Найти свет во тьме

Иногда достаточно одного знакомства, одной случайной встречи, чтобы навсегда изменить ход своей жизни. Саймон Райли, а точнее человек, известный теперь как Гоуст, никогда не верил в судьбу и прочую бесполезную чепуху. Но... оглядываясь назад, трудно было отрицать возможность того, что в его дела вмешалась некая форма божественной силы. Иначе как ещё можно объяснить то, почему такой ущербный и недостойный человек, как он, обрёл любовь настолько сильную и мощную, что у него перехватило дыхание? Он мог точно определить момент, когда всё изменилось. Когда он был благословлен кратким мимолетным ощущением того, что значит быть счастливым... Но в жизни всегда есть обратная сторона, более мрачная и разрушительная, и ему следовало бы знать, что это может длиться долго. Теперь, судорожно пробираясь по улицам, залитым кровью невинных, он думал, не было ли всё это жестокой шуткой, игрой, устроенной неким злобным высшим существом, чтобы наказать его за прошлые проступки. Размахивать перед ним возможностью любви и счастья, чтобы потом отнять её, когда он наконец найдёт в себе мужество ухватиться за неё, было поистине худшей пыткой, которую он только мог себе представить. Но надежда ещё не была потеряна, и оставался шанс, что он успеет всё исправить. Провал был недопустим, ведь это означало потерю всего, что было ему дорого, а с этим он никогда не смирится. Глава 1 - Первая встреча. — Я в порядке! Мне не нужно в этот чёртов лазарет, Прайс, — пробурчал Гоуст. Он устал, измучился и был не в том настроении, чтобы его тыкали носом после того, как он только что вернулся с этой чёртовой провальной миссии. Ну и что, что правый бок горел, скорее всего, из-за сломанного ребра или даже двух, а левая рука всё ещё кровоточила от пулевого ранения. Ничего такого, что нельзя было бы исправить с помощью отдыха и стерильных повязок. Он провёл несколько дней, застряв в какой-то захолустной дыре, ожидая сбора информации о нескольких высокопоставленных торговцах оружием. Но был обнаружен и обстрелян, поэтому ему пришлось бежать и, как следствие, залечь на дно из-за устаревших сведений. Ему удалось добыть то, что было нужно. Но беспорядочная и халтурная организация операции привела к тому, что у Гоуста сдали нервы. Всё, чего ему сейчас хотелось – это упасть лицом в подушку и отключиться. Прайс повернулся к нему лицом и уставился на него с раздражением. Он был, наверное, единственным человеком на базе, который мог так смотреть на Гоуста и уйти от наказания, будь он проклят. Если бы на его месте был кто-то другой, Гоуст не удержался бы и врезал этому человеку, из-за чего, скорее всего, оказался бы в суде. Если вообще можно было судить того, кто юридически мёртв. Но Прайс был его капитаном и одним из тех на этой Земле, кому Гоуст доверял и кого считал другом. И он был явно обеспокоен, глядя на окровавленную руку Гоуста, поэтому подавил свое разочарование, решив не устраивать спектакль. Прайс вздохнул, проводя рукой по лицу: он выглядел уставшим и на вид старше, чем было на самом деле. Райли не сомневался, что последние несколько дней были тяжёлыми для капитана, как в моральном, так и в эмоциональном плане, ведь он приложил все усилия, чтобы доставить вертолёт к Гоусту, когда всё пошло наперекосяк. — Ты заляпал кровью весь мой чёртов пол, так что тащи свою задницу в медпункт и залатай свои раны. И это не обсуждается, — сказал Прайс, бросив на него суровый взгляд. —Утром мы проведём надлежащий разбор миссии. Гневная отповедь горела на кончике его языка, но Гоуст проглотил её. У него могло быть дерьмовое настроение, и он мог быть измотан до изнеможения, но даже так не позволял себе ослушаться прямого приказа от начальства. В глубине души он понимал, что Прайс настаивает на своём только потому, что беспокоится о нём, а к этому Гоуст так и не смог привыкнуть даже за годы их совместной работы. Он кивнул и без лишних слов развернулся на пятках, а затем вышел из кабинета. Несмотря на разочарование, он почувствовал удовлетворение, наблюдая, как люди в коридорах бегут в противоположном направлении, когда видят его на своем пути. Это хорошо. По крайней мере, ему не придётся иметь дело с идиотами и неуклюжими рядовыми, пытающимися не описаться в его присутствии. Гоусту была хорошо известна его репутация, и он не пытался изменить мнение людей о себе. Боязливое уважение и настороженность, которые проявляло большинство морпехов, когда