Коготки

      Гарри очнулся, как от толчка. Резко распахнув глаза, мальчик вновь зажмурился от ослепившего его яркого света.       Застонав, парень постарался пошевелиться, но тело не слушалось, отзываясь острой болью. Казалось, он превратился в сплошной синяк, как когда упал с метлы во время тренировки по квиддичу под руководством Вуда.       «Мерлин, почему всё так болит!» — мысли ворочались валунами, сталкиваясь и вызывая новые приступы боли. Сознание норовило уплыть в спасительную тьму, но юноша, сцепив зубы, усилием воли удерживал себя от падения в забытье.       Новая попытка открыть глаза принесла лишь более яркую волну страданий, заставив зашипеть сквозь стиснутые зубы.       Решив, что стоит переждать острые приступы боли, и лишь потом постараться осмотреться из-под век, Гарри прислушался к окружающей его обстановке.       Вокруг стоял гул. Множество голосов, гудки, смех, ругань, звяканье металла о металл, перестук каблуков. Звуки оглушали и отдавались вибрацией во всём теле. От них хотелось закрыться не меньше, чем от слепящего света, который бил по глазам, стоило лишь постараться их открыть.       — Мама! Мама, смотри! — раздался совсем рядом детский голос.       — Не трогай его! Он заразный, — вторил детскому голосу резкий женский.       «О ком это они?» — вяло подумал Гарри, всё ещё стараясь прийти в себя. Мальчик так ушёл в свои ощущения, что следующую фразу женщины едва расслышал:       — Да, вон там. Кажется, он дохлый.       Не придав ей особо значения, юноша вновь постарался пошевелиться, но новый болезненный спазм скрутил всё тело.       Он не понимал, где находится. Почему, если вокруг люди, никто не спешит ему на помощь? И как вообще получилось так, что он, судя по звукам, лежит среди толпы, будто на вокзале? Последнее, что помнил Гарри, это дивные винные глаза мужчины напротив, кладбище, боль и удушливый страх после гибели Седрика.       — Фу, какая мерзость, — раздалось над ним; юношу тряхнуло. Чья-то рука ухватила его за шкирку и вздёрнула вверх. От раздиравших его ощущений парень распахнул глаза, захлёбываясь криком, и ужаснулся. Сквозь цветные пятна от слепящего света, Гарри рассмотрел, насколько огромен окружающий его мир и как он стремительно отдаляется от земли.       «Великаны!» — мелькнула паническая мысль. И, совершенно не понимая, как он мог очутиться в руках этих злобных существ, что есть силы начал извиваться, стараясь освободиться от хватки незнакомца.       — А ну хватит! — его тряхнули с новой силой. — Сдам на живодёрню!       Сердце гулко било в груди. Боль отошла на второй план, уступая место панике. Гарри бился, силясь избавиться от рук схватившей его твари, совершенно не понимая, как и когда великаны научились так внятно говорить, да ещё узнали, что такое «живодёрня».       — Ай! Тварь! Он меня оцарапал!       Хватка на загривке ослабла, и Гарри со всего маху рухнул на пол. Извиваясь, он ухитрился пройтись руками по запястью схватившего, и, кажется, ему удалось его поцарапать.       Парень, не вставая, как бы на четвереньках, отполз подальше от высившегося над ним мужчины, и пока тот тряс рукой и причитал, развернулся, шмыгнул от него за угол и принялся бежать.       Во второй раз Гарри пришёл в себя на холодном полу туннеля. Единственный светильник, горевший на округлых стенах, поросших мхом, по которому стекала вода, давал неровный, тусклый жёлтый свет, едва разгоняя мрак.       Парень пошевелился, стараясь не обращать внимания на становящуюся привычной ноющую боль во всём теле, и осмотрелся. Туннель уходил в обе стороны от того места, где он лежал. Мрачные проёмы наводили неприятные ассоциации с Тайной комнатой Слизерина. От нахлынувших воспоминаний по позвоночнику пробежал холодок. Меньшее, где Гарри сейчас хотелось оказаться, это в тех проходах под Хогвартсом, что стали могилой для поверженного им Василиска.       Мальчик силился вспомнить, как тут оказался, но помимо того, что его схватил великан, из лап которого он всё же смог вырваться, в памяти ничего не отложилось.       «Соберись! — мысленно призвал он сам себя. — Нужно выбираться из этого места и найти Дамблдора. Нужно рассказать о Седрике».       Мысли о погибшем пуффендуйце раскалёнными прутьями ранили сердце, заставляя его сжиматься от горечи. Он не так хорошо знал Диггори, и, было время, даже невероятно злился на него, но, видит Мерлин, никогда не желал ему зла.       «Нужно встать», — сжав зубы, Гарри попытался подняться и тут же вновь рухнул наземь. Руки и ноги не слушались, и странные ощущение прокатывались по всему телу. Что-то было не так.       Опасаясь увидеть раны, Гарри перевёл взгляд на руки и застыл, поражённо рассматривая себя.       — Мерлин, что это?! — воскрикнул мальчик и, в шоке, сам не давая отчёта своим действиям, подскочил на все четыре… — Лапы?!       