50 тёмных теорем

Богу — их единственному, разрешонному — нужно молиться в храме. И он молится, как учила бабушка, как зазывали колокола. Как руки сами складывались в лодочку, и колени подгибались под весом и немым благоговением. Ему хотелось чтобы Бог заметил его. Хоть раз посмотрел с деревянных дощечек человеческого подобия более ласково, чем на иных. Он ведь этого заслуживает, ведь учил Евангелие под тухлым светом электрической лампы, ведь лучше суетной толпы пестрых куриц, что заходят в храм от нечего делать. Он ещё не знал, что такое гордыня. Укус ядовитого змея, падение утренней звезды. Взгляд из зеркала. Мальчик растёт и молится с тем же послушанием. Мальчик смиренно терпит все упрёки, учит уроки и ходит в храм по Воскресеньям. Он достоин. Гордыня растёт вместе с ним, как червоточина в сознании, как стремление к наукам и искусству. Гордыня смотрит из зеркала и просит молиться ей. Ей, себе — одно и тоже, я ведь твоё отражение в зеркале, разве бывает, чтоб в зеркале отражался не ты. Не он улыбается. Не он ничего не говорит, только смотрит всегда, опускает ресницы, сжимает руки. Не он, не он, не он. Мальчик уже не хочет, чтобы на него смотрел Бог. Мальчик не хочет чтобы на него смотрели. «Но избави нас от лукавого» — единственное, о чем он просит. Ему не дают даже этого. Ведь из зеркальных шкафов на него смотрит собственная гордыня. Не бывает, чтобы зеркала отражали не тебя. Гордыня — грех смертный. Приговор Страшного суда, выстрел в упор, тень первого убийцы, серебро первого предателя, дыхание только рожденного Ада. Его Гордыня выползает как раз оттуда, Тьма из Тьмы, Белоснежная из Белоснежного. Её платье — отпечаток ледяного озера Коцит, её смех перезвон серебряных монет. У мальчика мозги перемешиваются в кашицу на ускорители элементарных частиц. Во грехе надо покаяться, иначе не засчитана дорога к свету, не отмечен путь к искуплению. Она останется трещиной пчелиных сот, стоит только признать свой грех, смерить себя, возлюбить других. Стоит лишь покаяться, и свод золотистой фольги куполов укроет тебя, и колокола споют для тебя, и кипенно-белый церковных стен останется в черепушке сливкой со дня фарфоровой чашки. Стоит покаяться. Мальчик не кается, мальчик не верит, мальчик хоронит бабушку под итальянским мрамором и холодным косохлестом. Мальчик погружается в физику и геометрию. Мальчик погружается в музыку и живопись. Мальчик погружается, а смертный грех зеркальным перебегом улыбается. Теперь остаётся ждать, пока он запутается в своих данных, как птичка в силах, и не придёт к ней побежденным псом на голой воле. Рано или поздно он воздастся ей молитву. Мальчик кается перед зеркалом. За веру в их Бога.