Keep The Car Running

Сынмин переживает, но они оба в итоге засыпают. Им удаётся выехать из мотеля лишь к полудню, поэтому он пребывает в Невообразимо Ужасном Настроении. Ему хочется орать и ругаться на Чанбина за любой лишний чих, и он почти кричит, потому что тот, несмотря на то, что они опаздывают, как обычно проводит целую вечность в душе собираясь. За исключением того, что Сынмин просто физически не может сделать этого, сейчас он не может даже просто посмотреть на Чанбина, потому что каким-то образом, засыпая прошлой ночью на противоположных концах кровати, он всё равно проснулся, обнимая Чанбина всеми конечностями, словно не хотел отпускать его даже в своих снах. Чёрт, — было первым словом, сорвавшимся с его губ этим утром, как только он открыл глаза и моментально перекатился прочь, разбудив при этом Чанбина. Все силы и вся энергия, что он получил от того минимального отдыха ночью, тратится на попытки задвинуть конкретно это воспоминание на задворки своей памяти, и сейчас, пока Чанбин жмёт педаль газа и они мчатся по шоссе под тяжелые басы какой-то рэп-песни, льющейся из колонок, Сынмин продолжает клевать носом. 🚗 — Что за хрень, где мы? Когда Сынмин просыпается от своей полуденной дремы, первое, что он делает, это проверяет сколько они уже проехали по GPS, но лишь больше путается, глядя в проложенный маршрут и не понимая, где они находятся конкретно сейчас. Они переезжают из штата в штат, но кажется находятся на неправильной дороге. — Чанбин… — он хмурится и поднимает взгляд на старшего. Чанбин чуть нервно ерзает на своём водительском месте. — Где, чёрт возьми, мы находимся? — он повторяет, чувствуя как всё внутри закипает. — Что ты сделал? — Хмм, — тот лишь мычит, не отрываясь от дороги. — Ты всё ещё фотографируешь? Ты же взял с собой фотик? — А? Сынмин увлекся фотографией на весенних каникулах на своём третьем курсе, когда он, Чанбин и остальные их друзья отправились в поездку в Гранд-Каньон. За несколько месяцев до этого, на Рождество, сестра подарила ему новенькую зеркальную камеру, и в той поездке он смог впервые в полной мере воспользоваться ею. В прошлом году, совмещая юридическую школу и работу младшего специалиста в известной юридической фирме, у него не было особо много времени на своё хобби, но сейчас он, конечно же, взял с собой фотоаппарат — в конце концов они ехали на свадьбу Хёнджина. Он хотел запечатлеть каждый драгоценный момент и воспоминание, учитывая, что вся их группа друзей наконец собирается вместе. Некоторых он не видел более двух лет. Тем не менее, он не очень понимает, почему Чанбин заговорил о камере прямо сейчас. — Чанбин, что ты сделал? — он повторяет, и в его голосе слышится нарастающая угроза. — Ну, понимаешь, — Чанбин бормочет, и Сынмину приходится склонится ближе к нему, чтобы понять хотя бы половину сказанного. — Я просто… ну знаешь. Подумал, что мы могли мы немного расслабиться и прокатиться по чуть более живописному маршруту. — По более что?! — Сынмин практически кричит. — Зачем?! Чанбин вздрагивает от громкого, агрессивного тона. — Господи, успокойся, — он бубнит, качая головой. Выражение разочарования отпечатывается на его лице, уголки губ опускаются, между бровей появляется морщинка. — Если мы собираемся нестись как больные просто нон-стоп, то я подумал, что мы могли бы ехать, по крайней мере, с видами получше. — Зачем?! Какой смысл в грёбаных видах?! — Сынмин, успокойся, — Чанбин делает паузу и глубоко вдыхает. — Разница всего в несколько часов. Мы прибудем в Чикаго самое позднее на день позже — и мы изначально даже не планировали проехать весь этот путь за три невозможных дня. — Я спланировал всё так, что это было возможно! — несмотря на попытки Чанбина заземлить его, Сынмин не может остановиться. Чанбин хмурится и делает ещё один глубокий вдох — вероятно это знак, что Сынмину тоже следует досчитать до десяти и глубоко подышать, чтобы мыслить