он был рядом, ничуть его не беспокоили. Он считал, что это помогает держать людей на расстоянии, чтобы они не вмешивались в его дела и жизнь, а это как раз то, что ему нравилось. И он бы солгал, если бы сказал, что его не забавляло видеть выражение ужаса на лицах новобранцев, когда Гоусту поручали заниматься их подготовкой. Он наслаждался одиночеством и вообще предпочитал работать в одиночку. Гоуст давно усвоил, что единственный, на кого он может положиться – он сам и за редким исключением на Прайса и Газа. Они были способными, компетентными и заслужили его уважение за время совместной работы. Кроме того, они были единственными людьми, которым он доверял настолько, что был готов прикрывать их спину во время миссий. Когда он шёл по коридору в сторону медицинского крыла, другой молодой морпех впереди взглянул на него, сделал резкий разворот и быстрым шагом направился в ту сторону, откуда пришёл. Гоуст раздраженно вздохнул и продолжил путь, желая поскорее покончить с этим и наконец-то лечь в свою постель. Он знал, что не только его репутация заставляет людей сторониться, но и его внешний вид. Ему было совершенно плевать, что при взгляде на него большинство видит лишь холодного, жестокого убийцу. Его маска и тот факт, что он постоянно носил её, пугали многих, но внушать страх и запугивать – вот в чём был смысл. Честно говоря, в маске он чувствовал себя гораздо стабильнее и увереннее, чем без неё. Годами Гоуст избегал своего отражения в зеркале, по крайней мере, там, где это было возможно. Потому что лицо, находящееся где-то позади, принадлежало тому, кого он больше не узнавал. Тому, кого он давно похоронил вместе с тёмными дерьмовыми воспоминаниями о своём прошлом. Он знал, что сказал бы главный психиатр базы, если бы ему представилась такая возможность, потому что Гоуст предпочёл бы быть выпотрошенным, нежели говорить о своих чувствах с очередным грёбанным психотерапевтом. Было дело, было. Если честно, то терапия помогла ему справиться со многими травмами, оставшимися после огромного количества ужаса, который он пережил за свою жизнь. В конце концов, он научился справляться со своим гневом и выпустил гнойную ярость из себя. Но с этим фактом у него по-прежнему оставалось много проблем с самоконтролем и сомнительных стратегий их преодоления. Он похоронил своё прошлое и залил его бетоном, чтобы двигаться вперёд, и это позволило ему стать тем крутым и непоколебимым Саймоном Гоустом Райли, каким его знают сегодня. Посещение психотерапевта сейчас не принесло бы ему пользы. Всё, что они скажут, так это то, что его методы были основаны на избегании и уклонении, и что хоронить свои травмы вместо того, чтобы справиться с ними – это нездоровый подход к их преодолению. Они пришли бы к выводу, что Гоуст использовал маску не только для того, чтобы скрыть свою внешность, а потому, что это был его костыль, с помощью которого он засунул всё это болезненное дерьмо так далеко и глубоко, что оно больше не могло его тронуть или ранить. И они были бы правы, но кого это волнует. Гоуст делал свою работу. Он был безжалостным убийцей, который делал всё, что требовалось, а его многомильные успехи на миссиях с мизерным шансом на выживание, говорили сами за себя. Он помогал невинному, невежественному миру вращаться с каждым брызгом крови, с каждым мазком грязи и мерзости, которые день за днём пачкали его руки. Он будет носить эту грязь на своём теле и душе всё то время, что ему осталось существовать, но он смирился с этим. По крайней мере, так он сказал себе, когда проснулся в темноте ночи, покрытый холодным потом и дрожащий в попытках отдышаться. Отголоски призрачных рук давно умерших людей ногтями впивались в горло, угрожая придушить его. Именно в такие слабые моменты Саймон поднимался, бился о стены, в которых его закрыл Гоуст, он умолял освободить его, дать ему нечто большее, чем просто апатию, смерть и следующее задание. Нет, он не собирался туда идти. Такую дверь лучше не трогать и навсегда заколотить. Так будет лучше. Гоуст был тем, кем он является сейчас, а прежний Саймон оставался взаперти вместе с прошлым, которое он давно оставил позади. Если люди не могли принять его таким, какой он есть сейчас, то им было чертовски грустно, ведь ему было наплевать. Правда, в некоторых ситуациях его репутация имела свои минусы. Чаще всего медсестры или медики, пытавшиеся подлатать его после особенно неудачных заданий, были настолько взволнованы