Кровью на алом

Через три дня Зуко распорядился, чтобы вечером к нему привели Катару — всё это время ведьму и её братца держали на хлебе и воде. Тёплых одеял пленникам, конечно, тоже не полагалось. Зуко знал: чем хуже будут условия, в которых содержат Катару и её брата, тем быстрее она сдастся. Единственное — он распорядился осмотреть этого дикаря Сокку на предмет серьёзности ранений. Если парень умрёт, то Катара точно не подчинится, а отец ясно выразил своё желание: «Покончи с магами воды, захвати Южный полюс и доставь мне ведьму крови — она должна быть послушной и сговорчивой». Хозяин Огня Озай верил, что сможет обучиться пугающему искусству магии крови — его заворожили письменные рассказы Зуко о мощи Хамы и Катары. Сам принц сомневался в возможности получения таких знаний, ведь магия крови была сродни магии воды — противоположной для огня стихии. Но с отцом Зуко спорить не стал: его дело — выполнить распоряжение, а получится ли что-то у Озая — совсем другой вопрос. Сейчас главное — заставить Катару сотрудничать. Она должна исполнить желание Хозяина Огня. И для этого Зуко в первую очередь собирался использовать проверенное средство — страх за близкого человека. Он обдумывал линию поведения, когда к его палатке подошёл адъютант Ро и доложил: — Я привёл ведьму, полковник. Зуко нравилось то, что подчинённые обращаются к нему по воинскому званию, без «вашего высочества» или «принца», как было в самом начале его карьеры, это говорило об их уважении — они признавали в нём воина и командира, а не просто сына Хозяина Огня Озая. — Заведи её ко мне и уходи, — распорядился Зуко, который сидел в кресле, ожидая свою «гостью». Тотчас полог палатки приоткрылся, и Ро втолкнул внутрь Катару. Чтобы удержаться на ногах, она схватилась за большой обеденный стол, который Зуко распорядился поставить у себя. Взгляд Катары прошёлся по разложенным на столе лакомствам — запечённая форелекета, стейки селедкотунца в масле, утиные ножки в соево-медовом соусе, тарелки овощей и карамелизированных фруктов, крупные куски шоколада и тонкая фруктовая пастила… Конечно, обычно трапеза Зуко была намного скромнее, но сегодня он хотел показать Катаре, что она приобретёт, если будет сговорчивой — так сказать, присыпать страх чем-то приятным. Ведьма явно была впечатлена: сначала на её лице отразилось изумление, а затем — глубочайшее отвращение. Она выплюнула, подняв взгляд на Зуко: — Ну ты и скотина! Зуко смерил её оценивающим взглядом — страстная девица. Катара стояла перед ним в грязном платье, больше напоминавшем половую тряпку, с браслетами-оковами на руках, волосы её спутались, и в них торчала пара соломинок — видимо, с постилки, служившей ей постелью в тюрьме, — а ещё ей разбили губу… Катара была такой жалкой по сравнению с ним, но будто бы вовсе этого не чувствовала. Напротив, её голубые глаза горели яростью. Впечатляющее зрелище. Она обогнула стол и сделала несколько шагов к Зуко: — Я знаю, что ты задумал — хочешь, чтобы я работала на тебя, собираешься использовать моего брата… — Приятно, что не пришлось ничего объяснять, — заметил Зуко и жестом показал на второе кресло рядом с собой. — Присоединяйся к ужину. Катара зло рассмеялась: — Да ты издеваешься! Какой же ты! — она схватила со стола белую фарфоровую тарелку и запустила её в Зуко. Тот увернулся и, встав со своего места, подошёл к Катаре. Она явно пыталась найти на столе нож, но, не обнаружив его, вооружилась вилкой. Пришёл черёд Зуко смеяться: — И что? Зарубишь меня вилкой, ведьма крови? Правда? Подойдя ближе, он схватил Катару за ту руку, в которой она держала вилку. — Нравится, когда я удерживаю твои руки? — поинтересовался Зуко, фиксируя и вторую её руку в своей, и одновременно наступая на Катару, вжимая её в стол. — Может, это тебя возбуждает? Он хотел, чтобы голос прозвучал насмешливо, возможно, угрожающе… Но, на самом деле… на самом деле Зуко почувствовал, что от близости Катары по его телу пробежала горячая волна. Член напрягся и, конечно, она это заметила — слишком плотно была к нему прижата. Во взгляде Катары промелькнуло удивление. Что же… Зуко и сам не ожидал такого поворота. По логике, Катара не должна была нисколько