США, штат Вест Элизабет, поместье ДеГрут
Наконечник перьевой ручки поскрипывая выписывает резким и грубоватым, размашистым почерком слова. Тикают часы. Тихая затяжка сигаретой, постукивание подушечкой пальца по ней. В пепельницу падает пепел. Снова скрежет ручки по бумаге, глухой, но при этом весьма громкий. Шумный выдох дыма через рот. Сизый дым пропитывает едким запахом табака и смол бумагу. По коридору цокают небольшие каблуки женских сапог, довольно резвый и короткий шаг. Тавиш прислушивается, не отвлекаясь от письма. Судя по шагам — дочь. Звук каблуков обрывается прямо на пороге, теперь Тавиш чувствует, как его затылок сверлят голубые глаза девушки. Он стряхивает пепел с сигареты и отклоняется спиной назад, облокачиваясь на спинку стула. — Фиона, — Хрипло говорит Тавиш, не глядя на дочь. Девушка прислоняется плечом к дверному косяку и складывает руки на груди, глядя на отца. — Папенька, вас ищет дедушка Гордон, попросил позвать вас к конюшне. И еще… Я хотела у вас спросить, как скоро вернется мой брат? — Через два дня. В чем дело? — Тавиш оборачивается к дочери, привычно холодно глядит на нее, а густые брови нависают над его ледяными серо-голубыми глазами. Он окидывает взглядом позу девушки и затягивается сигаретой, — Фиона, сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не вела себя так? — Как? — Тихо спросила девочка, подняв брови и несколько испуганно опустила глаза. Спустя мгновение до нее дошло. Она выпрямилась и сложила руки на юбке перед собой, сцепив пальцы в замок. Тавиш едва заметно кивнул и отвернулся к письму, — Простите, папенька. Запамятовала ваш наказ. — Гм, — Тавиш прочистил горло кашлем и прищурился, затягиваясь сигаретой, — Где твоя матушка? — Она в библиотеке, сэр, — Тихо сказала девушка и опустила глаза, — Папенька, а разве Альберту не полагается телохранитель? Я волнуюсь за него. — У него есть голова на плечах, — Спокойно ответил Тавиш. Он зажал сигарету губами и поставил на письмо печать, несколько раз прокатив полукруглый валик по бумаге. После чего сложил письмо и убрал в конверт, запечатывая его восковой печатью. Тавиш поднимается со своего места, бросает сигарету в пепельницу и смотрит на дочь. Она бледна и печальна, ее явно что-то беспокоит. ДеГрут какое-то время смотрит на нее, не отрываясь и встречается с дочерью взглядом. Его отцовское сердце беспокоится в груди, он хочет что-то сказать, хочет утешить Фиону. Уже открывает рот, делая короткий вдох, после чего снова коротко кашляет, подходя к ней. Протягивает девушке письмо, — Отдай это письмо Сэму, пусть отвезет в Блэкуотер. — Хорошо, сэр, — Фиона берет письмо в руки, вежливо кивает отцу и шустрым шагом, держа в одной руке письмо, а второй — придерживая подол платья, бежит вниз по порогам лестницы, стуча каблуками. Тавиш входит в библиотеку и прикрывает двери-купе, расслабленной походкой проходясь в сторону супруги. Анна похожа сейчас на печальную графиню. Сидит в кресле, читает какой-то английский роман о Лондоне. Она не смотрит на мужа, полагая, что он как обычно занят своими делами. Не может же ее муж просто прийти, чтобы провести время с ней. Но Тавиш, подойдя ближе, кладет руку на спинку кресла и заглядывает в книгу. Он положил руку в карман брюк и слабо улыбнулся. Анна наконец оторвала глаза от книги и подняла их на ДеГрута. — Тавиш. — Здравствуйте, — Тихо говорит Тавиш, переводя взгляд на лицо жены. Он так мил Анне сейчас, с этой легкой улыбкой на губах, с расслабленными бровями. Она слабо улыбается ему легким движением уголков губ вверх. А Тавиш продолжает, — Как ваши дела? — Ничего, — Тихо говорит женщина, кладет большой палец между страниц книги, закрывая ее и чуть поворачивается корпусом в сторону Тавиша, — Что-то нужно? — Просто решил проведать вас. Вы в последнее время выглядите… Гм… — Как, сэр? — Подавлено, — Подобрав подобающее слово, сказал Тавиш, — Что вас огорчает? — Не волнуйтесь за меня, — Анна скромно опускает глаза, а мужчина присаживается бедром на подлокотник