и напуганы, что аж до трясучки в руках, из-за чего некоторые прикосновения ощущались достаточно болезненно. Поэтому мужчина предпочитал сам справляться с большинством травм. Но сегодня Прайс, как слишком заботливая мать, приказал Райли отправиться в лазарет, и вот он здесь. Это было ещё более неприятно, потому что капитан, да и буквально все остальные на базе, знали, как сильно Гоуст ненавидит ходить в медпункт. Он не пытался скрыть своего недовольства, когда ему приходилось находиться в слишком ярком помещении с резким запахом жестких чистящих средств и болью его товарищей. Подойдя к медпункту, Гоуст издал ещё один разочарованный вздох, и ему пришлось остановить себя, чтобы не закатить глаза, когда молоденькая медсестра, выглядевшая так, словно она ещё училась в школе, оторвала взгляд от компьютера и буквально взвизгнула, увидев его. Он стоял и молча ждал, пока медсестра оправится от... шока? Страха? Ужаса при виде Гоуста, стоящего в медицинском отсеке, а не пристёгнутого к носилкам для срочной реабилитации, так ещё и не получившего дозу успокоительного? И ладно, что она на него смотрела, но терпения у него уже не было. — Вам нужна медицинская помощь, лейтенант? — заикаясь, пролепетала девушка, глядя на его маску, которая всё ещё была покрыта грязью и, вероятно, кровью. Гоуст поборол желание раздражённо прорычать очевидное и лишь устремил взгляд на свою руку, которая по прежнему вяло кровоточила сквозь повязку, которую он поспешно намотал на неё по пути на базу. Она проследила за его взглядом и, покраснев от смущения, сказала, чтобы он лёг на кушетку, и что скоро кто-нибудь придёт. Он молча повернулся и зашагал прочь, отодвигая ширму и тяжело усаживаясь на маленькую больничную койку, морщась от боли в рёбрах. Он стиснул зубы, испытывая искушение расстегнуть жилет, но понял, что плотно прилегающее тактическое снаряжение к повреждённым рёбрам, скорее всего, помогает сдерживать боль, потому что хоть как-то фиксирует кости. После нескольких минут ожидания Гоусту надоело, и он начал подниматься на ноги. К чёрту всё это. Он пошел в медпункт, как приказал Прайс, будь он проклят, но он не собирался просто сидеть здесь и ждать какую-то медсестру, которая, вероятно, всё равно испугается, когда увидит его. Райли не видел смысла тратить на это своё грёбаное время. Он уже наполовину встал на ноги, когда кто-то внезапно пронёсся мимо ширмы и шагнул в маленькое пространство, прежде чем мужчина успел задвинуть жалкую отговорку о личном пространстве. — Господи, да это же сам чёртов Гоуст! Я всё думал, когда же мне выпадет шанс подлатать тебя! Гоуст замер, полностью озадаченный весёлым шотландским говором, звучавшим в воздухе. Он удивлённо раскрыл глаза, увидев, что на него смотрит человек в обычной армейской униформе и с ехидной ухмылкой. Гоуст не узнал его, тут же включился инстинкт оценки и анализа этого громкого незнакомца. Мужчина выглядел на несколько лет моложе самого Гоуста и был ниже ростом, примерно на пол фута плюс-минус, но с выраженными мышцами. Его крепкое, но компактное тело можно было встретить на поле боя, но явно не в медицинском отсеке. Гоусту оставалось только смотреть в яркие голубые глаза. Он не мог удержаться от того, чтобы не вскинуть бровь на нелепый ирокез на чужой голове. Всё в этом человеке, начиная с того, как он держался и заканчивая отсутствием беспокойства при виде Гоуста в таком грязном и окровавленном виде, говорило лишь о том, что он не простой солдат. Любопытство взяло вверх. Гоуст опустил взгляд, чтобы проверить имя, и его брови удивлённо вздёрнулись вверх, когда вместо бейджика он увидел кусок белой медицинской ленты. На ней густыми черными чернилами были написаны слова "Медбрат Соуп". Соуп? Что за имя, чёрт возьми, такое? — Сядь обратно на кровать, лейтенант, чтобы я мог хорошенько тебя рассмотреть. Не успел он опомниться, что делает, как уже сел обратно, нахмурившись. Но тут его внимание снова переключилось на Соупа, который шагнул вперёд, прямо в его личное пространство. Да и ещё с таким видом, будто ему нет до этого никакого дела. Гоуст моргнул, почувствовав недоумение, когда тот продолжил улыбаться ему без малейшего колебания или страха. Что ж, это было в новинку. Большинство людей едва могли смотреть ему в глаза и любой ценой избегали близкого контакта с ним. Но этот парень просто сиял от счастья лишь потому, что стоял между длинными вытянутыми ногами Гоуста, пока тянул