О проявлениях покорности

      Вокс суетливо метался из одного угла в другой, не зная, куда себя деть. На душе было тяжело, сердце ныло в притуплённой тревоге и… когда он начал описывать своё паршивое состояние такими хитрыми литературными приёмами? — Когда начал работать телеведущим, блять!       Но даже ни подкосившаяся ножка стула, который он с достаточной силой пнул, чтобы отправить этот предмет мебели на мусорку, ни мудрёные литературные эпитеты и метафоры, ни отсутствие времени, дабы прочистить голову (а лучше — отформатировать диски к чёртовой матери) не оставляли ему и шанса успокоиться.       Он чувствует, как тело выходит из-под контроля: вновь импульсы искрят по проводам, начинаясь с антенн, и вынуждают его неосознанно вздрагивать; вентиляционная система, над заменой которой он стал намного чаще думать за последнюю неделю, уже не справлялась с нагревами; конечности опять стали ватными, но далеко не из-за пьянящего возбуждения, а из-за головокружительного страха.       Ему было действительно не по себе.       Но наказания за ослушание он ведь не указывал? Может, эти правила вообще условны? Или, возможно, пока Аластор ещё толком не встал на ноги… Или… Может…       Вокс нервно перебирает пальцами в кармане брюк и достаёт оттуда ещё не вскрытую пачку сигарет. Табак, приправленный небольшим количеством любовного зелья, поможет расслабить тело, прочистить голову, стабилизировать мысли.       Уповать на везение — удел мелочных слабаков, но как же он сейчас хотел, чтобы ему просто, блять, повезло. Владыка если и не узнал, то не обратил бы должного внимания на самовольную выходку. Плевать на всё, плевать на обиды Валентино, которому рано или поздно придётся узнать о его вынужденной близости с Люцифером, плевать на мнение посторонних.       Вокс нервно зажёг конец сигареты неслушающимися пальцами, закурил, делая глубокие затяжки.       Господин отличался терпением, но не в отношении тех, кто смеет идти против него. Аластор тому пример. Через час ему нужно было возвращаться во Дворец. Он и без того прилично задержался, отходя после их отдыха почти весь следующий день. Прочистить системы от ядерной смеси табака, алкоголя и дыма Валентино весьма тяжело.       Вокс вскочил с кресла, подошёл к открытому окну, выдыхая розовый дым на улицу. Морозный воздух ударил в экран, проник в лёгкие, помогая остудить разгорячённое тело. Судорожно носившие из одной крайности в другую мысли постепенно утихали. Тремор отходил на второй план, вводя беспокойно вздрагивающее тело в заторможенный ритм работы.       Вокс ещё давно собирался бросить курить, однако сожительство с Валом делало эту идею практически невозможной. Вельвет тоже со временем пристрастилась курить вейпы, на которые Валентино всегда серчал, мол, «кури нормальный табак, а не эту фруктовую дрянь». А сам при этом выкуривал такое количество сигарет, что все насекомые в радиусе мили от их Башни подыхали.       Теледемон, облокотившись на подоконник, потёр экран ладонью, пытаясь сосредоточиться на проблеме.       Он нарушил второе правило, вроде бы не затрагивая первое. Вокс слишком плохо помнит произошедшее после третьего бокала, искушённый вредоносным смешением дурманящих ароматов и крепкого алкоголя. Единственное, что хоть как-то отпечаталось в его сознании, не считая назойливых длинных рук, было ещё неимоверное удовольствие. Кто ж знал, что нарушать обет воздержания окажется так приятно?       Но после удовольствия пришёл и страх. Вместе со сначала робким осознанием содеянного, а потом и с нехорошими предположениями смело включилось воображение, воспроизводя те его неуёмные, выходящие за рамки какой-либо дозволенности фантазии об Аласторе, о Люцифере в менее приятном для него самого ключе.       Теледемон поражённо выдохнул, потёр глаза, борясь с новым приступом тревожности. Он вновь сделал несколько коротких затяжек, опуская взгляд на улицы.       Их район, где как клетки в человеческом организме от одной витрины к другой сновали суетливые грешники, увлечённые новинками VохТеk, опустел. Изредка мелькали невзыскательные прохожие, перебегающие с первой улицы на вторую, из одного укрытия в другое, и наблюдались неприкаянные души, которым было абсолютно начхать, где дохнуть. Истребление всё ближе и ближе, а обстановка в Пентаграмм-Сити всё напряжённее и напряжённее.       Вокс, когда сигарета дотлела меж пальцев, откинул окурок в пепельницу и поджёг новую. Теледемон не сразу отреагировал на стук в дверь, засмотревшись на сидящих на сетях адских ворон, угрожающе каркающих друг на друга. Вывела его из транса чья-то появившаяся и вмиг исчезнувшая, поражённая резким ударом тока рука. — Вокс, твою мать! — Вельвет жмурится, активно машет конечностью в воздухе, пытаясь избавиться от дискомфортного покалывания. — А, — отстранённо кидает он, полуразвернувшись, чтобы удостовериться, что она здесь одна, а потом опять возвращается к бессмысленному созерцанию пустых унылых улиц; теледемон, выдохнув тонкую розовую струйку дыма, отрешённо интересуется: — Что-то нужно? Деньги на рабочей карте, она в нижнем ящике, пин-код знаешь, не больше половины.       