Непревзойдённый спектакль

Жун-эру не стоило засыпать в южном крыле дворца, что находится вдали от его покоев. Не стоило идти на прогулку самому, пока Шу Ха видела двадцатое облако снов. Не стоило вообще думать о том, чтобы осмотреться немного дальше своего северного крыла. Особенно ночью. А-Жун глупый мальчик, не думающий про обстановку. Глупый, глупый малыш. Связанные руки саднило, но он упорно продолжал ползти по грязи озера, впиваясь сквозь мешок зубами, ощущая отвратный вкус пыли и горечи. Мокрая ткань затрудняла дыхание, но он всё равно продолжал пытаться добраться до сухой земли, подальше от водоёма. Тело пыталось соскользнуть по грязи обратно вниз, а ногти и пальцы уже даже с большой натяжкой язык не повернется назвать "подобными белому нефриту". Скорее уж темнее угля. Из-за камней и влаги, некоторые участки кожи были содраны, и было намного больней копошится в этом болоте, а дёсна нескольких зубов нещадно стреляли вспышками судорог. Но он продолжал пародировать червя. Спину безбожно жгло жаром и пронизывающей болью, пока рот заполняла омерзительная тина. Несмотря на мешок, кожу стягивало не только от крови. Шкуру жгло, щипало и морозило, доводя до захлебывающихся слёз, которые ну никак не помогали. Мальчик кашлял, глотал грязь с водой, цеплялся за любую стойкую поверхность и плакал. Руки и ноги уже свело, но он продолжал. И он смог. Смог выползти, содрогаясь от вспышек боли. Может дышать, игнорируя тяжесть грязи на себе. Выбрался, не смотря на сводящиеся от судорог руки, что были неестественно выгнуты. Он жив, чёрт возьми! Конечно, он содрал ещё больше своей шкуры, пока пытался разорвать верёвку на запястьях, но он жив. Его стошнило спустя несколько минут, оставляя во рту ещё более омерзительный привкус. Грязь, кровь и тина. А-Жун ненавидит тонуть. Едва поднявшись на ноги, он сразу же упал на колени. Снова попытавшись подняться... Произошло тоже самое. И снова. И снова. И снова... Спустя ещё семь раз, смирившись со своей участью, малыш встал на колени, и слегка опёрся о руки, скуля сквозь кровоточащие зубы. Из-за каждого наклона головы, он слышал хруст в ушах. Унизительно. Так, едва передвигая конечностями, он, в прямом смысле слова, дополз до своего крыла. Кажется, он содрал ещё несколько лоскутков кожи пока полз? Неважно. Ему хотелось прополоскать рот бульоном на основе чили, в надежде на избавление отвратного вкуса во рту. А ещё блевать, но кажется, что уже и нечем. Как оказалось, его даже не догадались вынести за пределы дворца. Вернулся в... Под дверь чужой, но личной комнаты мальчик ободранный и грязный, тяжело дышащий и через силу, со слезами, стоящий на продрогших ногах. Хотя как стоящий? Скорее в полуприсяде. Запястья и щиколотки были больше всего повреждены, чем-то походя на куски разодраного кровавого мяса, которое не поделили безумные дворовые псы. И что ж. Ци Жуну было очень и очень стыдно в таком виде будить Шу Ха, в прямом смысле слова наваливаясь на её чистое постельное с жалобным писком, но только она знает, что можно с этим сделать. Он просто не достанет какие-либо лекарства в таком состоянии. Вряд-ли он хотя бы дойдёт обратно до коридора. Мальчик, в общем, и в здоровом состоянии не знает, какие именно лекарства нужны. А сейчас все силы и мозговая деятельность и вовсе направлены на удержание бренной души в теле. И, ладно. До этого ребёнок явно не подозревал, как приятно сидеть в тёплой бочке с водой. Шу Ха суетиться рядом, и выглядит так, будто это её пытались утопить, а не маленького истерзанного Сяоцзина. Почти сразу после мытья, ему в руки всучивают пиалу с травяным отваром, от которого, в противовес вкусу, вместе с паром идёт приятный запах. А он просит всё больше и больше, хотя избавиться даже от эфемерного вкуса полусгнивших водорослей. Пледы... Помимо заколок, Жун-эру нравятся одеяла. Особенно такие - толстые и приятные на ощупь. Да, с бинтами это не так ощущается, но как же тепло. И шерстяные тоже неплохие. Пушистые и мягкие, максимально держащие тепло. Тепло... А-Жуну не нравятся крема