Сначала потанцуем

— Привет. Проходи. — Чимин отходит в сторону по привычке, пропуская Юнги в зал. Он не помнит абсолютно ничего из позавчерашней ночи, ровно так же, как и свой звонок альфе. Только альфа не забыл. — Как дела? — Всё нормально. Давай не терять времени. — Чимин снова включил строгого омегу, устало поднимая брови, выбирая музыку на сегодня: после коктейлей в клубе его на утро словно трактором переехали, и даже на следующий день сложно собрать мысли воедино. — Ты… Ты звонил. — Юнги смотрит на омегу в упор, когда тот расширяет глаза, явно припоминая что-то. — Хотел узнать, всё ли в порядке. — Я… я видимо, случайно. Перебрал. — Чимин поджимает губы, заволновавшись: он ведь не рассказал ему ничего лишнего? — Понял. — Мин не станет настаивать. То, что он перебрал, было ясно и без объяснений, а то, что он хотел рассказать, Чимин вряд ли вывалит на стол без очередного коктейля. — Давай потанцуем вместо разминки. — Чимин откашливается, включая трек, подходя к альфе, который сразу же выпрямляет осанку, хоть ноги от этого и зудят. Намджун был прав: чем больше движения, тем меньше у него боли. Омега кивнул, позволяя взять себя за талию, плавно двигаясь, ведя в танце партнёра, который пытается уловить его бегающий по всему залу тревожный взгляд: Чимин лихорадочно перебирает воспоминания, пытаясь вспомнить, что именно говорил альфе. — Почему ты не смотришь на меня? — Мин не выдерживает, останавливаясь. — Сам говорил, партнёр должен держать зрительный контакт. — Я… Прости, я задумался. — Пак кивает, втягивая губы, вдыхая глубоко и пытаясь сфокусировать свой взгляд на лисьем прищуре, возобновляя движение: альфа смотрит на него в упор сосредоточенно, поджимая губы, останавливаясь, выпуская из рук омегу, ничего не понимающего, отходя к столику и выключая музыку, садясь с шиканьем от боли на стул. — Что происходит? Тебе больно? — Чимин подходит медленно, осторожно, смотря на его ноги в спортивках. — Я так не могу, Чимин. — альфа поднимает взгляд на Пака, возвышающегося над ним сейчас: что же он скрывает от него? — Хорошо, давай начнём с упражнений, я дам лё… — Нет. Я не об этом. — А о чём? — Чимин щурится, пытаясь понять, что происходит: ну не мог же он проболтаться Юнги об истинности??? А может, он сказал ему, что бесплоден?! — Может, присядешь? Спасибо. — В чём дело? — Что произошло позавчера? — Мин спрашивает чётко, кратко, лаконично, выжидая ответ. Но следует лишь тишина и красные щёчки омеги. — Чимин, ты напугал меня. — Я перепил… — Нет. Что-то произошло, и поэтому ты перепил. Только что? — Это… это личное. — Тогда зачем ты звонил мне? — Юнги улыбается, смотря на то, как омега нервно сцепил пальчики, не контролируя дёргающуюся ногу. Альфа положил руку на его бедро, поглаживая его, чтобы успокоить, получив пунцовое лицо в ответ. — Почему ты так нервничаешь? — Я… Юнги. — Чимин трясёт головой, отбрасывая прочь желание признаться, собираясь с силами и вставая, — Я просто перепил. Нечего рассказывать. Прости за поздний звонок. Мин кивнул, сдаваясь: ничего. Позвонил один раз по