всем сердцем не желая вырываться из его обходительного плена. Медленно она добралась до основной двери и недоверчиво оперлась на нее, тут же начав обуваться. Покончив с сим неблагодарным, на данный момент, делом, Первопроходец расправила плечи и выпрямила спину, подзатянула хвост, ради этого заглянув в длинное овальное зеркало, и, напоследок окинув заметно уставшим взглядом залу, скоро удалилась из поля зрения Авантюрина, практически неподвижно лежавшего на нескольких маленьких подушках и неотрывно наблюдавшего за девушкой. Как только входная дверь хлопнула, а стук женских каблуков показался ему еле уловимым и расплывчатым, сигониец шумно выдохнул, приложив тыльную сторону ладони ко лбу и сомкнув веки в полном молчании, разве что нарушаемым равномерным тихим дыханием. « "А ты осмелел за последнее время, раз не боишься оставаться со мной один на один, трусливый павлин." Неожиданно раздался едкий, вкрадчивый голос, прокатившийся цунами по сознанию только-только расслабившегося Авантюрина. Он моментально распахнул глаза, однако практически сразу прикрыл их, сведя брови к переносице и потирая пальцами виски в немом раздражении. — А я уже подумал, что ты наконец научился хорошим манерам, сумел прикусить свой длинный язык и заткнуться, когда с тобой не хотят говорить. "Ха-ха-хах, какое грубое обращение ты себе позволяешь! Я же твой самый близкий и надежный друг, не забыл?" — Как раз-таки наоборот, ты – мерзкая и до боли липкая зараза, возомнившая о себе слишком много. Проваливай, и не донимай меня своим бессмысленным присутствием. "О-о-оу, ранишь своими словами точно острыми кинжалами! А я всего-то хотел поболтать с тобой о твоей жизни." — Я не имею ни малейшего желания заводить разговор с тобой, и моя жизнь находится исключительно под моей юрисдикцией. Пошел прочь, оставь мою злосчастную голову. Мне нет дела до очередного потока твоих грязных издевательств. Гневно отрезал блондин, попытавшись изолировать свой разум от низкого надменного смеха, что расползался по уголкам сознания точно стая склизких ядовитых змей. "О-о-о, но ведь ты же прекрасно понимаешь, что не в силах от меня избавиться. Вернее сказать, у тебя нет на это права. Я — это ты, а ты — это я. Ты — беспомощный слабак, посчитавший себя чем-то стоящим и важным, тогда как я — оплот твоего последнего достоинства и ничтожных крох рассудка, благосклонно помогающий тебе держать твое отвратительно смазливое лицо. Только благодаря моему присутствию ты еще цел и невредим, купаешься в роскоши и всеобщем внимании." — Это не твоя заслуга. "А чья, идиот? Хочешь сказать, к тому, что ты сейчас из себя представляешь, приложило свою руку нечто безвольное, жалкое и ничтожное, как ты? Веришь, что ты сам осмелился идти по головам, играться с чужими судьбами, поворачивать или топтать их так, как вздумается? Смог переступить через свою совесть и мораль ради того, чтобы обманом, провокациями и призрачной властью построить себе лестницу в небеса, к райским вратам? Я не думал, что ты до такой степени глуп и смешон." Продолжал глумиться несмолкаемый внутренний голос, медленно, но верно накаляя своего хозяина. — Заткнись. Это последнее предупреждение. "Что, правда глаза режет? Нелегко, наверное, получать подобного рода комплименты не только от окружающих, но и от самого себя всю свою жизнь, верно?" Но вопрос остался без единого ответа. Авантюрину даже на мгновение показалось, что его альтер-эго замолчало, вдоволь насытившись кипевшей в его жилах яростью, однако совсем скоро оно вновь дало о себе знать: "Жалкий придурок. Ты действительно поверил в то, что хоть одна живая душа искренне согласиться иметь с тобой дело, а тем более водить с тобой дружбу или хотя