ХХХ
Рома ехал на Чернышевскую с твёрдым намерением признаться Журавской во всём и до последнего отстаивать право Игоря на нормальность. Он начал готовиться к этому разговору ещё в такси после свидания на Фонтанке. Это было самое настоящее, до мурашек волнующее первое свидание, которое и закончилось канонично для всех свиданий — жадным поцелуем. И плевать, что не в губы. Вечером Ильин честно отбил майору, что дома, а утром первым прислал фотографию: огромная чайка облюбовала его окно, и не сфотографировать такое чисто питерское чудо Рома просто не мог. Игорь в ответ прислал фотографию своей шеи, на которой отчётливо читался засос. И Рома с облегчением признал, что ему совсем за это не стыдно. Они перекидывались фотографиями целый день, образами показывая, какой жизнью живут. Рому особенно впечатлил захламлённый рабочий стол майора и количество кружек с остатками кофе в них. «Ты пьёшь слишком много кофе», — в шутку заметил Рома, а Игорь на это только прислал какой-то чёрно-белый ролик с двумя лысеющими мужиками, философствующими о сочетаемости кофе и сигарет. Ильин не мог не заметить ироничность названия сцены: «Странно, что мы встретились» . Рома отлично помнил первое впечатление от Игоря: закрытый, мрачный мужик с тяжёлым взглядом. Игорь казался ему железным, железобетонным даже. Впрочем, он таким и был, и всей этой массой вываливал на Ромку свои чувства, не говоря о них при этом ни слова. Роме всякий раз закладывало уши, как при резком взлёте, когда Гром выдавал что-то эдакое: снимал пронзительные фотографии неба, выкладывал песни с за душу берущей мелодией или сходу цитировал классиков. Ромке, с его девятью классами образования, было лестно, что его выбрал такой умный человек. Не, честно, Ильин не дурак, неплохой спец в своей области и отлично выживает в лесу, где самым интеллектуальным разговором будет спор, какие грибы и ягоды съедобные, а какие лучше не трогать. Так что весь культурный пласт, выдаваемый Громом, литосферной плитой придавил Молодого. Рома не считывал все эти реминисценции, и даже слово это пришлось проверять по словарю, чтобы убедиться, а есть ли такое вообще. Хватало ума понимать, что всей этой эстетикой Игорь пытался передать настроение, разрешая Роме принимать или не принимать, отвечать или не отвечать взаимностью, но Рома, отойдя от первого очарования, натурально задыхался от собственной беспомощности. Он так не умеет. Он так не может. Он так не сможет. Его максимум — общая фотка на заставке телефона и подложенная на стол вкусняшка. Ромка не умел чувства чувствовать, и если у кого из них и была эмоциональная ограниченность, так это у него, у Ромы. Бессонница сделала виток и вернулась на прежнее место. Роме не снилось ничего, а разбудить мог малейший шорох, которых в коммуналке, честно говоря, достаточно. Он вздрагивал от начавшегося дождя, и уже не мог заснуть, всё время перебирая в голове что-то. Работу выполнял механически, на тренировки ходил по привычке, до группы доезжал на упрямстве, что должен стать нормальным, чтобы у них с Громом что-нибудь получилось. И к Журавской теперь ехал с горьким чувством на корне языка, будто вот-вот вырвет. Чаёчек, покрепче да послаще, конечно, взбодрил, но Роме не надо было смотреть на врача, чтобы понять, как сочувственно она на него смотрит. — У вас всё в порядке? Как прошла неделя? — Роме казалось, что она задаёт этот вопрос всегда. Даже если бы вчера они встретились на группе, сегодня она бы всё равно спросила, как прошла неделя. Ильин дал себе время на слабость, отпил немного чаю, собираясь с мыслями. Почему-то говорить Юлии Борисовне о том, что он, наверное, теперь с Игорем, было страшно. — Мы встретились с Игорем, — начал аккуратно подбираться к главной теме этого вечера Рома. Женщина ничего не сказала, только кивнула. — Мы начали общаться, и, ну… Мне не кажется, что он какой-то опасный. — Хорошо. Если вам это общение не причиняет дискомфорт, то это хорошо. — Но вы сказали, что он может быть манипулятором! — в этом крике было столько неприкрытой обиды. Рома сутками убивался, пытаясь разгадать загадку Игоревой маньячности, а эта сволочь, посеявшая зёрна сомнения, теперь просто говорит «хорошо». — Я сказала вам почитать литературу и приглядеться. Учитывая