пьяни, позвонит и второй. Он дождётся. Он встал, прося продолжить тренировку, к которой они приступили в напряжении. Чимин, похоже, был где угодно мысленно, но только не в танцевальном зале, и Юнги это настораживало. Чувствуя, что омеге надо побыть одному, он решил поступиться гордостью, привирая: — Мне не совсем хорошо. Думаю, мои ноги сегодня не выдержат больше. Может, мы бы остановили тренировку на сегодня? — Хорошо. — Чимин согласился без раздумий, кивая мелко-мелко: то что надо. Мин Юнги, благослови тебя Господь за твою тактичность! — Я пойду? — Да. — Чимин уже обернулся спиной к альфе, сжимая губы и выпуская одинокую слезинку бесшумно, когда тот не выдержал, обнимая его со спины: — У меня есть младший брат, омега. И если я вижу плачущего омегу, моему сердцу больно, потому что я никогда не знаю, чем ему помочь. — Чимин слушает тихо, прикрыв глаза и сдерживаясь, цепляясь молча рукой в обнявшую его поперёк груди руку, — Я не знаю, чем тебе помочь, Чимин. Но мне больно оттого, что ты плачешь. Ты можешь звонить мне в любое время дня, даже если просто для того, чтобы помолчать. Я всегда буду на связи. Кивни, если ты хочешь отменить тренировку на завтра, чтобы восстановиться от того, что с тобой происходит, и я пойму. Чимин сглотнул, кивая часто, давая понять Юнги, что если он сейчас же не покинет танцевальный зал, потоп начнётся на том же месте. Юнги прижался тесней, инстинктивно вдыхая запах с волос: ничего кроме шампуня. Омега одним пальцем погладил обнимающую его руку по выпирающей вене, смотря в зеркало заплывшими от застывших слёз глазами, когда Мин поднял взгляд на него, шепча в тишину: — Мне уйти? — Нет. — Чимин сказал это беззвучно, но Юнги было и этого достаточно: амирис разгулялся по комнате, позволяя Чимину вдохнуть с облегчением поглубже воздух: он не понимает, надо ли альфе остаться или уйти. Но Юнги так правильно обнимает его сейчас, что он сдаётся, инстинктивно поглаживая руку альфы, откидываясь головой на его плечо, стоя в полной тишине: хорошо. Даже в тишине с ним хорошо. И как он должен сказать своему истинному о бесплодии? — Я не уйду, пока ты не попросишь. — Не уходи. — Ты нравишься мне, Чимин. — Юнги говорит это тихо, но уверенно, смотря, как слёзы начинают стекать по щекам омеги в его объятиях, смотря на их общее отражение. — Ты не знаешь обо мне ничего. — Я хочу знать. Чимин сглатывает, оборачиваясь внутри объятия, прижимаясь головой к груди альфы, пытаясь поменять тему: — Если болит, можем присесть. — Болит не там. — Не надо, Юнги. — Почему? — Я твой преподаватель. Не надо нарушать этих границ. Юнги скалится лишь на секунду, сразу же приводя себя в порядок, прижимая омегу тесней к сердцу: — Если дело только в этом, давай прекратим наши занятия. — Нет. Тебе надо восстановиться. — Тогда… тогда, может, возобновим тренировку? — Юнги улыбается, понимая: он нравится омеге. Он чувствует это всем своим сердцем. И не станет спешить. Чимин кивает, не отрываясь от его груди, всхлипывая, находя вслепую его пальцы, сцепляя их со своими. — С чего начнём? — Сначала потанцуем.

