Where Will You Run
Black Lab
Позитивный вайб
Bitcevsky Park
Вырванный из контекста расследования, Гром чувствовал себя слепым котёнком. Он не знал, что происходит в городе, и это раздражало. Что-то похожее он испытывал в тот момент, когда в приступе какого-то помешательства пытался бросить курить. Три дня без сигарет сделали из него нервного психа. Сейчас было примерно так же. Альтернативный источник информации по городу — Игнат — встретил Грома в своём спортзале с распростёртыми объятиями. — Ты сатри, кто пожаловал, Игорёчек! — фрикативное «г» обласкало уши. Тучный, в ширину больше, чем в рост, Бустер обхватил друга детства, доламывая едва сросшиеся рёбра. — Ну, ну, — кряхтя, Игорь выпутался из медвежьих объятий. — Чё в городе говорят, Игнат? — А ты с какой целью интересуешься? — хитрожопый с рождения, Бустер даже на друзьях пытался наварить хоть какую-то выгоду для себя. Он уселся в свой королевский трон и сложил руки домиком перед лицом. Игорь завалился на диван у стены. Снова выворачиваться наизнанку не хотелось. И хотя Игнат был в курсе любовных похождений одноклассника, Гром его неосознанно берёг от деталей. — Да людей у нас валят, — издалека начал майор. — Ой, я тя умоляю, Игорёк, их всегда валят, — отмахнулся Бустер и занялся своими делами. Игоря он никогда не стеснялся. — Тут серия целая, пошуршать надо. Руки Игната на секунду замерли над клавиатурой, а затем он коротко кивнул, приглашая продолжить. И Игорь рассказал столько, сколько можно было, чтобы не пойти по статье. Другу он доверял, а вот людям, с которыми тот работал, — не очень. — Завтра загляни? Завтра Игорь не заглянул, потому что весь день угрохал на восстановление по памяти деталей расследования. Витражное окно превратилось в карту расследования ничуть не хуже той, что они сгенерировали в программе на работе. Картинок и фотографий было поменьше, но Грому хватало и стикеров. Саша, казалось, был прав. Список подозреваемых после нападения на Алину значительно сузился — это мог быть только сотрудник Центра. Почему раньше их не рассматривали на роль убийц? Да потому что человеческая слепая вера в добро не позволяла. Проще было считать, что всё совершается кем-то заведомо злым, гадким и мерзким, чем теми, кто вроде как творит добро и лечит человеческие души. Чтобы уточнить, как давно терапевты работают в Центре, Игорь полез на сайт организации. И оказался неприятно удивлён, не обнаружив там нужной информации. Нет, в целом, там было написано достаточно, даже больше: и опыт работы, и специализация, и курсы повышения квалификации и переподготовки. Кроме этих троих, в Центре числился ещё десяток сотрудников, и, на самом деле, Мессией мог оказаться любой из них. Тот же невидимый куратор Серебрякова, которому парень отчитывался. Думай, Игорь, думай. Лучше всего это получалось, когда тело было чем-то занято, и Гром снова собрался на пробежку. Наученный недавним опытом, закутался теплее и плотнее и под «Позитивный вайб», подсмеиваясь над ироничностью песни, втопил по мокрому асфальту. На этот раз маршрут был не случайным, но цель забега изменилась, когда на крыльце ДДТ Гром увидел Рому. В среду. Значит группу поменял, чтобы не пересекаться. Вести скрытое наблюдение за лопухом типа Ильина оказалось несложно. Выдерживая приличную дистанцию и держась на противоположной стороне улицы, Игорь был уверен, что Рома его не узнает — мало ли высоких типов бегает по ночам в центре города. И Рома его действительно не узнал, даже когда Игорь, перед этим обогнав на добрых полкилометра, развернулся и побежал лицом к лицу с пожарным. Тот шёл, глядя себе под ноги, прямо к своему дому. Игорь, добравшись до своей квартиры, решил, что так тоже — можно. Выходить на пробежку, чтобы довести объект наблюдения из пункта А в пункт Б.ХХХ