привлекать его сейчас — она ведь жалкая, пропахшая потом замарашка… да и вообще дикарка — эта смуглая кожа, голубые глаза — такие у каждого в их племени оборванцев. Зуко всегда предпочитал роскошных, хорошо одетых женщин, от которых пахло дорогими духами, а ещё дамы, оказывавшиеся в его постели, были белолицы и изнежены. И они не убили ни одного человека. А Катара… Зуко столько раз видел, как она отнимала жизни мановеньем руки — пугающая сила. И пусть сейчас Катара не может ей воспользоваться, прошлое не изменить. Обладать такой женщиной… кхм, пожалуй, это было заманчиво. Тишина между ними накалилась до предела. Зуко на мгновение представил, что уступает своим низменным желаниям и, смахнув все яства на пол, берёт Катару прямо на столе. Она будет сопротивляться, конечно — отбиваться, проклинать его, но физически он намного сильнее её, и, в конце концов, она покорится и застонет под ним так сладко, так бесстыдно. Прекрасная фантазия, но… сейчас не время. Зуко тяжело сглотнул, отступая назад, — нужно придерживаться плана. Запугать её возможной смертью брата, немного задобрить едой, а уже потом… возможно, когда она станет сговорчивее, то сама попросится в его постель. Тогда в глазах его воинов она будет просто наложницей — пусть и с крайне необычной предысторией. Всё равно ведь они узнают, с кем Зуко проводит ночи — такова жизнь. Если же взять Катару сейчас, то она раскричится, и по лагерю быстро разлетится слух о том, что офицеры и солдаты рисковали жизнями ради удовлетворения похоти своего командира. Зуко пододвинул Катаре кресло и бросил: — Садись. Потом занял своё место, всё ещё оглушённый произошедшим — к моральным неудобствам к тому же добавлялись вполне очевидные физические. Катара же как-то присмирела и села в указанное кресло без возражений. — Ешь, — также резко сказал Зуко. Но она только смотрела на блюда перед собой широко раскрытыми глазами и ни к чему не притрагивалась. Устав ждать, когда Катара примется за трапезу, Зуко налил ей и себе вина, а затем положил на свою тарелку утиную ножку и немного огурцов — зря их что ли доставили с материка. Пока он ел, Катара всё так же молчала и сверлила стол взглядом. Это начинало утомлять. — Ты ведь не думаешь, что я хочу тебя отравить? — Не думаю, — спокойно ответила Катара, посмотрев ему в глаза. — Но есть с тобой я не буду. — Предпочитаешь хлеб и воду в тюрьме? — Да. Гордячка! Хотя он и не надеялся, что с ней сразу будет легко. Зуко положил на салфетку оставшуюся от ножки кость, другой салфеткой вытер себе губы и спросил: — Так, значит, ты не намерена, как ты выразилась «работать на меня»? Хотя, замечу, даже не знаешь, о чём идёт речь. Катара нахмурилась: — Наверняка о чём-то омерзительном, других дел у огненных людей не бывает — тем более у тебя, заклеймённый принц. Пытается ударить по больному? Но для своего народа, и что важнее, для своего отца, Зуко уже давно — принц, который нашёл Аватара. Это, не говоря уже о его воинах, видящих в нём храброго и разумного военачальника. Так что Зуко, посмеявшись про себя, сделал вид, будто очень оскорблён: — Значит, судишь людей по внешности? — Исключительно тебя. Зуко отпил вина и попутно представил, какой красивой станет Катара, когда её отмоют и нарядят в соблазнительные красные одежды… Ох, нет. Не стоило сейчас фантазировать об этом — возбуждение только-только схлынуло. — Приятно, что ты так меня выделяешь, ведьма крови. Скажи, Катара, тебе нравилось убивать моих воинов, причинять им боль? На мгновение на лице её отразилось смятение, точно она собиралась ответить ему правду. И Зуко был практически уверен в ответе. Но в итоге Катара спросила: — К чему ты клонишь? Будешь пытать меня, чтобы я согласилась выполнить твою волю? — Не тебя, — произнёс Зуко плавно, отпивая ещё немного сладкого вина, будто впитавшего в себя всё тепло Страны Огня. — Ты ведь сама сначала озвучила мой план. Потом он крикнул своему адъютанту — Ро был из тех спокойных счастливцев, умевших согревать себя без угрозы взорваться, — ожидавшему снаружи, чтобы в палатку привели братца ведьмы. Пока они ждали, когда приказ исполнят, Катара сверлила взглядом то Зуко, то тарелку перед собой. Интересно, о