***

— Нет, Хосок. Меня это уже достало. Прекращай. — Отдай! — Нет. Это уже переходит через все границы. — Это моё дело! — Это и моё дело, как твоего брата. — Юнги ни о чём не жалеет, выбрасывая со второго этажа вниз стеклянные весы, звонко разбивающиеся о пол под крики Хосока. Омега смотрит на него обиженно, когда Юнги рывком приближает брата к себе, руками хватаясь за него, обнимая крепко, — сорок шесть килограммов — это издевательство над собой, Хоби. — Я просто забыл поесть сегодня, не раздув… — Заткнись. Ты не поел сегодня, вчера, позавчера. Ты уже три недели не ешь. Что происходит, братик? — Я поправился. — Ты исчезаешь у меня в руках, Хо. Это ненормально, я не могу просто наблюдать за этим безобразием. — Юнги, со мной всё в порядке. — Хосок дрожит мелко губами, зная, что Юнги прав: нихрена он не в порядке. После того альфы, с которым у него ничего не получилось, он зациклился на своём весе. И нет, чтобы поправиться, он наоборот стал наказывать себя диетами, в итоге и вовсе отказываясь от еды. Юнги верил ему вначале, когда тот говорил, что успел поесть салат или сухарики пока он спал или был на тренировке у Чимина, пока Юнги не стал замечать, что он всё блюёт. Абсолютно всё. Даже воду. — Нихуя с тобой не в порядке, Хо. И мы начнём лечить это сегодня же. Даже запах твой, блять, пропал. До чего ты довёл себя?! — Я…Я не знаю, как есть, Юн… — Хосок сдаётся, прижимаясь тесней к брату, который, как всегда, во всём прав, сдаваясь: ему нужна помощь, иначе он умрёт. — У меня не получается. Оно уже само… — Значит, мы перейдём на капельницы, и приучим тебя обратно. Если с тобой что-то случится, я не переживу этого, Хоби. — Юнги рычит сдавленно, стараясь не пугать итак чувствительного омежку, дрожащего в его руках. Хосок кивает коротко, утыкаясь в шею брату: уютно и безопасно. Единственный альфа, который не сделает ему больно в этой жизни. — Поехали. — Куда? — В больницу. — С-сейчас? — Хосок шмыгает носом, всё ещё обнимая Юнги. — А ты предлагаешь мне ещё денёк подождать, пока ты окончательно себя не довёл? Мы едем сейчас, братишка, — Мин отстраняет омегу от себя, целуя его в лоб заботливо: он ни за что не допустит, чтобы с ним что-то произошло. Ни за что. — Х-хорошо. — Хоби шмыгает, принимая условия. Сам бы он не решился ни за что. Походы к психологу- слишком длительный процесс, да и к тому же, как показал опыт- не эффективный. Даже Сокджина он обводил вокруг пальца, привирая то тут, то там о своих обедах, забрасывая бедного альфу работой на десятерых. У Джина попросту не было времени уследить за омегой, стараясь успеть со всеми поручениями в срок, чтобы не подвести Юнги к его возвращению. — Джун. — Юнги! Сто лет тебя не ви… дел. — Намджун прокашливается, смотря на худощавого омегу на руках Юнги: Хосок потерял сознание по дороге в больницу, и Юнги стоило огромных усилий со своими ногами в шрамах донести его до кабинета: ему не до каталок и их поисков. Он уложил брата на кушетку, поворачиваясь к Намджуну, сдавленно поджимая губы. — Это…? — Мой брат, Хосок. Нам нужна твоя помощь, Джун. — Юнги знает, к кому вести брата: Ким Намджун с него живого не слезет, не приведя в безукоризненный порядок, но и если Хоби умрёт ненароком, воскресит обязательно, как нефиг делать. — Думаю, я даже знаю, с чем. — Намджун подходит к Хосоку, принюхиваясь: гиацинта нет. — Хосок, значит… Блокаторы? — Нет, он… он запах потерял от истощения. — Юнги слишком нервничает, чтобы почувствовать дрожь в голосе Намджуна, который сдерживает свой оскал, измеряя пульс истинного омеги: вот это, конечно, повезло так повезло, оказаться истинным братишки Юнги. — Понял. — Намджун хмыкает, игнорируя боль в сердце: теперь он понимает, почему она всё никак не унималась почти три недели. Он ходил в этот чёртов клуб каждую ночь, но омега так ни разу и не появился в нём, испугавшись гибрида. Отказавшись от истинности из страха вновь оказаться ненужным, ведь гибрид может переметнуться не только на сторону омеги, но и на сторону альфы, а значит, Хосока могут бросить по абсолютно любой причине. Например, по той, что он недостаточно властный и доминантный. Под словом недостаточно — от слова совсем. Хосок извёл себя, доводя своё состояние до истощения, переживая о том, что в истинные ему достался гибрид. И Намджун сидит сейчас у кушетки и вздыхает, стараясь унять желание внутреннего гибрида, клацающего клыками, наброситься на него с объятиями. Нельзя. Раз Хосок не рассказал Юнги- нельзя. — Возьмёшься? — Юнги спрашивает с надеждой, щемящей сердце, когда Намджун улыбается довольно, насколько можно быть довольным в его ситуации: а что, есть другие варианты? — Безусловно. Он ещё колобком у на…кх, -Намджун прокашливается, поправляя свою осечку, — у тебя станет. Вот увидишь. Откормлю, как куропаточку. — Вся надежда на тебя, Джун. — Так, сейчас возьму анализы у него, а потом уже буду решать как именно ему помочь. Думаю, переживать не о чем. Сколько весит? — Сорок шесть. — Блять. — Намджун раздувает ноздри, выдыхая шумно сквозь стиснутые зубы: отказался, значит, от истинности, трусишка. Он ему ещё покажет. Он ему ещё покажет настоящего себя. — И я о том же. — Так, ладно, Юнги, ты, думаю, можешь быть свободен. Не бойся, если надо будет я пропишусь рядом с ним, но сделаю из него пухляша ещё. — Я доверяю тебе свою душу, Джун. — Юнги подходит к брату, что лежит без сознания, и целует его в висок, поглаживая по руке, — всё обязательно будет хорошо, солнышко. — Конечно будет. — Намджун настроен серьёзно. Если он ответственен официально за своего омегу- он скалой встанет, океаном растечётся, но его поставит на ноги. Юнги оставил его наедине с Хосоком, возвращаясь на работу: первый день. Не имеет значения, способен он выдержать или нет, теперь заменять его некому. Сокджин трудится в поте лица, чиня один байк за другим неустанно после ночных гонок, и ему действительно нужна помощь. Намджун повёл плечами нервно, запирая кабинет на ключ. Ещё не слышал он о случаях, в которых истинного не могли вернуть тем способом в сознание, которым он сейчас будет пробовать это сделать. — Ну-ка, цветочек, посмотрим, — Намджун осторожно сдвинул на самый краешек кушетки ничего не весящего Хосока, снимая с себя халат и очки, опускаясь рядом с ним, укладывая руку ему на грудь: рёбра торчат до ужаса, и Намджун не сдержался, рыкнув глухо и недовольно, распуская феромоны гибрида: подавляющий сопротивление альфы, и успокаивающий омеги. Его омега должен быть здоровым. И он будет. — Посмотрим, как ты от меня теперь сбежишь. Хосок пришёл в себя спустя почти десять минут, заёрзав на незнакомом месте, повернув голову набок. На тот же бок, с которого на него, устроившись рядышком, смотрел Намджун, счастливо улыбаясь. Хоби расширил глаза, считая, что гибрид ему уже мерещиться стал, зажмуриваясь сразу же, считая, что ему снится кошмар и зовя единственного, кому в этой жизни верит: — Юнги-и-и-и!!! — Тише, цветочек, это я. Намджун. — Ким придвигается, усмехаясь, поглаживая рукой его грудь успокаивающе (нихрена не успокоило), шепча ему на ухо, — Это я, цветочек. Расслабься. — Где я?! — Хосок никак уж не ожидал, что брат привезёт его в лапы истинного- гибрида, пообещав просто отвезти в больницу. Откуда вообще Юнги узнал?! — В больнице. Я врач. Твой врач. — Намджун встаёт осторожно, надевая халат и очки под изумлённый взгляд Хосока, проходя