скорость вашего сближения и обстоятельства, спровоцировавшие всё это, я должна была предупредить, — после некоторой паузы ровно ответила психолог. Рома обиженно сопел, стараясь не смотреть на эту бабу. — Но в вашей карте про Игоря ничего такого же не написано? Нет? — Мы все прибегаем к манипуляциям. Даже вы сейчас пытаетесь мной манипулировать, — женщина мягко улыбнулась. — Скажем так: у Игоря специфичный образ жизни, и это могло привести к тому, чтобы он научился манипулировать лучше большинства. Но это всё, что я могу вам сказать. Рома кивнул. Он прекрасно понимал, о какой специфике говорит Журавская. Но вслух говорить об этом не стал, стараясь уважать Игорево стремление к конфиденциальности. — Какой характер носит ваше общение? — ЮБ вернула Рому к разговору. Тот изобразил на лице непонимание. — Дружеский, романтический, сексуальный? Молодой почувствовал, как щёки заливает румянцем. — Дружеский? — Звучит не очень уверенно. — Ну, потому что Игорь, он, ну… — Хочет большего? — помогла специалист. — Ну, да… — А вас это не устраивает? Вы хотели бы оставить всё так, как есть сейчас? Рома снова задумался. Он уже много раз пытался представить себе картину их с Игорем отношений, и каждый раз упирался в тупик. Как это будет, что это будет. Сможет ли он вообще вот так вот к Игорю, как он к нему? — Если вы чувствуете себя виноватым перед ним и потому что-то должным, то достаточно один раз извиниться. — Он говорит, что я ему ничего не должен, — насупленно буркнул парень. — Но вас всё же что-то беспокоит? — Он любит меня? — Вы спрашиваете об этом меня? — Нет, я… беспокоит меня то, что он любит меня, — Рома первый раз назвал это чувство. Он сам решил всё за Игоря, и нет гарантии, что это не роковая ошибка, за которую дорого придётся заплатить потом, но другого подходящего слова, чтобы описать поведение Игоря, Рома не знал. — Он сам вам сказал? — Да нет, но то, что он делает… — Рома почесал в затылке. — Я не знаю. Ощущаю просто. Он весь, — парень щёлкнул пальцами, подбирая слова, — мне? В меня? Как будто на всё готов, понимаете? Что бы я ни попросил или не сказал, он всё примет, и при этом показывает мне такие вещи, которые, наверное, не всякому показывают. — Например? — Он фотографирует для меня луну. Журавская на это тепло улыбнулась. — И вас это смущает? — Да! Да! Он ходячая энциклопедия, знает каждый дом в центре, его историю, какие знаменитые люди здесь жили, когда схождение планет и в чём разница между комплиментом через «и» и комплементом через «е»! Рома выпалил это всё на одном дыхании и совсем выдохся. Вот оно. Он Игоря унизил и обидел и просто не достоин теперь ничего хорошего. Дыхание тут же спёрло, рёбра сжало в тиски. Психолог налила ему воды и подала стакан. — Подышите, попейте воды, — пыталась успокоить разволновавшегося пациента женщина. Когда Рома затих, она продолжила: — Почему вы не думаете, что он точно так же может ценить какие-то ваши качества? Ведь наверняка вы в чём-то талантливы не меньше. Почему не думал, Рома думал, очень много думал и пришёл к выводу, что Игорь его просто пожалел. Все дальнейшие попытки в разговор заканчивались Роминым молчанием и только усугубляли тревожность. Прощался Ильин почти бессознательно, мечтая поскорее покинуть помещение и, возможно, никогда больше сюда не возвращаться. Дождь, первый полноценный мартовский ливень, застилал дорогу: свет фонарей расползался, люди казались смытыми пятнами краски, дороги было почти не разобрать. Головой Ромка был глубоко в собственной заднице, не слыша и не видя ничего вокруг. Троллейбус, вставший на повороте прямо перед ним, двоих, подхвативших Рому под руки, парень уже не воспринимал совсем. Всё стерлось и растворилось в вязкой темноте.ХХХ
