Мой новый телохранитель

      Эндрю довёз Нила до отеля, оставляя разборки с Элисон на него. Сам он может и хотел бы всё ей высказать – куда больше чем сказал уже и в ещё более грубой форме, как он мог – но понимал, что всё же она тоже его клиент, а значит сейчас это не совсем возможно. Хотя, возможно, в будущем он всё же не сдержится. Чрезмерная опека над Джостеном крайне его поражала. Да, у того за плечами не самая лучшая жизнь, но в конце концов, он взрослый мальчик. К тому же Нил не создавал впечатление хрупкого и забитого человека, скорее наоборот – человека осторожного, предусмотрительного, способного постоять за себя. Пусть тот и ходил в основном в мешковатой одежде, но даже через неё Миньярд мог отчётливо разглядеть хорошее телосложение парня – привычка, оставшаяся с давних времён, когда оценивать силы человека приходилось ради собственной безопасности.       Вернувшись домой, Эндрю вернулся к своим прерванным размышлениям. Правда до Кевина он снова не добрался. Джостен крепко засел в его голове и не хотел оттуда выходить. Любые мысли блондина раз за разом снова приводили его к зашуганному и закрытому, но достаточно чувственному и сильному – ментально и физически – человеку. Эндрю прекрасно знал, каково это – иметь тёмное прошлое. Только в отличие от Джостена, о прошлом Эндрю знало всего пару человек, и то, без подробностей. История Нила же была предана публике в мельчайших деталях, да и за ним всё ещё охотились люди отца. Миньярда раздирали вопросы изнутри: почему он не боится, почему он вечно светится на камерах, почему не бежит без оглядки, почему не пытается всячески забыть своё прошлое? Он помнил себя, когда столкнулся с Дрейком и его, мягко говоря, издевательствами. Ему было страшно. Ему хотелось убежать. Ему хотелось стереть всё из своей головы, и будь проклята его идеальная память. Он ненавидел себя. Он ненавидел Дрейка. Он ненавидел собственную слабость. Годы ушли на то, чтобы он научился с этим жить. А в случае Нила всё выглядело так легко и просто, будто его не хотели убить, у него не было отца-маньяка, его не ненавидело пол света просто за то, кем он родился, а он просто выдумал это всё – что, конечно не могло быть правдой, не так ли?       Отставив кружку с давно остывшим кофе, Миньярд достал из мини-бара бутылку с виски. Слишком много мыслей. Слишком много воспоминаний о прошлом. Он не хочет этого помнить. Он не хочет об этом думать. Не сейчас. Сделав несколько глотков пьянящего напитка, Эндрю откинулся на спинку собственного дивана. Помимо всего уже перечисленного его пугал и настораживал сам факт того, что он так много думает о Ниле. В последний раз кто-то настолько прочно засел в его голове очень-очень давно, и это был его брат-близнец. Слова Дрейка, история о Тильде – он никогда не сможет воспринимать её, как мать – первое письмо Аарона, их первая встреча. Тогда он постоянно думал о нём: как тот отреагирует на появление Эндрю, как будет относится к нему, как самому Эндрю вести себя с новоприобретённым братом. Всё было слишком сложно, слишком ново, слишком неожиданно. Именно поэтому Миньярд не мог выкинуть его из головы. Их отношения с братом долго не складывались. Они были слишком разными и слишком одинаковыми одновременно. «Смерть» Тильды ещё больше подпортила их отношения. Потом появились Би и Ники, потом всё наладилось. Но Миньярды шли к этому очень долго, и это навеки отпечаталось и в без того идеальной память Эндрю.       В случае Джостена всё снова было по-другому. Он был загадкой, головоломкой. А Эндрю был слишком падок на головоломки. Ему хотелось разгадать его, хотелось самому добраться до сути рыжеволосого парня. Это была единственная причина не спрашивать у того ничего. Но Эндрю слишком сильно увяз в этих мыслях. Нил был сложной задачей, уравнением реакции по органической химии – а это единственный предмет, который не понимал Миньярд. Нил был загадкой, слишком невообразимой для сознания Миньярда.       Он был нереален. Иллюзия. Галлюцинация. Фантом.