в цвет кожи. Они неприятно пахнут и тяготят кожу. Но Ха-цзе сказала, что так ранки менее заметны. Он ненавидит императрицу, что надменно смотрит на него утром следующего дня. Жидкость в его чашке мутная, из-за чего матушка предварительно "случайно" её перевернула. Сдержать себя в последний момент от кашля или чиха - сложно. Особенно, когда нельзя есть большинство горячей еды на столе. В ней тяжелее обнаружить яд, и в его состоянии, даже жалкая бурда от служанок правящей суки может быть билетом в облака. А длинная одежда в шесть слоев вообще не помогает определению температуры. Императрица тянет издевательскую улыбку, поправляя свою тупую, как и она сама, заколку, да браслеты на руках. У А-Жуна неприятно засаднили запястья. Ног он итак почти не чувствовал. Но произошло то, что заставило похолоднеть мальчика до концов волос. Император заинтересовано поглядывал на его руки. Это окончательное поражение. Для полноты картины, не хватает только уничижительного взгляда наследного принца с мечом на перевес. Шу Ха нет рядом целых пол дня, но она всё же приходит, уставшей и странно довольной. На следующей день, по дворцу стрелой проносится новость про свалившихся с окон нетрезвых служанок. Жун-эр правда любит свою Ха-цзе. Ци Жуну уже десять, и очень он слаб здоровьем, даже по сравнению с юными аристократками, со всеми их идеалами красоты во вред себе. После одного неизвестного никому инцидента, он постоянно чихает и вздрагивает, но всё также идёт учить диалекты да грамматику, выпрашивает у Шу Ха уроки фехтования. И его лучшая Ха-цзе стала ещё более липучей, не отходя от своего Сяоцзина и на минуту. Юная девушка ещё более стала походить на ручную бешеную псину, что кинется на любого, кто подойдёт ближе одного бу, наплевав на размеры и зубы соперника. "Цепная псина Сяоцзина" - первый титул дарованный аристократами юной Шу Ха. Где бы тот не находился, телохранительница тенью возвышалась за плечом со своей излюбленной Гуань Дао за спиной и торчащей из волос не ровной заколкой. Она уже не играла, как это делал мальчик. Это может закончиться тем, что всё таки, в следующий раз, она его увидит только где-то на дне реки. Ци Жуну вообще не нравилось во дворце. Коридоры стали едва проходимы, когда второй член императорской семьи решил обратить на него своё великодушие. Мальчик уже даже перестал вздрагивать от резкого звука разрезанного воздуха, когда в голову летит очередная стрела. Ха-цзе упорно отбивала каждую такую очередность. А-Жун выпросил через матушку поездку за пределы дворца. Прогулка прошла эффективно. Теперь у Сяоцзина есть служанка. Он нашёл её, когда выбирал новую заколку для коллекции, и услышал рычание. Стоит отдать барышне должное, она смогла удивить принца. От...грызаться от двух здоровых амбалов и хоть как-то уклоняться от их ударов в гэта - та ещё задача. И, что же, девочка выглядела сильной, поэтому он захотел забрать её во дворец. И, ладно уж, решающим выбором в заколке стало то, что её более чем удобно вкалывать в людей. Сяоцзину не привыкать видеть собственноручно вызванную кровь. Да и предметами вспарывать кожу намного легче, чем вгрызаться зубами. Девчонку звали Ай, фамилии в помине не имелось, и ей всего четыре. Она диковата, коренаста, всеядна, лицом - картошка с глазами, и имеет в отцах... Никого. В целом, как и в матерях. Уличная бродяжка, которую хотели продать кому-то за пару монет. И которая за купленную порцию острого тофу со свининой готова была с ними пойти хоть в рабы, хоть в воины. Ну, для верности нужно брать щенками, да? Так у маленького Сяоцзина появилась Ай-мэй, что дополнила хвостик за своим господином. Готовить её учил также он, потому что жалко превращать ту несчастную курицу в угли из-за её превосходства - повара Шу Ха. Ну, и заколка в виде белого дракона с синими вставками. Довольно острая, нужно сказать. Ай-мэй вечно спотыкались, спала едва ли не под дверью Сяоцзина, цеплялась за чужие рукава и закатывала собственные, забивая большой и толстый на все правила приличия, даже ходила без туфель. Спустя