рационально. Но он не делает этого. — Мы и так отстаем от нашего плана! Я просто хочу доехать как можно скорее, — я вообще с самого начала не хотел ехать в это сраное путешествие! Костяшки пальцев Чанбина белеют, когда он сжимает крепче руль, а затем, прежде Сынмин успевает разразится новым потоком обвинений, он внезапно сворачивает на обочину и останавливается. — Господи, блядь, Сынмин, — он раздраженно стонет, ослабляя хватку ну руле и поворачиваясь лицом к Сынмину. — Ради всего святого, ты можешь просто успокоиться! Не обязательно так орать, я не глухой! Даже в гневе Чанбину всегда удаётся оставаться (или хотя бы казаться) сдержанным и рационально мыслящим. Это должно вызывать восхищение — как он никогда не поддается своим негативным эмоциям и чувствам, за исключением того, что во всей этой сдержанности есть что-то, что ещё больше выводит Сынмина из себя. Всегда выводило. Он никогда не умел контролировать свои негативные эмоции, и те два года отношений с Чанбином заставляли его чувствовать себя истеричным мудаком всякий раз, когда они ссорились. — Я просто не могу поверить, что ты мог сделать такое, — Сынмин шипит. — И ты сделал это, пока я спал, потому что знал. Знал, что я никогда не соглашусь на это, но всё равно сделал! Чанбин ничего не отвечает, но Сынмин видит, как сильно он сжимает зубы, как напрягается его челюсть. Он всё ещё пытается сохранять спокойствие, и это по новой выводит Сынмина из себя. — Что? Собираешься просто сидеть и молчать? — он спрашивает, больше для того, чтобы разозлить Чанбина, спровоцировать его, чем действительно получить хоть какой-то ответ. — Послушай… — Чанбин практически рычит; он снова слишком крепко сжимает руль, и Сынмин чувствует себя ужасно из-за того, что втайне испытывает ложное удовлетворение. — Неужели это так плохо, что я хотел хоть немного продлить нашу общую поездку? — Что…– Сынмин непонимающе смотрит. Он не знает, что ожидал услышать, но явно не это. — Что?! — Ничего, — Чанбин ворчит. Он отказывается смотреть на Сынмина и сосредотачивается на том, чтобы снова выехать на дорогу. — В любом случае, мы уже здесь, и это займёт много времени, чтобы вернуться на I-80, так что просто смирись. 🚗 {приватный чат: Ким Сынмин > Ли Минхо} ksm0922: только честно ksm0922: вы специально сделали это чтобы свести нас? imknow: ??? ksm0922: минхо ksm0922: я серьёзно imknow: тебя и чанбина? ksm0922: джисон правда сильно болел? ksm0922: или это была какая-то схема чтобы мы остались наедине? imknow: у вас 2 всё ок? imknow: вы же не поубивали друг друга? imknow: джисон переживал об этом ksm0922: пошли вы imknow: ладно, серьезно, у вас всё хорошо? звучишь не очень ksm0922: мы поссорились imknow: ничего нового ksm0922: ДА ОХРЕНЕТЬ ВООБЩЕ ksm0922: МОЖЕТ ВАМ СТОИЛО СНАЧАЛА ПОДУМАТЬ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ДЕЛАТЬ ЭТО? imknow: успокойся со своим капсом imknow: джисон приболел imknow: и в любом случае вам 2 уже давно пора решить свои проблемы imknow: мы с джисоном устали от того что чувствуем будто нам нужно выбирать между вами 2 ksm0922: я бы никогда не просил вас выбирать, что за хрень??? imknow: нет но это не значит что вы 2 не ведете себя странно когда мы собираемся вместе. и всем от этого неловко imknow: сынмин? господи блядь ответь мне imknow: послушай, у вас двоих есть проблемы, но мы оба знаем, что вы заботитесь друг о друге imknow: перестань быть таким офигенно гордым и Просто Поговорите imknow: это всё что я могу сказать 🚗 На 21-й день рождения Сынмина Хёнджин решил, что они должны устроить грандиозную вечеринку. — Будет весело, — он как всегда прикладывал все силы, чтобы уговорить друга на очередную авантюру. — Будет тройное празднование вместе с Феликсом и Джисоном! Сынмин отнесся к этой идее с опасением. Он не отказывался праздновать свой день рождения, он даже был готов пойти куда-нибудь выпить в честь их вступления в официальное совершеннолетие, но