к своему рабочему столу. — Можешь полежать, отдохни, пока пообщаемся. — Врач? — Хосок смотрит поражённо на ладного гибрида, сейчас по аромату больше напоминающего ручную омежку, который сидит за рабочим столом и записывает что-то, то и дело поглядывая на него. Он так долго избегал походов в клуб, чтобы попасть в больницу, а ещё и к кому?! Хосок застонал от безысходности, откидываясь головой на маленькую подушку, заботливо подложенную Намджуном, под его добрый смех: — Я же говорил, что мы неразрывны, цветочек. Ты и я вместе- неплохой полевой букетик, сам разве не видишь? — Ты… но ты… клуб… и рэп… и та-танцы… — У-угу, — Намджун кивает, поигрывая бровями, ставя жирную точку в бланке, и подходя к нему со стаканом воды, протягивая его омеге, что вмиг этот стакан осушил, даже не задумываясь: что ж, получается, рядом с его феромонами Хосоку лучше и он не станет блевать? — Я же говорил, ты не знаешь меня настоящего, цветочек. — Но ты… — Давай-ка поговорим начистоту. Ты почему себя до такого довёл? — Намджун ставит около кушетки стул, подтягивая брюки, присаживаясь под пристальным взглядом Хосока, что инстинктивно заёрзал повыше, словно мог куда-то убежать. — Я поправился. — Кто тебе такое сказал? — У меня вес вышел за пределы пятидесяти. — И? — Омеги не должны много весить. — Хосок сказал это тихо, стыдливо: «идеальный омега должен весить, словно пушинка, а не как ты», вот что сказал ему один из его бывших, бросая его, когда Хосок весил пятьдесят шесть килограммов и не задумывался о том, что этого может быть слишком много. Юнги ему всегда говорил, что он прекрасен, что он- самый лучший, и Хоби свято верил в это. Пока один за другим парни не стали его путать своими изречениями: для одного- слишком толстый, для другого- худощавый и больной. Чувствительный, уязвимый Хоби стал стараться попасть хоть под один стандарт красоты, не замечая даже, насколько слепы все альфы, окружавшие его, и насколько он прекрасен на самом деле. Вечная, заезженная тема человека, который слишком близко всё принимает к сердцу. — Бред. — Намджун взял руку омеги в свою, целуя её и смотря ему в глаза, — это бред. Никому не верь. Ты- самый красивый цветочек, которого я видел в своей жизни. — Намджун, ты гибрид… — Чего именно ты боишься, Хосок? — Намджун улыбается мило, показывая ямочки, заставляя омегу перед собой пропустить удар сердечка, в очередной раз задавая вопрос, что так и остался висеть в воздухе ещё с прошлого раза. — Тебе может… Тебе может понравиться кто угодно. — Что? — Намджун опускает голову на его руку, сдерживаемую в своих, раскатываясь смехом, поднимая на него свои драконьи глаза, сосредоточившись. — Я не самый лучший омега, Намджун, — Хоби говорит пристыженно, признавая: ничего он не умеет, кроме как втихаря учиться рэпу, вдохновившись от Намджуна. Заменяет на работе брата, раздавая команды, но отлично знает, что если бы не Сокджин, пришлось бы слишком тяжко с альфами справляться. — Но и альфа из меня никакой. — Мне не нужен альфа, — Намджун рыкнул на Хосока, заставляя того съёжиться, после чего приблизил своё лицо к нему, не отрывая взгляда, — мне нужен истинный. — У нас не будет… у нас никогда не будет… Я хочу однажды стать… Но у нас не бу… — Будут. Я — гибрид. — Намджун отлично знает, что речь идёт о детях. И возможно, Хосок не осведомлён, но пусть Намджун и омега, тот самый феромон дикости фиалки внутри него, раскрывающий в нём альфу, сыграл шутку, делая Намджуна как способным родить, так и способным оплодотворить, что сложно умещается в голове человека, не разбирающегося в медицине, как Хосок. Это нонсенс, но именно с ним Намджун и живёт всю жизнь. — Ты… — Хосок расширяет глаза от