чём думает эта дикарка? Но он, конечно, не стал спрашивать, а вскоре Ро втолкнул в палатку дикаря. Катара сразу же перевела взгляд на брата и смотрела на него жадно, не отрываясь. «Он ей точно лишь брат?» — На колени, — приказал дикарю Зуко, поднимаясь со своего места. Пленник не подчинился, и тогда Ро ударил его эфесом меча по спине: — Тебе сказали — на колени. Катара слабо охнула — на лице её отразились боль и негодование. Дикарь же будто бы был безразличен к своей участи. На колени он так и не упал, хотя и на двух ногах стоял с трудом — видимо, ему диета из хлеба и воды давалась тяжелее, чем Катаре. Или, может, дело в ранениях — Зуко знал, что дикарь вывихнул левую ногу и что ему подпалили правый бок. Ещё, насколько принц помнил, парню сломали пару ребер — и да, его левый глаз заплыл из-за недавнего удара. «Их бы сейчас изобразить на семейном портрете», — со злой иронией подумал Зуко, переводя взгляд с Сокки на Катару и обратно. — Значит, ты слишком горд, чтобы встать на колени перед полковником и принцем Страны Огня? — холодно поинтересовался Зуко, подходя совсем близко к пленнику. На ладони Зуко заплясал огонь. — Обещаю, тебе будет больно, очень больно, — произнёс Зуко, глядя дикарю в глаза. Но сказал он это, конечно, для Катары. Её братец, упрямо молчавший до того, вдруг посмотрел на Катару через плечо Зуко и чётко выговорил: — Не соглашайся. Пусть делают со мной, что угодно, но не соглашайся. Катара молчала. Может, ответила кивком? Зуко не стал оборачиваться, только кинул будто между делом: — Если послушаешь своего брата, Катара, то увидишь, как он горит заживо, а, может, и что-нибудь похуже. И Зуко притронулся огнём к левому плечу дикаря, прикрытому поношенным синим плащом. Тут же запахло жжёной тканью, а потом и плотью — братец Катары пытался не кричать, но нечеловеческий вой сорвался с его губ явно вопреки воле. Зуко не мог его винить — принц старался никогда не вспоминать о том, какие страдания испытал, когда отец прижёг его лицо, и всё же… — Перестань! — закричала Катара. — Прекрати немедленно! Она подбежала к Зуко и попыталась отвести его карающую ладонь от брата. — Пожалуйста… Не поддаваясь Катаре, Зуко посмотрел на неё выразительным взглядом: она знала, что он хотел от неё услышать. — Я согласна, — поспешно выпалила ведьма. — Я буду работать на тебя, только… не пытай его больше и дай… дай мне его исцелить… — Хорошо, — кивнул Зуко, медленно отводя руку от дикаря. — Но пока ты будешь лечить его, я придержу его за голову, а Ро — за шею… и нам понадобится третий. Зуко обратился к Ро: — Позови капитана Чона. Его рука будет лежать на сердце нашего больного. При этих словах выражение оживления на миг, появившееся на лице Катары, исчезло. Значит, он обладал верными сведениями — она может одновременно захватить контроль только над двумя людьми. И если Катара попытается выйти из подчинения и провернуть что-то подобное, третий успеет убить её брата. В теории она, конечно, могла бы рискнуть… вдруг получилось бы овладеть тремя или же третий бы замешкался? Но Зуко воочию убедился, насколько сильно ведьма дорожила жизнью брата — она будет послушной. — Значит, мы договорились? — Зуко взял Катару за подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Одно неверное движение… и в следующий раз я не позволю тебе его лечить. Катара спешила оказать помощь брату, лишившемуся чувств от боли, и на Зуко она взглянула бегло, даже ненависть в её взгляде вышла какой-то торопливой, неглубокой, точно принц перед ней вообще не стоил внимания. — Да, да. Могу я уже… — Хорошо, — Зуко кивнул. В палатку как раз вернулись Ро и Чон, по приказу Зуко они смели со стола еду и уложили на него дикаря. Всё равно в палатке пахло подпалённой человечиной, и это отбило у Зуко весь аппетит. Он велел воинам занять свои места и сам, положив одну руку на голову дикаря, жестом подозвал Катару к себе. Он коснулся её оков свободной рукой, и те, признав хозяина, вспыхнули алым и разомкнулись. Взглянув на свои освобождённые запястья, Катара будто бы ожила, но затем на её лице снова появилось сосредоточенно-печальное выражение, и она, используя воду из чаши для питья, занялась лечением брата.

