Не отнимайте у женщины сигарету

вы краснеете, это черта прекрасного сердца

Евгения Каминская уверенной, быстрой походкой шла по Невскому и разглядывала прохожих. Периодически рефлекторно щурилась от лучей долгожданного мартовского солнца, которые пробивались через густые, но не тучные облака. Смазливый мужик из прогноза погоды сегодня наврал или, как сказала бы сама Женя, «нагло напиздел». Зонтик, привязанный к шлейке широких джинсов, надоедливо бил по бедру, но ее это не заботило. Она спешила, «сверкая пятками» по проспекту, на свидание, о котором мечтала последние полгода. Карман обожгло вибрацией смс-сообщения. 13:39, Наташа: «Прости меня пожалуйста, сейчас в пробке на Московском, опоздаю сильно.» И еще одно. 13:39, Наташа: «Мне правда очень жаль, если хочешь, не жди меня…» 13:40, Женя: «Не переживай, все нормально, я буду на месте к двум, жду тебя :)» 13:43, Наташа: «Спасибо, малышка» После неожиданной «малышки» пестрили два эмодзи поцелуйчика и, возможно, будь Женя более опытной в общении с женщинами и не такой волнительно-влюбленной, она бы обязательно задумалась. Сначала о том, что ее собеседница аккуратно пыталась намекнуть на отмену встречи своим «не жди меня», будто перекладывая этим «если хочешь» ответственность, на совсем еще, зеленую девчонку. На ту, которая уже почти бежала на встречу, не позавтракав, отчего бабочки в животе «шуршали» табуном летучих мышей. Увы, Женя увидела только то, что хотела увидеть. А розовые очки, как известно, всегда бьются стеклами вовнутрь. «Ну и пусть, — думало ее юное «никомунахуйпоходуненужное» сердце, когда каждый раз билось не в груди, а о чужую стену безразличия. — Сколько бы раз мне ни было больно - это мое чувство, моя любовь, мой импульс, а то, что они с ним делают это история о них, не обо мне.» Это история про них. «Но не про неё». Мимо пробежала парочка молодых людей, еще школьники, наверное. Они заливались смехом, и куртки у них были нараспашку, хотя на улице в этот день от силы градуса три тепла. Но когда начинается весна, уже хочется поскорее приблизить себя к ощущению солнечной свободы, даже если от холода все еще зябнут конечности. Женя усмехнулась: «Что они вообще знают про любовь в этом возрасте». Хоть и самой Жене было едва ли двадцать лет, она не представляла себе, как бежит вот так же с Наташей. Ей казалось это неестественным, но, вдохновленная ощущением возможной взаимности, она закрыла глаза на то, как на них могут смотреть другие люди. «Пусть смотрят, — думала она, — пусть не отводят взгляд, пусть наслаждаются.» Сейчас же девушка наслаждалась новым определением себя. «Малышка…интересно, это из-за разницы в возрасте или это какой-то тонкий намек?» Намеки Женя не распознавала от слова совсем, поэтому решила, раз «малышка», то пусть малышка. У нее впереди несколько часов встречи с женщиной ее мечты, поэтому у нее будет шанс показать свою зрелость, не опираясь на какие-то там обороты вокруг солнца и их количество в твоей жизни. А для Наташи она готова быть кем угодно. Женя перебежала шумный проспект на заканчивающийся зеленый, прошла мимо импровизированного стеллажа пожилого мужчины, торгующего старыми книгами, заглянула в магазин за пачкой сигарет, встала у кафе и закурила. Ноги слегка потряхивало. С первой затяжки на голодный желудок девушку начало знобить, сердце «ёкало» от каждой останавливающейся машины. Она не знала, из какой из них может выйти Наташа - её личная победа последних месяцев. А этот «недоужин» - заслуженный трофей. Когда сигарета прошла половину своего пути, Женя поежилась, открыла камеру телефона и переключила на фронтальную. Одна из стрелок смазалась, она быстро подтерла ее