У нас труп, возможно, криминал

      Зерно сомнения, посеянное на индивидуальной встрече с Журавской, выросло против Роминой воли в настоящее дерево со скоростью бамбука. Мысли то и дело крутились вокруг вопроса, манипулировал ли им Игорь, было ли это его хитрым планом покрутить Ромкой и бросить, или же Рома это всё придумывает. Вопросы, зачем бы Игорю это делать, с подачи психолога не рассматривались: она объяснила, что понять мотивацию манипулятора здоровому человеку практически невозможно. Мозг насильника искажён, ориентиры морали сбиты и стандартные человеческие правила взаимоотношений не работают. Поэтому Рома упорно отгонял мысли, что Игорь хороший, заменяя их идеей, что Игорь — зло, от которого нужно держаться подальше.       Рациональная часть Ильина дрессировке поддавалась вполне успешно, а вот иррациональная стала сопротивляться, то и дело сквозь сон подкидывая смутные образы. Ильин догадывался, что это память об их встречах, настоящая память, но уже не верил ей. Успокоительное, которое посоветовала Журавская, было довольно слабым и, насколько понял Молодой, сильных побочных действий не имело, потому он смело увеличил рекомендованную дозировку вдвое. Сны больше не запоминались, но отдохнувшим парень себя не ощущал всё равно: тело и голова были уставшими, как будто и вовсе не спали, и с каждым днём Роме всё труднее было жить в своём привычном графике работа-тренировка-группа-сон.       Он всё так же исправно ходил два раза в неделю в группу, раз в неделю по плавающему графику ездил в Дом Лихачёва. И там, и там вываливал из себя всё накопившееся, но на индивидуальных занятиях позволял себе больше и безобразно скулил, варясь в чувстве вины. Виноват перед семьёй, что не оправдал ожиданий. Виноват перед Шустовым, что сам выжил, а не Максим. Виноват перед Игорем, что называл его чужим именем. Виноват перед самим собой, что позволил докатиться до жизни такой. Рома виноват был во всём и везде.       Вина плотным коконом опутывала, не давала дышать. Теперь даже коридор его жизни с одним-единственным открытым окном казался вольным краем, потому что чем длиннее становился световой день, тем меньше оставалось у Ромы сил на барахтанье в этой жиже.       От усталости стало мерещиться всякое: на работе на него как будто бы косились и за глаза обсуждали, называя то убийцей, то пидором, то просто тыкали пальцем как в лоха-неудачника; в группе ему тоже казалось, что остальные мужики смотрели на него с презрением, давно раскусив, что не про девушку он плачется; вечерами казалось, что кто-то следит за ним, идёт по пятам и дышит в самую спину. Рома перестал ходить в наушниках по городу, и уровень шума раздражал воспалённые нервы, делая в общем-то спокойного по жизни Ильина нервным и дёрганым. — Вы выглядите уставшим, — Юлия Борисовна как всегда участливо предложила Роме чай. — Я сплю, но как будто бы и не сплю вовсе. Мысли путаются, голова идёт кругом. Мне кажется, мне хуже, чем было до всего этого. — Это совершенно нормально, — начала успокаивает его женщина, — мы не можем только идти на улучшение, иногда бывают спады, иногда — провалы. Главное, не сдаваться. Вы ведь проделали такой большой путь, теперь вы знаете, что причиной вашего состояния является чувство вины.       