месяц уже умела сносно готовить более простые блюда, на подобии жареной рыбы в соусе и слегка липкого риса. Её прозвали дикаркой и уродкой из-за постоянных драк с другими служанками, на что она на пару со своим господином разводила руками. Нос картошкой, глаза, напоминающие коровьи, сильные руки и ноги, да большие ступни. "Сразу видно, что с улицы подобрали.". - Зато хорошо поставленный удар! - радостно добавлял А-Жун, наблюдая как мелкая пиранья выдирает клок волос из императорской служанки. Великолепный вклад в его дрянную жизнь. В нежном возрасте всё тех же десяти лет, у мальчика появилось новое достижение. Он смог отбить прямую атаку Ха-цзе! Из-за этого ему выдали уже железную палку, которая и тяжелее, и бьёт больнее. В честь этого маленького победобесия, они всей дружней компанией пошли кидать любимый сервиз дорогой тётушки в обрыв, около деревни Ли. Теперь это официально самый лучший момент этого года. Как минимум у их тройки. Наблюдать за осколками позолоченного материала, на удивление, до невозможности приятно. Слышать дребезг и доставать из дальних уголков памяти блаженное лицо владелицы ещё приятнее. Но в разы лучше видеть на следующем завтраке поникшую физиономию суки с короной. Мальчик никогда не имел страсти к живописи, но он хотел бы запечетлить столь прекрасный момент. Ради этого можно и потерпеть удушающее чувство в горле после супа. Но как же душно... Задний двор северного крыла перестал быть такой уж неизведанной территорией. Помимо переноса сюда тренировок на лето, принц повадился ещё и гулять здесь. Персиковые цветы всё ещё остаются вкусными для него, поэтому двор стал буквально усыпан большим количеством саженцов. Он мог вскарабкаться на большие деревья, и наблюдать за остальными людьми, не будучи замеченным. Иногда Жун-эр всё таки бывал один, и тогда он прихватывал с собой засахаренные орехи. Наблюдать за наследным принцем было... Слишком приторно. Но выбора особо не было, поэтому он вернулся к своему любимому занятию - причитанию над братом идиотом. - Почему он такой слепой? Или это всё таки тупость? - тихо буркнул самому себе мальчик, смотря на Се Ляня, что уже битый час не вдупляет про расспросы своего наставника о выборе приоритетов. - Будь хоть владыкой мира, хер ты всех спасёшь, быстрее уж сдохнешь сам. А тут херли выбирать? Близкий же явно дороже бомжа с улицы, наивная ты пересахарная танхула. - Разве ты не восхищаешься им? - голос будто бы был над ухом принца. Едва не свалившись с дерева, ребёнок повернулся к оклику. Пальцы сдавливали кору сакуры. - А?! - чуть не крикнул он, но вовремя вспомнил, где именно был. - Вы чё спрашиваете? И какого гуя вы забыли на дереве? Старик в белом улыбался, видя ощерившигося принца, готового начать кусаться. Он напоминал монаха, если бы не странная гипсовая тарелка на голове. - О, а ты? - Нельзя отвечать вопросом на вопрос! - Но и ты не ответил. - забавлялся монах... Наверное, монах. Мальчик недоверчиво прищурился, после фыркнул и закатил глаза. Каких только чудиков нет во дворе. Особенно в этом, признанным его личным, но которым может пользоваться каждый таракан. После "благосклонности" папеньки наследного принца, и того подавно. - Я... Обожаю братца Лянь-гэ! Он...! - не успел раскатать свою заготовленную речь, как во рту оказалось ещё несколько орехов, только насильно запиханых чужой рукой. - Тшш, не стоит играть в удильщиков. Хотя бы со мной. Подумай над ответом для следующего раза. А, и где твой собачий хвост? - А? А! Ты про тех двух девок, что рядом обычно? Одна стерва им опять накидала ненужных заданий, чтобы я дольше оставался один. Тварь полная, но тупее своих заколок. Служанки делают вид бурной деятельности над очередной её причёской, потихоньку ускоривая процессы её облысения. - Ци Жун вспомнил, что надобно заткнуть свой превосходный рот, и валить. - Я хочу персиков. Кубарем плюхнувшись с дерева, он неловким пирожком покатился к кухне. В спину доносился шипящий смех, заставляя мурашки прокатывается по спине. - Ещё встретимся, забавный вариант принца.