обслюнявленным пальцем. Довольной кивнула сама себе - выглядела она сегодня лучше, чем обычно. Для этого пришлось в свой выходной встать за пять часов до назначенного времени; помыть голову, высушить, выпрямить, накраситься, одеться, переодеться, надеть каблуки, подумать, пожалеть об этом почти сразу, но «красота требует жертв» и выйти за час, чтобы дойти, не спеша, своим ходом. Поставьте галочку у каждого пункта, распишитесь и дождитесь мысленного пять-с-плюсом за соблюдение тревожного ритуала. В сумочку она положила дорожную зубную щетку и трусы. «Мало ли, — подумала, — всякое может случиться.» Её оптимизм и юношеский максимализм с медалью за самонадеянность всегда поражали. Заберите еще свой кол за разборчивость. Задумавшись, она поняла, что изрядно пьяный мужчина в ободранной грязной одежде у соседнего бара, на которого случайно упал ее взгляд в процессе размышлений, начал ей махать свободной от бутылки рукой и улыбаться нетрезвой беззубой улыбкой. Нахмурив густые брови, девушка резко выкинула окурок в рядом стоящую мусорку и вошла в кафе. Внутри царила интимная атмосфера, как и многие в Петербурге, заведение расположилось в пространстве, когда-то бывшим аркой. Света сюда попадало мало, и, даже днем для атмосферы тут жгли свечи. «То, что нужно.» — промелькнула мысль. Женя прошла мимо барной стойки и около нее возникла девушка с ослепительной «спасибозачаевые» улыбкой. Она держала меню в одной руке, а в другой звонил телефон, который та игнорировала. — Добрый день, подскажите, у вас забронировано? — Нет, добрый, — Женя почувствовала, как от контраста температуры снаружи и внутри у нее начала приливать кровь к щекам. Тем временем челка у глаз предательски начала виться и стремиться к своему природному положению, в отличие от остальных, идеально выпрямленных и зафиксированных на совесть волос. — У нас есть свободные столики на втором этаже, вы будете одна или кого-то ожидаете? — Ожидаю, мы будем вдвоем. От произнесенного вслух «мы» у Жени промелькнуло чувство истеричного удовлетворения. Теперь они с Наташей хотя бы в такой форме находятся вместе. Ей показалось это прекрасным началом. Они прошли на второй этаж. Женя выбрала столик у окна, села напротив, чтобы на нее выгодно падал свет - пусть у ее спутницы будет возможность рассмотреть ее и оценить. — Может сразу что то желаете? — спросила официантка, зажигая свечку в антикварном серебряном подсвечнике с вензелями. — Нет, спасибо, я пока подожду. — Женя улыбнулась своей самой вежливой и обаятельной улыбкой. Руки ее, тем временем, одолел тремор. Предвкушение. Самое, по-истине, невероятное чувство на свете. Ощущение, вибрация, которой ты живешь, из раза в раз ожидая нового, забывая о старом. Для неё это было даже важнее конечной точки, ведь нет ничего слаще ожидания и уверенности в том, что должно случиться. Что обязательно произойдет, вопреки, потому что так должно же быть? Это как секунда перед поцелуем, в котором ты не сомневаешься. Без предвкушения Евгения не жила. Она существовала. Следующие сорок минут ожидания ей пригодились для того, чтобы; успокоиться, вспотеть и перенервничать. Где-то на тридцатой минуте Женя подумала о том, чтобы напомнить о себе и уточнить где сейчас женщина. Но Женя не хотела навязываться. «Да и это не ускорит ее приезд, — подумала она, — Наташа же приедет в любом случае, я готова ждать.» О да, она привыкла ждать. Последние полгода она жаждала, изнывала, молилась на эту встречу, она капризничала, не видя интерес, хныкала, как ребенок без любимой соски и тоскливо ждала новую возможность. Регулярно пыталась напомнить о себе и спровоцировать у Натальи желание копнуть глубже, завести непринужденный