Голубоглазый мальчик

Он забыл запереть дверь! В дверном проёме стоял Джеппетто; глаза распахнуты, рот открыт в изумлении. Если бы Пи умел краснеть, он бы безусловно залился румянцем, вытаскивая из себя палец с влажным звуком, смущённый блуждающим по нему взглядом отца. - Чем ты тут занимаешься, грязный мальчишка? – осведомился Джеппетто серьёзным тоном и ступил внутрь комнаты, закрывая за собой дверь. И проворачивая ключ в замочной скважине. Сердце Пи пропустило удар. - …Я… - он оказался не в состоянии подобрать подходящих для самозащиты слов. Разочарование в глазах Джеппетто было слишком острым и Пи весь сжался под его пристальным взглядом. Стыд. Подавленность. Унижение. Хотелось провалиться сквозь землю. Пи знал про это всё. В моменты, когда он умирал от банальной невнимательности или огребал на ровном месте он чувствовал это жуткое смущение. Совсем, как сейчас. Но только во сто раз хуже. Напряжение в воздухе стало невыносимым. Джеппетто сделал шаг в его сторону, тяжело ступая по мягкому ковру. - Ты непослушный мальчишка, - произнёс мужчина, заходя марионетке за спину. – Я услышал, как ты тут… стонешь, проходя мимо. Я должен был проверить, всё ли в порядке, но не ожидал увидеть такого. Это… Джеппетто не договорил, замолчав на полуслове. Пи радовался, что хотя бы не приходится смотреть отцу в глаза и наблюдать на его лице печать чистого отвращения. Но он всё ещё имел возможность следить за Джеппетто через зеркало. Он заметил, что мужчина одет небрежно – никакой шляпы, монокля, галстука или ботинок. Привычной жилетки на нём тоже не наблюдалось, а волосы были нехарактерно взъерошены. Джеппетто, вероятно, только проснулся, но даже отголоски сна не могли смягчить тяжёлого взгляда. Пи задрожал. Отец в нём страшно разочаровался, и он понятия не имел, как теперь исправлять ситуацию. - Прости меня, папа, - пробормотал он тихо, стискивая бёдра в попытке скрыть свой срам от Джеппетто. Пи не хотел, чтобы отец видел его таким. Глупо, конечно, ведь мужчина являлся тем самым человеком, который создал его от начала и до конца; каждая деталь и часть тела была выточена этими руками. Джеппетто вздохнул, вставая на колени позади марионетки и кладя свои руки ему на плечи. - Я ужасно в тебе разочарован, сын. Что если бы кто-то другой из обитателей отеля застал тебя вместо меня? Только представь все те щекотливые вопросы, на которые мне пришлось бы отвечать, как твоему отцу и создателю, - отчитывал Джеппетто, впиваясь пальцами в его кожу. Пи не знал, что сказать, свесив голову. Его сознание слишком сильно захватили торопливое любопытство и восхищённое удивление - тут не до мыслей о последствиях. А если бы кто-то и вправду наткнулся на него? Как бы унижен и раздавлен он был, если бы это оказались Антония или Евгения. С Вениньи наверняка вышло бы куда проще; самопровозглашённый принц высшего общества нашёл бы ситуацию скорее забавной, нежели оскорбительной. Джеппетто снова вздохнул. - Возможно, я слишком категоричен… это вполне естественно, испытывать… любопытство. Кроме того, радует, что всё работает, как задумано, - интонации Джеппетто смягчились. Он выдержал паузу. - Ты довёл себя до оргазма? Голос стал тихим, а дыхание щекотало ухо марионетки, вызывая ответную дрожь. Никогда раньше он не слышал, чтобы голос отца звучал так. Всё его тело содрогалось от этого голоса, а Эрго завозилось внутри, вынуждая Пи неспокойно задёргаться. Но тяжёлые, облачённые в кожаные перчатки руки Джеппетто на его плечах ограничивали движения и, даже не смотря на привычное, спокойное выражение, вернувшееся на лицо отца, напряжение не отпускало Пи. Что-то настораживало. Тень затаилась в глубине его глаз. Казалось, спокойствие – лишь ширма, прикрытие. Крепкая, почти болезненная хватка говорила об этом лучше всяких слов. Пи наконец ответил на вопрос, завертев головой: - Я не знаю. Он действительно понятия не имел. Ни капли лжи. Что такое оргазм вообще? Он даже не произнёс слова вслух, а оно уже стало грязным. - Не знаешь? – эхом откликнулся Джеппетто, спуская свои руки с плеч на грудь Пи и массируя плоть. – Тебе было… приятно, когда ты трогал себя? Пребывая в замешательстве из-за прикасающихся к его соскам пальцев отца, Пи согласно кивнул. По какой-то причине эти прикосновения воспринимались иначе, нежели чем его собственные и Пи не понимал почему. - Ясно… но ты испытал нечто вроде… разрядки? – прошептал Джеппетто и мягкий рокот его голоса вызывал дрожь и трепет. Пи отрицательно мотнул головой. - Н-нет, - от прохлады перчаток на коже его живота, так сильно контрастирующей с горячим и влажным дыханием возле уха, перехватило дух. - Какая жалость, сын. Видимо, я прервал тебя, не позволив закончить, - Джеппетто коснулся его бёдер. – Если ты у меня хороший мальчик, то я могу помочь с этим. Но… ты должен пообещать, что никому ничего не скажешь. Ни единой душе. Ты понял меня, сынок? Пи не спешил с ответом. Руки отца вызывали в нём смешанные чувства. Не плохие и не хорошие. Ему нравилось, когда Джеппетто привычно похлопывал его по плечу, но происходящее сейчас казалось слишком… странным. Переходящим некие границы. Но