Игорь, проспавшись после смены, сладко потянулся. У него был выходной, и он в кои-то веки планировал провести его как положено — не на работе. Привычка тянуться к телефону, ещё не продрав глаза, за время плотной переписки с Ильиным сформироваться не успела, поэтому от тревожных новостей о безрезультатном задержании Журавской и заваленном расследовании майора уберегла не свойственная ему беспечность. Половину дня Игорь потратил на решение насущных и бытовых проблем: прибраться наконец, выкинуть совсем уж истлевший хлам, постираться и пожрать что-то, приготовленное своими руками. Мысли о Роме шли всё время фоном, и когда с антресоли Гром достал чуть ли не прижизненное издание стихов Блока, бережно сдул с книжки пыль и уже собрался отправить снимок Ильину. Но случиться этому было не суждено, потому что несколько пропущенных от Руневского и Прокопенко, а также короткое, но ёмкое сообщение от подпола, что дело перешло в СК, заставило забыть о высоком. Игорь ещё раз, для надёжности, перечитал сообщение. «Взяли Журавскую. У неё алиби. Я всё просрал». Саша очень редко выражался и даже в кризисные ситуации старался оставаться спокойным. Игорь, вопреки здравому смыслу, первым набрал Молодого. Долгие гудки и механический голос успели прозвучать трижды, пока четвёртую попытку дозвониться не прервал входящий от дядь Феди. — Игорёк, ёк-макарёк, ты где есть? — голос Фёдора Ивановича был тревожным. — Дома. — Сидишь? Тогда сядь, — Игорь, конечно, не сел, а прихватил сигареты и вышел на кухню к окну. — Ну, или так, — услышав звук чиркающей зажигалки, согласился крёстный. — Тут такое дело, ты не пори горячку только, Игорь— — Что с Ромой? — мужчина смотрел только вперёд, на линию горизонта, где тяжёлое серое небо сливалось с таким же серым, ещё не отмытым дождями городом. — Нормально всё, перенервничал. Прокапают и— — Где он? — Прокопенко молчал. — Дядь Федь, где он? — Ты давай к нам на ужин, ага? Поговорим, обсудим… — Где он? На другом конце провода послышался тяжёлый вздох. — В ПНД, — устало ответил Прокопенко. Гром со злостью раздавил сигарету в пепельнице. Диспансер, конечно, лучше морга. Но совсем не хорошо. — Центральном? — Игорь, не надо к нему ехать. У мальчика стресс, но с ним всё в порядке. Ему нужен покой. Говорю же, давай к нам, успокоишься сам, а завтра уже— — Вот представь, что ты, не дай бог, на моём месте, — убитым голосом простонал Игорь. Фёдор Иванович ему на это ничего не ответил. — Что с Журавской? Прокопенко сухо изложил факты, не забыв упомянуть, что Руневского отстранили на неделю, но Комитет согласен работать с майором. Игорю от новостей стало тошно. Сомнение, что женщина и правда может не иметь к этим несчастьям никакого отношения, давно закралось в стремительно седеющую голову майора. Он изначально не был готов принять такую версию, хотя и старательно копал. Карпенко, на его взгляд, гораздо лучше подходил на эту роль. И при этом ни один из психологов центра не выходил на адрес, что никак не билось с утоплением Майской. Майор поделился этими соображениями с начальником. — То есть опять тупик? — Хотя бы нет новых жертв. Или мы, или Пчёлкина со своим видео заставили этого урода притормозить. Или стать изворотливее, — Гром упёрся лбом в холодное стекло. — Фролов ждёт тебя завтра к десяти. — К десяти буду. На сборы потратил минут пятнадцать. Ушло бы и меньше, но Игорь сообразил, что у Ромы с собой вряд ли были рыльно-мыльные принадлежности, а потому сделал питстоп у аптеки, и уже оттуда помчался на набережную Обводного канала. Чем примечательны, по мнению Игоря, подобные заведения, так это тем, что даже здоровые люди после посещения психоневрологического диспансера становились слегка сумасшедшими. Ежегодное освидетельствование в рамках медкомиссии все сотрудники управления проходили, скрепя сердце и скрипя зубами. Главврач, занявшая свой пост ещё, наверное, при Хрущёве, поверх очков посмотрела на удостоверение майора. — У нас нет часов посещения, — чушь, хотел возразить Игорь, но, наученный общением с этой мегерой за последние десять лет, промолчал. — Это важный свидетель, вы препятствуете расследованию, — а это правда. Фролов бы всё равно потребовал опросить Ильина, не сегодня, так завтра. Кундукова сжала в нитку тонкие старческие губы, густо намазанные помадой оттенка скарлет. Она ещё раз очень внимательно посмотрела на Игоря, пошамкала слабым ртом и взялась за трубку внутреннего телефона. — Валерий Дмитриевич, зайдите, пожалуйста. Когда дверь углового кабинета, в тесной прихожей которого ютился Игорь, открылась снова, весь дверной проём занял огромных размеров детина. — Валерий Дмитриевич, проводите сотрудника правоохранительных органов до восьмой палаты, пожалуйста. И присмотрите за ним. Детина