диалог, пофлиртовать и пригласить себя на свидание (для приличия перед встречей они назовут это творческим бранчем). Женя постоянно ловила себя на мысли о том, как будет правильнее в их ситуации, как понравиться, угодить, прогнуться…она ведь молодая, прозрачная, у нее должно быть все легко, она должна быть удобной для этой женщины, иначе что она ищет в ней? Что они все ищут в ней? Для чего Наташа сейчас едет через полгорода на встречу с девушкой в два раза младше себя, которую едва знает? О чём она думает в этот момент? Наталья Волкова сама не знала каким местом она думала, но отступать было глупо, да и слиться по джентельменски не удалось - она уже парковалась у кафе. Женя настояла на встрече именно здесь, женщина раньше не была внутри, но была наслышана, поэтому дала добро. Захотелось хоть в чем-то согласиться с этой девочкой, а не слышать её вечное «согласна с тобой», от которого веяло инфантильным желанием полного покровительства. Хотя, признаться, это и цепляло. Наташа вздохнула, заглушила мотор своей новой, намытой утром до блеска, машины. Подкрасив губы нежно-розовой помадой, она сняла с руки обручальное кольцо, спрятала его в сумку и задумалась. С одной стороны при мысли об этой странной девочке, о их одной единственной встрече, после которой Женя нашла ее в инстаграмме, подписалась и старательно реагировала на ее редкие посты, она испытывала необъяснимый стыд. Как человек, который что-то скрывает. Или кого-то. Она никому не сказала, куда едет сегодня, понимая, что ее окружение не поймет какой мотив может быть для обеда с девушкой, которая почти ровесница ее сына. «Наталья Константиновна, ну вы и пизданулись башкой под сраку лет», — пробасила бы ее ближайшая подруга Лена и, вероятно, Наташа бы согласилась с каждым словом, хоть они бы и били наотмашь по веснушчатым щекам. Волкова и сама не понимала свой мотив, но единственное чувство, которое перевешивало ее бесповоротное отвращение к самой себе - чувство интриги и предвкушения. За ней ухаживали многие мужчины, даже, иногда, женщины, флиртовали, дарили дорогие подарки, звали в лучшие рестораны, но ни к одному, ни к одной из них она не приехала на встречу, не пустила их в свои закрытые странички в социальных сетях и, тем более, никто из них не подпускался так близко, как эта юная девочка, с которой она вела переписку последние три месяца. «Точнее, я начала ей хоть что-то отвечать только три месяца назад, — подумала она, найдя в этом утешение, — до этого только сухие лайки на очередные сообщения в личке.» И, уж точно, ни от кого из тех людей она не скрывала ни свой брак, ни своего сына. Просто никто из них не смотрел на нее такими чистыми, живыми и влюбленными глазами. Сама не понимая, какую игру затеяла, Наталья переложила обручальное кольцо из сумки в бардачок машины и, наконец-то, вышла из нее, опоздав непозволительно на много. Когда она подходила к столику, то засмотрелась на профиль Жени. Девушка наблюдала за чем-то в окне, что-то, что Волкова не смогла бы рассмотреть, даже если бы смотрела с Каминской в одном направлении, что-то там заставило девушку не услышать долгожданных шагов. «Творческие молодые люди, их хуй поймешь, как обычно, — сказала Наташа сама себе, — Но хотя бы не сидит уткнувшись в телефон.» Эта деталь порадовала, женщина всегда старалась окружать себя необычными людьми. Пока что Женя под это определение подходила. Прямой нос девушки ловил блики от свечи, на лицо падала отросшая челка, скрывая глаза, а небольшие губы были приоткрыты и Наталье показалось, что та говорит сама с собой. «Как открытая книга, — женщина мысленно ухмыльнулась, — читай не хочу.» Женя резко обернулась, Наташа