бы считать тебя своим знакомым? Как можно доверять столь низменной, скользкой твари вроде тебя? На тебя не бросает свой взор даже Смерть, кою ты вожделенно молил внять своему зову, снизойти до твоей убогой душонки и покарать ее вечным забвением." Не встречая сопротивления со стороны своего носителя, не знавший пощады голос продолжал уничижительную тираду: "Очнись, слепой ты ублюдок, и хоть раз посмотри дальше своего носа, пока я самостоятельно не расшиб твои осточертевшие мне розовые очки и не ткнул тебя твоей паршивой мордой правде в лицо: ты один. Ты всегда был, есть и будешь одинок. Ты можешь продолжать бешено возводить вокруг себя стену из красочных иллюзорных картинок, окружать себя надежными людьми, которых ты на самом деле воспринимаешь как полезные инструменты для свершения твоих амбициозных планов, сменять сотни масок, скрываться под личиной самых разных персонажей, коих ты так скрупулезно выдумываешь для каждого встречного. Но ты никогда не убежишь от судьбы. Тебе хватило дерзости обмануться, будто ты целиком подчинил свою жизнь себе, хотя этому не бывать во веки веков. Твоя жизнь давно не принадлежит тебе, а ты — пожизненный раб той личности, от которой так отчаянно стремился скрыться все эти годы. Ты убегал от меня прочь, не осознавая, что в то же самое время несешься прямо в мои цепкие руки. Я проявлял себя в каждом сказанном тобой фальшивом слове, проскальзывал сквозь твою приевшуюся улыбку, отточенные до автоматизма эмоции, наблюдал мир твоими лживыми глазами. Ты по собственному желанию воссоздал меня из той боли, страха и одиночества, что сопутствовали всему твоему сознательному существованию. Ты сам впустил меня в свое в клочья растерзанное сердце, обнажил предо мной зияющие душевные раны и молил о помощи, словно отчаявшийся грешник на покаянии. Я ни на одну секунду не покидал тебя, не позволял сдаваться или останавливаться на половине пути к желаемому. Я не предавал тебя. И лишь я один всегда мог тебя понять." — ... Ты ошибаешься. Раздался вдруг приглушенный, явно измученный диалогом голос самого Авантюрина. "Что? Только не смей говорить мне, что тебя на полном серьезе тронули слова этой глупенькой девчонки. Окстись, кретин. Она — очередная жертва твоих искусных и грамотно спланированных манипуляций. Ничего, кроме ее разрушительной внутренней силы тебя в ней не интересует. О Великие Эоны, ты сотни раз слышал подобные слова, и все они были или результатом наивной веры в твой обман, или легким способом отмахнуться от твоих подозрений. Ты растрясешь ее до нужной тебе степени, распотрошишь ее чистую, девственную душу, вынешь из нее все, что посчитаешь нужным, а потом перекинешь через плечо как сломанную марионетку к горке таких же ныне лишенных для тебя ценности кукол и забудешь о ней, оставишь крохотным пятном в своей скоротечной памяти где-то на задворках туманного подсознания." — Но... Она была искренна и честна в каждом своем слове. "А ты? Был ли ты честен с ней, кидаясь в нее комплиментами точно ничего не стоящими для тебя деньгами? Был ли ты откровенен, когда старался поддержать, взбодрить или отвлечь ее измученную тяжкими думами душу, определенно точно не наигранно натягивая понимающую улыбку? Что взыграло в твоем воспаленном сознании, когда ты взвел курок на своего давнего товарища: желание отстоять честь бедной девушки, или яростная ревность из-за посягательства на твою вещь?" — Ты... Однако непреклонный суровый голос не позволил сигонийцу продолжить мысль: "Чем ты руководствовался, когда нагло соврал ей, положив в ее руки одну из тысячи игральных фишек, выдавая ее за самую, что ни на есть, важную для тебя вещь во Вселенной? Ты же никогда, никому в жизни не позволишь