почему? Почему прикосновения к одному участку тела воспринимались, как нечто плохое, а к другому - нет. Почему Джеппетто выглядел почти отчаявшимся, и почему они должны были держать всё в тайне? Почему отец рассердился на него за интерес к своему телу? Ведь это он создал его таким. Вопросов становилось слишком много. Но разве по-настоящему хороший сын мог допрашивать отца? Врать хороший сын тоже не мог. А он бы соврал, если бы сказал, что ему нравятся поползновения Джеппетто. Однако, исходя из собственных предположений, Пи следовало согласиться с условиями отца, чтобы оставаться хорошим в его глазах. Как запутано. Пи не хотелось врать. Но и не хотелось разочаровывать. Поэтому он просто чуть раздвинул ноги, безмолвно давая разрешение на дальнейшие действия, ведь если он промолчит, его невысказанная ложь не засчитается, правда же? Не то, чтобы он прям ненавидел эти прикосновения, скорее смутился и запутался, разрываемый между любопытством и тревожным предчувствием. Возможно, отец поставит всё на свои места. - Какой ты хороший мальчик, - проворковал Джеппетто, обдавая щёку Пи своим тёплым дыханием, скользя пальцами по внутренней стороне его бедра, касаясь опавшей эрекции и обхватывая её своей большой рукой. – Тебе понравится. Я обещаю, сынок. Эмоции захлестнули Пи, когда Джеппетто начал свои движения, намного более интенсивные в сравнении с его собственными. Удовольствие было сильным, почти чрезмерным. Пи еле сдержался от того, чтобы не оттолкнуть отца; приложи он достаточно усилий, рисковал бы серьёзно ему навредить. - Ты весь течёшь, - восхитился Джеппетто, работая своей рукой в размеренном темпе и целуя Пи в макушку, наблюдая за тем, как член мальчика снова твердеет. Заполнившие окружающее пространство мокрые звуки заставили Пи внутренне содрогнуться. Он откинул голову Джеппетто на плечо, издавая тихий, надломленный стон. - П-папочка, - захныкал он, ища успокоения и поддержки. Его ноги дрожали так сильно, что казалось суставы вот-вот выскочат из коленных чашечек. Что-то неумолимо росло внизу его живота и Пи было страшно. Слишком много всего, слишком стремительно. У Пи не оставалось времени привыкнуть и принять новые, переполняющие его тело ощущения. Ему требовалась передышка, чтобы обдумать происходящее. Но Джеппетто не останавливался. Его кулак задвигался лишь быстрее, когда он схватил Пи за подбородок другой свободной рукой и повернул его голову так, что их губы соприкоснулись. Поцелуй. От отца. Совсем не родительский поцелуй. Язык Джеппетто настойчиво коснулся губ Пи, а пальцы надавили на челюсть, вынуждая раскрыться, позволяя уже всему языку проскользнуть в его рот, принося с собой отчётливый привкус вина и табака. Пи ощущал вкус своего отца и понятия не имел, как на это реагировать. Тело спазматически дёрнулось, когда его отец, его создатель, его владелец, принялся поглаживать кончик члена, размазывая вытекающую оттуда жидкость по чувствительной головке. Нечто приближалось, накатывало. Это пугало. Пи не понимал, что с ним происходит. Но он не мог произнести ни слова, заглушённый исследующим его рот языком, не способный даже проглотить стекающую из уголков губ слюну. Реагируя на каждый вздох или похныкивание, Джеппетто недовольно ворчал, когда Пи начинал возиться у него на коленях. Отец раздражался сильнее и мальчику пришлось оставить свои попытки высвободиться. Он вынужденно расслабился в его руках, пока напряжение в паху росло и росло. Яички сжались, а мозг отключился, достигнув точки кипения; прилагаемые грубые действия сильно ускоряли процесс. - Ммм, - протяжно застонал Пи, наконец разрывая поцелуй и в шоке наблюдая за тем, как, покрывая перчатку отца, из его члена врываются струи густой жидкости непривычной консистенции. Извержение всё не прекращалось; Джеппетто помогал ему, выдаивая без остатка, заставляя дёргаться и чувствовать, как напряжение отступает, делая его снова мягким. Он действительно хотел прекратить. Отцовская рука вызывала дискомфорт. Новые ощущения переполняли. Пи попытался отстранить Джеппетто от своих гениталий, но тот среагировал неодобрительно: - Нужно, чтобы вышло всё до последней капли, сын. Губы Пи задрожали, и он испустил жалостный стон, удивившись тому, на какие звуки вообще способен. Он бросил сопротивление, пытаясь прийти в себя в объятьях отца, несмотря на продолжающуюся излишнюю стимуляцию пениса. Спустя какое-то время Джеппетто оставил его член в покое, но лишь для того, чтобы переместить своё внимание на яички, сжимая их и заставляя Пи вздрогнуть, а затем касаясь влажного отверстия кончиками пальцев. - Хмм… количество лубриканта немного превышает норму… - пробубнил Джеппетто себе под нос. А потом Пи почувствовал это. Скользнувший в него палец. Реакция была инстинктивной. Если бы он контролировал себя в тот момент, он бы остановился. Но как только палец Джеппетто начал проникать в него, Пи оттолкнул мужчину прочь, соскальзывая с его коленей и отползая к зеркалу, чтобы прижаться спиной к его прохладной поверхности. Он не причинил своему отцу никакого физического вреда, но выражение лица Джеппетто из шокированного превратилось в – нет, не