***
— Что ты сказал? Собственный голос казался не своим. Слишком глухой и низкий. Му Цин замер. То, что произнес Хуа Чэн, никак не укладывалось в его голове. — Се Лянь мертв. — Повтори, — попросил он. Хуа Чэн впервые за вечер — нет, за все то время, что Му Цин знал его — выглядел настоящим. Он выглядел не растерянным, скорее — потерянным. Словно маленький мальчик, который отпустил ладонь мамы на секунду и затерялся среди стеллажей в супермаркете. Му Цину казалось, что еще чуть-чуть и тот заплачет. Громко и навзрыд, беспомощно хватая ртом воздух. — Он мертв, — произнес Хуа Чэн. — Я не верю, — покачал головой Му Цин. Он почти уже не ощущал боли. Впрочем, как и собственного носа. Отложив упаковку замороженных овощей на стол, Му Цин посмотрел прямо на Хуа Чэна. Это не могло быть правдой. Молния сверкнула еще раз, очерчивая силуэт Хуа Чэна вырезанной, словно бумажная аппликация, фигурой. Он состоял из острых углов и теней. Его глаза были пусты и черны. И он смотрел этими пустыми глазницами в упор, пока правда вязкой и холодной волной не заполнила Му Цина до краев. — Ты его убил? — в конце концов, спросил он. — Нет, — Хуа Чэн ответил так просто и бесхитростно, будто отвечал на что-то будничное и неважное. Он покачал головой, а затем повторил еще раз, но громче: — Нет. Это сделал не я. Ты веришь мне? — пустые глазницы зажглись и замерцали. Хуа Чэн мог смотреть так, что прошибало насквозь. И сейчас смотрел точно также. Но теперь пронизывало не силой, а отчаянием и тоской. Му Цин вздрогнул и поежился. — Я никогда тебе не верил, — ответил он. — Я знаю, — кивнул Хуа Чэн. Это было удивительно, но Му Цин ничего не чувствовал. Все внутри него замерло. Застыло. Замерзло. Фэн Синь на его месте уже давно бы сгреб Хуа Чэна в охапку и выбил из него всю правду. А Му Цин только беспомощно моргал, оставаясь один на один со своей слабостью. Прямо как в детстве, когда отец приходил пьяным домой. — И я тебе никогда не верил, — продолжил Хуа Чэн. Он собрался, вытянулся на стуле и подобрал свои конечности. Во взгляд вернулась прежняя осознанность. Только голос звучал все также бесцветно и приглушенно. — Потому что мы с тобой похожи. Как бы тебе и мне самому это не нравилось. Ты думал об этом? — Му Цин много думал. И о том, что они с Хуа Чэном, словно два мелких паразита, впились в Се Ляня, он думал тоже. Чаще, чем хотелось бы. — Понимаешь о чем я, да? — протянул Хуа Чэн хрипло. — Фэн Синь Се Ляню тоже не ровня, но он хотя бы был одной ногой в этих элитных частных школах, на благотворительных вечерах и особняках, которые стоят больше, чем все наши органы вместе взятые. Мы же выкарабкались из самых низов. Эта печать низшего класса всегда будет на нас с тобой, — казалось, что Хуа Чэну доставляет удовольствие говорить об этом. — И оба чувствовали себя рядом с Се Лянем недостойными. Его внимания, любви и заботы... Я не удивлюсь, что когда-то ты был влюблен в него. Не влюблен, но очарован. Му Цин тогда устроился стажером в компанию Се и в первый же день столкнулся с наследником многомиллионной корпорации в лифте. Он сразу же узнал его и поклонился, не смея разглядывать его. Но все же аккуратно смотрел и жадно запоминал каждую деталь: то, как вокруг Се Ляня мягким ореолом ложился свет; и слабый аромат персиков, которым пахли его волосы; и нежный изгиб улыбки. Му Цину казалось богохульственным ехать с ним в одном лифте, а Се Лянь вдруг обернулся и спросил: «Вы ведь новенький здесь? Я раньше вас не видел. Хотите выпить кофе?». В уважительной манере и дружелюбно, хотя Му Цин совсем-совсем этого не заслуживал. Никто никогда не был с ним так добр. Все видели в Му Цине яд, а Се Лянь увидел в нем друга. — Значит был? — усмехнулся Хуа Чэн, когда встретился взглядом с Му Цином. — Я вызову