О проявлениях покорности

      Аластор, походу, действительно сошёл с ума. Или Воксу, не привыкшему на постоянной основе держать свой образ обаятельного телеведущего с приветливой дежурной улыбкой, так казалось. По крайней мере, когда он включился, рассеяно подумав, что неплохо было после завтрака подзарядиться, Аластор не сменил положения. И когда Вокс неохотно одевался, уже умывшись, Аластор был неподвижен. И когда пришёл крохотный бесёнок-слуга, оповестив о готовности завтрака, радиодемон продолжал лежать мёртвым сном, при этом, блять, продолжая улыбаться.       Теледемон, поморщившись при виде раздражающей улыбки, не решился его тормошить, однако и на завтрак шёл как никогда неохотно. Владыка же, надеется Вокс, должен понимать масштаб ущерба чужому телу и поэтому не станет требовать появления Аластора к столу. Владыка же, надеется демон, всё-таки сможет добродушно сменить гнев на милость.       Опасения, слава всему не святому, не подтвердились. Люцифер, завидев подданного, который занял место возле Господина и сделал приветственный поклон, сдержанно улыбнулся ему и махнул рукой в сторону пустого места возле Себя. После этого Он ежесекундно увлёкся беседой, не затрагивая ни тему отсутствия радиодемона, ни события прошлой ночи.       Наверное, местные бесы были отобраны по подобию Владыки, ведь Господин тоже был ярым приверженцем бесед обо всём на свете: Он говорил о постной утренней рутине, не забывая припоминать о текущих буднях братьев и сестёр своих, Грехов; Он говорил о том, что нынешние ночи, когда время очередного истребления всё ближе и ближе, по-особенному прекрасны, ведь они — буквально затишье перед надвигающейся мощной бурей; Он говорил о том, что ангелы, ныне занимающие места на Небесах, ему не сильно приятны; Он говорил, что Его замечательная дочурка, в которой души не чает, придумала что-то такое, что могло бы остановить кровавые ежегодные месива; Он говорил, что не верит в такую-то идею, но дочь поддержать готов.       И таким образом разговор утёк в сторону нынешних Оверлордов, с которыми в будущую субботу назначено собрание. Владыка, сделав несколько глотков остывающего кофе, вдруг заговорил про Аластора: — Как твой приятель?       Факт, что теледемон недоуменно замер при упоминании его имени, а затем заметно поморщился при обращении «приятель», от глаз Люцифера не укрылся. Он беззлобно усмехнулся. Вокс ответил: — Ему нужно время, — а потом, словно стараясь как-то оправдать того, добавил: — Раны у него серьёзные. — Такова расплата, — с напускным спокойствием заявляет Владыка и снова отпивает немного кофе, стремительно теряя интерес к этой теме.       Сказать, что Воксу стало не по себе, — значит преуменьшить. Теледемон, впрочем, уязвимости своей не показал.       Дальнейший диалог был таким же: обо всём на свете, но одновременно и ни о чём. В конце трапезы теледемон, сжав пальцами полы своего сюртука под столом, всё же задал второй терзающий его вопрос, начиная издалека: — Господин, моего присутствия сегодня требуют на телестудии. Могу ли я?.. — Разумеется, — говорит Владыка, а потом, придав голосу уже настоящей серьёзности, продолжает: — Вокс, смею напомнить, что вы с Аластором не являетесь моими ручными собачонками. Если у тебя имеются рабочие дела или намечаются личные встречи, то ты и без моего позволения имеешь право покидать Дворец. — Благодарю, Владыка. — Однако, надеюсь, ты не забыл об установленных мною правилах? — неизменно продолжает Он. — Вне Дворца они имеют силу такую же, как и здесь. — Я помню, Господин, — поддакивает Вокс, за что награждается лёгким поглаживанием по краю экрана, которое, по правде говоря, не вызывало никакого чувства удовлетворения как тогда, в одной из ночей в главном зале. В груди вилось лишь тошное ощущение: он — ещё та ручная псинка.       Под конец их общего времяпрепровождения, когда Люцифер был обязан отлучиться по своим невообразимо важным королевским делам и когда Вокс уже попрощался, но резко замер в дверях, поколебался и вновь развернулся к Владыке лицом, выдавая: — А ещё Аластор почти, то есть совершенно не воспринимает реальность.       Несмотря на несколько невежливый тон, как посчитал Вокс, потому что неэтично снова заводить разговор, когда вы с собеседником уже попрощались, Люцифер заискивающе улыбнулся с вопросом «и что же ты желаешь предложить?». Вокс в принципе не хотел ничего предлагать, не хотел заботиться о радиодемоне той ночью, не хотел делить с ним одну комнату, не хотел быть с тем на одной привязи, не хотел ещё много чего… однако он ответил: — Чтобы кто-либо из слуг за ним приглядывал. — Безусловно.

