Вместе мы едины 1: Распутать узлы

Было очевидно, что Пауль нервничал. Его руки были сложены в замок, он теребил пальцы, а потом переключался на пуговицы на рукавах или пялился на застежку на куртке. Пауль делал что угодно, но не смотрел Тиллю в глаза. — Так… И что в итоге? — спросил Пауль. Его голос звучал преувеличенно весело. — Что там у тебя на уме? — он всегда бормотал, когда волновался. Тилль внимательно посмотрел на него, пытаясь определить, с чего начать. — Если честно… Много всего. Пауль коротко взглянул на него и тут же отвернулся, стоило их взглядам пересечься. — Пауль, — позвал Тилль. — Хватит. Посмотри на меня. Я не смогу с тобой разговаривать, если ты будешь так себя вести. Пауль вздохнул и пнул камень, который встретился ему по пути. Он так и не поднял головы, но его слова звучали отчетливо. — Я знаю, что ты спросишь у меня. Но это был не я. Тилль вдруг почувствовал огромное облегчение, но оно почти сразу же сменилось непониманием. — Что? Что ты имеешь в виду? Откуда ты уверен в том, что я хочу спросить? — Он мне сам рассказал. Слова ударили Тилля прямо в живот. — Кто? — спросил он сдавленно. — Я обещал ему, что не скажу. Иначе бы он мне ничего не рассказал. Это было его условие, — Пауль медленно покачал головой. — Похуй на условия, — Тилль вдруг почувствовал сильную злость. — Я должен узнать, кто это был, черт возьми! — Я не скажу. Это не мое дело, — Пауль поднял на него взгляд. Несмотря на то, что в нем читались и боль, и сочувствие, и сожаление, он был твердым и уверенным, — Когда он пришел ко мне, то был в панике. Сказал, что сотворил что-то непоправимое, и что ему нужна была помощь. Он попросил моего совета, и я хотел помочь ему так, как мог. Но я был растерян, и понятия не имел, что сказать. Больше я не могу рассказать тебе, Тилль. Прости. Тилль сжал кулаки. Те так и чесались в желании ударить. Он ненавидел это ощущение больше всего на свете — и это касалось и злости, и неизвестности. — Черт… — он опустил голову вниз. — Все и так хуже не куда, а тут получается, что все все знают, кроме меня. Супер. — На сколько я знаю, он разговаривал только со мной. Ни я, ни он не делились этим с другими, — попытался успокоить Пауль. К удивлению Тилля, это немного сработало. — И что мне теперь делать? Ждать, пока он сам не признается? Попытаться все забыть? Если к тебе только и бегают, что за советами, может, и мне скажешь, что делать? Пауль поджал губы. На его лице возникло отчаянное выражение, и Тилль на секунду почувствовал себя виноватым. Чувство стыда только укрепило его злость. — Я не знаю, — тихо признался Пауль, — Он не сказал мне, что собирался делать со всем этим… Он просто хотел… Чтобы его кто-то успокоил и сказал, что все будет хорошо. — Да-а… — Тилль раздраженно покачал головой, — ничего не будет хорошо. Ничего. Поверить не могу… И что теперь делать? — повторил он. — Хотел бы я знать, — Пауль по-настоящему сожалел. — А я бы хотел, чтобы люди перестали говорить «я не знаю», и дали бы мне нормальный совет, — пробурчал Тилль. — Если бы у меня был хоть один, я бы тебе непременно его дал. Ты же знаешь, что я бы сказал. — Да откуда?! — Тилль всплеснул руками, — Я… Я чувствую себя так, будто понятия не имею, что творится у нас в группе. Разве я не заслуживаю хоть капли уважения? Или я прошу так много? Неужели я не имею права знать, кто отымел меня в задницу? Пауль поморщился из-за грубого жеста, которым Тилль сопроводил последнее высказывания. — Я сожалею. Я думаю… Я думаю, что ему надо было сразу тебе все рассказать. Мне кажется, что ему было просто страшно. — Это ему-то? Удобная позиция! Может, ему стоило задуматься об этом до того, как совать свой член в мою задницу?! — Тилль, приглуши голос. Мы на улице. Тилль уже набрал в легкие воздуха, чтобы закричать во весь голос, чтобы каждый прохожий узнал о том, что его использовали, а затем врали прямо в лицо, но потом поймал себя на мысли, что вел себя, как ребенок. Он стиснул зубы и заиграл желваками. — Что ж… Спасибо за разговор, спасибо за потрясающие советы, — сказал он саркастически, — Давно мы не были так откровенны