кресла, складывая руки на колене. — Но я волнуюсь. Это моя обязанность, вы это знаете, Анна. — Знаю. Я просто встревожена Альбертом. — Что с ним? — Кто знает, что он задумает учинить? Он ведь там без присмотра. — Анна! — Тавиш поднимается с подлокотника и встает перед ней, нахмурившись. Женщина поднимает брови изумленно и смотрит на мужа. А он продолжает, — Ему двадцать лет. Вам пора бы прекратить оберегать его. Всем вам. Он мужчина и должен наконец научиться жить без указки. Он вам не слепой котенок. С таким отношением… Как вы собираетесь сделать из него настоящего джентльмена? — А вы? — Тихо сказала Анна, — Простите мне мою грубость, Тавиш, но ведь я вижу, как вы злитесь и тревожитесь по пустякам когда его нет рядом. Тавиш смотрит на Анну и вздыхает. Нет. Он не должен поддаваться эмоциям. Мужчина трет пальцами переносицу и морщит нос. — Анна, Христа ради, Альберта не будет еще всего лишь два дня. Это не так много. Вы ведь не волновались за него, пока он учился в лицее, если память мне не изменяет? — Там он был под присмотром, — Она улыбается. Тавиш одергивает полы своего сюртука. — Я более не вижу смысла в продолжении данной темы. Мне нужно идти. — Тавиш, я хотела… Впрочем… — Анна обрывается на полуслове и замолкает. Мужчина замер, уставившись на нее. И просто замолчал. Может, она решится сказать то, что хотела? Нет. Молчит. Опустила глаза, ухватывая тонкими пальцами книгу поудобнее. — До свидания. — Всего доброго, — Анна снова открывает книгу и смотрит вслед Тавишу, который распахивает раздвижные двери и широким шагом уходит через главный зал на выход из особняка. Тавиш идет к конюшне. Наконец замечает своего отца возле калитки большой левады. Он останавливается рядом с Гордоном, опираясь локтями на забор. Старик смотрит на гуляющих лошадей и поджимает губы, от чего его седые усы топорщатся. Вы уже слыхали про Гордона ДеГрута. Именно он построил этот дом. Он — дедушка Альберта и его сестер, отец Тавиша и его двух братьев. Он — глава семьи. Пока что. После Гордона это место займет полноценно Тавиш. Гордон уже далеко не молод, что очевидно. Однако, Тавиш породой вышел в свою матушку, поэтому они мало чем схожи с отцом. У Гордона густые седые усы, длинные волосы, седые от корней, особенно на висках. Но кончики все еще темные. Его нос длинный, заостренный, с горбинкой, очень тонкие губы, устало нависающие над глазами кустистые брови. Старик рассматривает лошадей своими болотно-зелеными глазами и кряхтяще вздыхает, заприметив Тавиша рядом. — Ну что, как твои дела? — Если вы тоже хотите завести разговор о моем сыне, то попрошу воздержаться, — Тавиш всеми силами сдерживает раздражение, дрожащее в голосе. Они с отцом во многом не сходятся, ни во взглядах, ни в занятиях, ни даже во внешности. — Нет, я спрашивал о твоих лошадях. Когда-то на моих полях рос табак, — Гордон отклоняется назад, чтобы отойти от левады и пойти вдоль забора. Тавиш следует за ним, — Когда-то там рос хлопок. А теперь… Что ты натворил? Все усеяно только твоим этим… глупым американским маисом, да овсом для ненаглядных животин. — Зато мне не нужно закупать овес, кукурузу и сено для лошадей. У меня сорок две головы в этой конюшне, отец, мне что, закупать на них еще и сено с овсом прикажете? У меня есть приоритеты. Если я могу заготовить корма для лошадей сам — я так и сделаю. Это называется разумным ведением хозяйства, сэр. — Ну конечно, приоритеты. Тавиш, какие приоритеты? Новые туфли жене, которую ты не любишь? Новое платье для дочери, которой уже подавно пора быть замужем? Или что… Новые перья и шляпы для твоего бездарного сына? Ему тоже пора жениться уже наконец. Долго он будет мальчишкой под твоей опекой? До сорока? Ты в его возрасте был точно таким же, это меня и волнует. — Отец, — Тавиш чувствует, как в его венах закипает кровь, он краснеет от злости, на его скулах играют желваки, а сжатые в кулаки руки он прячет в карманах своего сюртука. Стиснув зубы и проглотив эти подлые оскорбления от