когда Джисон услышал предложение Хёнджина, то, конечно же, пришел в неописуемый восторг. — Я не хочу ничего организовывать и принимать гостей в свой день рождения, — Сынмин настаивал, изо всех сил стараясь соскочить. — Не переживай! — глаза Хёнджина блестели от волнения. — Я позабочусь об этом. Мы позаботимся обо всём, тебе вообще не о чем париться. И это не должна быть какая-то большая вечеринка — будем только мы, и Джисон, и Феликс, и остальные наши друзья, и ещё кое-кто. Максимум человек двадцать. — И когда ни Минхо, ни Чанбин не стали жаловаться и возражать, Сынмину тоже пришлось уступить. И как и на любой вечеринке, в ту ночь произошло много чего: Номер один: Хёнджин встретил Накён. Также известную, как девушку, что однажды заберет Хёнджина из Сан-Франциско и большинства его друзей. Соён, приглашенная на вечеринку в качестве подруги Джисона, привела её с собой, и Хёнджин той ночью из кожи вон лез, чтобы очаровать её. На самом деле это была полная катастрофа, но каким-то чудесным образом он сумел уговорить её на свидание. Сынмин наблюдал и делал про себя выводы: Накён втайне нравились Хёнджиновы неуклюжие попытки во флирт. Её желание заботиться о Хёнджине было видно невооруженным глазом. И Сынмин полностью понимал её; несмотря на его шутки, что она при первой же возможности увезла Хёнджина в Чикаго, Накён всегда нравилась Сынмину. Номер два: Минхо, впервые с тех пор, как Сынмин познакомился с ним, напился. Номер два-с-половиной: пьяный Минхо целовался с пьяным Джисоном на их кухне, и Сынмину, к сожалению, не посчастливилось увидеть это. (Сынмин не говорил им, и они на самом деле не узнают об этом, что Сынмину практически пришлось продезинфицировать себе глаза из-за них, пока четыре года спустя, наконец, не начнут встречаться по-настоящему.) Номер три: после того, как большинство гостей ушли (большинство, потому что Джисон и Феликс пьяные отключились друг на друге на диване в гостиной), Чанбин постучал в дверь Сынмина, чтобы вручить свой подарок. — Я думал, что ты мне ничего не подаришь, — Сынмин хихикнул, потому что позволил себе чуть опьянеть. В конце концов, двадцать один год исполняется не каждый год, так что он действительно выпил слишком много текилы тем вечером. По крайней мере, в отличие от других виновников торжества, он всё ещё стоял на ногах и более менее соображал, что происходит. Он просто немного невнятно произносил слова, вот и всё. — Как я мог, — Чанбин звучал слишком трезво. Он наблюдал, как Сынмин открывает свой подарок. — Что это… ооо! — Всё лицо Сынмина просияло; это была сумка для его фотоаппарата, которую он уже как месяц присматривал на Amazon. — Я … вау. Вау, — он не понимал, откуда Чанбин мог знать о его желании купить эту сумку, но в своём чуть небольшом опьянении он не особо углублялся в эти размышления. Он так же не думал, когда в состоянии радости и эйфории просто наклонился и обнял Чанбина. — Спасибо, — он невнятно пробормотал, а на его симпатичном лице расцвела глупая, счастливая улыбка. — Ты пьян, — Чанбин указал, одной рукой нежно похлопывая его по спине. — Только чуть-чуть, — признался Сынмин, вздыхая и отстраняясь. Его ладонь осталась на плече Чанбина. — Почему ты совершенно трезв? Чанбин весело рассмеялся. — Ну, кто-то должен был сегодня за всем присматривать, — он сделал паузу, словно сдерживался, чтобы не рассмеяться ещё больше. — И Минхо точно не собирался заниматься этим. — О! — Сынмин тоже хихикнул. — Я видел его — его язык был в горле Джисона! — Да? –Чанбин присвистнул. — Они наконец-то вместе? Боже, им потребовался по меньшей мере год, господи. — Неа, — Сынмин покачал головой. — Ставлю двадцатку, что к утру они притворятся, что ничего не было. — Хммм, — Чанбин посмотрел на него, как будто обдумывал условия сделки. — Двадцать пять на то, что Минхо прикинется дурачком, словно ничего не было, а Джисон правда не вспомнит. — Хах, и не поспоришь, — Сынмин