***

Сокка не разговаривал с ней, даже за исцеление не поблагодарил. Катара попросила у принца разрешения на встречи с братом, но Сокка её игнорировал — каждый раз, как она заходила в его палатку, делал вид, что спит. «Я же тебя просил», — будто бы было написано у него на лбу. Катаре казалось, что даже в его якобы глубоком сне сокрыт укор. — Ты не можешь обвинять меня! — взорвалась Катара в последний раз, когда зашла в палатку к «спящему» брату. — Если бы всё было наоборот, если бы меня пытали у тебя на глазах, разве не сделал бы ты всё, что угодно, лишь бы прекратить мои страдания? Неужели ты правда не понимаешь? Сокка всё же сдался. Приоткрыл усталые глаза и сказал тихо: — Ты должна была справиться, Катара. После всего, что мы прошли… после всего, что ты сделала, выучившись магии крови, ты должна была. — Смотреть, как тебя сжигают заживо у меня на глазах?! — взвилась Катара. — Ты… ты думаешь, я настолько бессердечна? Сокка вздохнул и приподнялся на локте, внимательно посмотрел на Катару, которая сидела на стуле у его кровати: — Прости. Просто… теперь ты у него в руках, и ничем хорошим это не закончится. Катара поцеловала брата в щёку в знак примирения, но говорить ничего не стала. Сокка, конечно, был прав. Прошло три дня с тех пор, как она согласилась на условия принца, и пока для неё всё изменилось к лучшему — их с Соккой перевели из тюрьмы в тёплые палатки, кормить стали рыбой, мясом, овощами и фруктами, ей разрешили навещать брата, хотя магию она больше применить не могла… Ещё Катара получила возможность отмыться от грязи и переодеться — правда, одежды ей выдали ало-золотые, в цветах её нового хозяина. Катаре неприятно было смотреть на своё длинное платье и тёплый плащ с чёрным мехом, однако она понимала, что скоро одежда не того цвета станет наименьшей из её проблем. Принц явно что-то замышлял. Худшие опасения Катары подтвердились на следующее утро — сразу же после завтрака адъютант принца ворвался к ней в палатку и потребовал идти за ним. Катара повиновалась — других вариантов не было — и вскоре с ужасом узнала, зачем понадобилась этому гадкому высочеству. — Для тебя есть задание, — сказал принц, сложив руки на груди. Он стоял напротив Катары и сверлил её тяжёлым взглядом: — Ты должна убить всех оставшихся в Южном Племени магов воды. Их теперь четверо, верно? «Убить всех оставшихся в Южном Племени магов воды». Казалось, эти слова начертали прямо перед Катарой — кровью и огнём. Сердце теперь билось где-то в горле, а руки стали холоднее льда. Убить. Забрать жизни Даны, Роуна, Гарта и Бри — её соплеменников, магов воды, с которыми Катара столько времени сражалась плечом к плечу. Нет, он не может… Она встретилась взглядом с принцем — в его янтарных глазах не было ни капли сомнения, изуродованная шрамом половина лица и вовсе наводила ужас. Будто принца скроили из двух частей — одна ещё скрывала свою жажду крови, другая же упивалась насилием. Впрочем, для Катары это не имело значения — она ненавидела его. Целиком и полностью. Каждой частичкой своего тела. «Почему я не убила его до того, как он сумел меня схватить? Надо было все силы кинуть на эту цель — смерть принца Зуко». — Я задал тебе вопрос, ведьма, — гаркнул принц. — В твоём племени осталось четверо магов воды? — Трое, — сказала Катара, надеясь, что так защитит хоть кого-нибудь из них. Принц сощурился: — Хочешь, чтобы кто-нибудь из моих людей навестил твоего брата? Может, у него есть лишняя рука или нога? Больше всего на свете Катаре хотелось плюнуть ему в лицо, однако она сдержалась и ответила сквозь зубы: — Да, их четверо. Принц кивнул в знак того, что доволен её ответом — у него на лбу будто бы было написано: «Дрессировка идёт хорошо». Катара сжала губы покрепче, чтобы не закричать от переполняющей её ярости. — Избавишься от них завтра. Операция пройдёт на рассвете, — сказал принц так, будто речь шла о чём-то незначительном. Хотя… для него всё именно так и было. Отнять четыре жизни — точно добавить небольшой финальный штрих на полотно его победы. Жестокий, развращённый властью человек. Вот если бы она могла убить его, а не своих ни в чём неповинных соплеменников… Если бы только могла.