на себя небольшую тележку, наполненную различными медикаментами. — Похоже, ты меня не боишься, — с досадой пробормотал Гоуст, едва не ударив себя за столь глупое замечание. Господи, он, должно быть, вымотался сильнее, чем думал. Или же он потерял больше крови, чем мог предполагать. Соуп лишь усмехнулся, надев пару резиновых перчаток, и поднял руки, чтобы снять окровавленные бинты с руки Гоуста. — А стоит ли? Или ты откусишь мне голову, если я до тебя дотронусь, лейтенант? Соуп игриво отступил в сторону и поднял руки вверх в знак испуганной капитуляции. Гоуст насмешливо хмыкнул и отвёл взгляд, чувствуя себя немного неловко, но в основном раздражённо, когда парень тихо фыркнул и закончил убирать испачканную марлю. — Большинство людей боится, — проворчал Гоуст себе под нос, и эти голубые глаза весело уставились на него. — Да, я только перевёлся сюда несколько недель назад и уже наслышан о тебе. Я видел, как ты бродишь по базе, и меня предупредили о большом страшном Гоусте, который мучает новобранцев и наводит ужас на медперсонал. Любит работать в одиночку и выполняет безумные, почти невозможные задания. Говорят, что ты дьявол в человеческом обличии, которого нельзя убить. На это Гоуст закатил глаза. Он мог истекать кровью, как и любой другой человек, и уж точно не был неуязвимым. Бесчисленные шрамы, разбросанные по его телу, были тому подтверждением. Однако он не мог сказать, что был удивлён, услышав, что люди думают о нём именно так. Он не был глухим, поэтому знал эти слухи с пересудами о нём, которые с течением времени становились всё более нелепыми и смешными. — И всё же ты решил не прислушиваться к их предупреждениям обо мне?— с долей любопытства спросил Гоуст, не в силах остановить себя, когда Соуп начал разрезать рукав рубашки медицинскими ножницами, чтобы получить доступ к ране. У него возникло желание поворчать по поводу рубашки, но он не стал этого делать, поскольку она всё равно была испорчена. Однако было неприятно, когда незнакомый человек, будь то медицинский персонал или кто другой, сдирал с него все слои одежды. Он предпочитал по возможности полностью закрывать себя, потому что любое незначительное обнажение тела часто приводило его к волнению и нервозности. — Не-а, мне кажется, ты не такой уж и плохой. Немного сварливый ублюдок, но у тебя дырка в руке, так что я не могу тебя за это осуждать. К тому же, чтобы заставить меня дрожать от страха, нужно нечто большее, чем здоровенный гад в страшной маске, – подразнивающе пошутил Соуп с нахальной улыбкой, выдерживая чужой взгляд. У Гоуста чуть не отпала челюсть. Он сидел совершенно ошарашенный, потому что никто в здравом уме не посмел бы вот так смотреть на него, нахально улыбаясь и ярко сверкая глазами, и при этом называть его сварливым ублюдком. Большинство наложило бы в штаны от одной только мысли о том, чтобы так оскорбить его, но Соуп лишь ухмылялся, продолжая разрезать рубашку Гоуста, пока его левая рука не оказалась полностью обнажённой. Осмотрев рану, Соуп издал низкий свист, выведя Гоуста из ступора. Он придвинул табуретку и сел, осторожно прощупывая рану и немного повернув руку, чтобы лучше рассмотреть её, а затем взял антисептический спрей, чтобы очистить и продезинфицировать зазубренную плоть, растянувшуюся по всей длине бицепса. Рана оказалась гораздо глубже, чем он предполагал, и Гоуст выругался про себя. — Наверняка придётся накладывать швы. Я сделаю тебе укол лидокаина, чтобы обезболить, прежде чем мы начнём. — В этом нет необходимости. Просто приступай к делу, — пробормотал Гоуст. От нарастающей боли в рёбрах он едва замечал рваную рану на руке. Соуп насмешливо хмыкнул. — Не будь глупцом. Нет нужды причинять больше боли, чем необходимо. Если только ты не любишь такие вещи, — вновь пошутил шотландец, глядя на Гоуста из-под длинных тёмных ресниц. Соуп многозначительно пошевелил бровями, а его тон перешёл на более глубокий. — Как тебе угодно, приятель, я не осуждаю. Гоуст широко раскрыл глаза, пораженный и совершенно не готовый ни к этому, ни к кокетливой улыбке, которой одарил его Соуп, прежде чем снова заняться вытиранием липкой, полузасохшей крови с его руки. Тот закончил очищать рану от грязи с мусором и использовал кусок стерильной марли, чтобы вытереть насухо остатки дренажа. — Уверен, вы справитесь, сэр, но моя работа следить за тем, чтобы о вас хорошо заботились, — продолжал Соуп с тем, что можно было описать только как горловое