полицию, — предостережение вышло неубедительным. — Хорошо, — неожиданно согласился Хуа Чэн. — Только сначала выслушай меня до конца. Ты же хочешь узнать, что случилось? Му Цин хотел, чтобы все это оказалось плодом его параноидального приступа. Топким сном во время жара. Сейчас он зажмурится, а когда откроет глаза, то окажется на мокрых простынях и с тяжелой головой. Фэн Синь рядом проворчит, что выходить в такой ливень без зонта глупо. Но Му Цин находился все еще в чужой гостиной, а Хуа Чэн перед ним был реальнее, чем собственная боль, пульсирующая в переносице. — Даже, если не хочешь, я расскажу, — сказал Хуа Чэн, криво усмехнувшись. — Мне нужно, чтобы об этом кто-то узнал. Хуа Чэн медленно наклонил голову и прищурился, словно прикидывая, насколько еще хватит Му Цина. Видимо что-то в лице того заставило Хуа Чэна сжалиться. Но прежде чем начать свой рассказ, он тихо спросил: — Ты когда-нибудь задумывался, что бывает после смерти?***
Там, стоя в аэропорту среди других туристов, Хуа Чэн вдруг отчетливо понял — Се Лянь согласился только, потому что был добр и жалостлив к нему. Он уже все для себя решил и теперь стоял рядом с ним — растерянный и с извиняющейся улыбкой на губах. После того, как он впервые сказал, что хочет разорвать их отношения, он всегда улыбался Хуа Чэну так. — Может, снимем номер в гостинице? Сам же слышал — ближайшую неделю обещают дожди. Кажется, мы выбрали не самое удачное время, — он тихо посмеялся и вновь сделал это лицо, будто просит прощения. — Если хочешь, то можем взять билеты и улететь обратно. Ближайшим рейсом, — Хуа Чэн не хотел, чтобы это прозвучало, как манипуляция на чувстве вины. Но, похоже, именно так это и выглядело, потому что Се Лянь тут же поспешно покачал головой: — Нет-нет, я не это имел в виду. Ты же так хотел побывать здесь. Мы хотели, — тут же поправился он. — И тот дом у озера тебе так понравился. Наверное, во время дождя там очень умиротворяюще... Се Лянь убивал своей добротой, сам того не подозревая. В конце концов, Хуа Чэн всегда знал, что закончится все именно так. Он усмехнулся и весело сверкнул глазами: «Если гэгэ этого хочет». Он сделал вид, что все хорошо, но не для того, чтобы сохранить остатки достоинства перед тем, кто его больше не любит, а для того, чтобы не быть причиной его грусти. Они добирались до арендованного дома несколько часов. Сквозь густой молочный туман и безмолвный зеленый лес вокруг. Се Лянь всю дорогу дремал (или делал вид, что спит, чтобы не начинать неловкого разговора), а Хуа Чэн бездумно смотрел на дорогу. Ему вдруг захотелось, чтобы этот путь никогда не заканчивался. Чтобы дорога бесконечно вела вдаль, а Се Лянь всегда был по его левую руку. Дом у озера выглядел как с открытки. Двухэтажный особняк с большой просторной верандой, утопающий в густой зелени. Се Лянь восхищенно огляделся, словно бы не он с детства был привыкшим к роскошным особнякам и отелям. Но Хуа Чэн знал, что он оценит это. Особую умиротворяющую красоту, что таилась в каждой потертой деревянной доске и затейливой серебристой ручке на двери. — Здесь так тихо, — заметил Се Лянь, когда с интересом обошел весь дом. Хуа Чэн в это время разбирал чемоданы и расставлял купленные продукты в холодильник. Ему не хотелось ходить за Се Лянем надоедливым хвостом, хотя все это время он чутко прислушивался к его шагам, словно остерегаясь, что тот исчезнет. — Мы словно в другом мире, да? — улыбнулся он и в его груди затеплился призрачный огонек надежды, что в этом мире Се Лянь его не разлюбил. Вечером надежда Хуа Чэна укрепилась. Они приготовили ужин — готовил по больше части Хуа Чэн, Се Лянь же занимался сервировкой и пытался настроить старое радио и поймать хоть какую-нибудь волну, но динамики упрямо выдавали только загадочное шуршание и