пробормотал, убирая руку с плеча Чанбина и внезапно чувствуя, как волна смущения захлестывает его. — Они такие идиоты, не понимаю, почему они продолжают ходить вокруг да около, — казалось, что Чанбин не хотел и не торопился покидать комнату Сынмина, и на этот раз Сынмин сам не спешил прогнать его. — Ты бы слышал Джисона, — он фыркнул. — Однажды он сказал… И я не шучу, он сказал именно это, — а затем его голос стал громче на децибел, — «Лицо Минхо — это искусство. Хотя весь Минхо это искусство. Я изучаю искусствоведение, так что знаю, о чём говорю!» Клянусь, я не шучу, он сказал слово в слово, причём на полном серьезе! Чанбин рассмеялся, и Сынмин не был уверен, это из-за слов Джисона, или его пародии на Джисона. Он просто знал, что в своём слегка нетрезвом состоянии, не собирается отказывать себе в удовольствии наблюдать весёлого и счастливого Чанбина. — Почти уверен, что Минхо влюбился в него в ту самую ночь, когда я притащил его с собой, чтобы забрать вас, — он усмехнулся воспоминанию. — Помнишь? Когда те трое напились, а ты был в таком отчаянии, что позвал на помощь меня. Сынмин фыркнул на это, потому что конечно же он помнил. — Это был первый раз, когда я счёл тебя приемлемым как человека, — он выпалил, не задумываясь. — Приемлемым как человека, — повторил Чанбин, и на секунду Сынмин правда заволновался, что умудрился каким-то образом обидеть его. Но старший лишь рассмеялся. — Что, до этого я был приемлем лишь как животное?! — Нет! — Сынмин весело хихикнул. — Нет, — он повторил с тихим выдохом. Он понятия не имел, что ещё сказать, он лишь знал, что хочет, чтобы разговор продолжался. — Минхо говорит, что мы тоже пара идиотов, — Чанбин внезапно выпалил, меняя тему и застигая Сынмина врасплох. — Прости? — Я сказал, что Минхо говорит, что… Номер три-с-половиной: Сынмин был пьян лишь на сорок пять процентов, когда наклонился, чтобы прижаться губами к губам Чанбина, не позволяя тому закончить свою мысль. Ему бы хотелось свалить всё на алкоголь, и, возможно, отчасти так оно и было — текила определенно помогла ему ослабить свою сдержанность, и более чем помогла подавить ненужные лишние размышления по поводу своих действий, — но правда в том, что он сделал это, потому что просто хотел. Чанбин был рядом, и Минхо был прав насчёт того, что они тоже пара идиотов, а Сынмин не хотел, чтобы Минхо был прав. Минхо мог жить, отрицая свои чувства к Джисону, сколько угодно, но Сынмин не хотел этого. Не хотел следовать их примеру. И поэтому он сделал то, что сделал. Чанбин застигнутый врасплох, почти отшатнулся назад. Но, будучи тем, кем он был, довольно быстро пришёл в себя, и через мгновение его руки сами собой вцепились в рубашку Сынмина, притягивая младшего ближе. Они целовались жадно, страстно и требовательно, словно оба выплескивали годы сдерживаемого отчаяния и подавляемого влечения. Жар быстро распространялся по всему телу Сынмина, кровь стучала в ушах, и он весь буквально вспыхнул в одно мгновение. В голове раздался тихий голос, который, как ни странно, не требовал остановиться, а наоборот подбадривал его. Но он всё равно отвлекал, и пока Сынмин пытался заглушить последние мысли удерживающие его в реальности, Чанбин внезапно отстранился. — Почему… — Сынмин тоже неохотно опустил руки. — Нет так, — на губах Чанбина играла теплая счастливая улыбка. — Ты всё ещё пьян… — и он сделал паузу и выдохнул, словно давая себе мгновение, чтобы собраться с мыслями. — Если мы собираемся делать это, то мы должны делать это правильно. Поэтому позволь мне, эээ … — он засмеялся, склоняя голову в очаровательном смущении. — Позволь мне пригласить тебя на свидание, когда ты будешь трезвым, хорошо? Именно в этот момент Сынмин впервые по-настоящему признался себе. Ему нравился Чанбин — ему чертовски сильно нравился Чанбин, и его спокойствие, непоколебимость, забота и внимательность, которые он проявлял прямо сейчас, были лишь немногим, почему ему так сильно нравился Чанбин. 