заметила как напряглись губы девушки и стали еще тоньше. Она поднялась со своего места, поправляя полы жакета, улыбнулась и тихо сказала: — Привет. Евгения посмотрела на Наталью, выйдя из своеобразного транса. Сначала взгляд упал на руки, а потом постарался незаметно оценить женщину с головы до ног. Где-то на фоне Жениных мыслей, протяжным воем повторялось: «Мне пизда, мне пизда, мне пиздаааааа», потому-что ее прерывистое дыхание, при взгляде на женщину, говорило ей больше, чем она могла сказать себе сама. Тело девушки среагировало быстрее разума, видя Наташу второй раз в жизни, у нее, вопреки всему, было иррациональное желание прямо сейчас обнять женщину, расцеловать открытие участки кожи, шептать всякие дурацкие нежности и чтобы та, непременно, делала то же самое, или хотя бы, «пожалуйста!», принимала шаги девушки. «Съешь мою любовь, — думала она, — сожри, подавись…Боже! Как я могла не знать тебя раньше?— хотелось прокричать, — Смотри у меня на лбу написано: я твоя…назови меня своей, обними, назови малышкой, да как угодно, главное твоей.» Но вместо этого произнесла: — Прекрасно выглядишь. — Спасибо, малышка, — Блять. — Прости еще раз, что заставила ждать, ты не заскучала? «Я скучала по тебе всю жизнь», подумала Женя. Рациональная часть ее сознания в этот момент выблевала все свое терпение. Романтика. — Не волнуйся, я нашла, чем себя занять. — Я заметила, - Наташа кивнула на окно за собой, параллельно наблюдая за завораживающими глазами напротив. Как она не рассмотрела их в прошлый раз? — Пока ждала тебя, задумалась…засмотрелась в окно… смотри, какие там фрески на доме напротив…так тонко… Они сели за стол друг напротив друга. — Да, да — Женщина даже не постаралась обернуться, ее внимание перешло к изучению меню - от долгих раздумий и волнения она проголодалась, — Что посоветуешь? Себя. — Смотря что ты любишь, — Женя улыбнулась и посмотрела на Наталью. «Боже, сколько тонн красоты на одного человека…» — Я такая голодная, что, кажется, я люблю все, что съедобное и горячее, — Каминская хотела в ответ пошутить про свое сердце, которое была бы уже и рада нафаршировать для женщины, но «это на десерт». — Выбери мне на свой вкус, мне хочется тебе довериться. Щеки Жени начали салютовать красной краской, в горле пересохло. — Могу принять у вас заказ? — Будьте добры мне ризотто с белыми грибами и зеленый чай с жасмином, а… — Мне то же самое, — Наташа закончила за Каминскую и та выдохнула, освобождаясь, от внезапно упавшей от нее ответственности. Официантка проверила заказ, налила им воды в бокалы и удалилась. Повисло неловкое молчание. Женя даже не старалась смотреть на что-либо вокруг, ее взгляд сейчас блуждал по пальцам женщины, которые нервно перебирали друг друга. — Ты ведь художник? — Что, прости? — Женя подняла удивленные внезапной смене темы глаза. — Ну, ты ведь людей рисуешь? Мы с тобой не обсуждали это, но я помню, как твоя подруга… Аня, кажется? Она говорила о портретах в твоей комнате. — Да, прости, рисую, просто неожиданный вопрос… Это больше о чем-то, знаешь… личном? Для себя, а на заказ или для любой коммерции не пишу холсты. Не потому что не хочу, не получается такое…..ну….