мурлыканье. Он снова улыбнулся Гоусту, а голубые глаза сверкнули под ярким светом люминесцентных ламп, нагло выдерживая его взгляд. Боль, пронзившая руку и рёбра Гоуста, на мгновение забылась. Он мрачно нахмурился, когда, по щекам и шее разлился жар, чувствуя нехарактерное волнение при осознании того, что под тёмной тканью он, вероятно, покраснел. Уже не в первый раз за годы, прошедшие с тех пор, как он надел маску, Гоуст был благодарен за надёжный, постоянно действующий барьер, который напрочь скрывал его за суровой безэмоциональной оболочкой. Что же, чёрт возьми, здесь происходит? Гоуст не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то смотрел на него с чем-то, кроме страха, уважения или болезненного любопытства, не говоря уже о том, чтобы флиртовать с ним. Именно это и происходило... верно? Или он настолько устал и выбился из сил, что у него начались галлюцинации и выдумки. Должно быть, так и есть. Ему всё привиделось, потому что не может быть, чтобы этот привлекательный, весёлый и, казалось, бесстрашный медбрат с грешным ртом и детскими голубыми глазами приставал к нему. Гоуст закрыл глаза и глубоко вздохнул, убеждая себя в том, что его мозг не работает из-за потери крови и истощения. Он оставался безмолвным и неподвижным, когда почувствовал, как игла пронзила его открытую рану. Рана похолодела и онемела, и он едва почувствовал, как его плоть сшивают обратно. Через минуту он опустил взгляд и увидел, как Соуп заканчивает ряд аккуратных стежков ножницами. Это была чистая работа, хорошо и быстро выполненная, и Гоуст не сводил глаз с парня, который выбросил изогнутую иглу в небольшой контейнер для хранения острых предметов, стоявший на медицинском подносе. Медицинский персонал, по типу медсестёр, обычно не зашивали раны, этим занимались врачи или специально обученные медики. Не сводя глаз с парня, Гоуст с любопытством наклонил голову, увидев на шее Соупа серебряную цепочку, которая скрылась под его халатом. Она была похожа на ту, на которой обычно держат жетоны. — Ты ведь боевой медик, не так ли? Соуп слегка улыбнулся, открывая новую упаковку стерильной марли. — Верно, а что меня выдало? — Швы. Проделана хорошая работа, — хмыкнул Гоуст, задержав взгляд на сильных, мускулистых руках Соупа, наблюдая, как тот начинает обматывать бицепс Гоуста липкой марлей. — К слову, ты не похож на обычного медбрата, — закончил после недолгой паузы Гоуст, пристально глядя на импровизированный бейджик с именем "Соуп". — Ха, ты меня раскусил, — с усмешкой проворчал шотландец, заканчивая перевязку и игриво теребя ленту на груди. — Все ещё жду модную бирку с монограммой, которую они заказали, когда меня назначат работать в лазарете. Но ты должен знать, что я действительно медбрат, и даже получил высший уровень и всё такое перед тем, как пойти в армию. Так получилось, что я также являюсь сержантом в SAS. Ах, сержант-медик спецназа. Тогда всё понятно. Гоуст почувствовал каплю уважения к этому человеку, потому что знал, что для того, чтобы получить такое звание в SAS, столь молодому человеку потребовались жестокие тренировки и самоотверженность. Сержанты-медики могли действовать так же хорошо, как и любой солдат SАS, и при этом обладали передовым медицинским опытом, занимаясь чем угодно – от лечения легких ран до травматических, угрожающих жизни повреждений. Присутствие сержанта-медика на поле боя, особенно во время специальных миссий, было редкой роскошью и спасало жизни. Некоторые солдаты на базе могут подтвердить это лично. — Вот и всё, лейтенант, – сказал Соуп, заканчивая закреплять марлю несколькими полосками медицинской ленты. — Готово! Гоуст опустил взгляд, увидев, как правая рука Соупа что-то достает из кармана, но тут же отвлёкся, когда сержант несколько раз сильно похлопал его по грязному, обтянутому формой бедру. Рука задержалась на мгновение или два дольше, чем нужно, прежде чем Соуп переместился обратно на табурет, чтобы дать Гоусту достаточно места, дабы встать. Может быть, это только его измученный разум играет с ним, но Гоуст мог бы поклясться, что на какую-то долю секунды Соуп даже сжал его бедро, прежде чем отстраниться. Он чувствовал, как жар от чужой руки проникает сквозь плотный материал штанов, и от этого мышцы на ноге слегка дёрнулись. Господи, да этот парень точно был очень ласковым, и у него хватило чёртовых яиц, чтобы вот так прикоснуться к Гоусту после всего, что он, вероятно, слышал и что