ворчливого старика, мужчина наконец отвечает, — Я бы попросил воздержаться от комментариев по поводу моей семьи. Вы никогда не были мною довольны, так и впрямь, с чего бы вам начинать? Вы позвали меня за этим? Оскорбить меня? Мою семью? — «Твоя» семья все еще и моя тоже, Тавиш. Я просто за них переживаю. Чтобы у них все было хорошо, понимаешь? Но вообще-то нет… На самом деле я позвал тебя не за этим. Ты помнишь моего старого друга, Томаса? — Я солгу, если отвечу, что помню, — Тавиш сдвинул брови к переносице, непонимающе глядя отцу в глаза. — В общем, он приедет сегодня. И я хотел ему подарить лошадь. Он давно присматривается к дорогим лошадям, негоже такому уважаемому джентльмену ездить на старой кляче. — «Подарить»? — Тавиш сжал челюсти и наморщил нос, взвившись от злобы, захлестнувшей его, от возмущения, что разогрело кровь внутри его вен, от огня, что разжегся внутри грудной клетки, — Подарить?! — Он повторил вопрос еще громче. Конюх обернулся на голос Тавиша, отвлекшись от промазывания седла маслом, — Сэр, вы в своем уме? Ни в коем случае. Если он приедет, я не позволю ему бесплатно брать все, что ему заблагоразумится. — Ты что, хочешь оскорбить моего гостя? Это у тебя, должно быть, проблемы, Тавиш. С уважением старших. Ты повзрослел, но так и не поумнел. Ни капли не изменился. — Отец, я не позволю вам раздаривать каждому старику в котелке моих лошадей. Это моя собственность. И я в полном праве защищать ее любыми способами. — Это какими? От кого защищать? Ты что, собрался сообщить о конокрадстве? — Гордон горько усмехнулся, складывая руки на груди, — Ты, кажется, позабыл с кем говоришь, мальчик. — Я уже давно не мальчик. Сэр, — Грозно отчеканил Тавиш, холодным взглядом буравя лицо отца. Зрачки его серых глаз сузились на солнце, пронизывали кожу старика иглами, напрягая и не позволяя отвести глаз. За многие годы этот взгляд претерпел изменения. Когда-то Тавиш глядел на своего отца, как загнанная в угол крыса, но не смел ослушаться. Сейчас он смотрит на своего отца, как загнавший в угол добычу тигр. Теперь он смеет возражать отцу и его голос больше не дрожит, — И именно поэтому я ставлю вас перед выбором. Или все мои лошади остаются в моей конюшне, или ваш друг платит мне полную сумму за голову. — Половину суммы. — Я собирался вам предложить такой уговор. Пока вы не пересекли черту. Гордон молчит какое-то время, после чего сдается и отводит глаза вбок. Он уже стар и слаб. А Тавиш — пока что силен. Старик медленно кивает. — Хорошо. Хорошо, он заплатит, Тавиш. Будь по твоему. — Благодарю.США, штат Вест Элизабет, Грейт Плейнс
— …Нет-нет-нет, друг мой, я думал о чем-то более глобальном! — Альберт придерживает разгорячившегося Гермеса и улыбается Джеку, посмеиваясь, — Впрочем, это может подождать. Ты мне наконец расскажешь, зачем мы едем в Хенниган-Стед? — Да, расскажу, — Джек поправляет посадку в седле и прочищает горло кашлем, — Нам нужно будет конфисковать кое-что. Ты хотел со мной на прогулку, вот я и веду тебя на нее. Перераспределим финансы, скажем так. — Перераспределим, — Неуверенно, будто уточняя, вторит Джеку Альберт, глядя на него с поднятыми бровями. — Да. Перераспределим деньги. Из дилижанса компании Boles Overland в наши карманы. — Ты позарился на банковский дилижанс? — Не-ет, это не банковский. Этот просто везет зарплату для работников ранчо МакФарлейн. А что, струхнул? — В общем-то да, — Честно признался Альберт, — Ты собираешься убивать? — А как я, по-твоему, должен ограбить их? — Если честно, я не хочу участвовать в этом. — Дело твое. Можешь просто понаблюдать. Не суйся. — Э… Хорошо, — Неуверенно сказал ДеГрут. Альберт поднялся на небольшой холм следом за Джеком. Юноша притормозил Гайдин Стар и похлопал себя по карманам. — Вот черт… Эл, у тебя есть часы? — Да, разумеется, — Альберт вынул платиновые часы из внутреннего кармана своего жилета и раскрыл их, взглянув на время, ‐ Без десяти девять. — Спасибо. Дилижанс скоро будет здесь, так что… — Джек поправил