злое. Злое выражение было бы легче принять. Вместо этого его губы сжались в прямую линию, а брови сошлись на переносице. Отец расстроился, возможно даже разочаровался, наблюдая непокорность. - Сынок… - начал Джеппетто обеспокоенным тоном. – Ты поступаешь очень плохо, отвергая своего отца. - П-папа. Джеппетто поднял руку, призывая к молчанию. - Мне бы наказать тебя. Но ты мой драгоценный, ненаглядный сын; не имеет значения, насколько ты непослушен. – В голосе Джеппетто не было злости, но одна только его интонация вызывала в Пи страшное чувство вины. – Я помог тебе и вот как ты мне отплатил? Крайне печально. Раз тебе неприятны мои прикосновения, я едва ли способен улучшить положение дел. Неспособный и дальше терпеть груз этой вины, Пи подполз обратно к отцу, хватая его руку и утыкаясь носом в раскрытую ладонь. - Прости меня, папа, - взмолился мальчик. – Мне нравятся твои прикосновения, поэтому пожалуйста, прошу тебя, не прекращай. Он сомневался в том, насколько правильные вещи говорит, но просто не желал и дальше видеть Джеппетто расстроенным. Это что, любовь? Грусть столь важного для него человека приносила боль, становясь его собственной и разбивая его искусственное сердце на куски. Взгляд Джеппетто прожигал. Подушечкой своего пальца он погладил Пи по скуле и губам. Неподозревающий о намерениях отца, мальчик прижался к нему губами, а затем взял палец в рот, обсасывая кожаную перчатку, имитируя недавний поцелуй. Похоже, именно в этом и нуждался мужчина; его дыхание сбилось от действий Пи, взгляд стал ещё более острым и пристальным, а зрачки расширились. Казалось, отец пребывал в восторге; его отношение становилось заметно благосклоннее от того, с какой вовлеченностью марионетка обсасывал палец, сжимая губами основание, двигая языком по толстой перчатке. Пи не ведал, что творит. Это не имело значения. Джеппетто определённо нравились его действия, и он решительно намеревался продолжать совершать их, покуда окончательно не заслужит своё прощение. - Прекрасно, - сказал отец глубоким низким голосом, - ты такой прекрасный, сынок. На тебя просто невозможно долго злиться. - Ты больше не злишься? – спросил Пи, вытаскивая палец изо рта. Джеппетто медлил с ответом, размазывая искусственную слюну по нижней губе Пи. Казалось, он потерялся в своих мыслях и с каждой новой секундой промедления кукольный мальчик чувствовал, как всё сильнее напрягаются его искусственные внутренности. - Если ты сделаешь для меня кое-что, то я прощу тебя окончательно. Не раздумывая ни секунды, Пи энергично закивал головой от чего даже его пышные волосы всколыхнулись. Он мог всё исправить. Плохого не случится, ведь это же его отец. Лицо Джеппетто посветлело, он отнял свою руку, опустив её на колено и улыбнулся так, что у Пи полегчало на сердце. Мальчик не сразу понял происходящего, когда Джеппетто принялся расстёгивать ремень, пуговицы и – Сосущая пустота разверзлась в животе. У него отсутствовал желудок, но, что-то там оборвалось, стоило Джеппетто избавиться от нижнего белья, демонстрируя себя. Пи наблюдал за этим в немом шоке. Вид собственного члена вызвал неоднозначные эмоции, а вид члена отца – и подавно. Большой, волосатый, покрытый венами, с морщинистой крайней плотью... Пи непреднамеренно сравнил отцовский член с теми, что были у шатающихся по Крату заражённых. Отвращение переполнило его. Не на такое рассчитывал Пи, соглашаясь на просьбу отца. Он думал, Джеппетто попросит отправиться в город, выполнить дополнительную грязную работёнку или притащить новый портрет, но точно не это. В голове царила неразбериха из чувств и Пи не особо хотел продолжать исследование человеческой природы. Но Джеппетто посмотрел на него выжидающе, и мальчик понял, что у него нет никакого выбора. - Потрогай его, сын. И он повиновался. Его руки дёргались по непонятной причине. Нет, не дёргались. Они дрожали. Джеппетто, казалось, ничего не замечал. Или ему было всё равно, когда пальцы Пи сомкнулись вокруг ещё мягкой плоти. Интуитивно он понимал - не стоит использовать железную руку, но испугался, что сжимает слишком сильно, услышав недовольную реакцию: - Осторожнее. Ты же не хочешь навредить мне, правда? – предостерёг Джеппетто, со вздохом похлопывая Пи по голове. – Возможно, это не лучшая идея… Нет. Только не снова. У него ничего не получается правильно. Он не может и дальше так косячить. В порыве отчаяния, марионетка склонил голову, потираясь о член щекой и умоляюще заглядывая в глаза. Отцу, кажется, понравилось, когда он сосал его палец. Судя по всему, он и здесь может поработать ртом? - Ох? – пальцы Джеппетто закопались в волосы мальчика. – Ты собираешься использовать свой рот, сын? Пи неуверенно кивнул, скромно лизнув ствол один раз, пытаясь справиться с нахлынувшим на него потоком чувств: сперва его рецепторы поразила солоноватость, затем запах – резкий и острый, какой-то излишний и непристойный. Хотелось отскочить подальше. Пи видел и чувствовал, даже соприкасался со множеством отталкивающих и неприятных вещей во время своих вылазок, но происходящее сейчас смущало на куда более глубоком уровне. Оно, может и не было столь уж