ему якобы о нём рассказывали. Если бы кто-то другой осмелился прикоснуться к нему подобным образом, у Гоуста возникло бы сильное искушение вырвать у него руку и сломать пару пальцев, но он не мог набраться праведного негодования, чтобы заботиться об этом, учитывая его нынешнее состояние. Чёрт, он действительно устал. Эти красивые голубые глаза на мгновение стали напряжёнными и расчётливыми, словно Соуп ожидал словесной порки или выговора за то, что переступил черту в этом дружеском жесте, но когда ничего не последовало, по лицу сержанта расплылась тёплая лёгкая улыбка, и Гоусту стало трудно отвести взгляд. Он должен был признать, что Соуп не похож ни на одного медика, с которыми ему приходилось сталкиваться раньше. Парень нагло ухмылялся и размахивал руками, но при этом не излучал типичного высокомерия, которое можно было бы ожидать от такого поведения. Нет, у Гоуста сложилось впечатление, что Соуп просто слишком дружелюбен и уверен в себе, и он был невольно заинтригован. Не каждый день кто-то влезает в его личное пространство, словно возбуждённый щенок, у которого, похоже, напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, и это было... по-другому. Но сейчас Гоуст чертовски устал, и ему не хотелось ничего делать, кроме как тосковать по постели, так как душераздирающая усталость, просачивающаяся в кости, продолжала тяготить его, словно свинец. Он начал приподниматься с кровати и вздрогнул, издав непроизвольное шипение, когда рёбра болезненно затрещали под кожей. Легкая и непринуждённая манера поведения Соупа мгновенно исчезла, и сержант встал, окинув Гоуста острым и пронзительным, как у ястреба, взглядом. — Мне сказали, что у тебя только рваная рана на руке. Очевидно, это ещё не вся история, не так ли? Судя по твоей стойке и тому, как ты защищаешь правый бок, я думаю, можно предположить, что у тебя сломаны рёбра. Гоуст тихо выругался и опустил руку, даже не понимая, что в измождённом состоянии он неосознанно защищает ей свою травму, когда переходит в стоячее положение. — Все в порядке. Я собираюсь вернуться в свою комнату, чтобы поспать, так что двигайся, - проворчал Райли, злобно глядя на парня, когда тот так и не отошёл в сторону. — Ты уходишь? — шотландец вскинул брови и скрестил руки на груди, явно ничуть не испугавшись, когда Гоуст поднялся во весь рост и возвысился над ним. — Я не знал, что уже выписал тебя. — Я заебался. Убирайся с дороги. — прорычал Гоуст, глядя на Соупа бурлящим взглядом, от которого большинство людей обмочилось бы уже. Но шотландец не только не вздрогнул, но и встретил его ровный взгляд, из-за чего Гоуст почувствовал, как в его груди зашевелилось разочарование или что-то ещё, чему он не мог дать объяснения, от вызывающего взгляда этих ярких глаз. — Я понимаю, что ты выше меня по званию и привык, чтобы тебе беспрекословно подчинялись, но дело в том... — Соуп поднял руку, сделав широкий жест в воздухе, как бы охватывая весь медицинский отсек, — что это мои владения, Гоуст, и я устанавливаю здесь правила. Так что ты можешь либо попытаться обойти меня, что, гарантирую, закончится тем, что я швырну тебя на пол, а потом насяду на тебя сверху...— Он замер на долю секунды, его глаза сверкнули, пробежавшись по телу Гоуста, а затем снова поднялись. — Или ты можешь позволить мне подлатать твои ребра, и я отправлю тебя в добрый путь с небольшой дозой весёлого обезболивающего. Хорошо. Значит, где-то по дороге на базу Гоуст потерял сознание, потому что вся эта ситуация должна была быть жалким оправданием лихорадочного сна, вызванного травмой, для его одурманенного мозга. Другого объяснения не было, потому что такого дерьма с ним просто не случалось. — Желаешь смерти, сержант? — шипел Гоуст, делая шаг вперёд, чтобы навалиться на парнишку, хотя, на удивление, в его словах было меньше враждебности, чем обычно. Соуп не сдвинулся ни на дюйм. — Хм, мне говорили, что я немного адреналиновый наркоман. Хотя с учётом этих травм… — Он окинул его долгим оценивающим взглядом и вновь улыбнулся. — ..