🚗 Сынмин безразлично пожимает плечами, когда Чанбин спрашивает, что он хочет поесть. В любом случае уже довольно поздно, а Сынмин весь день питался чипсами и орешками. И дело уже даже не в том, что он всё ещё злится на Чанбина, теперь он просто не понимает, что вообще должен чувствовать. Последние полтора часа он провёл глубоко в своих мыслях, прокручивая слова Чанбина снова и снова: Неужели это так плохо, что я хотел хоть немного продлить нашу общую поездку? Ответом должно быть да, это плохо, это худшее, что может быть, потому что застрять с тобой в этой машине — это пытка, за исключением того, что это не так. Сынмина бесит, что он тоже хочет сделать паузу, остановиться в этой бесконечной езде. Хотя прошло совсем немного времени, но в дороге время кажется относительным. Следующее, что понимает Сынмин, это то, что Чанбин заехал в какой-то фуд-драйв. Чанбин смотрит на него вопросительно, чтобы сделать заказ, но Сынмин лишь быстро отводит взгляд в сторону. — Без разницы, — бормочет Чанбин, прежде чем выкрикивает в динамик всё, что хочет взять на двоих. Тишина в машине оглушает. Давит. Даже радио молчит. Сынмину хочется коснуться кнопки, найти какую-нибудь частоту с классической музыкой, включить её громко, просто чтобы позлить Чанбина — раньше он бесконечно слушал Вивальди, пока готовился к своим экзаменами, а у Чанбина всегда имелся в запасе язвительный комментарий или два по поводу его выбора фоновой музыки. Но он не делает этого, потому что не хочет, чтобы Чанбин испытывал хоть каплю удовлетворения от осознания, что его собственное молчание достало Сынмина. И он очень сильно проголодался за этот день, отсутствие еды и присутствие ссоры забрали его последние силы, и хотя он знает, что один из пакетов, что забрал Чанбин предназначается и ему, он отказывается просить об этом. Вместо этого он закрывает глаза и всеми силами пытается прогнать голод. Проходит минут десять, может двадцать, когда машина останавливается. Его глаза распахиваются, и он щурится, пытаясь понять, где они припарковались. Он смотрит на Чанбина, но тот уже выключает двигатель и достает ключи из замка зажигания. — Я голоден, — Чанбин бросает безразличным голосом и тянется к заднему сидению за пакетами с едой, а затем выходит из машины. Сынмин уже собирается что-то сказать, но его желудок урчит слишком громко. — Чёрт, — он бормочет, вновь прикрывая глаза и делая глубокий вдох, затем он осторожно отстегивает ремень безопасности, и выходит наружу следом за Чанбином. — Чёрт, — он повторяет, после того, как осматривается. Они остановились в нескольких метрах от края скалистого утёса, а впереди открывается потрясающей красоты вид на вершины гор, раскинувшихся на горизонте. — Где мы? — он спрашивает мягким, тихим голосом. — У чёрта на куличках, — Чанбин бросает небрежно. Он сидит на капоте машины, рядом с ним лежит бургер и картошка фри. — Тебе стоит достать свою камеру, — он добавляет. — Солнце скоро сядет, и уверен, что фото получатся великолепными. Сынмин в удивлении моргает, глядя на него, а затем тихо соглашается, открывая багажник, чтобы порыться в сумке в поисках своего фотоаппарата. 🚗 — Почему я тебе нравлюсь? Спустя десять месяцев отношений Сынмин задал этот вопрос. Это было не совсем то, что он собирался спросить, но каким-то образом именно эти слова сорвались с губ. Эти сомнения были вызваны небрежным комментарием Хёнджина: — Вы всех удивили — ну, меня. Минхо не выглядел таким уж шокированным, но вы правда удивили меня, когда начали встречаться, — Сынмин понятия не имел, как должен был реагировать на это, но Хёнджин, казалось, ничего не замечал (или не задумывался), поэтому продолжал. — Какое-то время, когда вы только сошлись, я думал, что это будет недолго, что вы разойдётесь при первой же ссоре, я боялся, что вы начнёте снова ненавидеть друг друга, но кажется, что у вас двоих и