Рома только коротко кивнул. — Вы принимаете успокоительное? — Рома снова кивнул. — Не помогает? — Не особо, мне кажется, что за мной следят. — Кому бы это могло понадобиться? — Не знаю. Вы видели новый выпуск Юли? Она, оказывается, классная журналистка, а нам не говорила, — Журавская отрицательно покачала головой. — Юля говорит, что в городе небывалый скачок смертности от несчастных случаев. А я тут подумал, а вдруг она правду говорит? Вдруг этих людей убивают? Может быть, в городе орудует маньяк, и я — его новая жертва?       Рома вцепился в подлокотники кресла и совершенно безумными глазами посмотрел на врача. — А может быть, он знает, что таким, как я, не место жить на этом свете? — Что вы такое говорите, — изумилась женщина. — Никто не в праве решать, кому жить, а кому умереть. — А я? Я в праве решить, нужно ли мне жить?       Журавская надолго замолчала, разглядывая пожарного. Что она хотела в нём увидеть, Рома не понимал. Собирается ли он после сеанса пойти под машину? Да нет, конечно. Даже под поезд и с моста. Но в самом-то деле, раз он не мог выбрать, когда и кем явиться на этот свет, то есть у него хотя бы малейшее право с этого света уйти так, как хочется, и тогда, когда хочется? — Не бойтесь, я не думаю о самоубийстве. Но ведь должно же у меня быть право принимать хоть какие-то решения в своей жизни? — Вы можете принять очень много любых других решений, не только о смерти или жизни. Вы можете жить так, как вам хочется, — ЮБ тепло улыбнулась, стараясь подтолкнуть Ромку на путь истинный и веру в светлое будущее, не иначе. — Но вы же мне сказали, что так жить — неправильно? Вы же сказали, что Игорь плохой, что он манипулирует мной, что…       Поздно. Всё уже сказано. Психолог это точно заметила — Рома видел это по выражению её лица. И всё равно, прежде чем задавать какие-то вопросы, она снова посмотрела в свой блокнот. — Игорь? Я записала, что вашего партнёра зовут Илья.       Партнёра. Рома запрокинул голову и засмеялся. Партнер ин крайм просто. Голова трещала, тело болело, шея была как деревянная, и вылезти из этого душного туловища хотелось невозможно. — Я подумал, что если назову настоящее имя, вы догадаетесь, о ком идёт речь.       Журавская всё молчала, и это начинало Рому злить. — Ничего не скажете? Нигде у вас там не записано, что наш Игорь — манипулятор и склонен к психологическому насилию? — Я не могу разглашать эту информацию. — Было бы что, — отмахнулся Ильин. — И вот представляете, — оказалось, правду очень легко и приятно говорить. Уже и шею не так сильно тянуло, — они похожи как две капли воды, и я всё время зову Игоря Максом в самый неподходящий момент! Я так виноват перед ним! — Рома почему-то засмеялся.       Женщина вдруг подорвалась, чем-то там пошуршала и протянула Роме таблетку. — Выпейте. Это просто новопасит, у вас нервное перевозбуждение, а я не могу отпускать вас в таком состоянии.       Рома понятия не имел, как выглядят таблетки новопассита, но сомневаться в словах женщины повода не было. Он быстро, даже не запивая, проглотил успокоительное. — Посидите минут пять, пока не начнёт действовать, и можете идти домой. — Да я сразу пойду, — ему не хотелось больше тут оставаться, — по пути успокоюсь. — Будьте аккуратны!