шляпу, — Просто жди меня здесь. Пожалуй, тебе и правда лучше не соваться. — Хорошо. Наконец на дороге появляется дилижанс. Джек достает с седла старый отцовский карабин от Lancaster и заряжает его. Экипаж едет все ближе, двойка лошадей с натужным похрапыванием тащит за собой дилижанс. На козлах сидят кучер и телохранитель, который расслабленно держит винтовку между ног на подставке и курит папиросу. По бокам от экипажа едут два конных всадника, их лошади утомленно плетутся легкой рысью, опустив головы и развесив расслабленно уши. Они о чем-то разговаривают, гогочут на всю степь. Но это ненадолго. Джек щелкает затвором карабина, надевает бандану на лицо и собирает Гайдин Стар. От легких движений поводом и весом кобыла собирается, подводя под себя задние ноги и сгибает затылок, навострив уши. Джек прижимает плотно напряженные икры к бокам кобылы и пришпоривает ее, касаясь колечками шпор боков лошади. — Йа! Пошла! — Гайдин Стар срывается с места и мчится быстрым галопом в сторону дилижанса. Джек делает предупредительный выстрел вверх, перепуганный кучер встает со своего места, чтобы со всей силы ударить лошадей поводьями по бокам. Звонкий шлепок оглашает округу, упряжные суффолькцы взвизгивают и поднимаются в галоп. Конные охранники одерживают перепугавшихся лошадей и скачут следом за экипажем, попутно вынимая револьверы из кобур. — Джентльмены, это ограбление, остановите дилижанс! ОСТАНОВИ ЧЕРТОВ ДИЛИЖАНС! — Срывая голос кричит Джек, бросает поводья на шею лошади и целится. Раз. Два. Конные охранники падают из седел практически синхронно после двух быстрых выстрелов. Джек стал почти так же быстр, как его отец в его годы. Охранник с козлов оборачивается на грабителя и наставляет на него винтовку Спрингфилда, грохочет выстрел, пуля со свистом пролетает мимо плеча юноши. Еще один выстрел и последний охранник безвольным мешком валится с козлов дилижанса, падает прямо под копыта Гайдин Стар. Она не успевает среагировать и спотыкается об труп передними ногами, испуганно взвизгивает и валится вместе с Джеком на землю. Юноша вылетает из седла раньше, чем бок кобылы касается земли, поэтому его не придавило и он ничего не сломал. Дилижанс несется все дальше и дальше в сторону ранчо, а Джек валяется на земле и раздраженно рычит, поднимаясь на ноги. Целится в дилижанс, но не сможет попасть отсюда, — Твою мать! Сука! — Юноша оборачивается на Гайдин Стар, наблюдая, как кобыла, шокированная произошедшим, поднимается на ноги и испуганно хрюкает носом, озираясь по сторонам широко раскрытыми глазами. Мимо Джека проносится Альберт на Гермесе. И этот жеребец оправдывает свое имя — Марстон никогда не видел, чтобы лошади так быстро скакали. Догнав дилижанс, Альберт притормаживает жеребца до среднего галопа. — Сэр, вы в порядке? Я слышал выстрелы и мне показалось, что вам нужна помощь. — Черт побери, парень, да, определенно нужна. Я без оружия остался, как осел! А у тебя, смотрю, револьвер есть. Слушай, если защитишь меня на пути к ранчо, я тебе отдам часть своей получки. Что скажешь, партнер? — Не смею отказать в помощи, господин! — Альберт артистично улыбается и тормозит Гермеса. Дилижанс останавливается и ДеГрут хватается за ручки на карете, чтобы сесть на козлы, затем делает вид, что зацепился за что-то штаниной, — Ох, одну секунду, сэр, сейчас-сейчас! — Он наигранно ворчит себе под нос, отряхивая край своей штанины, цокает языком, — Новые брюки! Чтож это такое! — Давай быстрее, парень! — Кучер наклоняется в сторону Альберта, заглядывая, чтобы посмотреть как у него дела. Грохочет выстрел. Кучер валится в сторону ДеГрута и едва не придавливает своим телом. Юноша отскакивает в сторону и оборачивается на Джека. Он сидит в седле, его карабин испустил клубок дыма. — Чтоб меня черти драли, Эл! — Джек смеется и спешивается, перекидывая правую ногу через голову лошади. Он снимает бандану с лица и улыбается, крепко хлопая парня по плечу, — Отлично, ты его задержал, чтобы я смог догнать! Молодец! — Стараюсь, — Тихо