отвратительным, но вызывало отторжение. Однако, Пи владело желание услужить, поэтому он не пошёл на поводу у своих инстинктов и продолжил лизать, ощущая, как член дёргается и пульсирует под его языком. Мальчик всё не останавливался, надеясь, что такой стимуляции будет вполне достаточно – он взял в рот палец, но не знал, сможет ли провернуть то же самое и с членом. Тот был слишком большим. Челюсть точно выскочит из пазов, если Пи попытается. Затем Джеппетто потянул его за волосы и Пи сразу понял, чего хочет отец. Его нетерпение росло. Предпринимаемых усилий явно не хватало. Пи собрался с силами и провёл языком до самого кончика, оставляя на покрывающей головку коже влажную полосу. Член Джеппетто всё не твердел и это каким-то непостижимым образом расстраивало. Собственная эрекция возникала быстро – может, его попытки не особо хороши? Достаточно ли он старается, чтобы удовлетворить отца? Ведомый желанием не разочаровать Джеппетто ещё больше, Пи снова провёл языком по кончику; дотронуться до гладкой, блестящей головки не выходило, так как её надёжно скрывала крайняя плоть. Использовать руки не хотелось и после лёгкой заминки, Пи решил, что сделает всё губами, касаясь излишков кожи и осторожно сдвигая их своим ртом. Его действия были неуклюжими и неэффективными, но Джеппетто застонал. Казалось, ему нравилось внимание к головке. Пи мысленно отметил это и, находя губы не столь продуктивными, пососал крайнюю плоть в последний раз и зарылся языком в складки кожи, совершая круговые движения непосредственно вокруг головки. Вкус стал ещё более ярко выраженным. Солоноватость смешалась с отчётливой, бьющей по рецепторам горечью. Пи поморщился, не имея ни малейшего понятия, приятно оно или нет, но первая реакция возмутила. Во всяком случае, сравнивать было не с чем; возможно, член отца являлся самой вкусной штукой на свете, а он просто не знал об этом. Чем больше член твердел, тем активнее Пи работал языком под крайней плотью. Пальцы отца надавливали на его голову сильнее, дыхание стало прерывистым и резким. У Пи возникло ощущение, что его положение дел лишь усугубляется с каждой секундой. - Прекращай дразнить отца, - с усмешкой выдохнул Джеппетто. – Возьми его глубже. В лёгком недоумении, Пи чуть отстранился от растущей эрекции, но схватившая за волосы рука настойчиво прижала его обратно, проталкивая головку сквозь его губы. У Пи не оставалось выбора кроме как открыть рот, упираясь в бёдра Джеппетто и повинуясь его напору. У него не было времени подстроиться или даже шанса до конца осознать происходящее. Член скользнул сразу на всю длину, минуя язык и перекрывая глотку, так что подбородок Пи прижался к мошонке. - Отлично, - выдохнул Джеппетто с довольным рыком. – Выглядишь очень хорошо. Наконец-то ты там, где должен находиться, сын. Пи не имел возможности ответить. Он не нуждался в дыхании и не обладал никакими рефлексами, которые могли бы как-то помешать, но, не смотря на это, ощутил спазм в горле. Головка члена проникала слишком глубоко. Запах, вкус, паховые волосы, в которые он утыкался носом - столько новых ощущений за один раз Пи едва ли мог переварить. Даже восприятие самого фаллоса казалось странным – он был мясистым и пульсировал обжигающим язык жаром. В расчёте на каплю милосердия со стороны отца, Пи бросил взгляд из-под ресниц, моля о малейшей поблажке или паузе, прежде чем они продолжат. Но Джеппетто проигнорировал его. Руки на голове Пи напряглись, и он дёрнулся навстречу, трахая рот мальчика, который мог только подчиняться и терпеть. Попробуй он воспротивиться происходящему, Джеппетто едва ли понравилось бы. А его счастье куда важнее, чем комфорт какой-то куклы, в конце концов. У Пи не выходило остановить хныкающие звуки – они вибрировали в его глотке, а слюна обильно стекала из уголков рта, собираясь в лужицы, создавая гротескное хлюпанье каждый раз, когда его губы касались основания члена. Джеппетто не обращал на это никакого внимания - возможно, он даже ничего не слышал за собственными стонами. - Может, мне стоит держать тебя под своим столом, - спросил Джеппетто, задыхаясь. – Ты мог бы стать отличной грелкой для моего члена, сынок. Хорошая идея? Нет. Пи кивнул. Тепло разлилось в его груди. А так же в паху, и, с некой долей смущения, Пи понял, что течёт не только его рот, но и анус тоже. Член твердел от звуков отцовского удовольствия. Нравилось ли ему это? Нет. Он просто радовался, что Джеппетто было приятно. Пи не хотел привлекать лишнего внимания к своему возбуждению, потирая и сжимая бёдра в попытке спрятать эрекцию, но, казалось, сделал лишь хуже. - Ты чего там ёрзаешь? – одёрнул мужчина, посмотрев в зеркало, и Пи осознал; с такого ракурса Джеппетто может видеть его во всех подробностях, в том числе и ту, непристойно стекающую по ногам жидкость - его реакцию на столь грубую эксплуатацию в качестве игрушки. Джеппетто остановил свои выпады бёдрами. - Грязный мальчишка, - произнёс он, чертя пальцем линию спины Пи. – Весь течёшь… Ты рассчитываешь на что-то большее, сын? Пи издал неопределённый звук, не подтверждая и не опровергая предположений отца. Слышать от него такие