ХХХ

Любовь

Дельфин

      Игорь понимал, что всё шито белыми нитками — прямых улик у них нет. Он надеялся взять Журавскую на горячем, и ненавидел себя за это. Таскаться хвостом за Ромой оказалось очень полезно для здоровья — длительные регулярные пробежки так или иначе сократили количество потребляемого никотина. Радости по этому поводу Гром не испытывал: его изнутри грызло, что парень в опасности, а он — бравый майор — ничего сделать не может. Не придёшь же к Прокопенко со своим шестым чувством и не скажешь брать благонадёжную даму бальзаковского возраста, потому что та Игорю не нравится. Ещё и Пчёлкина эта со своим новым роликом. Их спецы говорят, что общественность взбудоражена, Прокопенко давит закрывать скорее дело, от Руневского толку ноль.       Майор сел прямо на ступени крыльца дома творчества и закурил. Зачем он сюда припёрся? Что собирался сказать? И собрался ли? Группа начала выползать наружу, все деликатно огибали Грома и не делали никаких замечаний — в принципе, понятно. Их тут учат понимать, принимать и смиряться с чужими демонами и своими в первую очередь. — Игорь? — Грому бы и хотелось быть тугим на ухо, но окликнул его вопреки всем надеждам Руневский, а не Ильин. — Ты что тут?       Гром пожал плечами и трёхочковым забросил одним щелчком окурок в мусорку. Саша тоже закурил. В своём дорогом пальто, возвышаясь над сгорбившемся на ступенях Игорем, Руневский был похож на строгого и чем-то обеспокоенного отца. Игорь хмыкнул. — Игорь, я понимаю, что ты чувствуешь — — Саш, завали. Ты. Не. Понимаешь.       Гром поднялся, восстанавливая справедливое преимущество в росте, как раз в тот момент, когда из-за двери ДДТ показалась знакомая синяя шапочка. Темно, сука, ну почему же так темно на этой стороне улицы, что в жёлтом болезненном фонаре на козырьке входа Ромино лицо кажется Игорю плохой восковой копией, искажённой непониманием, удивлением и страхом. Игорь еле сдержался, чтобы тут же не схватить Ромку за куртку и не встряхнуть как следует. — П… привет, — куце так, как знакомому, встреченному в магазине. — Ром, ты домой? — парень заторможено кивнул. — Можно тебя проводить? — Игорь слышал, как подпол зашуршал своим пальто и что-то хмыкнул, но вот честно, Александр Константинович, идите нахуй. — За… зачем? — Ром, дай ему это сделать. Не отстанет, пока своего не добьётся.       Игорю хотелось врезать по гладковыбритой морде Руневского за эту медвежью услугу, и он уже повернулся, чтобы что-нибудь рявкнуть, но Ильин потянул за рукав куртки на себя. — Игорь, не надо.       Чего не надо-то, Ром? Игорь обернулся на бесцветную в интонации просьбу. Ильин так и держал его за рукав бомбера и смотрел как будто бы сквозь. Шальная, больная счастьем мысль, что Рома не ошибся в выборе имени, ударила по затылку. — Это важно? — Рома как будто не решался отпускать куртку, а всё равно выглядел так, словно и не понимал, что держится за Игоря. — Проводить? — парень только кивнул. — Да, Ром. Важно.       Руневский наблюдал за этой театральной постановкой со странным выражением лица: не то сочувствовал, не то боялся, что Игорь расколется. Игорю и то, и другое было сейчас абсолютно безразлично. Он ждал, что скажет пожарный, но Рома ничего не говорил и не делал: так и держался за Грома. — Кофе хочешь? — что они с парнем делают, раз от живого пацана тень одна осталась. И кто эти страшные «они», и не входит ли Игорь в их список.       Не прощаясь с подполом, Игорь сам отцепил от себя холодную руку Ильина, легко боднул парня в плечо, поворачивая в нужную сторону и подталкивая уйти уже с этой улицы. Если бы Игорь мог, он бы просто забрал Ромку к себе. Ну, чтобы уберечь. Не нужно ему уже ничего. Доигрался.       