«Заживляющая мазь для наружного применения
Для ран, нанесённых ангельским оружием
Производство Кармиллы Кармайн»
Теледемон неспешно брёл по неприветливым коридорам Адского Дворца. За стёклами, расписанными витиеватыми узорами яблок, змей и прочих атрибутов той Эдемской истории, в длинных окнах почти от пола в самый потолок угадывалось тёмное-тёмное небо и редкие тучи. Лишь Рай, бедно освещающий устрашающий тёмно-красный небосвод, выступал хоть каким-то источником света в этой непроницаемой темноте. Последние ночи на Кругу Гордыни почему-то выдались особенно мрачными и печальными. Его грешная душа металась, не зная, к какому направлению пристроится. Теледемон долго-долго смотрел на любезно отданный Владыкой медикамент, неохотно перебирая плохо слушающимися ногами. Терпеть прилив возбуждения, от которого всё ниже пояса неистово ныло, активно требуя внимания, было ещё тем трудом. Однако не мог же он, видя пример Аластора, ослушаться Господина? Аластор… Да, они приходились друг другу чуть ли не посмертными врагами. Да, они являлись ярыми соперниками, желающими показать всему Кругу Гордыни и прочей Преисподней своё превосходство, и доказать самим себе, что противник в этой гонке средств массовой информации ничего не стоит. Да, Вокс терпеть не мог Аластора из-за его сильной приверженности ко всему допотопному и сентиментальной привязанности к устаревшим уже тридцать, а то и сорок лет назад технологиям, из-за этой грёбаной бесоёбской улыбочки, из-за его категоричного отказа вступить в VVV, из-за его неимоверно оскорбительного посыла зародить дружбу… Вокс, как бы не презирал и не проклинал этого маразматичного кретина, никогда не желал радиодемону чего-то хуже смерти, а, тем более, такой мерзопакостной участи. — «Да чтоб тебя Люцифер драл!» — однажды выкрикнул теледемон в приступе злобы, когда они опять сцепились в одном из пустых районов города, но кто ж знал, что так оно и случится? Но с другой стороны: разве Вокс обязан ему чем-то? Аластор, как и Вокс, сам виноват в своей участи, однако формально повлиять на своё положение он был способен. Он сам навлёк на себя беду, хотя мог бы просто немного подыграть, где-то промолчать, с чем-то повременить, в каких-то моментах просто-напросто отступить… Иронично: Вокс сумел адаптироваться в этих непростых условиях, хитро извернувшись под влиянием достаточно специфичных требований, а вот упрямый, чересчур принципиальный Аластор дуб дубом упёрся в собственные убеждения, настоял на своём, за что и поплатился. Вокс стиснул клыки, в ладони сжал злосчастный тюбик. Догадки в стиле «что, если…?» заметались в процессоре с новой силой. Предположения о том, что он мог бы, но не сделал, перегружали диски. Напряжение, вьющееся по всему телу и не приносившее более ничего приятного, отягощало. Если ведь так подумать, то, если Аластор падёт окончательно, превратившись в безвольную марионетку без собственных достоинства и чести, своих мыслей и убеждений, он, Вокс, останется один на один с Владыкой… И Владыка, чей извечные недовольство и негодование прямо сейчас направлены всецело на радиодемона, будет ли всегда так доволен теледемоном, как сейчас? Наиграется ими двумя, наупивавшись сполна своей треклятой властью, да кинет их умирать с поломанными на части телами и раздолбанным в пыль разумами. Вокс остановился у одной из сотен похожих прямо по коридору дверей. Их общую спальню, чёрт возьми, он запомнил достаточно быстро, как и путь к ней. Аластор, уверен теледемон, решил бы отличиться напускной забывчивостью, если бы Владыка не телепортировал его прямо сюда. Демон выдохнул, потёр то место, где у обычных грешников находится переносица. Ещё потоптавшись, бесполезно поразглядывав полученную мазь, поразмышляв об их с радиодемоном похожести и даже пожалев о том импульсивном высказывании про порку у Люцифера, Вокс несмело толкнул двери и зашёл в покои. Ему не хватало духа называть их общую спальню покоями, ведь ассоциации возникали не самые приятные… будет проклято пристрастие остальных Ви к тем безвкусным сериалам про драматично бредовую и несчастливую любовь наложницы и господина! Однако, как ни крути, их общая спальня не являла из себя какое-то до комичности жестокое напоминание о собственном положении: обыкновенная, не слишком богатая, но и не бедная просторная комната с двумя простенькими, сделанными на старинный лад односпальными кроватями, ненавязчиво стоящими друг около друга