сказал Альберт. Ему было совсем не весело. Он не хотел смотреть на труп, лежащий менее чем в метре от него. Юноша забрался в седло и похлопал Гермеса по шее, утешая его. — А конь у тебя что надо, — Разбивая замок сейфа рукоятью револьвера говорит Джек, — Что за порода такая? — Это ахалтекинский жеребец. Ему три года. Он немного взбалмошный и строптивый, но все еще хороший друг мне. — Ахалтекинский? — Джек вынимает несколько свертков крупных купюр, опустошая сейф и подходит к Альберту, рассматривая Гермеса, — Ничего себе… Откуда у тебя такие деньги? Он же стоит целое состояние! Еще и изабелловый, красавец… — Джек с улыбкой гладит коня по морде, а затем поднимает глаза на Альберта. — Его вырастил мой отец в нашей конюшне. Сам заезжал его, обучал. Чтобы потом подарить мне на мое двадцатилетие. — Погоди… У него клеймо, — Джек обошел жеребца и посмотрел на его правое бедро. На крупе лошади было клеймо «DG», — «Дэ Гэ»? Что это? — DeGroot private stables. Конюшни моего отца. Их всего две. Там, в Вест Элизабет, и вторая еще в Лемойне, в пригороде Сен-Дени. — Так значит твой папаня рубит бабки на лошадках? — С интересом спросил Джек, подходя к Альберту и опираясь на его седло рукой. Альберт улыбнулся, его щеки немного порозовели от непосредственной физической близости с Джеком. От чего-то он сильно смущался в его присутствии, а чего смущался — сам не понимает. — Вроде того, — Юноша улыбнулся, — Джек, нам… Должно быть, нам надо уехать отсюда подальше, пока кто-нибудь не увидел все это безобразие, — Альберт осмотрелся по сторонам, взглянув на дорогу. Джек кивнул, хлопнул Альберта по колену в одобряющем жесте и сел на Гайдин Стар. Когда они оказались на достаточно большом расстоянии от места ограбления, Марстон притормозил Гайдин Стар и позволил ей отдохнуть шагом. Альберт посмотрел на кобылу несколько встревоженно. — С ней все хорошо? Кажется, ей крепко досталось. — Да брось, она отделалась легким испугом. Просто споткнулась, — Джек хлопает кобылу по шее, после чего достает из сумки пару кусочков моркови и протягивает ей на ладони, свешивась из седла вперед. Лошадь поднимает уши заинтересованно и с радостью принимает угощение, громко жуя корнеплод. Затем Джек лезет в свой карман, пересчитывая деньги. — Ну и сколько там? — Альберт улыбается, глядя на Джека. Юноша мыкнул, не говоря ни слова, и протянул Альберту половину. — Это… мне? За что? — Юноша взял деньги и пересчитал. — Ты помог. Это твоя доля. — Чтож… — Альберт улыбнулся и сунул деньги в карман жилета, вежливо кивнув Джеку с артистичным жестом рукой, будто кланяется, но сидя в седле, — Merci beaucoup, monsieur! — А? — Джек непонимающе посмотрел на Альберта, а тот в ответ только весело улыбнулся, поправив волосы, растрепавшиеся и упавшие на его лоб. — Это по-французски. «Большое спасибо, сэр». — А… — Джек кивнул, немного смущенно посмотрев на дорогу. Он смутился лишь потому, что не понимает французский и несколько неуютно почувствовал себя рядом с Альбертом, учитывая его хорошее произношение… видимо, он знает этот язык на достойном уровне. — Знаешь, Джек, мне пришла в голову идея… Но мне нужно немного обдумать ее. Напомни потом поделиться ею с тобой, когда мы остановимся. — Почему не сейчас? Мне интересно. — Ну, она немного глупая, мне нужно подумать над ней немного, — ДеГрут загадочно и игриво осклабился, — Потом узнаешь.США, штат Вест Элизабет, ранчо Бичерс Хоуп