***

В родное поселение её сопровождали четверо магов огня — у каждого с собой был драконий ястреб без послания. Как предупредили Катару, если бы она вздумала бунтовать, то маги, ещё не подчинившиеся ей, отправили бы птиц к своему командиру. И принц, в свою очередь, расправился бы с её братом. Вероятность, что план не сработает, существовала, однако… Катара не могла рисковать. Поэтому она заставила себя не думать о том, что делает. «Надо просто идти вперёд. Выполнять приказы. Забыть». Видимо, маги воды заметили их странную процессию издалека — они встретили Катару и её сопровождающих на краю деревни. Катара скользила взглядом по непокрытой капюшоном голове Даны — черноволосая и синеглазая, она считалась самой красивой женщиной их племени, — по нахмурившемуся лбу долговязого Роуна, по широким, закутанным в волчью шкуру плечам Гарта, по выставленным в защитном жесте тонким рукам худышки Бри. — Катара, — удивлённо выдохнула Дана. — Что ты… Нет, Катара не могла позволить ей договорить. Она уже и без того достаточно увидела, впитала в себя. Их удивление. Непонимание. Страх. Когда-то она так хотела, чтобы они приняли её, чтобы относились к её дару без страха… Но теперь это уже неважно. Все их худшие опасения сбудутся. Сейчас. Катара воздела руки, ощущая, как течёт кровь по венам в телах Даны и Роуна. Эти двое любят друг друга, даже собираются пожениться — Катаре всегда казалось безрассудным их стремление к семейному счастью. «А, может, я просто завидовала?» Она заворожила кровь Даны и Роуна одновременно: позвала к себе горячую алую жидкость — саму суть жизни, представляя, как кровяные клинки образуются в их телах и пронзают сердца влюблённых. Их смерть была мгновенной и практически безболезненной. «Магия крови — это высшая форма искусства», — говорила когда-то Хама. И только Катара могла её понять. Сейчас, ощущая, как чужая кровь поёт, подчиняясь ей, она на мгновение забыла, где находится и с кем вообще сражается. Правда, охватившее Катару мимолётное возбуждение развеялось вместе со страшным криком Бри. — Ты! Как ты можешь?! — вопила Бри, посылая в Катару ледяные копья. Но это не имело смысла — Катара уклонилась ото всех снарядов легко, даже играючи, потому что кровь Бри она тоже чувствовала. Ощущала, как лихорадочно бьётся сердце заклинательницы воды, как напрягается всё её тонкое, хрупкое тело, разрываемое жаждой мести. И вместе с тем Катара знала, что Гарт пугающе спокоен. Этот здоровяк всегда недолюбливал Катару, говорил порой, наблюдая за ней в бою: «Ты слишком увлекаешься». Возможно, он даже раскрыл секрет Катары, понял, что кровь взывает к ней, пьянит. Катара создала два копья из крови Даны и Роуна, а затем направила их прямо в сердца бывших союзников. Она сделала это машинально, позволяя той жажде, что всегда жила в ней управлять, вести, подталкивать вперёд. И не думать о последствиях. Ни в коем случае. Не пускать в свой разум ни единой мысли. — Я так и знал, — выругался Гарт, пытаясь отразить её атаку. — Знал, что ты всех нас погубишь, кровожадная… Катара не дала ему договорить — пронзённый кровяным копьём Гарт упал замертво так же, как и Бри. На лице её бывшей союзницы застыло непонимание, а вот Гарт будто бы и после гибели пытался уничтожить Катару взглядом. «Возможно, он всегда меня ненавидел? Или просто… ожидал от меня худшего?» — Быстро же ты, — пробормотал один из магов огня. В голосе его слышался ужас вперемешку с восхищением — Катара отлично знала эту интонацию. Она повела плечами и отвернулась от четырёх мертвецов, которые совсем недавно были её союзниками. Теперь, когда эта короткая битва с заранее предрешённым финалом завершилась, к Катаре вернулась способность чувствовать. Мыслить. Переживать. Магия крови больше не отвлекала, не убеждала Катару в том, что она особенная, избранная, а значит, ей дозволено всё, в том числе