думаю, я справлюсь с вами, сэр. Гоуста пронзила вспышка жара, и это не имело ничего общего с гневом. — Я не буду заставлять тебя делать рентген, я и так вижу, что ты пришиблен. Но тебе всё равно нужно лечение, и я не позволю тебе уйти, пока ты его не пройдёшь. — Соуп сделал шаг к Гоусту, изогнув бровь. — Итак.. что же это будет? Мне придётся фиксировать рёбра, лёжа на полу? Это будет нелегко, но я справлялся и со случаями похуже. Или, может, ты сделаешь мне одолжение и побудешь милым, позволив мне спокойно работать? Гоусту потребовалась секунда, чтобы преодолеть шок от вопиющего вызова Соупа, и его вдруг охватило желание схватить разъярённого шотландца за грудки и потащить вперёд, чтобы... что? Ударить его? Нет... Это было не то. Желание сделать что-то жестокое было, но не такое, к которому он привык. Неужели Соуп действительно попытается вступить с ним в схватку? Чёрт, ему было более чем любопытно посмотреть, выполнит ли сержант свою угрозу в том, что повалит его и прижмёт к земле. «Ха, хотел бы я посмотреть, как этот наглый маленький ублюдок попробует это сделать...» – подумал Гоуст, но вместо холодной злости, которую он обычно испытывал в редких случаях, когда кто-то осмеливался бросить ему вызов, в его груди разгоралось что-то другое, вызванное совершенно иным агрессивным голодом, от которого его кровь быстро билась в жилах. Вдруг у него возникло безумное желание использовать этот наглый рот по назначению. И, может быть, вынудить Соупа открыть его, а затем... Заставить заткнуться при помощи языка, утянув дерзкого и бесстрашного сержанта в поцелуй. Погодите... Какого чёрта? Гоуст моргнул, совершенно ошеломлённый своими мыслями, и быстро загнал эти неожиданные чувства в забытьё. Чёрт, ему, должно быть, плохо, потому что он, очевидно, не мыслил здраво.. Он не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал к кому-либо что-то хоть приблизительно похожее на интерес или желание. Не то чтобы у него не было потребностей, в конце концов, он был человеком, несмотря на некоторые нелепые слухи о нём, распространявшиеся по базе. Но прошло много времени с тех пор, как он перестал чувствовать даже отдаленный соблазн удовлетворить эти желания благодаря другому человеку. В молодости он вёл довольно бурную половую жизнь. Он часто наслаждался этим как средством спасения, но после Робы... ядовитая тьма, пустившая корни глубоко внутри него, потребовала от Гоуста много лет, и даже сейчас она всё ещё была при нём, никогда не исчезая по-настоящему. Бессмысленные встречи на одну ночь больше не стоили ни риска, ни усилий, связанных с ослаблением бдительности, и он давно поклялся никогда не ставить себя в такое уязвимое положение. Гораздо проще было самому справляться с этими потребностями. Если быть честным, то какая-то часть его души по прежнему хранила небольшой, глубоко запрятанный страх, что тёмные, более жестокие наклонности в нём снова проявятся в полную силу, если он потеряет контроль. И в итоге он причинит боль кому-то, кто этого не заслуживает. Он скорее перережет себе горло, чем станет таким же жестоким куском дерьма, каким был его отец. И всё же... Логические доводы, побуждающие его к самоизоляции, было вспомнить сложнее, когда перед глазами стояла эта улыбка и острые лазурные глаза. Соуп по-прежнему вызывающе вздёргивал подбородок и находился достаточно близко, чтобы Гоуст мог почувствовать слабый, манящий аромат сосны и вереска, исходящий от него. Его пальцы подрагивали от желания протянуть руку, схватить и сделать что-нибудь. Гоусту пришлось бороться с растущим желанием запустить пальцы в волосы Соупа и с силой потянуть на себя этого маленького наглеца. Между ними висело напряжение, густое и тяжёлое. Гоуст не сомневался, что Соуп тоже это чувствует: сержант слегка прикусил зубами нижнюю губу, и его ухмылка стала дикой. Тело Соупа было совершенно неподвижно, но излучало энергию зверя, готового к удару. Ни один из них не двигался, ожидая, что предпримет другой, но странная атмосфера вокруг них внезапно лопнула, как воздушный шар, когда голос за закрытой ширмой позвал Соупа, заставив их обоих вынырнуть из того, что только что было. — Соуп! Соуп, ты свободен?! Шотландец вздрогнул от неожиданности и поспешно отступил от Гоуста на шаг, а его щёки вспыхнули розовым румянцем от осознания того, насколько близко они находились. Соуп быстро отвернулся, чтобы отодвинуть занавеску и посмотреть, кто его позвал. — Я здесь. Что-то случилось, Сара? — Слегка нервно спросил Соуп, явно уловив срочный тон в голосе другого медика. — Один из новобранцев неудачно упал на поле с препятствиями, сложный перелом правой голени. Сейчас мы собираем снаряжение, чтобы достать его. — Господи, что делал этот болван? Он что, спрыгнул с чёртовой вышки без верёвки? — глаза Соупа сузились от разочарования и беспокойства, когда он закончил