— Джон! Джон! — Эбигейл идет в сторону амбара, обходит его с торца, чтобы зайти в леваду, — Джон! — Оу? — Отзывается Марстон. Он чистит свою лошадь. Игреневый жеребец по кличке Роб* терпеливо стоит, пока его лоснящуюся вороную шерсть снова и снова прочищает щетка. Когда Эбигейл подходит ближе, жеребец с интересом поднимает уши и тянет к ней шею, утыкаясь носом в ремень ее юбки, пытаясь вынюхать — нет ли у этой доброй тетеньки карманов, в которых лежит кусочек сахара, сухарик или, если повезет, кусочек яблока. Но нет, карманов нет. Но от нее определенно пахнет чем-то вкусным, поэтому конь тычет Эбигейл носом в живот, требуя ласки. Миссис Марстон с умилением улыбается, гладит жеребца по морде, хлопает по шее и почесывает его подбородок ногтями, от чего животное ластится, прикрывает глаза и шлепает губами, удовлетворенный такими нежностями. — Я приготовила обед, пойдем поедим, — Говорит Эбигейл, оставляя на мягком храпе жеребца поцелуй. — Да, пойдем, — Марстон, до сих пор иногда прихрамывая после тяжелых травм в 1911 году, обходит лошадь спереди, кидая щетку на ящик. Он подходит к супруге и приобнимает ее за талию, целуя в макушку, пока та гладит лошадь по морде, — Чем сегодня травить меня будешь? — Тем же, чем травила на протяжении двадцати лет нашего брака. — Чудесно, — С умиленным вздохом произносит Джон, улыбаясь супруге. Они отправляются вместе в дом, садятся рядом за стол и обедают, почти ничего не говорят. Но, судя по всему, у Эбигейл сегодня хорошее настроение. Она смотрит на мужа и улыбается ему слабо, наблюдая за тем, как Джон с удовольствием наминает недосоленное рагу. Ему нравится, не потому что он любит невкусную еду — в сущности, ему наплевать на вкус еды. Он из тех людей, которые никогда не умрут от голода. От чего угодно другого — может быть (и то, сомнительно, учитывая его способность выживать в любых условиях и при любых травмах), но точно не от голода. Джон ест все что можно съесть, невзирая на вкус. Он способен проглотить любую гадость, которая горячая и жуется. А стряпня жены не так уж и плоха, к тому же, она приготовлена с любовью. Джон знает, как она старается быть хорошей женой, ценит это и любит ее всем сердцем. Что бы ни случилось, он всегда возвращается домой, а она всегда готовит ему поесть. Несмотря на их шуточки по поводу плохой готовки Эбигейл, Джон никогда по-настоящему не жаловался на это. — Ты не знаешь когда вернется Джек? И куда вообще он поехал с тем… Как его там? — Альберт. Нет, не знаю. Сказал, что вернется либо вечером, либо завтра утром. Волнуешься, дорогая? — Да, волнуюсь. Но не сильно. Я знаю, что он умный, но иногда тупит прямо как ты. За эти моменты я и переживаю. Как бы чего не приключилось с ним… — Все будет хорошо, — Джон поднимает глаза из тарелки и строит жене очаровательные глазки, улыбаясь. Она приопускает веки и кивает с легкой улыбкой в уголках губ. В этом взгляде из-под приопущенных век Джон видит намек, но предпочитает сделать вид, что не замечает — играет с ней в дурачка нарочно. А Эбигейл ощущает внизу живота растущее желание. У них давно не было близости и сейчас у нее хорошее настроение без какой-либо на то весомой причины. Но Джон сейчас кажется ей безумно горячим. Она смотрит на его щетину, шрамы на лице, на его черные глаза, на широкие плечи и сильные руки и слегка прикусывает щеку изнутри, надув задумчиво губы. Сжимает бедра плотно под столом, закидывая одну ногу на другую. Сквозняком тянет в сторону Эбигейл и ее нос улавливает природный запах Джона, смешанный с запахом пота, пыли, конской шерсти и табака. И этот запах заводит ее сильнее, зрачки расширяются, а слюны во рту становится больше. Выглядит так, будто Эбигейл смотрит на сочный кусок вкусного шашлыка, который так вкусно пахнет, что противиться желанию откусить — сложнее, чем воспитать в здешних краях пристойного человека из своего ребенка. Эбигейл думала, что ничего сложнее нет, но сейчас понимает, что отказываться от этого желания намного тяжелее. Джон уже немолод, но выглядит все так же привлекательно, по крайней мере, в ее глазах. Особенно когда строит ей глазки, особенно когда нежно целует, когда его крепкие руки обхватывают ее узкую талию. Эбигейл отставляет тарелку в сторону и складывает на нее вилку. — Ты сегодня куда-нибудь собираешься? — Нет, — Джон доедает рагу, отклоняется спиной на стуле и закуривает, — А что? — Да так… Просто спросила, — Улыбается Эбигейл и поднимается со своего места, чтобы убрать тарелки. Джон опускает глаза на ее талию и бедра, пока курит и наблюдает за тем, как