правда всё хорошо? Так что я очень рад за вас! — Спасибо? — всё что мог ответить Сынмин, в его голосе слышался оттенок неуверенности. Тем времен, ответом Чанбина было: — С чего это вдруг? — Иногда я думаю, почему мы вместе, — Сынмин пожал плечами. Иногда я думаю, как мы вообще работаем, потому что как ни странно, они действительно работали. — Это серьезный вопрос? — Чанбин нахмурился, словно пытался понять, как и откуда вообще взялся этот вопрос. Сынмин всегда был уверенным человеком, никогда не сомневался в себе и своих силах — или, по крайней мере, никогда не позволял своим внутренним демонам одержать верх. Он знал свои сильные стороны, и он знал свои слабые стороны, а самосознание и понимание себя как личности это мощный инструмент, помогающий человеку преодолеть свои недостатки, или беспрерывно работать над ними. В целом, для Сынмина информация всегда была его главным оружием. Чем больше он знал и понимал, тем лучше справлялся с трудностями и жизнью в целом. Информация: прошедшие десять месяцев были волшебными. Также: несмотря на то, что он никогда не высказывал ничего подобного вслух, было множество вещей, что его восхищали в Чанбине. Ему нравилась непринужденная уверенность старшего — Чанбин был хорош во многом, но он никогда не выпячивал это, не зазнавался, не был самоуверенным. На их первом курсе, Чанбин помогал Хёнджину с высшей математикой, оставаясь при этом невероятно терпеливым и очень подбадривающим. Качества, о которых Сынмин всегда втайне мечтал. Он также был — и это то, что Сынмин, вероятно, унесет с собой в могилу — на самом деле очень и очень забавным. Добрым, беззастенчиво милым и любезным. Никогда не жалел добрых слов и комплиментов. И влюбиться в кого-то такого, на самом деле, не составило особого труда. Наконец: Сынмин знал, что список его собственных недостатков включал в себя (но не ограничивался) его врожденную склонность к критицизму, прирожденную раздражительность и вспыльчивость. По словам Джисона, у него, казалось, «постоянного была палка в заднице». Хотя была ещё одна вещь, в которой он никогда в жизни не признается, но он прекрасно осознавал, что на 80% был виноват в том, что поначалу они с Чанбином плохо ладили. Заключение: для Сынмина было загадкой, почему он вообще нравился Чанбину — и как так получилось, что они провели вместе целых десять замечательных месяцев. — Конечно, серьезный, — Сынмин нахмурился. Его раздражало, что Чанбин вообще спрашивал это. — Я хоть когда-нибудь задавал бессмысленные вопросы? — иногда он воспламенялся как спичка, если не получал желаемого в ту же секунду, если ему приходилось вытягивать необходимые ответы силой. И даже тогда, раздражаясь, он прекрасно понимал, что эта черта, вероятно, давно оттолкнула бы любого другого человека. Но только не Чанбина. Он просто рассмеялся и проигнорировал рвущуюся из Сынмина раздражительность, а после замолчал, чтобы серьезно обдумать вопрос. — Я просто… — Чанбин пожал плечами. — Ты мне нравишься, потому что ты — это ты, Сынмин. Сынмин бросил на него предостерегающий взгляд, и Чанбин вновь рассмеялся. — У тебя много прекрасных качеств, Сынминни, тебе правда нужно, чтобы я их все перечислил? — Чанбин звучал чуть удивленно, и Сынмин мысленно добавил терпение к списку вещей, что его привлекали в Чанбине. Он хотел ответить, что да, что он не спрашивал бы, если бы не хотел, чтобы Чанбин на самом деле ответил, перечислив всё то, что ему нравилось. Но всё это чувствовалось необычно нуждающимся, поэтому Сынмин держал рот на замке, плотно сжав губы. — Без разницы, если не хочешь, — вместо этого он огрызнулся; пассивная агрессия была ещё одной вещей, что входила в длинный список его недостатков. — Перестань, — Чанбин улыбнулся. — Ты прекрасный человек, Сынмин. Мне правда нравится, какой ты сосредоточенный, знающий чего хочешь, соперничающий — в смысле иногда ты слишком соперничающий, и не умеешь проигрывать, — он