***

      То, что Вал, будь Вокс хоть у самого Бога на приёме, закатит дичайшую истерику, от которой, кажется, весь их серебряный сервиз норовил разбиться за просто так, сам по себе, дабы не попасть под чужую горячую руку, было ожидаемо. Теледемон отточенными движениями уворачивался от летящей посуды, гаджетов, ножей, а вот бутылку дорогого виски, припасённую на такой полномасштабно паршивый случай, Вокс всё-таки поймал, чем вызвал истерически недовольный и как никогда мрачный смешок. — Жалко, да?! — чуть ли не рычал он, сложив все пары рук на груди, между пальцами одной из которых продолжала тлеть сигарета. — Ну да, ну да… Это ж не королевский дворец! Здесь за миленькие глазки и широкие разъёмы бесплатно не наливают! — Дай мне всё объяс… — О нет-нет-нет! — яростно запричитал Валентино, резко вскочив со стола Вокса, откуда намеренно скинул всю электронику и всякую прочую рабочую макулатуру, громадной стопкой накопившуюся за время отсутствия последнего. Он опасно двинулся на теледемона, пока тот, сжав пальцы в кулаки за спиной, стойко смотрел прямо на него. Валентино криво засмеялся: — Давай-ка я тебе всё объясню! Во-первых, ты, плосколицый эгоист, устраиваешь с радиодемоном пиздецкое рандеву почти на весь город, но при этом умудряешься что-то говорить за имидж нам, который мы, видите ли, своими импульсивными выходками портим! А, во-вторых, ты пропадаешь на целую ебаную неделю хрен знает зачем во Дворце нашего любимого и драгоценного папочки, пока я и Вел, оставшись наедине не только со своими тупорылыми подчинёнными и со своей работой, а ещё и с твоими бесполезными обмудками, вынуждены невъебическим образом успевать и там, и тут, и здесь, блять!       Вокс, в каком бы хреновом настроении и упадке духа не находился, слегка виновато отвёл взгляд. Да, оставить телестудию на тот неопределённый промежуток времени являлось вынужденной мерой, однако Валентино, как бы не брызгался ядом, категорично не посылал его нахуй, не игнорировал, не пытался свернуть шею и заменить их общий телевизор в центральном зале башни VVV его собственной головой, ему очень сильно помог. И Вельвет, при входе встретившая его обманчиво воодушевлённо, нарочито дружелюбно, когда они уединились в коридоре, она залепила ему нехилую такую пощёчину, послав его такими выражениями, от произношения которых в даже неприличном обществе рискуешь получить по губам. Однако теледемон был ей благодарен.       Валентино, скорее всего, ввиду плохого зрения работал напрямую с его подчинёнными, корректируя их действия и подпинывая в случае чего. Вельвет же взяла на себя удручающе тяжкую обязанность разбирать письма с почт: предложения от партнёров и от тех, кто желал стать партнёрами, сценарии для готовящихся шоу, присланные сценаристами, и всё то прочее, от которого у Вокса в конце рабочего дня обязательно болела голова. А тут они оба, мотивированные лишь голым энтузиазмом и желанием конкретно так поддать своему дорогому блудному партнёру, когда он вернётся, работали целую неделю. Воксу при осознании градуса сложности, с которым им пришлось столкнуться чисто по его вине, стало действительно стыдно. — А, в-третьих, ну как оно, дорогой? — голос Валентино резко и очень неубедительно смягчается. Он выдыхает клуб розового дыма прямо в лицо Воксу, от которого тот ежесекундно закашливается, отчего его вентсистема начинает работать в усиленном режиме. Вал с гадкой ехидной улыбкой, выражено злобно продолжает напор: — Что, как он тебя там оттрахал? Хорошо? Ничего не болит? Ничего нигде не жмёт? В каких позах? Надеюсь, он там тебя прямо, блять, на своём хуевом троне не взял? — Вал, я… — Вал я, Вал это, Вал то! Да заебал!       И Валентино порывисто вдохнул розовый дым, коротко выдохнул, отвернулся, сжав пальцами собственные предплечья. Плечи его и голова поникши опустились, а сам он затих, всем своим видом став напоминать немое каменное изваяние, сотворённое по чьему-то весьма печальному образу. Такой укол совести Вокс даже при жизни не ощущал.       О чёрт…       Когда неоновые коготки теледемона ласково прошлись по обманчиво хрупким предплечьям, по напряжённым плечам, Вал попытался их стряхнуть, вновь послав его нахуй. Вокс не отступил, нежно прижавшись сзади, опутывая руками уже его талию. Валентино опять попытался его оттолкнуть, пихнуть, ногой попасть тому меж ног, но теледемон смог увернуться. Тихо, словно боясь спугнуть его, наслав на свою голову очередной приступ обоснованной злости и ещё одной бурной истерики, он заговорил: — Я не хочу оправдываться, детка, но мне правда очень-очень жаль, что я подставил вас. Я поступил по-скотски, я поступил эгоистично, поэтому, когда я разберусь с накопившимися проблемами, я, ты и Вел, — он придал голосу искренности, специально выделяя последние слова, — отправимся в «Небесную пустошь».       Обиженный Валентино, упорно делающий вид, что Вокса не существует, с некоторой толикой заинтересованности взглянул на него. Складки на его лице разгладились, а пальцы перестали с такой силой сжимать нежную кожу плеч. Вокс продолжил: — А перед этим пройдёмся по бутикам, зайдём в спа-салон, и будем делать весь день до вечера всё, что вы оба захотите.       Теледемон аккуратно прикасается к его руке, галантно берёт ладонь в свою и целует костяшки. Валентино, ещё минуту построив из себя оскорблённую фифу, якобы раздумывая над оптимальности таких извинений, всё же повернулся к Воксу, с наигранной отрешённостью уточняя: — Ну, — слащаво тянет он и снова, не переставая покручивать тлеющую сигаретку, цокает: — Я надеюсь, в путеводителе твоих проникновенных извинений появится ювелирный? Появится же?       Теледемон осторожно берёт его за подбородок, вынуждая наклониться, и мимолётно чмокает в губы: — Конечно, — не без удовлетворения отвечает он: — Всё, что захочешь, дорогой.