Вельвет кривится и бросает короткий взгляд то на друга, то на ящик, а потом качает головой и подходит ближе. Когда девичья ручка вновь ложится на плечо, Вокс даже не поворачивается, поникши машет рукой, как бы прося оставить себя в покое: — Ладно, но хотя бы одну треть от изначальной суммы оставь. — Если это не осчастливит твою рожу и ты не скажешь, что с тобой такое, то смысла нет. Вокс, ты сам не свой весь день.       Теледемон, когда взволнованные слова Вельвет втесались в разум, нарушая поток тяжёлых опасений, так и не посмотрел на неё, лишь нервно передёрнув плечами. — Я в порядке, дорогая, — произнёс он бесцветным голосом, задумчиво покручивая дотлевающую сигаретку, а потом откинул ту в пепельницу и потянулся в карман за новой.       Хрупкие на вид пальцы одним изящным движением перехватывают его руку, сжимают запястье. Вельвет, расположив свободную руку у себя на поясе, а другой продолжая сдавливать чужую, стала резко похожа на суровую мать, заставшую своего ребёнка за непотребным занятием. — А если честно? — Голова разболелась.       Он не врал: остаточные вещества, ещё не выветрившиеся из микросхем, в какой-то степени до сих пор давили на сознание. Но это — лишь часть правды. Вельвет закатила глаза, не убеждённая такой хреновой ложью. — Ты бы ещё сказал, что задница после Вала болит.       Как бы он не отворачивался от неё, но Вельвет всё же смогла уловить неопределённо мелькнувшую на его мониторе эмоцию, похожую на загнанность, какую она каждодневно наблюдает у крайне отчаявшихся, уже теряющих рассудок шлюшек Вала. Сбавив напор, она отпустила его запястье и неловко похлопала по плечу, как бы извиняясь за выходку. — Найдётся для меня сигаретка? — Тебе же не нравится запах табака. — Твоя меланхолия заразна.       Вокс поджигает и отдаёт ей одну из последних сигарет. Когда пентаграмма над городом теряется в цвете неба, знаменуя приближающийся вечер, Вокс отправляет третью сигарету себе в рот. Вельвет встаёт рядом, тоже кладёт руки на подоконник и чуть морщится, когда на языке с непривычки отпечатывается ощущение натурального табака. Вокс хмыкает, но молчит.       Они курят в тишине: Вокс озабочен своими мыслями, проблемами, с которыми ему неминуемо придётся столкнуться лицом к лицу буквально через час, пока Вельвет озабочена его понурым, не намекающим ни на что хорошее состоянием. Его движения так и пестрели раздражением, сам он был удручён, почти несчастен. В последний раз такое происходило во время их особо крупной ссоры с Валентино и повального упадка рейтингов.       Но сейчас ничего такого не было. Они смогли утолить любопытство общественности в достаточной мере, чтобы без особых проблем вернуться в строй и не пошатнуть свою репутацию в области масс-медиа. Они втроём отлично отдохнули, обсудили насущные дела, сняли напряжение и даже, будучи в том пьяном угаре, сумели найти решение для некоторых затяжных проблем. Иногда сознание под воздействием алкоголя становится гораздо более гибким, чем в обычное время, а неожиданные решения приходили в самые неожиданные моменты. Так что же, чёрт возьми, было не так? — Мне нужно уехать на некоторое время, — внезапно произносит Вокс, на что Вельвет недоверчиво щурится. Вокс притворно беззаботно, но заметно подавленно пожимает плечами: — Я обещаю не задерживаться. Не волнуйся, все указания я уже отдал. На всякий случай.       Вельвет, сделав последнюю неглубокую затяжку, отвернулась и выдохнула её в сторону, борясь с желанием сделать это прямо в лицо Воксу. Иногда он такой тихушник: строит свои замысловатые расчётливые планы в секрете от них, чтобы потом презентовать как что-то невообразимо гениальное, представив просчитанные и графики, и вероятности, и прочую бурду, которую так любят заядлые аналитики. — Это касается бизнеса? — Холодно. — Это касается тебя и, — она элегантным движением бросает догорающий окурок в пепельницу, — твоих печальных настроений? — Теп… нет, жарковато.       Они оба посмеиваются, после чего Вокс, сверившись со временем, придирчиво поправляет своё пальто, больно педантично смахивает налетевший на себя с сигарет пепел. — Раз уж ты тут такой упрямый, то как хочешь, — Вел легонько пихает его в бок, а потом стремительно серьёзнеет: — Но, если та херня повторится, ты конкретно огребёшь от Валентино. А если будешь дальше клевать носом, с печальной загадочностью смотря в окно как многострадальная принцесса Морнингстар, то огребёшь уже и от меня, и от Вала. От меня сильнее всего. И не только по голове. Понял? — Ты как мать Тереза, — Вокс беззлобно закатывает глаза, поражённый в самое сердце такой чуткой заботой, и слабо улыбается ей в ответ. — Смотри мне, придурок, — как самая настоящая суровая мать жёстко твердит Вел, указательным пальцем машет в воздухе перед лицом теледемона, — иначе я устрою тебе такую бдсм-сессию в отместку, от какой даже Валу станет страшно. — Замётано!