притронуться к той единственной вещице, которая действительна дорога твоему гнилому сердцу. А теперь сложи дважды два и сделай правильный вывод: ты бессовестно солгал ей, продолжая это делать, и пытаешься убедить себя в том, что она особенна, отлична от остального мира и безликих теней, наполняющих твою жизнь. Однако ты своими же грязными руками опроверг шаткую гипотезу, вложив в ее ладони гребаную ничего не стоящую пластиковую фишку." — Я... "Ты не достоин ни капли того, что получаешь каждый день и о чем грезишь каждую чертову ночь. Ты не заслуживаешь того, что безвозмездно готова дать тебе она, не требуя ничего сверхъестественного взамен, кроме крохотного проявления искренности. Тебя не исправит никто и ничто, потому что ты — хронически бесчестный делец и картежник, всякий раз небрежно бросающий на кон присвоенные себе чужие жизни в упоенной надежде выйти победителем. А что ты будешь делать, когда твой запас пешек иссякнет? Сможешь ли ты пойти ва-банк и поставить собственную жизнь?" — Я всегда ставлю только ее одну. Больше мне играть не на что и незачем. "Ха-ха-ха-хах, решил поиграть в бесстрашного героя? Хорошо-хорошо, актерского мастерства тебе не занимать, сукин ты сын. Что ж, не вижу больше смысла биться в глухие стенки твоего атрофированного мозга. Было приятно поболтать с тобой." — Не взаимно. Проваливай. "Аха-ха-хах, не беспокойся. Совсем скоро мы встретимся вновь..." » Протянуло мерзкое, до мозга костей осточертевшее сотруднику КММ альтер-эго, прежде чем оставило его разболевшуюся голову, которая, казалось, вот-вот расколется напополам. Он не хотел встречаться с этим истязателем вновь, даже готов был пасть на колени и молить великодушную фортуну сжалиться над ним и упросить судьбу-властительницу избавить блондина от счастья еще раз столкнуться с ним. С терзавшим денно и нощно его искалеченную душу злостным демоном разума. Он ненавидел его. Презирал за то, что тот с одного меткого удара попадал своими словами точно в цель. За то, что только он никогда ему не солгал. За то, что знал как облупленный истинный облик своего хозяина, ведал о его подлинных помыслах и намерениях. Знал правду и орудовал ей так же профессионально, как сигониец пользуется уловками в карточных играх. Авантюрину стало тошно. Плохо от осознания, что чертов двойник, не имевший даже собственной телесной оболочки, имел вес в своих словах, обвиняя его во лжи и не ошибаясь. Он обманывал себя. Окружающих. Коллег. Подопечных. Любого встречного-поперечного. И ее. Тонкая эфемерная пелена, сотканная из сплошных помешанных вымыслов и откровенного вранья, обрушилась в один миг, как карточный домик, рассыпавшийся от дуновения сурового ветра. Он тщетно старался одурачить свое сознание и в итоге сам же сел в лужу, неистово надеявшись заставить себя поверить в идею о том, что он способен быть чистосердечным. Может быть настоящим человеком, а не жалкой его копией. Его одолевало тихое, необъятное отчаяние, когда он мыслями достигал незыблемого образа хранительницы Стелларона. Отчего-то именно она пробуждала в нем те последние выжившие крохи сожаления о том, что она стала еще одной добровольно наступавшей в его охотничьи капканы жертвой. Он не понимал, как эта девушка все еще не бросилась прочь от него, хоть и имела полное право отвернуться от блондина, сжечь все мосты и оборвать любые связи? Почему она так стоически терпит его компанию и по сей час остается рядом? Неужели она хочет быть одураченной, преданной или оскорбленной? Неужто и ей, столь порядочной и разумной личности, не чуждо желание острых ощущений, балансирующих на грани мазохизма? Более того, осознанно ли она идет на риск? Авантюрин не знал. В очередной раз он