Какое-то время шли молча. Ромин шаг сбивался с быстрого на медленный, и майор изо всех сил старался подстраиваться под него и не давить. Хотя не давить — не их случай. Игорь чувствовал со своей стороны одно бесконечное давление. Наверное, примерно это и ощущает лесохрана во время вылета — давление и груз ответственности. — Кофе хочешь? — снова спросил Игорь, заметив впереди будку кофейни. — Хочу, наверное. — Какой? — они подошли к яркой вывеске, кричащей о весеннем меню.       Рома задрал голову и долго смотрел на картинки и буквы, как будто пытаясь научиться читать заново. — Всё равно, — наконец выдавил парень. — Американо маленький и, — он ещё раз посмотрел на Рому, — лавандовый раф.       Ожидание двух порций казалось вечным. Рома всё это время качался, как лист на ветру, переступая ногами в своих лёгких не по погоде кедах с пятки на носок. Смотреть страшно. — Ром, — возвращать парня в реальность надо, заземлять. Игорь протянул ему стаканчик и запакованную трубочку. Парень всё это взял, кивнул в знак благодарности и как будто по инерции двинулся вперёд. — Ром! — Игорь догнал его в два широких шага и мягко взял за плечо. — Ты как вообще?       Ромка, прихватив трубочку губами, из-под ресниц посмотрел на Игоря. Защемило как в первую встречу — взгляд у Ильина опять был лисий-лисий, тёплый, но потерянный. К чёрту это расследование, — думал Игорь. К чёрту всё это вообще — вот же ж оно, дорогое, драгоценное, бесконечно важное и нужное, навсегда потерянное. — Ты прости меня, наверное? — это вообще не то, что Игорь собирался говорить или обсуждать. За что ему просить прощения? Он же, наверное, не виноват ни в чём? Хотя если сомневается, значит виноват. — За что? — Что я так на тебя набросился, — хорошо, что темно, не видно, как Игоря крючит от нечеловеческой тоски какой-то. — Когда? — в неверном свете фонарей Игорю показался румянец на щеках Ильина. Всё он понимал. — Да у меня тогда— — М… —       Опять, да? Гром весь сжался от этого звука. Но Рома больше ничего не сказал, сербал свой кофейный напиток через трубочку и только смотрел. — Дай мне шанс?       Кто от этого удивился больше — Игорь или Рома? Какой чёртов шанс ты просишь, товарищ майор. Ты парня расхристал и бросил, а он теперь — вон какой. Неживой совсем. Тенью ходит по земле, даже ветерка не вызывает, проходя мимо. Игорь судорожно искал в своей голове ответы, на бесконечный поток вопросов, спамом засорявший голову. Зачем тебе, майор Гром, человек, которому ты не нужен? Что ты делать-то с этим пацаном будешь, когда всё закончится?       Рома выронил изо рта трубочку. — Видел блог новый Пчёлкиной про убийства, прикрытые суицидами или несчастными случаями? — молодец, Игорёк, выкрутился.       Ильин кивнул и повёл плечом. — Она в нашу группу ходит, — невпопад ответил Рома. — А я всё думал, что ей там делать, совсем же не такая, как мы. — Не верит она в нашу доблестную полицию, сама расследовать хочет, — вцепился в этот зародыш диалога Игорь. — А ты? Веришь?       Они снова двинулись в сторону Техноложки, и у Игоря появилась возможность подумать. Он вообще на ходу думал лучше, а вот для разговоров предпочитал затормаживаться. — В некоторых ментов верю, — как-то хмуро признался майор. — У тебя отец служил, да? — Ромка, наверное, запомнил что-то такое из их встреч. Игорь только кивнул. — И погиб при исполнении?       Обсуждать это с кем-то чужим Игорь не любил. Свои и так всё знают, а посторонних в это тёмное болото мужчина старался не посвящать — не их это дело. — Да, — нехотя признался Гром. — Я пацаном был, всё видел. Долго считал себя виноватым.       Он и на группе-то таким откровенным не был, а тут как будто обязан был покаяться. Рома тормознул его, снова схватившись за рукав. — Перестал?       Игорь обернулся. Было что-то в этом вопросе скрытое и важное. Мужчина вгляделся в лицо пожарного — всё такое же спокойное, только взгляд из пустого стал жаждущим. Чего? — Перестал, — осторожно, как будто шёл по минному полю, признался Игорь. Рома поджал губы. — Потому что, — быстро затараторил Игорь, боясь потерять момент, — понял, что дети не могут нести ответственности за решения своих родителей. Что мы вообще не отвечаем за поступки других людей. Что мир не вертится вокруг меня одного.       