одергивать ширму. Гоуст нахмурился от внезапного вторжения и попытался сосредоточиться, чувствуя себя совершенно выбитым из колеи, когда вихрь спутанных эмоций, захлестнувший его, постепенно утих. Он молча наблюдал за тем, как Соуп быстро открыл ящик на тележке и взял несколько рулонов компрессионных бинтов, а затем повернулся к нему лицом. — Прости, Гоуст, похоже, тебе всё-таки придётся закутаться, – с извиняющимся видом проговорил шотландец, бросая ему рулоны. Он поймал их инстинктивно, и ему пришлось подавить желание вздрогнуть, когда боль, как молния, пронзила его правый бок. — Я всё ещё жду тебя завтра на рентген. Не заставляй меня искать тебя, потому что если я найду, то уже не буду таким милым, если мне придётся тащить твою задницу обратно сюда. Медик, ожидавший Соупа, побледнел, поняв, с кем он разговаривает, но сержант, похоже, не заметил этого и нахально подмигнул Гоусту. Он отошёл, прежде чем тот успел ответить, а женщина бросила на шотландца последний взгляд, полный ужаса, и быстро последовала за ним. Гоуст на мгновение застыл на месте, сжимая в руках рулоны бинтов, пока его мозг пытался понять, что же это было. Он был наполовину склонен считать, что всё это ему померещилось, что во время задания он получил серьёзное сотрясение мозга и, возможно, всё это ему привиделось, но логически он понимал, что это не так. От размышлений его снова отвлёк Соуп, который шёл через лазарет, держа в одной руке компактные эвакуационные носилки, и большую сумку для оказания первой помощи, перекинутую через плечо. — Не забудь захватить обезболивающие в медпункте, Гоуст! Линда приготовит их для тебя! — Соуп широко улыбнулся и помахал ему рукой, а затем исчез, выбежав за дверь вместе с несколькими другими медиками, которые отправились за следующим пациентом. Определённо не галлюцинация. Чёрт побери... Райли слишком устал, чтобы пытаться анализировать произошедшее, поэтому пошёл вперёд. Тело двигалось на автопилоте, пока он выходил из медицинского отсека, не утруждая себя ожиданием обещанных обезболивающих таблеток. В этом не было необходимости: он переживал куда более серьёзные травмы, чем эта, и не притрагивался к таблеткам уже много лет. Ему не нравилось, как они дурманят голову. Путь до солдатских казарм и своей комнаты был недолгим, но каждый шаг отдавал болью в рёбрах. К тому времени, когда Гоуст наконец добрался до места, он едва мог видеть. По дороге на него бросали странные взгляды, но он списал это на то, что, вероятно, выглядел как ходячий труп, а его левая рука всё ещё была обнажена, если не считать бинтов. Наконец он оказался в своей комнате – единственном убежище, где он чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы снять маску. Он медленно стащил с себя снаряжение и испачканную одежду, оставив их в грязной куче на полу. Здесь было немноголюдно: суровые стены, несколько книг и личных вещей вперемешку с огромным количеством пистолетов, ножей и снаряжений. Стандартная койка никогда не выглядела так хорошо. Мужчина сдержал стон, когда сел и осторожно откинулся на спину, рёбра ныли от боли. Гоуст знал, что должен замотать их. Знал, что должен смыть с себя грязь, пот и кровь, потому что утром пожалеет, если не сделает этого. Но у него не осталось ни сил, ни желания заботиться об этом, особенно, когда он, наконец, лёг. Вместо этого он просто взял обычную чистую балаклаву, натянул её, морщась от резкой пульсирующей боли, порнзающей тело, и улёгся на твёрдый матрас. Когда он закрыл глаза, правая рука провела по левой, пока пальцы не наткнулись на туго затянутые бинты, обмотавшие бицепс. В голове пронеслось воспоминание о потрясающих голубых глазах и дерзком непокорном рте. Губы Гоуста дрогнули в едва заметном намёке на улыбку. Словно притянутый какой-то невидимой силой, он опустил взгляд на белоснежную марлю и застыл, удивлённо моргая, когда увидел на повязке глупый невинный смайлик. Громкий смешок вырвался из его уст прежде, чем он успел его остановить, и Райли вздохнул, когда его тело сжалось в комок в ответ. Так вот к чему были эти взгляды... Он был бы ещё больше раздосадован, если бы не был так впечатлён тем, что Соуп умудрился нарисовать этот глупый смайлик прямо под его чёртовым носом, а он и не заметил. Его глаза закрылись, не в силах больше оставаться открытыми. Мужчина смирился с тем, что со всем остальным придётся разбираться утром, быстро провалившись в сон. Хорошо сыграл, маленький хитрец.