шипение. — Мы здесь без интернета. И связь кое-как ловит. Даже радио не работает, — задумчиво произнес Се Лянь. — Догадался наконец, что я украл тебя и увез в самую глушь? — сощурившись, бросил через плечо Хуа Чэн, а когда не услышал ничего в ответ, так и замер с ножом в руках. — Ты ведь... не боишься меня, гэгэ? — Хуа Чэн не оборачивался, потому что не хотел вдруг заметить в знакомых глазах зарождающийся страх. Так и стоял неподвижно, дожидаясь ответа. — Что ты, — заговорил Се Лянь, и Хуа Чэн ощутил, как его плеча аккуратно коснулись. — Я доверяю тебе, Саньлан. Но сказав это, Се Лянь тут же поспешно засобирался на улицу; «вечером озеро наверное еще красивее». Хуа Чэн произнес привычное «будь осторожен», и, когда Се Лянь вышел из дома, устало прикрыл лицо ладонями. Все это было зря. И поездка, и совместная готовка, и эти фальшивые сцены, которые они пытаются разыгрывать. Хуа Чэн пытался отсрочить неизбежное, а Се Лянь жалел его. Так, как жалеют больных детей или бездомных котят. Из мыслей его вытащил внезапный вскрик, доносившийся снаружи. Он сразу же бросился на улицу, даже не накидывая на себя куртку. Се Лянь стоял вдали — не у озера, а там, где поле медленно переходило в лес. Его фигура в белой ветровке отчетливо выделялась на фоне темного леса, поэтому найти его было несложно. — Ты в порядке? — тут же спросил Хуа Чэн, обеспокоенно заглядывая ему в лицо. Но прежде чем Се Лянь успел ответить ему, он сам ощутил это. В нос ударил тошнотворный сладкий запах разложения. Опустив взгляд вниз, Хуа Чэн сжал челюсть крепче. Прямо перед ними на земле лежал труп белого ягненка. Его маленькое тельце отчетливо выделялась на фоне влажной потемневшей травы. Его мутные белые глаза были приоткрыты, а задние ноги неестественно вывернуты. Багряная кровь темными струйками вытекала из уголков его глаз и рта. Судя по степени разложения, его тело пролежало здесь несколько дней. — Он... — тихо выдохнул Се Лянь, и Хуа Чэн приобнял его за плечи. — Все в порядке. Не похоже, что его кто-то загрыз, — задумчиво произнес он. — Не беспокойся. Се Ляня трясло крупной дрожью. Он был не из трусливых и не из тех, кто падает в обморок от вида крови. Поэтому Хуа Чэн все же обеспокоенно спросил: — Тебя напугало, что здесь могут быть дикие хищники? Се Лянь покачал головой, не сводя настороженного взгляда с трупа ягненка. — Не в этом дело, — начал он медленно, — я видел... я видел, как он шел. Словно живой. Он шел ко мне, Саньлан.***
За окном раскалывалось небо, когда Му Цин вдруг осознал с полной ясностью — Хуа Чэн сошел с ума. — Все началось с него. С этого мертвого ягненка. Если бы я тогда послушался Се Ляня и мы выехали из этого дома в ту же ночь, то ничего бы не произошло, — продолжал рассказывать Хуа Чэн. Му Цин молчал весь его рассказ, но сейчас ему захотелось прервать его. — Я все еще не понимаю, к чему ты ведешь, — поморщился он. Несмотря на то, что низкий голос Хуа Чэна завлекал в темные леса Ирландии, Му Цин мысленно повторил себе: верить Хуа Чэну нельзя. — Дослушай меня до конца и узнаешь. — Ладно. Но сначала мне нужно умыться. Хуа Чэн не стал возражать, когда Му Цин направился в гостевую ванную на первом этаже. Только провел его взглядом, оставаясь за барной стойкой и застыв в неподвижной позе. Му Цин ощущал неприятный холодок в затылке даже, когда дверь за ним захлопнулась. Он повернул ручку несколько раз, чтобы запереться, и только потом позволил себе тихо выдохнуть. Все, что произошло за последний час, казалось полным безумием. Тихим, вязким и холодным. Му Цин включил холодную воду и умыл лицо. Он делал это с каким-то остервенением, будто ледяная вода помогла бы ему проснуться. В конце концов, он сдался и посмотрел в зеркало — его отражение криво усмехнулось обескровленными