И потому просишь шанс? Это так мир не вертится? — Ром?       Они почти пришли. Вон там за углом уже виднелась пятёрочка, ещё какая-то пара сотен метров, и нужно будет прощаться, а Игоря всего жгло изнутри что-то неразрешённое. Нерешённое и не разрешённое Ромой. Ильин на крючок насадил майора и тянул теперь за леску, близко-близко к себе, но так, чтобы нельзя было самому дотянуться. Кожу щипало воспоминаниями, как Игорь касался этого парня. Хотелось ещё. Не прямо сейчас, но чтобы можно было когда-нибудь после, чтобы дверь не оказалась закрытой наглухо, чтобы… Руки сами потянулись к пацану и захватили в объятия. Стыдно было ужасно, мир не вертелся вокруг Игоря — безумцы своими ногами раскрутили землю так, что теперь центром Громовской вселенной стал Ромка Ильин, простой парень из глубинки, который решил лес спасать от огня, а в итоге сжигает человека заживо. Игорь носом ткнулся в висок, задирая пожарному шапку и подбираясь к отросшим волосам. Адреналин мощными толчками натренированного сердца разгонялся по крови и кружил голову. Простая химия, контролировать которую практически невозможно, и если бы Ромка не стоял истуканом, Игорь бы точно его поцеловал прямо здесь. И плевать, кто что увидит. — Пусти, — глухо в плечо запротестовал Ильин. — Игорь, пусти, нас увидят. — Ты боишься? — на одной воле майор отошёл на шаг и зашуршал по карманам в поисках сигарет. — Нет. — Противно? — он щёлкнул зажигалкой. — А тебе? — до сих пор спокойный, Ромка вдруг взорвался почти на крик. — Тебе не противно? Ты ко мне весь… а я, я… — он начал хватать ртом воздух, задыхаясь. — Я… зову тебя чужим именем, — почти шёпотом, но Игорь услышал.       Он выдержал паузу в несколько затяжек. — Наверное, нет? Не знаю. Не от тебя точно. Может быть, от себя немного, — Ромка опять начал раскачиваться, и до Игоря наконец дошло, что это не сомнамбулическое нечто, просто парень мёрзнет. — Пойдём, холодно же.       До парадки Ильина почти бежали, поскальзываясь на редких островках ещё не растаявшего до конца льда. У крыльца оба неловко затормозили — Игорь не хотел прощаться и тешил себя надеждой, что, раз Ильин его до сих пор не послал, чувство взаимно. Рома зазвенел ключами, ткнул магниткой в гнездо домофона и, только когда схватился уже за ручку двери, посмотрел на Игоря. — Кто ты, Игорь Гром? — он не успел открыть дверь, и она снова пискнула магнитами.       Игорь от такого вопроса растерянно улыбнулся: — Просто мужик из Петербурга?       Рома снова ткнул кнопку домофона. — А я тебе зачем?       «Срочные новости. Сенсация! Человек обыкновенный собирается словами через рот озвучить свои чувства!»       Игорь тепло улыбнулся шутке в своей голове. Наверное, он безнадёжен. — Ром, — поддаваясь наглости, граничащей с отчаяньем, Гром перехватил руку с ключами, не давая Ильину скрыться. — Ромашка, — пальцы у парня были совсем ледяные, и Игорь потянул его на себя за руку, обнял обе ладошки-ледышки своими и дохнул, согревая дыханием.       Ильин смотрел на свои руки в чужих с неприкрытым ужасом, но не вырывался. Игорь, прекрасно понимая, какое святотатство творит, снова укутал парня собой. — Горь, — первый звук его имени утонул где-то в вороте куртки. Получилась почти что гарь — всё, что от Игоря и осталось теперь.       Мужчина, снова шало радуясь, что его назвали правильно, одной рукой погладил парня по спине. Ромка, даже через слои одежды ощущая тепло между лопатками, то ли вспомнил, то ли просто расслабился, и тоже обхватил Грома за пояс. — Это «да»? — не доверяя голосу, шепнул майор.       Ромка в ответ только сжал в кулак куртку на спине мужчины и лбом боднул его в плечо.