гадкие слова было омерзительно. Пи старался, как мог, но ощущение, словно отец отчитывает его, не исчезало. Мальчик занервничал сильнее, когда Джеппетто грубо отстранил его, практически снимая со своего члена. Оставляя за собой след из слюны и предэякулята, Пи попытался отдышаться, рефлекторно наполняя воздухом освободившееся горло. Это всё? Едва ли. Простое, наивное желание развеялось в прах, стоило Джеппетто схватить его и повернуть лицом к зеркалу, поставив раком. Такая ловкость и поспешность вкупе с грубостью со стороны отца удивили Пи, и он даже не сразу осознал, что чужие руки раздвигают его ягодицы, открывая доступ к мокрому отверстию. Ох, только не оно. Не там. Он весь сжался, испытывая странное смущение перед отцом, человеком, что создал его от начала и до конца, человеком, знающим всё о его теле. Не смотря на это, Пи не мог избавиться от циркулирующего по его проводкам нахлынувшего стеснения. Оккупированный своим стыдом, Пи не сразу заметил, как что-то округлое и твёрдое уткнулось в его проход, что-то куда более крупное, чем палец, который Джеппетто пытался запихнуть в него ранее. Осознание происходящего навалилось на Пи и он впал в ступор. Отец пытался засунуть в него свой пенис. И, по какой-то причине, вспышка страха – нет, ужаса – обрушилась на мальчика. В любой другой ситуации Пи был бы вынужден драться. Или даже бежать. Но впервые в жизни он просто застыл на месте, его шарниры словно заело. Всё, что ему оставалось, это слушать хриплые стоны Джеппетто, ощущая, как, минуя колечко мышц, член проскальзывает внутрь, растягивая его шире и шире. Он был слишком большим. Давление на внутренние стенки становилось чрезмерным и причиняло боль. Отец, наверное, сейчас сломает его. Пи попытался сообщить о своём дискомфорте, но оказался способен лишь на серию механических щелчков, наблюдая за тем, как, по мере заполняемости задницы в отражении округляются и его собственные глаза. Ещё, Пи мог видеть отца, расстёгивающего пуговицы своей рубашки и обнажающего дряблый, мягкий живот. Его лобковые волосы защекотали ягодицы, когда мужчина одним грубым рывком вошёл в марионетку до самого упора. Только не надо больше. Не надо. В него же просто не влезет. Пи чувствовал себя слишком переполненным, слишком. Член Джеппетто находился уже будто в животе, надавливая на особую зону внутри; Пи определил её, как ту самую точку, до которой он пытался добраться своими пальцами. Прикосновение к ней дарило ощущение тяжести и набухания, до тех пор, пока отец не двинулся в обратную сторону, массируя искусственную прямую кишку Пи рёбрышками головки своего члена, немилостиво растягивая каждую мельчайшую складочку и даря внезапный приступ буквально насильно высеченной эйфории. И это чувство оказалось куда более интенсивным, нежели боль или испытанное им ранее удовольствие. Оно было прекрасно и разрушительно одновременно – инфантильному восприятию Пи не хватало опыта, чтобы осознать его до конца. Ему одновременно хотелось убежать, прервать дискомфорт, что доставлял ему орган отца, и, в тот же самый момент, он не мог остановить собственных встречных движений бёдрами, закатывая глаза, когда Джеппетто с мокрым шлепком загнал в него член во второй раз. - Ох, сынок, мой сынок, - запричитал он, прижимаясь ещё теснее, глубже, стискивая синтетическую плоть и оставляя на ней вмятины. – Быть с тобой снова так хорошо и правильно… От этих слов в груди у Пи потяжелело. Но его организм реагировал иначе. Никогда раньше он не чувствовал себя столь разобщённым со своим собственным механическим телом; его ментальная и физическая составляющие находились в тотальной дисгармонии. Из его члена безостановочно текло, череда хныкающих стонов вырывалась изо рта, пока он продолжал покорно принимать выпады и толчки отца. Зеркало тряслось и грохотало в своей раме от соприкосновения с лицом, слюна размазывалась и стекала по гладкой поверхности. Его рот приоткрылся, а стоны становились всё громче и громче с каждым новым движением Джеппетто. - Тшш, - шикнул мужчина, прикрывая рот Пи своей рукой. – Нас не должны поймать во время секса, сынок… Секс. Секс. Они занимаются сексом. Сама идея каким-то образом претила Пи. Разве секс бывает не между любовниками? Он же приходится Джеппетто сыном. Картинка не складывалась в голове. Словно в подтверждении противоречивых мыслей, Эрго внутри конвульсивно задёргалось так, что ему сделалось дурно. Джеппетто совершил новый грубый выпад и Пи задрожал; его полыхающее жаром тело вмиг похолодело, будто он промок под ледяным дождём. Член раскачивался и подпрыгивал, шлёпаясь о живот, пока отец трахал его. В голове всё спуталось; он продолжал испытывать приятные ощущения, не смотря на болезненную извращённость ситуации. - Я люблю тебя так сильно. Любовь. Сердце Пи затрепетало. Джеппетто любит его. Он сам нуждается в его любви, он тоже любит его… - Мой драгоценный, драгоценный сын… Не так отец должен любить своего сына. Пи уставился на своё отражение. Он не мог плакать, но выглядел крайне несчастным. Силы окончательно оставили его, и он скользнул по зеркальной поверхности, рухнув на пол и утыкаясь в