друг с другом, — Тилль развернулся на каблуках и быстро пошел в сторону дома. — Тилль, погоди, — Пауль быстро догнал его. Тилль даже не замедлился, решив, что игнорирование было приемлемой альтернативой его детскому поведению. Почему-то ему доставляло удовольствие держать в неизвестности лучшего друга. Чувство было похоже на месть. — Тилль, ну, не дуйся… У меня не было выбора. Тилль! Погоди, остановись. Послушай… Остановись же! Я постараюсь объяснить чуть больше. Пожалуйста. Тилль сбавил темп шагов, и Пауль, наконец, перестал бежать. — Ну? — настала очередь Тилля не поднимать взгляд. — Когда он пришел ко мне, то был в абсолютной панике. Он сказал: «Я сделал непоправимое и понятия не имею, что должен делать дальше». Ему было страшно, что если ты узнаешь, то ты… Ты… Ты начнешь вести себя так, как ведешь себя сейчас. — То есть, по твоему, я не имею на это права? — спросил Тилль. Пауль покачал головой. — Нет. Ты имеешь право злиться. Это я ему и сказал. Я сказал, что… Сказал, что простого «извини» и признания будет недостаточно. Потому что он предал твое доверие… — Среди всего прочего, — вставил Тилль тут же. — Да. Все, что я могу предложить тебе… Это обещание, что я поговорю с ним вечером, если ты захочешь. Я скажу ему, чтобы он взял себя в руки и пришел к тебе поговорить. Тилль вздохнул и все же поднял взгляд на Пауля. Его лицо, и без того эмоциональное, было полно печали. Тилль поморщился. — Хватит. Ты выглядишь, как побитый щенок, — пробурчал он. — Я ненавижу, когда ты так делаешь. Пауль горько усмехнулся, а потом похлопал Тилля по плечу. Тот подумывал сбросить его, но потом решил, что это все равно бы не помогло. Наверное… Наверное, с точки зрения Пауля ситуация была совсем невероятной. Конечно, он понятия не имел, что делать и как поступать. Тилль вздохнул. — Как бы я хотел, чтобы ничего этого не было, — сказал он очень тихо. Пауль погладил его по плечу. — Я сожалею, что все это произошло. Я пытался уговорить его сразу же признаться тебе, но он меня не послушал. Он думал, что настолько сильно облажался, что ты больше ни за что не заговоришь с ним. Тилль тяжело вздохнул. — Я даже… Я даже не злюсь. Мне просто… — он попытался подобрать слова, — мне больно. Мне больно, что он это сделал со мной. Пауль долго смотрел на него, прежде чем нерешительно спросить: — Ты сожалеешь? Какое-то время Тилль раздумывал над вопросом. Сожалел ли он? Он, и в самом деле, чувствовал себя преданным. Сожаление тоже входило в спектр испытываемых ощущений. Хотя оно скорее было связано с тем, что Тилль обнаружил чертову перчатку. А сам секс… Ему нравилось то, что происходило между ними, и удовольствие от сессий так и не прошло. Он даже был готов повторить… Тилль вздрогнул, сразу же откинув это ощущение. В груди стало холодно. Вот. Вот оно это ощущение. Вот, что испугало его. Вот, что заставляло его злиться. Вот, что не давало ему покоя все это время. Он боялся собственного счастья. Он боялся, что то счастье и спокойствие, которое испытывал, было всего лишь мимолетным и что ему было не суждено испытывать его дома, в повседневной жизни. Рутина убивала все предыдущие отношения Тилля. Иногда хватило всего несколько дней, чтобы его попытки найти общий язык, разбивались о пропасть… Что же касалось сожаления, то… Тилль не сожалел. Даже после того, как список подозреваемых сократился до двух имен, он мог с уверенностью сказать, что не переживал. — Нет, — Тилль, наконец, покачал головой, — Нет, я не сожалею. Пауль кивнул в поддержке. — Я поговорю с ним. Думаю, я смогу уговорить его не бояться и прийти к тебе. Тилль в сотый раз за разговор почесал щеку, та уже саднила, но он не мог оторваться от старой привычки, которая успокаивала его во время стресса. — Спасибо, — поблагодарил он, набравшись смелости, — Спасибо, что предложил помощь. И я сожалею, что накричал на тебя раньше. Пауль пожал плечами. Лёгкая улыбка вернулась на его лицо. — Я бы переживал, если бы ты не кричал на меня. Ситуация — полная задница. — Буквально. Пауль фыркнул и похлопал Тилля по плечу, прежде чем они оба поднялись по ступенькам домой.