обрывать чужие жизни. Точно приливной волной, Катару с головой накрыло чувством вины. Ненавистью к себе. Всё остальное расплылось, будто окутанное туманом. Она плюнула в лицо принцу, когда тот снова сковал её руки металлическими браслетами, но не получила никакого удовольствия от его искривлённой рожи и слетевших с губ ругательств. Слишком уж нелепая, жалкая форма протеста против того, во что он её превратил. Оружие, уничтожившее своих соплеменников. Сегодня она убила четырёх последних магов воды Южного полюса, а значит, её народ будет покорён армией огня. Немаги, конечно, не сдадутся без боя, однако они обречены. А ведь их селение отбивало атаки противника десятилетиями… «И всё благодаря ведьмам крови, — хмыкнула воображаемая Хама. — Моя бабка напугала огненных захватчиков так, что они забыли дорогу на Южный полюс на много лет. Вернулись уже после её смерти, но и моя мать защищала местных, как могла. Потом наступил мой черёд». Две дочери Хамы, прижитые от мужчин, никогда не бывших её мужьями — «Зачем мне муж, деточка? Он бы плевался от моей стряпни, да мешался под ногами», — умерли в раннем детстве. И, по словам старой ведьмы, она долго искала ученицу, способную перенять её искусство. «Мать Даны очень хотела, чтобы та стала магом крови, ведь сама она не смогла овладеть этой силой. Но Дана хоть и воображает много, недостаточно крепка», — вспомнила Катара слова Хамы, а затем увидела перед собой как наяву Дану — распростёртую на снегу, с безжизненными, стеклянными глазами. И почему Хама считала, что Дана чего-то там воображала? Дана была доброй и, в отличие от многих магов воды да и в целом их соплеменников, всегда привечала Катару. К сожалению, не понимала её до конца, и после боя под полной луной так же, как и остальные, отводила от Катары взгляд, однако… Катара тяжело вздохнула. Она лежала на кровати в своей палатке и, как последняя трусиха, пыталась спрятаться от совершенного злодейства, под одеялом. «Малодушная. Злая. Трусливая. Монстр», — ругала себя Катара, снова и снова вспоминая совершённое. Гарт, кажется, проклял её перед смертью и был прав. Она достойна ненависти и презрения. Достойна всего, что есть в этом мире худшего… «Ты сделала это ради брата», — напомнила Хама, и Катара на мгновение увидела старуху перед собой. На испещрённом морщинами лице ведьмы отразилось сострадание — как в тот день, когда в атаке на приют погибла маленькая Рея, чьей наставницей Катара была в течение нескольких лет. Рея стала бы сильным магом воды, если бы огненный клинок одного из ненавистных захватчиков не оборвал её жизнь в восемь лет. Катара узнала, что его звали Мин Гох и лично расправилась с ним в ночь, когда ей покровительствовала луна. Смерть Мин Гоха была мучительной и ужасной, именно тогда Гарт и сказал Катаре, что она слишком увлекается. Он не понимал. Или… наоборот понимал слишком хорошо? Предчувствовал, что однажды ведьма крови убьёт и его? Но ведь она никогда не сделала бы этого, если бы… Если бы. Катара всхлипнула, снова вспоминая их всех — Дану, Роуна, Бри, Гарта. Она хотела бы залиться слезами, но почему-то не могла. Точно неведомая сила лишила Катару возможности оплакивать тех, кого она убила. «Если ты так страдаешь, то стоило пожертвовать братом, пожертвовать своей жизнью, но не уничтожать своих соплеменников», — заметила Хама, явно уставшая проявлять сочувствие к страданиям Катары. Хотя… разве галлюцинации могут устать от своего создателя? Как это вообще возможно? День перетёк в вечер, а вслед за ним пришла ночь — она пробралась в палатку Катары с холодным, пронизывающим ветром, и девушка поплотнее закуталась в одеяло, по-прежнему не желая вставать с кровати. Какой вообще в этом был смысл? Подняться, чтобы снова выполнить приказ мрачного принца, наслаждающегося страданиями её народа? Страданиями самой Катары? Катара прикусила губу: она хотела поквитаться с ним. Со всем его семейством. Заставить их заплатить за то, в кого он её превратил. Но как? Катара долго плутала по лабиринту мыслей в поисках ответа — ей нужно действовать наверняка. Для начала освободить Сокку, чтобы ему ничто не угрожало, а уже потом уничтожить их всех. Хозяина Огня Озая. Принцессу Азулу. Принца Лу Тена. Принца Зуко. Она никогда не видела тех троих, но принца Зуко уже не сможет забыть — лицо вытянутое с чётко-очерченным подбородком-треугольником, безбородое и безусое, янтарные глаза полны злобы, тонкие губы вечно либо кривит неприятная усмешка, либо же они сжаты в линию. Безобразный тёмный след от ожога занимает почти всю левую половину лица — брови над глазом нет. Чёрные волосы собраны в хвост или в пучок, к тому же порой несколько волосков выбиваются на лоб, придавая принцу неряшливый вид. Катара так чётко представила лицо принца, что буквально взвыла от злобы. Она подумала о том, как сладко было бы призвать всю его кровь, как затрещало бы его тело, разрываемое её силой… или заставить его буквально изойти кровью — алая горячая жидкость, управляющая всем в его жалком организме, хлынула бы из каждого отверстия, каждой поры… Катара усмехнулась и даже не стала делать вид, будто подобное злорадство кажется ей чрезмерным. «И правильно. Чем меньше врёшь себе, тем лучше, — поддержала Хама, потом она подмигнула Катаре. — Переставай лгать себе и в главном — ты знаешь, как подобраться к принцу поближе, как завладеть его разумом». Катара тряхнула головой, отгоняя упрямое наваждение. Девушка хотела оспорить слова Хамы, но вместо этого вспомнила, как в тот день в палатке принц вжал её в стол, и она отчётливо почувствовала его возбуждение. Более того, когда он схватил её за руки, когда задал тот вопрос, наклоняясь ближе, и она почувствовала его мускусный запах... Нет. Катара закрыла рот рукой, будто случайно сказала вслух что-то не то. Будто кто-то мог подслушать её слишком громкие мысли. «Я ненавижу его. Ненавижу. И нет ничего, кроме ненависти». «Раз так, то почему бы тебе не воспользоваться его влечением? Ты ничего потеряешь… ну, кроме очевидного, — Хама хохотнула. — Я давно говорила тебе найти сильного парня и взять от него то, что только мужчина может дать женщине. Но ты всё не решалась, и теперь…». Щёки Катары горели, сердце ныло. Неужели она решится? Сыграть роль соблазнительницы, втереться к Зуко в доверие, добиться того, чтобы он освободил её… «Он явно увезёт меня с собой во дворец. Что ему делать на Южном полюсе теперь, когда моё племя практически стоит на коленях? И там… там я должна по-прежнему быть с ним. И если он действительно снимет с меня оковы, то я убью их всех… его я оставлю напоследок, чтобы вдоволь насладиться его страданиями, его поражением». Катара тяжело вздохнула и вцепилась в собственные волосы — перспективы пленяли, однако… «Мне ведь придётся, придётся… И явно не один раз…» Вот, значит, как всё будет. Она предала своих соплеменников, а теперь предаст и собственное тело, не познавшее ни нежности, ни страсти. Но в сравнении с тем, что она совершила, тем, что должна искупить, это небольшая жертва. Верно? Ещё один тяжёлый вздох. Клок волос, зажатый в руке. Лицо, искривлённое болью и осознанием собственного унижения. «Да, небольшая жертва», — повторила про себя Катара, смахивая с глаз злые слёзы. Главное — хорошо сыграть свою роль. Постараться. Катара не была уверена, что из неё выйдет соблазнительница, однако… если он уже хочет её, то всё должно оказаться просто. Наверное. «Надеюсь». Она так и не уснула в ту ночь — слишком много противоречивых мыслей разрывали голову, давили на грудь, вновь и вновь воскрешали скрипучий голос Хамы. Что говорила старая ведьма? О чём предупреждала? Катара не хотела слышать. Она ужасно, невыносимо устала, но жизнь явно не собиралась давать ей передышку.