ковёр. Он больше не хотел на себя смотреть, смотреть на это лицо, которое даже не принадлежало ему вовсе. Джеппетто последовал его примеру, убирая ладонь со рта, чтобы обвить свою руку вокруг его шеи. Мальчик охнул, ощутив всю тяжесть отца у себя на спине. Капельки влаги с брови капнули на его кожу. Теперь он был в ловушке. Запах пота и липкая кожа Джеппетто пригвоздили Пи к ковру. Все чувствительные части его тела тёрлись о жёсткий ворс при каждом новом движении от непрекращающихся фрикций отца. Соски и пенис жгло огнём. С рукой Джеппетто, крепко обхватившей его за шею, Пи не мог больше двигаться, он и говорить уже не мог, обнаружив, как сдавлена гортань, не имея возможности хотя бы сглотнуть свою собственную искусственную слюну, которая стекала теперь по подбородку и пропитывала рукав отцовой рубашки. Он ухватился за манжету, но затем передумал – нет. Пи не смел противиться и бороться. Он итак ходил по тонкому льду, и, даже учитывая, что Джеппетто, очевидно, едва заботился о его комфорте, продолжая толкаться и вжиматься, трахая его глубоко и размеренно, мальчик должен был подчиняться, несмотря на отвратительные и непристойные звуки, исходящие из его отверстия или шлепки мошонки о его зад, ставшие лишь ещё одним напоминанием об аморальности всего происходящего. Конфликтующее с этим осознание того, что Пи сам отчасти получал удовольствие, вынудило его ударить ногой об пол, единственным возможным способом демонстрируя своё неподчинение. - Хорошо, правда ведь? – прошептал Джеппетто, прикусывая Пи за ухо, неверно интерпретируя его маленький акт неповиновения. – Ты был создан для этого, распутный мальчишка… Твоя дырка - воплощение самого греха… - Хн, - кашлянул Пи, плотно сжимая веки от услышанных слов, чувствуя, как отец мучительно медленно выходит из него, оставляя его разверстым и пустым. Глупо было бы полагать, что сейчас всё закончится. Он прекрасно знал, что нет и морально готовился, ведь головка члена Джеппетто скользила по его заду, а зубы покусывали за загривок… Отец укусил его, дёргая бёдрами навстречу, со всей силы врезаясь в ту самую точку глубоко внутри, заставляя марионетку беззвучно кричать и в мучении дрыгать ногами. Шокирующе-яркие ощущения, пронзившие его тело, были слишком сильны, испепеляя все его рецепторы до состояния полнейшей перегрузки и вызывая лихорадочные спазмы. Ему это совсем не нравилось. Казалось, он умирает. Он полностью потерял контроль: пугала не только вынужденная необходимость подчиняться – общее чувство безнадёжности, нависающий гибельный рок перед самым концом были не понаслышке знакомы ему. Он не желал этого страшного конца, он не желал иссякнуть, исчезнуть, он хотел, чтобы происходящее прекратилось, просто остановилось… Движения отца превратились в рваные и резкие. Он почти не вынимал своего члена, а дыхание стало таким тяжёлым, что у Пи возникла мысль, будто ему нехорошо. Но стоны и хриплое бормотание говорили сами за себя. Джеппетто захлестнула волна собственного экстаза и вовсе не заботил несчастный, лежащий под ним кукольный мальчик. Один толчок. Два толчка. Три. Пи считал их, потому что это было единственным способом отвлечься от пытки. Удовольствие – страшная, страшная штука. С каким-то унижением он осознал, как невольно горбится, отлепляя себя от пола, испытывая раздражение в натёртом ковровым ворсом члене. Он хотел ещё. Он не хотел ничего. Чего же на самом деле он хотел? - Ох, сын, сынок, - снова запричитал Джеппетто, облизывая щёку Пи и поворачивая его голову так, чтобы затем вовлечь в открытый, грязный поцелуй, наполненный излишком слюней и пота. Борода отца царапала Пи лицо, а бёдра дёргались, прижимаясь к его кукольной заднице. Наконец член Джеппетто запульсировал и мужчина застонал. Ощущение горячей густой жидкости, заполняющей все внутренности, взволновало Пи. Отец кончил. А он – нет. Мысли о том, что Пи так и не достиг своего оргазма, расстраивали. Возможно, именно это заставило его продолжать движения бёдрами, насаживаясь на опадающую эрекцию отца, стимулируя простату и потираясь членом о ковёр. Вся нижняя часть тела, сырая и липкая, словно онемела, а жар в его груди и паху всё рос и рос, пока пальцы на ногах не сжались и перед закрытыми глазами не вспыхнули искры. Он проигнорировал болезненные стоны Джеппетто, кончая на его члене, выстреливая собственное подобие спермы себе на живот. Он не мог остановиться. Его бёдра не прекращали двигаться, не желали прекращать, не могли. Пи чувствовал, что ему мало, что ему нужно больше, ещё. Он, наверное, сломался. С ним было что-то определённо не так. В тот момент, когда опустошённый член Джеппетто наконец вышел из его раздолбанной дыры, позволяя сперме свободно вытекать наружу, Пи захотелось плакать. - П-папочка, - захныкал он, перекатываясь на спину и демонстрируя свой всё ещё твёрдый пенис, хватая его рукой и принимаясь отчаянно дрочить. – Помоги мне… прошу тебя… Мне страшно… Джеппетто замешкался и на один ужасающий миг Пи решил - сейчас отец проигнорирует его мольбы. Казалось, мужчина собирается отказать ему в помощи, даже оскорблён тем фактом, что кукла тоже нуждается в разрядке. Но