вдохновение нужно или что-то, что в процесс можно сублимировать. — Каминскую смутил первый вопрос, это было ощутимо по её нервной речи, но понравился. Он ведь был про неё. — Я спросила, потому-что заметила, как ты рассматриваешь людей. — Так заметно, что я пялюсь? — Про остальных не осмелюсь говорить… я заметила. — Наташа улыбнулась и слегка наклонилась вперед, понижая голос. — Но мне приятно. — Значит, я все правильно делаю. — От улыбки напротив все волнение ушло. — Ты бы хотела, чтобы я тебя нарисовала? — Меня еще никто не рисовал. С натуры не рисовали. — Я спросила про твое желание. Женя серьезным взглядом смотрела, не отрываясь, в глаза Наташе, он резонировал с полубокой ухмылкой мальчишки, который дразнил одноклассницу, тайно желая увлечь её за гаражи у школы и расцеловать. Женщина разглядела что-то очень взрослое, поломанное, в этих глазах напротив. Ей стало неожиданно тоскливо на душе - интересно, что породило эту глубину? Или это скорее главный симптом девушек, больных женщинами? От роя противоречивых ощущений ответ женщины прозвучал сипло: — Хочу. Женя улыбнулась и кокетливо наклонила голову вбок. Взгляд мудреца сменился взглядом львенка. Неопытного хищника. — Значит, нарисую. — А ты хочешь? Зачем и почему Наташа спросила ее об этом, Женя не знала. Но сам факт волнения женщины был до безумия приятен сердцу. Глупому, юношескому, наивному сердцу. — Ответ очевиден. У тебя такое лицо, которое хочется писать по памяти. — Мне такого комплимента еще не делали… — Значит, я буду первой и в этом. — Что ты делаешь в субботу? — Рисую тебя, судя по разговору. — Наташа после этих слов рассмеялась своим бархатным низким смехом. — Хорошо, товарищ Пикассо, я внесу это в планер. Мне нравится ваша уверенность. — Она обоснована, мы говорим только двадцать минут, а ты уже сама захотела встретиться снова. — Женю этот разговор довел почти до эйфории. — Ты, — Волкова направила на нее вилку, — своего не упустишь. Я это поняла еще по переписке. — Это точно, — девушка подала знак официантке. Ей срочно захотелось бокал игристого. — Моё будет моим. Наталья наливала себе чай и, с этими словами, почувствовала, как мочки ее ушей начали гореть. На нее кипятком обрушилось ощущение, что последние слова девушки были целенаправленны. И они попали в цель. Волковой это нравилось. Её всегда сладко волновала неизбежность. Они просидели за, ставшим родным за это время столиком, шесть часов подряд. Их разговор, как клубок разноцветных ниток, плелся из рассказов о жизни, плавно переходил к обсуждению интересов друг друга и обе не отрывали взгляд от глаз напротив. У Наташи появилось ощущение правильности происходящего. «Может, — думала она, — все это не так плохо, как мне казалось? Может я могу себе позволить наслаждаться этим вниманием?»

 «Боже, — думала Каминская, — если я умру сейчас, я умру самым счастливым человеком.» Женя закурила вторую за день сигарету на том же месте, но уже в приятной темноте города и шуме набережной. Теперь у неё была компания. — Помню, что ты не куришь, — сказала девушка, смотря на Наталью сквозь облачко голубоватого дыма. — Постараюсь на тебя не дымить. — Дыми, пожалуйста… я бросила пятнадцать лет назад, но все еще до одури люблю запах табака. — Как скажешь. Женя затянулась, приблизилась к женщине и выдохнула в десяти сантиметрах от красивого, подтянутого, смуглого, сероглазого лица. Она наслаждалась. Предвкушение не подвело в этот вечер как минимум двоих. Они порывисто обнялись на прощание, договорившись, что Наталья напишет в пятницу и они построят план на субботу. В Петербурге повалил совсем не мартовкий снегопад, снежинки спиралью плавно летели вниз и таяли, едва соприкасаясь с землей. В голове заиграла старая песня про снег, который не знал и падал… но, кажется, этот снег все знал. И падал. Женя подняла слезящиеся от собственного неоправданно огромного счастья от этой встречи глаза и улыбнулась. На Фонтанке зажглись фонари, зажигая вместе с собой тепло надежды, которое моментально начало греть и без того согретое тело девушки. Она пошла заученным маршрутом домой, слегка хромая, но даже мозоли от каблуков не добавили свой деготь в бочку меда