доказал себе, что не имеет ни малейшего представления о том, что творится в уме Безымянной. Но он хотел знать. И хотел выяснить это уже честным способом. Нет, он не позволит дурному сатанинскому выродку манипулировать собственным рассудком, не даст убедить себя в невозможности быть другим. Своей жизнью он распоряжается сам, и лишь он один в своей голове хозяин. «Черт, этот придурок измотал меня в край своей абсурдной болтовней. Думаю, следует поскорее улечься в кровать и постараться уснуть...» Заключил про себя сотрудник КММ, массируя трещавшие от боли и легкого похмелья виски. Сделав глубокий вдох, Авантюрин одним движением оказался в положении сидя, тут же ухватившись за голову, донимавшую его не унимающейся мигренью. Собрав оставшуюся волю в кулак, парень поднялся на ватные ноги и, не раздумывая, поплелся к двери в свою комнату. Нашарив в брюках нечто, похожее по ощущениям на электронный ключ, он приложил его к дверному замку, и вошел сразу же, как снизу донесся негромкий "дзынь". Наконец-то очутившись в личных покоях, утомленный блондин лениво стянул с себя всю одежду, которую скинул на небольшую прикроватную тумбочку, и без задней мысли уронил свое тело на непростительно мягкую перину, позволив себе удовлетворенно ахнуть и расплыться в слабой улыбке. Помедлив где-то с пару минут, сигониец нащупал под собой одеяло и ловким телодвижением укутался в него. Головная боль заметно стихла, очевидно, не способная побороть накатившую разом вселенскую усталость, усилившуюся от блаженного ощущения кровати под спиной. Возможно, Авантюрин имел некое желание пораздумать перед сном обо всем, что произошло за сегодня, но его планы были сорваны банальным недостатком сил. Морально он точно был выжат, оттого без малейшего сопротивления сомкнул отяжелевшие веки, расслабил свинцовую голову на столько, на сколько мог, и был готов отдать свою душу покровителю сновидений. Увы, он даже не подозревал, какие чудовищные пытки поджидают того, кто единственный раз посмел ослабить бдительность.***
Стелла, не торопясь, шла по протянувшемуся далеко вперед коридору этажа, стараясь не сильно громко стучать своими тяжелыми каблуками. Нередко ее внимание приковывал завораживающий вид, разворачивающийся за громадными панорамными стеклами, однако девушка каждый раз поспешно отвлекала себя от увлеченного разглядывания пейзажей Золотого мига, озираясь то вперед, то назад, с целью удостовериться в том, что она не прозевала нужную ей дверь. К счастью, такого не случилось, и совсем скоро Безымянная предстала перед ее с Авантюрином номером. Аккуратно приоткрыв дверь, Первопроходец проскользнула вовнутрь и оказалась окутана мраком, потому как ни один источник света включен не был. Оглядевшись по сторонам, она заметила, что зал пуст, а дверь в опочивальню сотрудника КММ была надежно заперта. Облегченно выдохнув, хранительница Стелларона поспешила оказаться уже в своих апартаментах, и, когда ей это удалось, она тихонько прикрыла дверь, дождавшись характерного щелчка. Сытая, но вымотанная насыщенным днем девушка сладко потянулась, после чего села на край кровати и принялась разуваться, раздеваться и переодеваться в спальное и расплетать свои волосы. Пару минут она помассировала голову, избавляя ее от чувства стянутости и напряжения, а потом, беззвучно зевнув, улеглась спиной на просторную кровать, раскинув по сторонам ноги и руки, словно бы в одной из поз для медитации, однако ее сознание требовало не очищения чакр, а долгожданной рефлексии всего, что успело с ней произойти. Стелла не смогла не поддаться соблазну немного порассуждать наедине с собой до тех пор, пока ее мозг не утомится до необходимой для глубокого сна степени. Заведя