коротко кивнул, резким движением подбородка указал Игорю следовать за ним и неожиданно бодро зашагал по коридорам в самое чрево психушки. Гром впервые оказался за дверями на кодовом замке, и, к его разочарованию, фильмы очень точно передавали атмосферу всех подобных заведений: холодные светлые оттенки, холодные яркие лампы, холодные коридоры и стойкий запах кислятины. Лучшее место, чтобы «отдохнуть». Восьмая палата оказалась двести восьмой и на втором этаже и вмещала в себя две койки и общий санузел. Постель слева от входа была пустой, а вот на правой спал бледный как мел Ромка, и из руки его тянулась трубка капельницы. — Что вы ему дали? Детина посмотрел назначения в карте Ильина. — Физраствор, потом железо поставим. Он спит. — Можете выйти за дверь? Это разговор не для посторонних, — держать и спину, и лицо, и голос становилось невыносимым. Медбрат, санитар, врач — не пойми кто — спокойно кивнул и вышел, прикрывая за собой дверь. Сквозь непрозрачное стекло в двери Игорь видел тень силуэта мужчины. Майор осторожно присел на край кровати и взял Ромку за руку. Сухая и холодная. Как у… Гром нащупал пульс на запястье — ровный, хоть и слабый. — Ром? — он осторожно погладил парня по щеке. — Ром, проснись, пожалуйста. Просыпался Ильин тяжело. Светлые ресницы вздрагивали, парень хмурился, не желая откликаться, но Игорь настойчиво продолжал звать, пока, наконец, Ромка не замычал что-то и не дёрнул рукой, в которую была воткнута игла. — Тих-тих, — осторожно перехватив руку, попытался успокоить его Игорь. — Горь? — кардинал в рёберной клетке радостно запел. Не Максим. Ромка больше не путает имена даже спросонок. Игорь взял свободную от трубок руку парня и потёрся щекой о раскрытую ладонь. Ромка повёл рукой дальше, запутываясь в отросших волосах мужчины. — Ты как тут..? — голос пожарного был слабым и сиплым. — Я тебе принёс щётку, пасту, — Игорь не мог перестать ластиться к руке в своих волосах. — Как ты сюда попал? Как узнал? — рука в волосах замерла, а затем пропала совсем. Рома смотрел напряжённо. — Ты, что, следишь за мной? Игорь и подумать не мог, что его поведение поймут так. — Ром, — чуть набычившись, протянул майор. Ильин на это рычание никак не отреагировал. Игорь снова потянулся к руке без капельниц. — Ну, Ром… Рассказывать о деле не хотелось совершенно. И совсем не потому, что это как-то могло помешать расследованию — хуже уже не будет. Не хотелось просто кормить паранойю парня, которую тот, оказывается, вполне удачно от Игоря скрывал. Игорь всей тушей как мог осторожно упал на ноги Роме и пристроил голову на его животе. Чувствовать сквозь слой тонкого одеяла, как под кожей бьётся чужой пульс, было удивительно приятно. Если бы с Ромашкой что-то случилось именно вчера, пока Игорь спал, майор бы себе этого не простил. Смог бы жить дальше, конечно, но не простил бы. Это не история с отцом, где у Игоря хотя бы возраст был оправданием. Нет. Тут он сам вёл следствие, и сам же упустил. И в Ромку Игорь настолько вплавился, столько самого себя отдал этой попытке в простое человеческое, что потерять сейчас из-за какой-то глупости не мог. Не хотел. Ильин под ним пошевелился, но не согнал — устроился поудобнее, опять забрался рукой в волосы и мягко погладил за ухом. — Я тебе всё расскажу, когда это наконец закончится, ладно? — сквозь одеяло потёрся носом об живот парня. — И если ты всё-таки решишь, что я тебе не нужен, не гони сейчас, ладно? Я отпущу, обещаю, просто не сейчас. Игорь шептал это, не доверяя голосу и просто стесняясь быть таким жадным, наглым и отчаявшимся. Как же я в тебя так, Ромочка. От самого себя было неловко. Четвёртый десяток, а сыпется как подросток. — За что ты мне такой? — устало вздохнул Рома. Гром поднял голову, подбородком упираясь в живот парню. Ильин смотрел не на него, а в потолок. — Когда мы встретились с тобой, я был больной— — с душою рваной— — ржавой, — машинально поправил Игорь и улыбнулся. За дверью послышались шаги. — Ром, — имя пьянило не хуже напитка. — Я тебя вытащу отсюда. Мы тебя починим, залатаем. — Кадык на горле парня дёрнулся. — Я тебе обещаю, всё хорошо будет. В дверь постучали. Майор дёрнулся, поднимаясь с парня. Рома успел перехватить его руку и переплёл их пальцы, крепко сжимая.