Прошла неделя с той злополучной пятницы, когда Игорь написал заявление, и две с тех пор, как Алина попала в больницу. Руневский заглядывал к ней так часто, как мог, но проводить допрос не позволяло здоровье девушки. Саша понимал, что будь на её месте кто угодно другой, он давно бы уже потребовал от врачей привести пациента в чувство. Караул, однако сняли: просто так тратить ресурсы управления никто не хотел. Дело, казалось, встало. Саша исправно ходил на группу, в которой теперь место Алины занимал «тревожный» Игоря. Парень и правда был тревожным, и мужчина задумался о перестановке слагаемых: ушла суицидница-рецидивистка, пришёл нервный пожарный, запутавшийся в лабиринтах своего сознания. Руневский ничего не знал об Ильине до их первой встречи, кроме того, что пару недель назад сказал Игорь. Рома напоминал Каразину: тот же оголённый нерв и максимальная откровенность в попытке выболеть всё за раз и забыть. Это не так работает, качал головой подполковник, выслушивая очередную исповедь. А Рома в группу ходил именно что на исповедь. Даже индульгенции не просил, сам себя в ад спускал и выбираться не собирался. Саша стал внимательнее присматриваться к парню: с первого занятия в среду тот осунулся и заметно похудел, выглядел усталым. Из разговоров было понятно, что всё свободное время он занимает работой и тренировками, жаловался на бессонницу и сам заикался о том, что стоит попить какие-нибудь травки от нервов. Когда в их группу вышел Карпенко и предложил элементы гештальт терапии, Александр Константинович тревожно посмотрел на Рому: а выдержит ли? Процедура некомфортная и наедине, а здесь, при посторонних… Но магия группы работала в обе стороны: видеть, как с триггером справляются другие, помогает пережить болезненные моменты самому. Руневский честно отрабатывал страх потерять Алину, не называя конкретных имён, конечно, хотя и было сложно. Имя твоё — всё для него. Рома всё время, отданное Руневскому, смотрел на него горящим взглядом и хмурился. А когда подошла его очередь, сжал челюсть и сказал, что не знает, что делать. — Какой момент в твоей жизни ты считаешь переломным? — Сергей подталкивал пожарного. — Когда умер Макс, — как заевшая пластинка повторял Рома. — Почему это так на тебя повлияло? — Рома пожал плечами, но психолог продолжил подбирать ключик. — Что в нём такого? — Он настоящий? — Саше показалось, что парень не в себе, раз считает погибшего коллегу настоящим. — Не боялся быть таким, какой есть. — А ты боишься? Рома снова пожал плечами, а затем неуверенно кивнул. — В какой момент это стало страшным? Саша видел, как тяжело Ильину даётся этот разговор. Пожарный косился на остальных, пытаясь понять, осуждают ли его, но все, и даже любопытная по натуре Юля, сейчас переварили личный опыт и не обращали на Рому внимания. Только Руневский, в силу привычки и профессиональной деформации, продолжал анализировать. Когда все начали собираться, Саше вдруг захотелось поддержать парня. Он дождался его за дверью кабинета и жестом привлёк к себе внимание. — Привет? — странно здороваться с тем, с кем минуту назад попрощался. — Привет, — Рома чуть замедлил шаг, но не остановился. — Ром, я сказать хотел, — они медленно спускались на улицу, — что ты молодец. Это очень сложно в первый раз, — Руневский улыбнулся, — да и в двадцать первый тоже сложно. Но ты молодец, что пытаешься. На улице ему показалось, что он заметил тень у торца здания, но донести до пожарного мысль сейчас было важнее всяких подозрений. Рома сухо кивнул, как будто и не слушал его, но затем вдруг выдавил улыбку. — Саш, спасибо, я понимаю, что ты делаешь. Но просто не сейчас, да? Они попрощались сухим рукопожатием. Когда Саша уже садился в машину, а Рома скрылся за поворотом, тень от дома отделилась, и силуэт двинулся вслед за пожарным. Подозрительно.ХХХ