через несколько метров прямо в центре комнаты, двумя высоченными шкафами по обе стороны от кроватей, двумя старенькими тумбочками подле и даже двумя окнами ближе к шкафам (и даже без решёток!). Вокс толком и не помнит, как они смогли договориться о принадлежности кроватей, но… хрупкое тело, за которое сразу зацепился внимательный взгляд, на плечах которого была легко накинута красная рубашка, сразу привлекло его внимание. О, Аластор! Вокс поёжился, отмечая, что в комнате даже для Ада устоялась какая-то особенная прохлада. Он продолжал стоять на пороге, всматриваясь в безмолвную тьму и отмечая степень глубины видных ему ранений, ведь даже те вроде бы поверхностные раны очень выделяются на фоне серой кожи. Он, если честно, и не представлял, что Аластор сам по себе выглядит настолько… ненормально болезненно: серая кожа типичного каннибала была испещрена шрамами непонятного ему происхождения, руки и ноги — тоненькие, как у человека, уже продолжительно страдающего РПП. А теперь ещё к имевшимся шрамам припишутся те, что нанесла господская рука. Блять. Вокс поджал губы, слишком долго разглядывая радиодемона, без понятия, как и что ему делать. «И это, если желаешь помочь приятелю, тоже передай»? Помочь? Они — те самые не приятные друг дружке знакомые, они — соперники до мозга костей, они — закостенелые враги, но так, чтобы быть приятелями? Однако, если мыслить масштабно, предполагая, что в этой наложнической западне они надолго, то всеми правдами и неправдами они могли бы сплотиться хоть как-то, природниться в каком-то своеобразном плане, чтобы минимально при виде друг друга делать вид, словно их не тошнит от персоны напротив. «Ты мне мерзок, Вокс». Оставить всё на самотёк и пусть этот придурошный олень сам ебётся со своими проблемами? Браво, отличный вариант для той версии Вокса, которая ещё не успела побывать в гуще этого дерьма. Теледемон слишком хорошо понимал, что, пусти он всё на самотёк, при наличии нынешней холодности, но деланного, ещё не успевшего сойти на нет недовольства Владыки к персоне радиодемона, тому останется здесь коротать не так много ночей, как ему самому. — Эй, — из горла хотело вылезти «эй, олень ты чокнутый/конченный каннибал/тупица ты кромешный/недоношенный радиоублюдок», но Вокс вовремя себя поправил: — Аластор? Тело, лежащее на покрывале бездыханным трупом, никак не отреагировало даже спустя пять, десять, пятнадцать секунд. Теледемон, недовольно поёжившись, отключил внутренний таймер и отважно прошествовал прямо к Аластору. Он важно встал напротив лежащего, как будто мать, уличившая своё чадо во лжи о плохом самочувствии. То, что этот ненормальный действительно является ненормальным, Вокс и без того знал, но всё равно едва смог подавить ошарашенный вздох, когда лицезрел эту гадкую, всеми правдами и неправдами не сползающую с его лица улыбочку. Даже такую слабую, словно тень от былой лучезарной и очаровательной, но ебучую улыбочку. У него что, твою мать, уголки губ пришиты чем-то или как?! А лицо его… Аластор теперь выглядел не просто ненормальным, а реально умалишённым, полностью запачкавшись в густой, чересчур густой и очень-очень тёмной крови. Вокс раздражённо цокнул, припоминая уже точно провальный вариант пустить всё на самотёк. — Что тебе нужно, — не говорит, а буквально скрипит Аластор подобно старому неисправному радио, — мой картинкоголовый, любимый из моего бессчётного количества нелюбимых врагов неприятель? — Если Бог есть и ему на нас не похер, — уныло отзывается теледемон, откладывая мазь на прикроватную тумбу, и, уже убеждённый если не в правильности, то в мало-мальской успешности, оптимальности первого варианта, усмехается: — то он сегодня на твоей стороне. Вокс не смеет оповещать его о своих мотивах, ведь это дохрена самодостаточное животное пошлёт его так же, как тогда, когда Вокс, окрылённый самыми светлыми — действительно светлыми — мотивами, предлагал ему дружбу. Теледемон, увы, за то мимолётно пролетевшее время их первого знакомства, коротких взаимодействий и сложных отношений, содержащих в себе конец, но не имеющих начала, успел выучить некоторые паттерны его поведения. Благо, их спальня обладает отдельной ванной комнатой, которая, может, и является удобным дополнением к их тяжёлому посмертном-гаремному выживанию, но она была одна. Одна на двоих. Одна для двоих. Вокс, впрочем, не решался жаловаться, ведь перспектива просить об услуге/помощи вездесущих