этого дня. Ее бочка сегодня была полна до краёв. Красная нить, которой Каминская связала свое живое, кровоточащее, одинокое сердце с сердцем Волковой, натягивалась по мере того, как они отдалялись друг от друга. Женя знала, что она пока еще не порвется, слишком прочной она была. Слишком долго та хранила ее в душе. Наташа припарковала свой «Рендж-Ровер» и посмотрела в горящие уютным светом окна своего дома. Сегодня вечером женщине показалось, что она видит их впервые. Волкова медленно пошла к подъезду, забыв обручальное кольцо, ставшее в день ненужным, в бардачке. Дома она обняла своего пса, сухо чмокнула мужа, проверила сына и написала Жене: «Спасибо тебе за этот день. Доброй ночи.» Заснула она в этот вечер довольной и азартной. Игра началась. ………………. «Господи, два с половиной года, — подытожила Евгения у себя в голове. — два, сука, года, как я с радостью зацепилась за этот крючок, проколов обе щеки. Неженка блять… да чтобы я еще раз связалась с такой… два года, да больше, блять, прошло, а мы двое суток мне не отвечаем… и после такого разговора…сколько еще будет этих разговоров?» Женя агрессивно шагала все по тому же Невскому, погрузившись в свои мысли, мечтая о горячей ванне и бутылке вина, которая была припрятана от гостей в недрах кухонного буфета. От девятнадцати до двадцати двух. В вечной погоне за женщиной, которая резво прыгала от неё подальше, вереща от радости и дергая за поводок. Двадцать два года Жене исполнится через три часа, а её любимая женщина срывает все ее планы. Каминская знала, как это будет, это происходило из года в год, Наташа ни разу не устраивала ей праздник, скорее наоборот, она как будто нарочно все рушила на корню. Так в первый год она улетела в Краснодар к какой-то подружке, во второй ей непременно необходимо было быть с мамой целый день и, так же, не отвечать на смс. Но, после последнего их серьезного разговора на прошлой неделе, Женя думала, что этот год будет особенный. Что Наталья сделает это для неё. Что не будет этой томной встречи, когда они будут сидеть в машине, Наташа будет обязательно беспрерывно оправдываться, будет «котик, ну ты же не обижаешься?», а когда она увидит, что Женя поверила в её варенье будет «я что должна перед тобой отчитываться.» И, возможно, в этот раз Женя устанет от этой неопределенности и тягостного вечного желания яростно поцеловать эти пухлые врущие губы, надавать по лицу звонкими ладонями и прокусить губу до крика. Принять очередной дорогущий подарок, выйти из машины, чтобы отправиться в свою квартиру, в которой её никто не ждёт. Никто не обнимает перед сном, не ест её завтраки, не слушает её идеи, не позирует для картин, не зализывает раны после глупой ссоры. Опять одна. «Любимая», «котик», «милая», «малышка», вся в этих неоновых вывесках своих очередных кличек, одна. Вечно ждущая Наташин ответный шаг. Вечно делающая свой новый, наблюдая, как женщина делает свои два назад. Женю губила эта неопределенная любовь, она чувствовала себя еще более одинокой рядом с женщиной, не понимая, как они пришли к тому, что обе испытывали невероятное желание быть вместе, судя по бесконечным разговорам, которые затевала Волкова, но не сдвинувшиеся с шага встреч в музеях, ресторанах, поездок на природу загород, долгих разговоров в машине и смазанных поцелуев на заднем сидении машины, «чтобы не дай бог никто не увидел!». После поцелуев, которые Женя могла пересчитать по пальцам рук, Наташа обычно пропадала на месяц, а то и больше, с радаров, сгорая от стыда и ощущения собственного ничтожества. Один раз они не виделись полгода и Каминская почти её отпустила. Но женщина не позволила. И сейчас не позволит. Каминская свернула