хихикнул и отстранился, словно ожидал, что Сынмин треснет его за это, но Сынмин просто продолжал выжидательно смотреть. Он слушал и хотел услышать больше, поэтому Чанбин продолжил. — … но это довольно мило, когда ты становишься таким решительным, отдающим всего себя делу. Любому делу. Например, на прошлой неделе, когда мы играли в «Скрабл» с Минхо и Феликсом, и ты три раза подряд использовал все имеющиеся у тебя буквы, ты был так счастлив, это было …эээ, очаровательно, — Чанбин сделал паузу, и Сынмин не мог не заметить, как вспыхнул румянец на его щеках. Это ты очаровательный, чуть было не сказал Сынмин, но прикусил язык и сдержался. Его собственное лицо вспыхнуло, и он представил, как Минхо заходит к ним в комнату и отпускает не слишком приятные комментарии о том, что они похожи на парочку помидоров черри. — И… — Чанбин выдохнул, — ты по-своему очень милый человек. Ты всегда ругаешь нас за разные мелочи, типа оставленного света или забытого мусора, и иногда это раздражает, но я знаю, что именно так ты заботишься о других. Ты всегда напоминаешь нам о покупках, если чего-то не хватает, ведешь учёт наших расходов и общих платежей — не знаю, как бы мы выживали с Минхо и Хёнджином, если бы ты не помогал нам, и не облегчал этим нашу жизнь. Сынмин поджал губы и уставился на Чанбина, позволяя словам последнего захлестнуть его. Проникнуть в каждую клеточку, в его сердце, заполняя каждый пустой уголок, пока Сынмин не почувствовал себя полностью наполненным, любимым и… — Есть ещё столько всего, но это правда смущает, Сынмин, — Чанбин хрипло рассмеялся, отводя взгляд в сторону и потирая нос. — Просто знай, что всё это и многое другое делает тебя замечательным человеком. Всё это и многое другое заставляет меня любить тебя. Сынмин застыл, неуверенный, правильные ли он расслышал слова. Чанбин говорил так легко и непринужденно, словно ему вообще не нужно было думать о них, словно он уже давно всё решил. — Прости? — Сынмин изо всех сил постарался, чтобы его голос не звучал осуждающе, или обвиняюще. — Хм? Что…? — Чанбин поднял глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, и Сынмин увидел, как выражение его лица сменилось с обычного замешательства на искреннее удивление от собственных слов. Для Сынмина всё стало чуть понятнее после того, как Чанбин замешкался, словно он не собирался говорить этого. — Ох. О, — он замолчал ровно на две секунды. — Да, ну … — он сглотнул, пожал плечами и поднял глаза, заглядывая Сынмину в самую душу. — Именно это я и имел в виду. Сынмин молчал, а Чанбин становился нехарактерно взволнованным. Он должен был признать, что такой Чанбин был довольно забавным. — Ты…ах, ну, — Чанбин почесал затылок, — ты не обязан отвечать на это прямо сейчас и вообще… — Замолчи, — Сынмин неожиданно для себя прервал бессвязный бубнеж Чанбина. — Я знаю, что не обязан отвечать на это сейчас или вообще, но … — у него перехватило дыхание, и он обдумал ещё раз свой ответ. — Я тоже люблю тебя, — и когда слова сорвались с его языка, они показались самыми естественными и правильными в его жизни. 🚗 — Фотографии получились хорошими? Солнце село и с едой было покончено. Сынмин стоял, оперевшись бедрами о капот машины, ремень от камеры перекинут через шею, а в руках практически пустой стакан из-под содовой. Прошёл час, а они оба не сказали друг другу ни единого слова, поэтому, когда Чанбин задаёт этот вопрос, Сынмин чуть ли не подпрыгивает от удивления. — Эм, — он мычит, оставляя стакан на капоте, чтобы легче снять камеру с шеи. — Вот, — он осторожно передает камеру Чанбину. — Ты знал об этом месте? — он спрашивает, небрежно указывая рукой на скалы. Чанбин уклончиво пожимает плечами, и Сынмину остается только гадать, что это значит. Вокруг вновь воцаряется тишина, пока Чанбин безмолвно просматривает кадры; иногда он одобрительно мычит, но в остальном остается абсолютно невозмутимым. По правде говоря, это