бесят-слуг, стремительно носившихся по коридорам с теми или иными поручениями, у него желания не было абсолютно. Они были до головной боли надоедливыми и говорливыми. Такое количество разношёрстных слухов, в секунду передающихся с одних уст на другие, он даже от этой выпендрёжной и невероятно раздражающей Киллджой не слышал. Наполнив очень кстати найденный в ванной тазик тёплой проточной водой, отыскав крохотное полотенце в шкафчике над раковиной, он вернулся к Аластору, который ни на йоту не сдвинулся. Теледемон выдохнул, словив себя на мысли, что, хоть души всех грешников и без того прокляты, но душа Аластора проклята на какой-то свой уникальный манер. Вокс, заняв место позади мёртво лежащего радиодемона, поставил тазик на пол и рядом с ним кинул полотенце. — Слушай, — начал теледемон, надеясь, что радиоолень хотя бы не попытается откусить ему руку, когда он к нему притронется: — Я знаю, что ты меня терпеть не можешь. Я знаю, что ты ненавидишь любые непрошенные прикосновения к своей персоне, а особенно от тех, кого ты терпеть не можешь. И от мужчин, и от таких, как я в частности, но… В общем, лежи смирно. И теледемон, не желая ненароком лишиться пальцев, с максимальной аккуратностью, бдительно следя за телодвижениями демона возле себя, касается воротника невесомо накинутой на спину рубашки, осторожно отодвигает ту в сторону. Помехи радио, чересчур громкие в давящей на их сознания тишине комнаты, замерцали и заискрили вокруг внезапно сильно, но иначе Аластор никак не показал своего раздражения. Теледемон начал бережно, даже так не аккуратничая с Господином, промывать чужие раны: смачивал бесхитростно свёрнутое полотенце, легонько, еле-еле касаясь кожи, проходился по спине радиодемона, каждый раз слушая, как тот выстанывает неясные и наверняка очень матерные проклятия, и видя, как тот беспомощно скребёт покрывало когтями, оставляя в нём конкретные такие дыры. Воксу, что на секунду отвёл взгляд от ужасающе исполосованной спины, даже показалось, что верная Тень Аластора пристально наблюдает за ним из угла напротив. Однако сейчас это было совсем не важно. Закончив с отмыванием местами засохшей, местами ещё свежей крови, он откинул некогда ярко-голубое, а теперь багрово-красное полотенце в потемневшую воду. — Я сейчас, — бросил он в пустоту. Оставив тазик в ванной вместе с полотенцем, он тщательно промыл руки от прилипшей крови, словив себя на удручающей мысли о чрезмерной заботливости по отношению к тому, кто меньше всего её достоин. А затем, покинув ванную, и вновь глядя на измученного Аластора с его изуродованной спиной, он отбросил ту предыдущую мысль, посчитав её критически лишней. Дальнейшая обработка, когда Аластор всё ещё был способен корчить свою улыбчивую рожу, прошла гораздо тяжелее: каждый раз, когда палец Вокса вместе с охлаждающим средством на нём касался хотя бы края ранки, он громко, очень громко, крайне громко вздыхал, крупно вздрагивая; на примерно одной третьей части спины Аластор сказал что-то наподобие «блять!», «чёрт возьми!» или «сука!» — Вокс не расслышал; когда была преодолена половина этих действительно адских мучений, то когда-то бархатное покрывало превратилось в ныне изорванные тряпки; Вокс, израсходовав большую часть мази и наконец покончив с этим, готов поклясться своей несуществующей девственностью, что стон облегчения, который издал радиодемон, был самым искренним звуком за всё их совместное время во Дворце. Критично осмотрев оплот своих трудов, Вокс закупорил тюбик и предусмотрительно кинул его в ящичек тумбочки Аластора. Даже если он опять воспротивится перед Владыкой, даже если Вокс всё-таки не снизойдёт до милосердного решения помочь ему, даже если, даже если… Фонящие радиопомехи и прочие жутковатые пространственные искажения со временем стали пропадать. Тень Аластора, которая пронзительным взором красных-красных глаз всё наблюдала за ним, растаяла в гуще теней. Доселе невероятно напряжённое тело Аластора постепенно обмякало. Теледемон тихо фыркнул. Скажи ему месяц назад, что он самоотверженно, по доброте душевной будет кружить над Аластором подобно беспокойной нянечке над своим неудачливым воспитанником, он был не поверил. Вокс отрешённо взглянул на время. Лениво, лишь сейчас ощущая ту дань накопленной неимоверной усталости, умылся, избавившись наконец от вязкого солоноватого привкуса во рту, и упал лицом в подушки. Как говорят люди: «Утро вечера мудренее».