она идет в сторону двери на кухню. Отмечает ее голые щиколотки, показавшиеся из-под юбки. Вон оно что. Невербальный, но очень яркий намек. Когда Эбигейл возвращается в гостинную, она проходит мимо Джона и садится на диване, закинув ногу на ногу, от чего ее платье немного задирается, обнажая голые ноги, покрытые редкими темными волосками. Марстон оборачивается на нее, сидя на стуле и опираясь одной рукой на спинку стула, а во второй держа сигарету. — Вам жарко, мэм? — С доброй усмешкой спрашивает Джон, затягиваясь сигаретой. — Может быть. А может, я специально ничего под платье не надела. — Таких толстых намеков я не припомню за все двадцать лет, леди, — Джон смеется и тушит сигарету о пепельницу на столе, поднимается со своего места и подходит к ней, усаживаясь рядом. — Намеков на что? Я ничего не сказала, — Заигрывает Эбигейл, пихая Джона в грудь, когда он тянется ближе к ней, — Негодяй, о чем ты уже подумать умудрился своей пустой головой? — Подумал, что может быть я покормлю скотину на двадцать минут позднее обычного, — Грубая широкая ладонь стрелка скользит по бедру Эбигейл, он придвигается ближе и женщина улыбается, краснеет и смотрит в окно. — Ах ты… бессовестный балбес, — Хихикает миссис Марстон, когда рука Джона движется вверх по ее бедру от колена к тазу. От этих прикосновений внизу ее живота становится щекотно, а между ног становится скользко и влажно от возбуждения. — Чего балбес сразу? — Джон томно, тихо посмеивается и нежно бодает Эбигейл своей переносицей в висок, зарываясь носом в волосы женщины, вдыхая их запах. От его непосредственной близости у Эбигейл почти срывает крышу, хотя она держит себя в руках. Такие моменты — исключительная редкость, поэтому ощущаются они ярче из-за этого. Дай Бог раз в месяц у Эбигейл проскользнет такое настроение. А Джон никогда не позволит себе обидеть супругу, если она желает близости. Он всегда даст ей то, чего она хочет, только бы счастлива была и улыбалась почаще. Если она будет хорошо себя чувствовать — Джон и сам будет счастлив. — Ладно. Пойдем, — Эбигейл встает с дивана и берет Джона за руку, утаскивая за собой в спальню, — Покормишь скотину позже. — Да, мэм! — Шутливо говорит Марстон в ответ на слова Эбигейл, уходя следом за ней и закрывая за собой дверь в спальню.США, штат Нью Остин, Хенниган-Стед
На степь опускается ночь. В алом свете закатного солнца Джек ставит палатку и бросает туда два спальника. Альберт сидит на бревне, куря сигарету и наблюдает за Джеком. Как ловко он ставит палатку, так быстро! И как он так просто развел костер! Такое чувство, будто ему ничего не стоит сделать все эти вещи, которые Альберту кажутся поразительно чуждыми. — Мы будем спать на земле? — А ты хотел на небесах спать? Погоди, твое время еще не пришло, — Шутит Джек и нагло смеется. Альберта вдруг распирает от смеха, он давится сигаретным дымом и громко гогочет. Марстон сипло свистит легкими, смеясь уже не с шутки, а со смеха Альберта. — Боже! Ужасная шутка! — Зато смешная, — Джек окидывает взглядом палатку. Вроде стоит. И садится рядом с Альбертом. Юноша угощает своего товарища сигаретой и тот делает пару затяжек, — Голоден? — Если честно — то да. У тебя есть с собой что-нибудь? — М… — Джек, не выпуская сигарету изо рта, подходит к Гайдин Стар и вынимает с седла карабин, — Может, побродим по окресностям тут, поищем дичь? — А разве не опасно есть мясо диких животных? Вдруг они больные? — Альберт поднимается с бревна и подходит к Джеку, подбираясь ближе к Гермесу, который жевал жухлую траву, фыркая носом. Марстон повернулся к товарищу и раздраженно закатил глаза. — Я вырос на мясе диких животных. Живой, как видишь. — Чтож… Я доверюсь тебе, Джек. — Идем, — Парень повел Альберта за собой пешком. Они тихо брели по степи, залитой бледным светом луны, скрытой за неплотными облаками, мягко освещающей траву и деревья. Вдали гудит паровоз, прибывший на станцию Ранчо МакФарлейнов. Где-то в густой кроне деревьев ухает филин, а к югу от них