начинает сводить Сынмина с ума — он даже не догадывался, что Чанбин способен на такое длительное молчание и игнорирование. — Чанбин, я… — слова застревают в горле, он откашливается и делает глубокий выдох, привлекая этим внимание Чанбина. — Прости… — он выдавливает. Чанбин приподнимает бровь, глядя на него, и Сынмин повторяет свои слова, на этот раз более четко и уверенно. — Прости… за то, что так истерично наорал на тебя в машине. — Да? — Чанбин хмыкает. — Я не ослышался? Великий Ким Сынмин только что… извинился? — Замолчи, — Сынмин бормочет себе под нос. — Если не хочешь, то я могу взять свои слова обратно. Чанбин смеется и слегка наклоняется, чтобы накинуть ремешок от камеры Сынмину на шею. — Я не говорил, что не хочу этого, — он отвечает. — Спасибо за извинения. Я принимаю их. — Они снова встречаются взглядами, смотрят друг на друга несколько секунд, прежде чем Чанбин отворачивается. Он спрыгивает с капота машины и принимается собирать их мусор. — Думаю, нам пора ехать, — он бормочет. — Мы ещё можем успеть проехать несколько сотен километров сегодня. Он собирается пойти к водительскому сидению, но Сынмин хватает его за запястье, не позволяя. — Нет, давай не будем… — Хм? — Чанбин смотрит вниз на их руки, и Сынмин медленно разжимает пальцы вокруг запястья Чанбина. — Давай… — у него перехватывает дыхание, когда он мысленно обдумывает в последний раз то, что собирается предложить. — Давай вместо этого поедем в Денвер. Давай отдохнём, прежде чем поедем дальше в Чикаго. Чанбин хмурится в замешательстве: — Но нам нужно быть в Чикаго послезавтра…? — Нет, не нужно, — Сынмин быстро отвечает. Чем больше он думает об этом, тем больше он хочет сделать это крюк. — Свадьба через четыре дня, если мы вычтем из этого день, у нас остается два дня безостановочной езды. Мы справимся, я позабочусь об этом. Возможно мы даже успеем сходить на мальчишник Хёнджина… — Джисон будет так сильно ныть, если мы не успеем, — Чанбин хмыкает. — Он, наверняка, ждет, что мы ему со всем поможем. — Не наша проблема. Он сам напросился быть шафером, так что… — Сынмин пожимает плечами. Чанбин смеётся: — Давай честно, Хёнджин согласился на него только потому, что не хотел выбирать между нами двумя. — Возможно, — Сынмин легко соглашается; на самом деле, он много думал об этом с тех самых пор, как Джисон удостоился чести стать шафером Хёнджина. И это единственная причина, по которой он не выдвинул никаких претензий — он не думал, что достоин этого больше, чем Чанбин. — Но Джисон и всё что связано с мальчишником сейчас не имеет значения. — А что вообще можно поделать в Денвере? Сынмин снова пожимает плечами: — Найдём, чем заняться… — Подожди подожди, ты заболел или…? — Чанбин хихикает и подходит ближе, чтобы положить ладонь на лоб Сынмина. — Вроде, всё нормально. — Прекрати, — Сынмин хмурится и отталкивает руку Чанбина. — Если не хочешь, то не поедем! — Ты снова становишься колючкой, — Чанбин цокает языком, отчитывая его. — Когда я сказал, что не хочу? Мне просто нужно быть уверенным, что ты не проснешься завтра и снова не начнешь кричать на меня. — Я не буду, ладно? Я … — он вздыхает. Это первый раз, когда добиться своего ему настолько сложно, по крайней мере, с Чанбином. — Мы можем заночевать в хорошей гостинице в городе, и я придумаю быстрый и легкий маршрут на завтра. — Маршрут — ладно, это больше похоже на Сынмина, которого я знаю, — Чанбин смеётся, хотя всё ещё выглядит немного встревоженным, что заставляет Сынмина захотеть поднять руки вверх в знак поражения. — Как я сказал, — он повторяет, теперь уже раздраженно. — Если ты не хочешь… — Нет, я хочу… — Чанбин быстро перебивает его. Он одаривает Сынмина осторожной улыбкой, той самой, что сопровождала его предложение о перемирии и кофе всего тридцать шесть часов назад. — Я хочу. Давай отдохнём один день. ДЕНЬ ТРЕТИЙ, D-4 до СВАДЬБЫ_ХЁНДЖИНА Время в пути: 6,5 часов Пройдено: примерно 400 км