руки за голову, Первопроходец плавно погрузилась в далекие, отстраненные думы, надеясь вскоре провалиться в непробудный сон. К сожалению, уснуть ей так и не удалось. Стоило девушке только хоть чуточку нормально задремать, как ее голова словно по накатанной окунала ее в нескончаемый жестокий кошмар, который Безымянная всей душой желала вычеркнуть из памяти. Только вот теперь на этот ужас накладывались чьи-то то ли отголоски снов, то ли осколки воспоминаний, судя по всему, витавших в здешней мемории. Это все только усугубляло, превращая ничтожное подобие сна в смесь смазанных лиц, неразборчивых голосов и попросту дикую какофонию, изничтожавшую и так потрепанную женскую нервную систему. Потратив не один системный час в борьбе за право на отдых, Стелла, в конечном итоге, проиграла. Расстроенная и утомившаяся, она поднялась с кровати, протерла заплывшие глаза и протяжно зевнула, выглядя при этом крайне потерянно. Поразмыслив какое-то время, девушку посетила достаточно здравая мысль: выйти на балкон, подышать прохладным воздухом и дать голове остыть. Еще раз обреченно вздохнув, она поднялась, оправила собравшиеся комом ночные шортики и сползшую с плеча лямку шелковой майки, после чего, подойдя к двери, протянула руку к узорчатому крючку и сняла с того великолепного вида домашний халат, непринужденно накинув его на себя. Подвязав его как следует, Стелла плавно провела платиновой карточкой по замку, отпирая выход из своей комнаты и ступая за ее порог. Каково было ее удивление, когда она почувствовала легкий ветерок, запах табака и аромат с сандаловыми нотками, тянущиеся со стороны балкона. Она стушевалась, потому что не подумала о вероятности оказаться не единственной здесь полуночницей. Что ж, деваться особо было некуда, да и сигониец, вероятнее всего, обладал хорошим слухом и уже успел понять, что он тут теперь не один. Осторожно отодвинув легкую занавесь, хранившая молчание Безымянная ступила на мраморный балкон, неторопко приблизившись к его краю. Уложив руки на перила крестом, девушка оперлась на одну ногу и слегка опустила подбородок, бесцельно уронив взор янтарных глаз куда-то вперед себя. Она удивилась тому, что с самого ее выхода и по сей момент Авантюрин не издал ни звука. Долго не решаясь, Первопроходец все же осмелилась и боковым зрением сфокусировалась на фигуре, стоявшей по левую от нее сторону. Сигониец выглядел крайне уставшим и...подавленным? В изгибах его тела не было обыкновенной для него изящности и грации, а в очертаниях лица будто вообще отсутствовала жизнь. Но что настораживало больше всего, так это глаза. Они были пусты и неподвижны. Свойственный им игривый сиреневый блеск, отливающий глубокой синевой, словно бесследно исчез, оставляя после себя одну лишь бесцветную окаемку. И это бессознательно насылало табун мурашек, бешено перебегавших от шеи к пояснице и обратно. Стелла побоялась начинать диалог, а сотрудник КММ, вероятно, вовсе об этом не думал, если вообще заметил постороннее присутствие. Все, что он позволял себе сделать, так это затягивать едкий сигаретный дым, выдыхать его тонкой серой струйкой и, когда потребуется, тушить бычок о уголок пепельницы, заменяя скуренную сигарету новой. Спустя приблизительно пятую, на счету Безымянной, сигару, она собралась с мыслями и попробовала завязать разговор. — Я полагала, что ты уже давно спишь глубоким сном. — Как видишь, нет. Сухо ответил парень, ни на йоту не меняясь в лице. Он даже не удосужился повернуть к говорящей голову. — Ясно... Тебя что-то тревожит? — Это не твое дело. Все так же отрешенно проговорил сигониец, разве что тон его голоса на миг стал суровее и раздраженнее обычного. Хранительницу Стелларона отчасти