на свою улицу с проспекта и зашла в магазин у дома, прикупить любимую шоколадку к вину, чтобы было легче пить целую бутылку в одного и не так тошно. О да, она планировала уйти в состояние помятых щей до того, как посыпятся первые поздравления… завтра она планировала собрать у себя друзей и приготовить ужин. «Похуй, закажу доставку.» — с этими мыслями она, наконец, нашла любимую с ромом и изюмом, отплатила и вышла на свежий воздух. Лето едва перевалило за свою середину, воздух приятно обнимал загоревшие плечи, ласкал их вечерней прохладой и навивал мысли об уходящем. Напротив магазина был дом Жени, она всегда им любовалась, как и многими в центре. Это была её отдушина. Переведя дух в магазине, она пошла к пешеходному переходу уже медленнее, смакуя вид. У самого угла дома она остановилась - её взгляд упал на женщину, что шла к углу дома со стороны соседней улицы. Женя узнала её по прямым бровям и длинным черным волосам, которые красиво обрамляли вытянутое белое лицо с массивной челюстью и острыми губами. — Маша? — Женщина остановилась и хмурым, почти злым взглядом черных глаз, оценивающе уставилась на Каминскую, высматривая знакомые черты. — Офигеть, сама Маша Готман, сколько мы не виделись? Ты давно приехала? Насовсем? Лицо напротив казалось Марии очень знакомым, очень красивым и очень важным, но ей мешал полному обзору фонарь, который светил аккурат в глаза. После минутного замешательства она резко вдохнула и выдохнула, уже сменяя растерянность, на озорную улыбку. Она узнала её, сперва узнав в ней её родителей. Сколько они не виделись? Десять лет? Дочь её подруги Ольги изменилась настолько, насколько понадобилось для того, чтобы Маша долго гадала. — Женька, — сказала Маша, не замечая вопросов. — как ты выросла… Женя радостно сковала Машу в объятиях, отмечая, что уже выше той на голову. Она любила неожиданные встречи и пыталась вспомнить, какие детские воспоминания заставляют испытывать такое тепло к женщине, но на ум ничего не приходило Хотя…. — Я так рада тебя видеть, Маша… — Я тоже, Женя… куда спешишь? — Домой, — сказала Каминская, показывая рукой на свою арку. — А ты? — Домой. — Маша протянула руку к дому на обратной стороне улицы. — Получается, привет, сосед. — Вот эта да. Я, кажется, даже когда-то была у тебя в гостях с мамой…но я не знала, что это здесь…это было много лет назад, да? — Да, много… Вот оно лицо Марии Готман, загадочное и никогда не прямолинейное, повернулось слегка в профиль, давая рассмотреть красивый тонкий нос с горбинкой. Женя помнила ее такой. Женю это зацепило в ней много лет назад. Девушка опустила взгляд на колени женщины, которые виднелись из разрезов расписного платья в пол, не тронутые возрастом, и в голове вихрем закружились воспоминания. Она подняла голову и на неё смотрели самые чёрные глаза, которые она видела в своей жизни. «Хорошо, что не серые» — промелькнула мысль. — Ну, я пойду… хорошего вечера? — Куришь? — Эээ… балуюсь. Женщина достала пачку тонких ароматных сигарет и старую зажигалку из маленькой расшитой сумочки. Молча протянула Жене сигарету не на уровне рук, а на уровне лица, так, чтобы та взяла её, непременно, губами и сама подожгла. — Хорошего вечера, Женя. Маша двинулась через улицу к своему дому, не оборачиваясь, оставив девушку дымить на улице в одиночку. Через минуту Каминская увидела, как в окнах напротив зажегся теплый свет настольной лампы, отсюда она смогла рассмотреть очертания маминой подруги. «Бывает же», — ухмыльнулась она и зашла в свой темный двор. Внутри больше не осталось никакого сожаления. Ответом ей послужил звук удаляющегося проспекта, который оставляла за собой закрывающаяся подъездная дверь.