гиблое место

Сизый дым красивыми клочьями улетает наверх, в небеса, растворяется во тьме и оставляет за собой только горький, неприятный запах сигарет. Дым оседает в лёгких, дерёт горло, но фильтр вновь и вновь взлетает к тонким губам. Опираясь на стену, Глеб сверлил безразличным взглядом небом и думал, что он здесь делает. Он ненавидит женщин, раздвигающих ноги за деньги. Он терпеть не может громкие басы и яркий неон. Он не выносит запаха порошков и травы. Он ненавидит пить не в одиночестве. Глеб лучше всех знает, что такие места заведомо гиблые, и единственное, что там может произойти — верная потеря души, продажа её за новую дозу или приват от женщины. Но всё равно стоит здесь, докуривая сигарету и раздумывая, заходить или нет. Ему нечего терять. Своя душа потерялась либо слишком давно, либо отсутствовала изначально. Лишний раз трахнуть какую-нибудь красиво, но бесчувственно выгибающуюся женщину — неплохо. Ему скучно жить, он не видит в жизни вкуса. Глеб давно ищет то самое пресловутое «что-то ещё», но вокруг лишь мерзкие людишки, продающие близких за марку или скрученную коноплю. Он ничего не теряет. А призывно мигающая розовым неоном вывеска манила. Поэтому дотлевший бычок яркой искрой летит куда-то на асфальт, рядом со смятой пачкой розового орбита, а Глеб толкает дверь и окунается в ад. Громкая музыка разрывает уши, глаза слепнут из-за вспышек софитов, а в нос слишком ярко бьёт запах дыма марихуаны и вонь мефедрона. Глеб сморщился, в секунду начиная жалеть, что пришёл. Женщины выгибаются возле шестов красиво, влекут длиной ног и блестящими от масла телами, но он лишь безразлично оглаживает их изгибы взглядом. Скучно. Неинтересно. Так изведанно и банально, что желание развернуться и уйти в спокойствие ночи растёт слишком быстро. Но приветливая хостес подлетает к нему на длинных шпильках и улыбается обезоруживающе. Облизав взглядом откровенное декольте и призывно приоткрытые губы, Глеб решает, что один вечер напиться в непривычной обстановке — терпимо. Переживёт. Три стакана, и он уйдёт. Поэтому натягивает приветливую улыбку и кивает захлопавшей ресницами девушке. Дура. На вид лет девятнадцать, а уже погрязла в этом гнилом насквозь мире. Ей бы учиться, встречаться с таким же дураком и ходить за ручку, а целоваться только в щёчку. А она смотрит так, будто уже готова встать на колени и отсосать просто потому, что он выглядит… лучше большинства здесь. У Глеба были проблемы с самооценкой, но хватало одного быстрого взгляда вокруг, чтобы понять — он явно краше каждого торчка и алкаша в этом проклятом месте. Едва заметно тряхнув головой, он кидает последний нечитаемый взгляд на хостес и идёт мрачно к бару. Единственное место здесь, где можно получить хотя бы что-то лучше грязи. Хотя алкоголь, конечно, сложно назвать чем-то хотя бы хорошим. Но всё равно Глеб приземляется на высокий барный стул и кидает безразличный взгляд на меню. Всё равно возьмёт джин-тоник, который сложно испортить даже самому идиоту, всё равно ничего нового он здесь не получит. — Не хотите попробовать наш фирменный сет шотов? — раздаётся глубокий, низкий голос, и Глеб поднимает голову на бармена. А у того глаза синие. Синие, как глубокое море, в котором Глеб тут же начинает тонуть, даже не пытаясь уцепиться за что-то. Тонкие губы, кресты-татуировки на щеке и острый кончик носа. Парень молодой, вряд ли старше его самого. А выглядит живым. Живее, чем любой в этом сраном стрип-клубе. Уставший, явно проводящий время на ненавистной работе, но всё равно в синеве глаз светится какая-то искорка, от которой прогнившее сердце Глеба делает слабый удар. Нет, это не любовь и даже не влюблённость. В таких местах, как это, любовь найти невозможно. Но это явно интерес, который в последнее время Глеб чувствовал слишком редко. Ему было скучно жить, он ненавидел себя и жизнь, но такие, как… он кидает взгляд на фирменный неоновый бейджик — Серафим, пробуждают в нём эмоции хотя бы на неделю. И только ради этого, кажется, стоило всё-таки пройти сквозь тяжёлую металлическую дверь и окунуться в этот мир. — Давай, — не церемонясь, Глеб перешёл на неформальное общение, протягивая через высокую стойку руку, — я Глеб. А синие глаза смотрели внимательно, оценивающе, заставляя его почувствовать себя бараном на вертеле, одним из сотни. Интересный парень. Интересный, который всё-таки улыбается слабо своими бледными тонкими губами и жмёт руку. — Серафим. И замолкает, переводя взгляд на свои инструменты, виртуозно смешивая сиропы, алкоголь и краш в большом металлическом шейкере. И невольно Глеб залипает на ловкие движения длинных пальцев, которые плотно закрывают крышку. А выступающие на предплечьях мышцы, когда он встряхивает шейкер, перемешивая убийственную смесь, цепляют, заставляют следить не отрываясь и невольно представлять… разные вещи. Глеб никогда не был геем, по крайней мере ни разу не решился так себя назвать. Его привлекали плавные изгибы женских тел, их сладкие ароматы и пухлые губы, которые так красиво растягиваются вокруг члена. Но давно признал в себе эту тягу к мужским плотно сбитым телам, буграм мышц, которые при должном характере так хорошо вжимают в ближайшую