затем их взгляды встретились. Нижняя губа Пи задрожала, Джеппетто улыбнулся и дотронулся до его щеки нежно поглаживая. - Папочка позаботится о тебе, сынок. Предвкушение захлестнуло Пи, когда Джеппетто склонился меж его ног. Горячее дыхание обдало внутреннюю сторону бёдер, а волоски от бороды защекотали кожу; поцелуи заскользили по ногам марионетки, поднимаясь выше, пока не достигли члена и грубый язык не прошёлся по уздечке. - Ох, - выдохнул Пи и его спина изогнулась от прикосновений отцовских губ и языка к напряжённой эрекции. Большие руки принялись играть с гладкими яичками, нежно массируя мошонку с доводящими до грани вниманием и заботой. Хотелось большего. Рот Джеппетто был столь мучительно близок к члену; Пи мог без труда дёрнуться ему навстречу, форсировать происходящее, но он ведь - хороший мальчик, который должен благодарить за то, что отец вообще взаимодействует с ним. И вознаграждение за терпеливость не заставило себя ждать. Ещё пару дразнящих движений языком, Джеппетто поцеловал кончик, лаская истекающую соками щёлку уретры и заглотил член целиком, не испытывая видимых проблем исходя из относительно небольших размеров. Руки отца удерживали Пи за тонкую талию, но марионетка не обращал на это особого внимания. Обхватывающий его рот, словно тёплый бархат, был таким невероятно приятным, мокрым и горячим, дарил ощущения слишком новые и острые – Пи знал, что на долго его не хватит. Доброе отношение отца само по себе доводило до грани, а вкупе с активным посасыванием и грубыми, обветренными губами Джеппетто, стискивающими основание его члена, почти заставило Пи громко взвизгнуть; он едва сдержался, зажав рот руками. Картина его члена, раз за разом исчезающего во рту отца, возбуждала и полностью оккупировала всё внимание Пи. Он даже не заметил, когда одна рука соскользнула с его талии, но лишь до того момента, как что-то коснулось его многострадального отверстия; палец Джеппетто погладил сфинктер, а затем погрузился до основания внутрь. От шока и неожиданности, Пи сжал бёдрами голову отца, на что тот издал недовольный звук, но не прекратил своих действий, продолжая двигать пальцем внутри мечущейся между двумя удовольствиями марионетки; Пи хотелось насаживать себя на палец и одновременно трахать рот отца. Выбор был сложный, поэтому Пи решил, что станет чередовать одно и другое, отчаянно дёргаясь, теряя рассудок и не заботясь о чужом мнении относительно своего столь вздорного поведения. Он не винил себя. Горло Джеппетто сжималось вокруг его члена, провоцируя на эгоизм и непослушание. Пи вздрогнул, ощутив, как свободная рука отца впивается в него пальцами и стискивает бедро, а строгий и бушующий взгляд прожигает насквозь. Новые яркие ощущения переполнили его. Страх. Непокорность. Вина. Эйфория. Внезапный порыв заставил тело мальчика изогнуться и протолкнуть свою эрекцию настолько глубоко в горло Джеппетто, насколько возможно, прежде чем кончить, едва удерживая себя в сознании; функционирование всех внутренних механизмов, казалось дало сбой из-за переполняющего его невероятного жара. Отстранённо он услышал, как Джеппетто громко сглотнул выплеснувшуюся сперму, и, учитывая его недавнее раздражённое выражение лица, сделал это без особого удовольствия. Пи наконец достаточно расслабился, чтобы разжать свою хватку и позволить мужчине отстраниться с сухим кашлем. Лёжа на полу и пытаясь отдышаться, Пи уставился в потолок, всё ещё испытывая пост-оргазмические спазмы и чувствуя, как остатки семени продолжают выплёскиваться на его живот. Джеппетто достал платок из кармана и принялся вытирать рот; вся его борода и усы были испачканы выделениями. Не получалось с уверенностью сказать, злится ли отец на такое неприличное, затуманенное похотью поведение или нет. Пи не хотел этого знать, но и трусом становиться тоже не желал. - …Я причинил тебе боль, отец? – начал он, неуверенно. – Я… я не мог себя контролировать. Прости… Джеппетто прекратил вытираться. Что-то засквозило в его выражении, встревожив Пи. Он не совсем понял, что именно: раздражение? Недоверие? Оно вспыхнуло на мгновение, исчезая так же быстро, как появилось, когда отец подарил ему усталую улыбку, убирая платок и ложась рядом, чтобы обнять, крайне удивив Пи своим поступком. - Всё в порядке, сынок. Со временем ты научишься самоконтролю, - отозвался Джеппетто. Его слова звучали успокаивающе, но у Пи возникло противное сосущее чувство внутри. …Со временем? Что отец имел ввиду? Отцовские объятья были тёплыми, но Пи охватил холод. Тело покрывали липкие выделения, а обмякший член отца касался его сзади. Он не хотел тут оставаться. Но руки Джеппетто обвивали его, словно лозы, приковывая к одной точке и не давая шанса на побег. Ощущение развращённости накрыло Пи с головой, когда он начал осознавать произошедшее. - Я люблю тебя, сынок, - пробормотал Джеппетто устало. Пи сглотнул. Он знал, какого именно ответа от него ждут. - …Я тоже люблю тебя, отец. Джеппетто ничего не ответил, погружаясь в дремоту – роскошь, которой Пи был лишён, лёжа грязным на полу и прокручивая в голове события прошедшего вечера, ожидая наступления рассвета.