завывают и взвизгивают койоты. Стрекочут цикады. Альберт ощущает единение с природой сейчас, любуется природой. Так тихо и спокойно здесь. И Джек… Он такой спокойный, такой уверенный в себе. Он идет расслабленной походкой, на его плече висит карабин, между губами сигарета. Альберт смотрит на него и любуется его красивым лицом с точеными чертами, явно унаследованными от отца. И вдруг Джек останавливается, тихо щелкает затвором карабина, целится… Куда он целится? Альберт ничего не видит в темноте. Затем слышит шорох травы. Грохнул выстрел, разлетевшись эхом по степи, отражаясь от деревьев и холмов. Из тьмы крон деревьев полетели перепуганные птицы. Джек докуривает сигарету и бросает ее на землю, притаптывая своим ковбойским сапогом. Подходит к кустам, куда выстрелил и поднимает за задние лапы зайца. — Ужин! — Весело говорит Джек, показывая Альберту труп зверька. Но ДеГрут не может оторвать глаз от тушки. В его голове снова слышится эхом тот душераздирающий визг мучающегося в пасти собаки зайца. Он трясет головой и через силу улыбается, хлопая Джеку. Шотландец сидит на бревне, грея руки у костра, пока Джек сидит на земле и на ноже жарит кусок мяса. Затем пробует его, морщится от того, что горячо и протягивает Альберту нож с мясом. — На, вот. Готово. — А ты? — Я поем после тебя. — Чтож, спасибо, мистер Марстон, — Альберт неторопливо ест на удивление вкусное мясо, пахнущее костром, горячее и нежное. Джек его даже посолить умудрился перед тем, как дать Альберту, так что вкус мяса вовсе не пресный, а очень даже яркий. Специи бы не помешали, но разве то, что он ест сейчас — не вкус свободы? Он и есть. — Так о чем ты хотел поговорить? Ты же сказал, у тебя есть идея, Эл. — Точно! — Альберт прикрывает рот рукой, прожевывая еду и только когда проглатывает мясо, убирает руку и начинает говорить, — Так вот. Скажи мне, друг сердечный, что ты знаешь о, — Альберт отдает Джеку нож без мяса и тот начинает жарить второй кусок, уже для себя, — бутлегерстве? Я имею ввиду самогон. — Ну, я знаю, что это незаконно. А еще я знаю, что это весьма заебисто. Но прибыльно, — Джек крутит мясо над огнем и смотрит из-под шляпы на Альберта, — А что, ты хочешь попробовать себя в этом? Не смеши меня. — Нет-нет, я и не собирался смешить. Я собирался предложить тебе основать это дело вместе. Что скажешь? С твоими наывками стрельбы и моей высокой социализацией и способностью находить компромиссы — думаю, мы станем отличной командой. — Да? То есть, хочешь сказать, что безумный убийца-грабитель и артистичный аристократ-белоручка это отличная команда для создания общего дела? — Именно это я собираюсь сказать! Что скажешь? — Чтож, нам понадобятся деньги. Место, где мы сможем беспалевно гнать самогон. Конечно же, человек, который умеет это делать. Дистиллятор. Бутылки. И отсутствие конкурентов на этом рынке. — Этим я предлагаю заняться в ближайшее время, — Альберт улыбается, глядя на Джека. Тот трет эспаньолку пальцами, почесывая подбородок. А затем отмахивается. — Черт с ним, я в деле. — Отлично! Я придумал несколько способов как нам заработать денежки на первое время. Скажи мне вот что, как хорошо ты умеешь ездить верхом на скаковых лошадях? Справишься с Гермесом? — Справлюсь. К чему вопрос? — У меня есть идея, говорю же. Завтра поедем в Ратскеллер Форк. Там скачки с небольшими ставками. Если проявишь себя хорошо и займешь первое место, отправимся в Лемойн. В Сен-Дени запишем тебя на скачки помасштабнее, они, как правило, проходят на ипподроме в пригороде Сен-Дени, недалеко от Каллига Холла. Часть земли была выкуплена, а позже на том участке построили ипподром. Вот где действительно большие ставки. — Но я не жокей, Эл. Я вешу кило так… девяносто, может. — Ничего страшного. Договоримся, — Альберт улыбнулся Джеку заговорщицки и тот усмехнулся в ответ. — Хорошо. Тогда на боковую и в Ратскеллер Форк. — Именно! — Альберт поднимается с бревна и хлопает в ладоши один раз, потирая их друг о друга, собираясь лечь в палатку.