задела такая грубость, но она сошлась на том, что, вероятно, пожелала поговорить о том, чему следовало оставаться вне ее ведома. И вновь воцарилось мертвое молчание. Кому-то оно могло показаться длиною в вечность, кому-то – в ничтожные пару миллисекунд, однако прерывать его не думал ни один из них. Первопроходец ощутимо оробела: ей в новинку было наблюдать своего знакомого с такой стороны. Она не представляла, как стоит к нему подступить, потому что в моменты отчаяния и потерянности рядом с ней нередко оказывался господин Вельт или Дань Хэн, которые имели гораздо больше опыта в успокоении и поддержке сбитого с пути человека. Время непрестанно утекало вдаль, и вот, наконец, стихшая до сей поры девушка предприняла определенно рискованный шаг, переступив через свой страх и, вероятно, саму себя: незаметно, она подошла к отчужденному парню и медленно, с опаской, приобняла его за плечо двумя руками, стараясь не надавить, а затем плавно, почти невесомо уложила на него свою голову, сбивчиво выдохнув и сомкнув глаза. — Что бы не происходило в нашей огромной Вселенной, ни одна живая душа не заслуживает переживать тяжелые времена своей жизни в полном одиночестве. Эта ноша...безмерно тяжкая. Человек может не заслужить всеобщего прощения за свои деяния, однако наказание одиночеством он не заслуживает. Корень почти всех людских проблем, бед и катаклизмов кроется именно в том, что в нужное время тот, кто искал спасения и нуждался в нем больше всего на свете, не обрел его, ибо был один. На данном слове Стелла замялась, и в приступе паники чуть крепче сжала мужское плечо, но все же продолжила: — Я кристально чисто знаю, что мне и тебе суждено оказаться по разные стороны баррикад в предстоящей игре, что я – лишь важная деталь твоего грандиозного замысла, в случае исполнения коего ты наверняка оставишь меня, потому что ничего выгодного я более для тебя представлять не буду. Но сейчас, прямо здесь, пока я и ты – обыкновенные знакомые, вместе отправившиеся на отдых в Золотой миг, я готова выслушать тебя, если ты будешь не в силах справляться самостоятельно. Я не буду настаивать и требовать, ровно так же, как и не воспользуюсь твоими словами против тебя, потому что ты тоже человек, и я никогда не пренебрегаю сией непреложной истиной. Сложный, с виду неприятный и подлый, но живой человек, со своими недостатками и проблемами, чувствами и эмоциями. Ты волен отвергать мою помощь или спорить с моим видением ситуации, но знай – мое мнение останется незыблемым. Вполголоса почти исповедалась хранительница Стелларона, замолчав в ожидании неизвестности. Авантюрин не обронил ни единого слова – даже его дыхание казалось лишенным всякого звука. Он все еще оставался недвижим, и вот, когда перенервничавшая чуть ли не до обморока девушка потеряла какую бы то ни было веру в сказанные ею слова, блондин покойно склонил свою голову, положив ее на сероволосую макушку. Рука, державшая дымившуюся сигарету, опустилась на перила, пару раз отчетливо дрогнув. Такой жест, пожалуй, в подобной ситуации имел силу донести собой нечто большее, чем пустые слова, да и хранительница Стелларона совершенно в них не нуждалась. Пока ее тревожило и одновременно будоражило только то, что, она сама смогла отыскать верные слова, ставшие хлипким мостиком через пропасть, раскинувшуюся между всяким человеком и загадочной, бездонной душой сигонийца, подход к которой, верно, обнаружить мог далеко не каждый, и не каждого парень был готов подпустить к себе. Возможно, девушка в который раз стала исключением, доселе непозволительным в устоявшемся образе азартного игрока-одиночки, не знавшего ни бескорыстной помощи, ни дружеского плеча, ни простого доброго слова.