•°•°•

- Тот последний противник… Ты был на волосок от гибели, приятель – я думал, теперь ты точно спёкся. Вспоминай обо мне хоть иногда! Даже не представляешь, как страшно порой сидеть в этой лампе! – трещал прикреплённый к ремню Пи Джемини. Мальчик праздно поглаживал рыжую кошку, что жила в отеле. Спринг – так её звали. Сначала она его невзлюбила, но постепенно привыкла, сменив гнев на милость. Она мурчала и каталась по одному из диванов на первом этаже. Её мех пушистый и мягкий – такой приятный под его пальцами. Куда приятнее, чем волосы на теле. Пи вздохнул, погладив кошку в последний раз и направился к главной лестнице. Все в отеле уже поприветствовали его; он усовершенствовал своё оружие, обстоятельно поговорил с Вениньи и даже предпринял неудачную попытку поиграть на фортепьяно, развлекая Антонию. Он тянул время. Подобное поведение вошло в привычку с того вечера. Обычно первым делом он посещал отца, но теперь откладывал это на последок. - …Собираешься идти к нему, да? – тихо произнёс Джемини и свет его лампы потускнел, когда Пи кивнул в ответ. Они не говорили о произошедшем, хотя запертый в шкафу Джемини, возможно, всё слышал и сейчас обычно болтливый сверчок не находил слов. Ну а что тут скажешь? Пи многое узнал за последние несколько дней. Он стал мудрее, стал больше понимать о человечестве – об эмоциях, отношениях, о людях... Люди были одновременно и самыми гротескными и самыми прекрасными созданиями. Они причиняли боль. И они были способны на любовь. Некоторые совмещали одно и другое. Шаги Пи замедлились, стоило ему приблизился к дверям кабинета Джеппетто. Он привычно отстегнул лампу с Джемини от своего пояса и поставил её на один из столов поблизости. - Приятель… - голос сверчка звучал расстроенно. Пи попытался изобразить ободряющую улыбку, но его хватило лишь на подёргивание губ - с проявлением эмоций всё ещё возникали проблемы. - …Я подожду тебя здесь, пока ты не закончишь, хорошо? Кивнув, Пи выключил лампу и собрался с силами, чтобы войти. Двери кабинета были приглашающе распахнуты. Но не на долго. Сердце бухало в груди, а ноги дрожали, когда Пи переступил порог. Он бросил взгляд в сторону портрета мальчика на стене; смотреть на него не хотелось, особенно учитывая длинный нос, который теперь торчал из картины, словно бы иронично указывая на всю испорченность Пи. Какой же он стал врунишка. Большой, толстый лжец. Он говорил людям то, чего они хотели услышать, сберегая их чувства. …Правильно ли он поступал? Или он просто трус? Он не был уверен, что знает ответ. - С возвращением, сын. Пронзительный взгляд Джеппетто остановился на нём. Портрет не сильно интересовал его в последнее время – теперь его внимание занимали другие вещи. Кожаное кресло отца скрипнуло, когда он встал и направился к дверям, чтобы закрыть их на ключ. Его шаги звучали в такт с сердцебиением Пи. - Ты скучал по мне? – спросил Джеппетто, вставая позади и склоняясь к уху марионетки. Его рука обвилась вокруг талии, словно змея, готовая поглотить свою жертву. - …Да, отец. Лгать стало намного легче. Рука Джеппетто соскользнула с талии на бедро, а затем и на зад, сжимая его. - Ты отлично поработал сегодня, был таким хорошим мальчиком. Я уверен, ты ждёшь вознаграждения, - похвалил отец хрипловатым голосом. Но Пи знал, что хорошим он не был. Отнюдь. Пальцы Джеппетто трогали его сквозь брюки, поглаживая анус. Он уже промок. Смешок отца отозвался эхом в его ушах, когда он почувствовал просачивающуюся наружу влагу. Пи не контролировал эти реакции. Он же - лишь творение своего создателя и данная функция, по всей видимости, задумывалась Джеппетто изначально. Он был больным человеком. Но и его отцом тоже. И Пи не сопротивлялся, пока собственный прародитель осыпал поцелуями его шею, пальцы расстёгивали пуговицы на одежде; он стоял на месте, как вкопанный, позволяя Джеппетто раздеть себя и прижать лицом к двери. Он не сопротивлялся, потому что хотя бы так, но отец дарил ему свою любовь. Ему, а не тому мальчику с картины, чьё лицо отражало презрение и отвращение, а глаза наблюдали, как его копия и собственный папаша совершают гнусный, дегенеративный акт прямо возле двери, через которую всё отлично слышно… - Я люблю тебя, сынок… - выдохнул Джеппетто, толкаясь глубже. Возраст брал своё и он стал чаще задыхаться, а иной раз у него и вовсе ничего не получалось и Пи это нравилось, ведь тогда Джеппетто уделял ему и его телу куда больше внимания перед которым трудно было устоять. Пи повернул голову так, чтобы смотреть на портрет. Нарисованный мальчик глядел на него с ненавистью, словно бы презирая за то, как марионетка исходит на стоны под своим отцом. Впервые за жизнь, Пи ухмыльнулся и лишь один портрет видел его улыбку. - Я тоже люблю тебя, папа.

Перевод завершён 5 марта 2024