поверхность, к членам, которые способны выбить из него хотя бы какие-то эмоции. Он трахал девушек и подставлялся под парней, в один вечер грубо держал за волосы и входил по самую глотку, а в следующий выгибался от скользящего внутри члена. Всё просто, ему настолько скучно, что он цепляется за любого относительного приятного глазу человека. Поэтому наблюдает за Серафимом внимательно. Он не выглядит, как гей, но в синеве глубоких глаз пряталось что-то, что дало Глебу отмашку для этих мыслей. Либо он просто пытался оправдать свой интерес. Яркая в свете софитов жидкость через стрейнер разлилась тонкой струёй по выставленным перед ним шотам, наполняя их точно до краёв, ни капли мимо. Профессионал своего дела. Не удержавшись, Глеб вновь заглянул в блестевшие синие глаза. Серафим смотрел открыто, не отрываясь, явно ища на дне его темноты что-то своё. И, судя по слабой, едва заметной улыбке, находит. — Ты до скольки? — спросил Глеб почти искренне, цепляя пальцами шот и опрокидывая в себя. Сладко до ужаса, но есть приятное кислое послевкусие, которое так хорошо заглушило эту чёртову ненавистную карамель. Действительно за стойкой был мастер, который так ловко играл со вкусами. И Глеб надеялся, что точно также он сыграет на его нервах, выводя на хотя бы какие-то эмоции. — До шести, — у Серафима был красивый голос. Ему бы петь, а не стоять за сраной стойкой в сраном стриптиз клубе, мешая коктейли для пьяных дрочил. Глеб улыбнулся криво, радуясь, что бармен-красавчик не стал морозиться и строить из себя целку на первом свидании. Так будет проще. Никаких лишних заморочек. Кивнув одобрительно, Глеб залпом выпил второй шот, толкая третий в сторону бармена. — Пей, — твёрдо, негромко сказал он, — до шести пару часов, с одного нихуя не будет. Глеб знал, что ни один нормальный бармен не позволит себе выпить хотя бы каплю на работе. Но ещё знал, что в этом гиблом месте нет ничего нормального. Поэтому безразлично наблюдал за выпившим Серафимом. Даже не поморщился. Прекрасно. На другой конец тёмно-синей стойки навалился пьяный мужик, что-то выкрикивая о тройном виски. Закатив глаза, Глеб махнул рукой на какие-то ненужные извинения Серафима, переводя взгляд на шесты. На ближайшем к нему крутилась невысокая… девчонка, по-другому не скажешь. Глеб не удивится, если ей вот-вот исполнилось восемнадцать. Такая молодая, а так низко упала, позволяя засовывать в свои трусы хрустящие зелёные купюры и улыбаясь сладко пьяным мужикам, пытающимся дотянуться до подтянутого, светящегося в неоне тела. Но охранники угрожающе столпились вокруг каждого шеста. Смотри, но не трогай. Пали, но не дёргай. Дрочи, но без помощи рук. Глеб шарил, какие правила были у этих мест. А вот тот мужик, которого силком выводят двое — явно нет. Девушка повернулась в изящном пируете к нему лицом и улыбнулась, как ей казалось, заискивающе. Но Глеб дураком не был. Идиотом — вполне, но дураком — никогда. Он видел отчаяние и усталость в глубоких карих глазах. Догадывался, что деньги ей нужны сильно. Отвратительно сдала экзамены? Поссорилась с родителями? Операция у близких? Ему было плевать. Это её жизнь, и она была вольна делать с ней, что хочет. Поэтому выдержал безразлично её взгляд и без интереса смотрел, как она выгибается, прижимается аккуратной грудью к металлу и отставляет задницу всем напоказ. — Один здесь? — к нему подсела почти одетая девушка, вся влажная от пота и в следах от шеста. Она улыбалась хитро, явно надеясь развести его на бабки, а потом и на секс в туалете. Но подошедший Серафим привлёк его взгляд гораздо сильнее, чем полуголое, изящное тело почти что на его коленях. — Нет, — глядя в синие глаза, ответил Глеб, ловя довольную улыбку из-за стойки, — сегодня не один. Даже не слушая обиженный ответ стриптизёрши, он кивнул Серафиму в сторону туалета. Тот замялся на секунду, глядя на расслабленного напарника и на понемногу редеющую толпу. Но всё-таки скинул с себя фартук и вышел из-за стойки, направляясь неспешно в сторону горящей неоном надписи WC. Как банально и пошло. Встретиться в стриптиз-клубе и пойти трахаться в туалет. Разница лишь в том, что на шесте в этом сраном городе крутились девушки, а шёл он следом за парнем, который оказался чуть выше него, и трахать собирался не он. Этому крепко сбитому парню с сильными руками хотелось отдаться хотя бы на одну ночь, а не нагибать, прижимая щекой к холодному кафелю. А целоваться с ним было интересно. Борьба двух характеров, которая вызывала слабые вспышки огня в давно холодной груди, переплетение рук и пальцев, сплетённые ноги и прижимающиеся друг к другу члены. Глебу было плевать, услышит ли кто-то. Получить по лицу за дырявую жопу — один из способов почувствовать себя чуть живее трупа. Поэтому не стеснялся в стонах, не стеснялся подаваться к действительно сильным рукам и сжимать его внутри, чувствуя долгожданные эмоции. За этим он и был здесь. Сейчас, чувствуя таранящий сзади член и хриплые выдохи на ухо, Глеб чувствовал себя живым. Такое редкое, такое приятное чувство, что уже выдохнувший, расслабившийся в его руках, он смог только прошептать ванильное: — Только рядом с тобой это гиблое место действительно наполняется магией.