***

      То, что работы оказалось предостаточно и даже больше, дабы заполнить возбуждённое сознание, вытеснив все противоречиво запутанные мысли об Аласторе и неспокойные раздумья над мотивами Владыки, Вокс не сомневался. Следующую ночь как минимум он был намерен провести здесь, за столом и разбором некстати пришедших ещё неделей ранее счетов, на которые он тогда махнул рукой, мол, успеет разобраться попозже. Ага, как же.       По прошествии этой ночи, то есть на следующий день, он планировал выйти в эфир. Вельвет, тоже подувшись на него чисто для галочки и повертев носиком какое-то время, всё же любезно показала, какие успели набежать и разбежаться слухи за неделю его отсутствия на публике:

«Куда пропал Вокс после того пиздеца!??!» — Его убили какие-нибудь ангелы — Его трахнули какие-нибудь ангелы — Его убили и трахнули какие-нибудь ангелы — Его трахнули и убили какие-нибудь ангелы — Он заебался и отдыхает

      Видимо, под «ангелами» шифровался один конкретный здесь единственный, оскорблять которого его тупоголовые подчинённые не решились. И на том спасибо!       Вокс утомлённо потёр монитор ладонями, выдохнув со словами «это, ебаный в рот, даже не смешно!». Вельвет лишь пожала плечами. Как ни крути, но этот опросник — не её рук дела. Спасибо неуважаемой Кэти Киллджой с её непомерным самомнением и дохрена изобретательному Тому Тренчу с его чрезмерным желанием лечь под эту законченную суку!       Теперь, помимо двух основных дел (разобраться с надоедливыми бумажками да показаться на всеобщее обозрение живым и в своём уме), прибавилась перспектива устроить этим двоим профилактическую взбучку. Эти недоумки должны подогревать интерес публики к персоне Вокса, однако прежде всего они обязаны работать в его интересах.       Ха, совсем как они с Аластором! Ха-ха. Ха-ха-ха…       Вокс специально дословно записал правила Владыки: — никакой самостоятельной мастурбации и мастурбации кому-либо; — никаких половых партнёров, кроме Него.       Теледемон искренне, но не без опаски рассчитывал, что его нарочитая заботливость, угодливость и даже некая чуткость в неопределённых отношениях с Валентино и Вельвет не попадают под последний пункт. Было бы неприятно огрести как Аластор только потому, что он, видите ли, частично по инициативе самого же Люцифера конкретно так накосячил, а потом, извиняясь перед Ви, успел опять подставиться перед Господином. Неприятная, однако, вырисовывается картина.