шока, смотря на могучего омегу перед собой: неужели ещё и… — Да, цветочек. У нас с тобой будут дети. — Я не… я не готов так сразу! — Я и не говорил, что мы начнём делать детей здесь и сейчас, солнышко. — Намджун приближает вплотную своё лицо к Хосоку, целуя самый кончик, после чего щёлкнул по нему пальцем, отстраняясь. — Но для общей информации: ты — мой. И никуда тебе от меня не деться. — Я слишком худой, чтобы понести щенков. — Значит откормим, не вижу проблем. — Намджун говорит это просто, как дважды два, не видя никаких проблем, помогая Хосоку присесть на кушетке, словно мозги его от этого встанут на место, выстраивая в ряд смешавшиеся в одну большую кучу вопросы и мысли. — Тебе придётся довериться мне, цветочек. Мы должны вернуть твой запах. — У нас получится? — Мне нравится, что ты уже объединил нас в единое целое, — Намджун поигрывает бровями, доставая печенье из шкафчика, уже разливая чай по кружкам, пока Хосок краснеет, даже не осознавая, что действительно сделал это. — Давай попробуем поесть вместе? — У меня не получится. Я всё блюю. — Хоби поджимает губы, отнекиваясь, стыдясь обратной реакции организма перед истинным: ещё не хватало блевануть на его стерильный стол. — Ничего, всё равно попробуем. Давай, цветочек, одно печенье. Это не так страшно. — Намджун протягивает печенье с чаем омеге, распуская по полной свой гибридный феромон, одновременно подчиняющий и успокаивающий, отчего Хосок просто последовал его просьбе, не отдавая себе отчёта в том, что делает, дрожащей рукой беря калорийное печенье, не отрывая взгляда от Джуна. — Не считай калории. Ешь. Хосок откусил, чувствуя сладость на языке, прикрывая глаза: его не тошнит. Он откусил второй кусочек, широко их распахивая, сталкиваясь с довольной улыбкой Намджуна, поигрывающего ямочками и бровями победно. — Меня… меня не тошнит. — Потому что ты там, где твоё место. Рядом с истинным, который поможет тебе. Доверишься мне? Хосок активно кивает, доедая печенье и протягивая худощавую ручку ко второму, пока Намджун допивает вхолостую свой чай, предоставив ему всю упаковку. Диету, постепенно выводящую из голодовки, они начнут сегодня же, но истинного хочется порадовать чем-нибудь вкусненьким для начала, чтобы ему запомнился первый вкус сладости от встречи в реальной, дневной жизни, а не медицинская тарелка с жиденьким супчиком. — Ты не говорил брату обо мне, верно? Хосок поджимает губы, отрицательно мотая головой: он доверяет Юнги, но ему до ужаса неловко говорить об истинном- гибриде. О любой своей влюблённости- без проблем, но именно об истинности Хосок умолчал, понимая, что «доктор Ким», как он привык называть его дома, рассказывая Хосоку о Намджуне, пока тот даже не подозревал, что речь идёт о его истинном, для брата — врач, товарищ. Никак не человек, который однажды сойдётся с его младшим братиком, с которого альфа сдувает пылинки, не представляя себе даже, как он однажды передаст его в заботливые и надёжные руки избранника. Намджуну хорошо, впервые за долгое время хорошо, когда он смотрит на Хосока, который шмыгает носиком, посматривая на истинного стыдливо и смущённо, с осторожностью, но с аппетитом благодаря феромонам, скачущим по комнате, доедая печенье. У них обязательно получится поставить его на ноги. Он ещё будет здоровым омегой, изъявляющим желание съесть что-нибудь калорийное и без помощи феромонов, Намджун уверен. И не так важно, что Юнги не знает. Это время всё равно наступит, Ким Намджун подождёт. Против истинности, пусть даже и гибридов, никто не имеет права вставать, а уж Юнги его поддержит, зная его серьёзность и ласковую натуру: лучше для его братишки природа бы никого не смогла придумать.