Только честно
Панкмодернисты
Страшно, очень страшно. Если бы мы знали, что это такое, но мы не знаем. Прочитав про перенос, Рома завыл в голос. Ему не разобрать это в одного. С момента смены группы в своё расписание Молодой добавил и личные встречи с их штатным психологом. Такое количество людей теперь знало, что он, Роман Романович Ильин, — двадцатишестилетний психопат, что выйти нахуй хотелось не только из комнаты. Какое-то облегчение наступило после последней групповухи — Карпенко докопал до сути проблемы. И суть эта, слава богу, не в Максе. Просто Макс — триггер и якорь, за который Роман цеплялся. Константа, чтоб её. Жизнь без Грома давалась почти так же тяжело, как в первое время без Шустова. Разница была лишь в том, что, во-первых, Гром был живым и действительно настоящим, во-вторых, Рома и правда был виноват, и в-третьих, сейчас Рома сознательно лишил себя Игоря. Не такая уж маленькая разница. Рома скучал. Сам не знал, по чему конкретно, может быть, по всему в целом, но то, как ощущалось самое своё рядом с Громом, Роме нравилось. Не нравилось, что все разы это срывалось в какую-то бездну. Не нравилось, что память вымарала воспоминание об их вечере в квартире Игоря. Смутными пятнами, то яркими, то не очень, что-то всплывало сквозь сон, но со временем стало казаться, что всё это и было сном. И новая безумная мысль зацапарала затылок: а не придумал ли он этого Игоря Грома себе. Сёрч по сети помог успокоиться: не придумал. Игорь Гром, если верить скудной информации во Вместе, действительно существовал, жил в этом самом городе и слушал отвратительно разнообразную музыку, как будто ему одновременно и семьдесят, и семнадцать. Фотография на странице выглядела так, будто в профиль залили фотку из паспорта с минимальной ретушью — вроде бы и похож, но вообще не такой. Но и этого было достаточно. Игорь Гром правда есть. Игорь Гром настоящий. И если Рома когда-нибудь вырастет и станет настоящим тоже, то можно будет написать этому юзернейму с новым добавленным треком «Только честно». Весна врывалась в город сбивающим с ног ветром, гнала рябь по мутным лужам, закидывала остатки снега грязью и по чуть-чуть продлевала световой день. Птицы трещали каждое утро, пробиваясь своим писком сквозь наушники, и нет-нет, но поднимали настроение. На работу стало проще просыпаться. До начала горячего сезона ещё было достаточно времени, и оптимистично настроенный Ильин планировал вернуться в лесохрану хотя бы к середине лета. Выходя вечером с очередного занятия, Рома чувствовал, что воздух меняется. Опасное, на самом деле, межсезонье, коварное ложное тепло, а всё равно — хорошо. Картинку круга эмоций Ильин загрузил в телефон, куда время от времени подглядывал, и теперь мог с уверенность сказать, что после встречи, когда Саша вдруг решил его поддержать, настроение оказалось на отметке «ожидание». Шагалось бодро, в кои-то веки на душе не скреблись кошки, хотя должны бы, но Рома спокойно обдумывал полученный опыт и взвешивал свои ощущения. Лёгкое возбуждение и предвкушение чего-то нового в жизни. По пути домой зашёл в магазин, а когда дошел до своей арки замер: в темноте кто-то скрывался. Но хуже было другое: на противоположной стороне улицы Рома увидел тёмный автомобиль, точно такой же, какой видел возле Дома творчества. Тёмный силуэт в подворотне двинулся в сторону Ильина, Рома попятился. Человек остановился. В слабом свете со двора можно было разглядеть, как тот наклонился будто бы завязать шнурки, затем поднялся и бодро пробежал мимо Ромы, даже не посмотрев на него. Рома не был паникёром, но сердце вдруг застучало очень быстро. Придумается же. Однако подозрительная иномарка вдруг заурчала мотором и покинула свой пост. А ведь не только тепло бывает обманчивым. Спокойствие — тоже.