губами. Нос действительно распух. Это поможет, когда он будет давать показания полицейским после. Все должны узнать, что Хуа Чэн — настоящий психопат, который напал на него. Му Цин пытался думать рационально. Он всегда был осторожным и практичным. И сейчас должен не терять холодный рассудок. Даже если самое страшное действительно произошло и Хуа Чэн убил Се Ляня, а все эти истории про их отпуск в Ирландии не что иное, как попытка отвлечь Му Цина, чтобы убить и его, когда он потеряет бдительность. Вытерев лицо полотенцем, он принялся лихорадочно думать. Сбежать через окно? Нет, если Се Лянь все-таки жив и где-то здесь, то он должен найти его и сбежать вместе с ним. Вызвать полицию? У него с собой нет телефона. Мелькнула слабая надежда на то, что Фэн Синь после их разговора сегодня почувствует что-то неладное и будет искать его. Может даже догадается приехать сюда. Му Цин нервно усмехнулся. Кого он обманывает? Ему оставалось надеяться только на себя. Нужно было как-то отвлечь Хуа Чэна и попробовать его вырубить. Он тут же оглядел просторную ванную комнату. Аккуратные бежевые бутылочки на полках, белые полотенца и плетеные корзины на полу. Все выглядело максимально безопасно и стерильно, как в дорогих гостиничных номерах. Вряд ли здесь можно было найти веревку или бейсбольную биту. Му Цин покрутился на месте, разглядывая матовую плитку на стенах — его взгляд каждый раз продолжал цепляться за окно. Оно открывалось достаточно легко. Поворот ручки, прыжок на мокрый газон, добежать до машины. Или до соседей. Неважно. Это было бы разумно. Му Цин ведь прагматичный и поступает всегда рационально. Даже с Фэн Синем расстался, потому что знал, что смысла в их отношениях нет и они совсем друг другу не подходят. И сейчас ему надо было сбежать, но он почему-то продолжал стоять на месте, беспомощно сжимая кулаки. Се Лянь бы никогда его не бросил. Сделав глубокий вдох, Му Цин открыл кран с водой, чтобы Хуа Чэн ничего не заподозрил, а затем вновь огляделся по сторонам. Он только сейчас заметил, что все это время ванная была закрыта плотными черными шторами. Внутри его груди зародилось неприятное и тяжелое ощущение. Лоб покрылся холодной противной испариной, а в голове выпуклой картинкой всплыла сцена с белоснежным мертвым ягненком на мокрой траве. Му Цин коснулся гладкой поверхности штор и некоторое время так и стоял, не решаясь открыть ее. Даже мысленно он боялся признаться себе, что она может скрывать за собой. Так прошло несколько долгих секунд, а затем, набрав воздуха в легкие, он рывком отодвинул штору в сторону и застыл. В ванной лежала одежда. Му Цин не мог понять, что он чувствует сейчас — облегчение или тревогу. Судорожно выдохнув, он нагнулся, чтобы рассмотреть ее ближе. Серая рубашка и брюки смутно напоминали форму прислуги. Он хорошо это знает, потому что когда-то его мать подрабатывала в одной богатой семье и носила похожую одежду. Му Цин знал, что у Хуа Чэна с Се Лянем был собственный садовник и горничная, которые приезжала несколько раз в неделю. Хуа Чэн слишком ценил личное пространство, чтобы впускать в него чужих людей, поэтому прислуга не жила с ними. Присмотревшись к форме, Му Цин окончательно опознал ее. Кажется, именно в этой одежде он и видел их садовника, когда приезжал к ним в гости. Это был престарелый мужчина, который относился к Се Ляню как к своему родному племяннику. Последний, впрочем, совсем не был против. Поборов собственную брезгливость, Му Цин коснулся рубашки, чтобы вытащить ее, но почти сразу же разжал пальцы и сделал шаг назад. Во рту мгновенно пересохло, а затылок похолодел, словно сзади на него кто-то смотрел. Ему не могло показаться. Он не только увидел темные разводы, но и ощутил этот сладковатый привкус на языке. Одежда была окровавлена.