Покачнувшись, Гарри еле устоял, взмахнув для равновесия хвостом и широко расставив подрагивающие лапы.       — Мерлин и все его прихвостни, — вместо шёпота с нотками истерики из пасти вырвалось жалобное мяуканье. — Что произошло?       Тряхнув головой, парень вновь постарался аккуратно рассмотреть себя. Длинная чёрная шерсть свалялась и висела клочьями. Лапы, длинные и крепкие, едва заметно подрагивали от напряжения. Из подушечек виднелись острые когти, которыми он сейчас впивался в трещинки каменного пола. Чуть выгнув шею, Гарри осмотрел гибкое тело и пушистый длинный хвост.       «Как это произошло? — мысли лихорадочно крутились в голове. — Тот ритуал… Всё из-за него? Они превратили меня в кота? Но зачем? И где я? И тот мужчина с алыми глазами?»       Парень тяжело дышал через приоткрытый рот. С каждым глубоким вдохом шок и оцепенение угасали, а нёбо всё больше раздражал и щекотал незнакомый, кисловатый запах.       «Так, что бы сделала Гермиона? — чтобы немного успокоиться, подумал Гарри. Образ подруги, всегда такой серьёзной и собранной, предстал перед глазами. Парень как наяву представил, как девушка цокает языком и закатывает глаза, узнав, что её друг в очередной раз угодил в беду. А потом менторским тоном предлагает варианты, как из этой ситуации выпутаться, не забывая прояснить тому, какой он, Гарри, идиот. — Только вот её тут нет, и спросить совета тоже не у кого!»       Тяжело вздохнув, юноша сделал первый несмелый шаг. Тело слушалось плохо и всё ещё болело. Когти скребли о камень, заставляя Гарри морщиться от неприятных ощущений и скрежета.       «Да как эти коты ходят с такими мечами в лапах? Живоглот же бегал абсолютно бесшумно!» — парень замер и напрягся, стараясь втянуть когти в подушечки. Потребовалось не менее пяти минут, прежде чем он наконец понял, как их втягивать и выпускать вновь.       С каждым новым шагом тело слушалось всё лучше и лучше, а походка становилась уверенней. Гарри не спешил, прислушиваясь к новым ощущениям. Лапы мягко пружинили; хвост, казалось, жил своей жизнью, тем не менее помогая держать баланс; нос улавливал малейшие оттенки запахов, а глаза внимательно следили за окружением. Тусклого света лампы хватало, чтобы отчётливо видеть неровный рельеф мха, покрывающего стены, трещинки в камнях, проржавевшие трубы, из которых текла вода, и ютившиеся то тут, то там горы мусора, в которых что-то шуршало.       Мальчику очень хотелось пить, но в попавшихся двух ближайших лужах плавал мусор, а на поверхности третьей расплывалось грязное пятно, как от мазута или машинного масла. Гарри помнил, как однажды дядя Вернон менял масло в своей машине, но по неуклюжести пролил его на только вымытую тётей Петуньей подъездную дорожку. Масло стекло в небольшую лужу у самой дороги и потом долго ещё переливалось разноцветными бликами на солнце.       Сморщив нос от резкого удушливого запаха, исходящего от этой лужи, Гарри двинулся дальше. Он прошёл всего ничего от того места, где очнулся, но чувствовал усталость.       «Давай, Гарри. Нужно хотя бы выбраться из туннеля и понять, где ты. Если тут есть машинное масло, вряд ли это Хогвартс. Может, Лондон? — аккуратно переступая лапами, мальчик обогнул очередную лужицу. — Надеюсь, я иду в правильном направлении», — мальчик с сомнением обернулся.       Некоторое время Гарри беспрепятственно двигался вперёд, обходя лужи и горы мусора. Редкие тусклые фонари на стенах продолжали освещать его путь, и парень был рад им, как ребёнок. Меньшее, чего ему бы сейчас хотелось, это оказаться в кромешной темноте.       «Это что сейчас было?» — Гарри напрягся, услышав резкий звук, похожий на скрежет металла об металл. Парень всмотрелся в темноту, откуда раздался звук. Выждав некоторое время и переведя дух, он решил, что ему почудилось, и двинулся дальше. Но с каждым новым пройденным метром Гарри чувствовал, как в воздухе скапливается напряжение, а шерсть на загривке начинает медленно приподниматься от страха. Ему чудилось, что в тёмных углах туннеля, там, куда не падает свет и не может рассмотреть зоркий кошачий взгляд, шуршат, бегают, копошатся и пищат невидимые тени. Мальчик невольно прибавил шаг, уже почти срываясь на бег. В голове билась лишь одна мысль, от которой становилось дурно: «Крысы!».       Гарри боялся крыс с детства. С того самого момента, когда ему было пять, и одна из этих отвратительных тварей забежала на кухню Дурслей через садовую дверь. Был вечер, и Гарри выскользнул из своей каморки, чтобы выпить воды. Очки мальчик не взял, решив, что управится быстро и уж стакан сможет найти без них. В гостиной горел маленький светильник, тётя Петунья дремала в кресле, держа в руках свое вязание. Чтобы её не потревожить, Гарри аккуратно открыл дверцу шкафа, где стояли все стаканы, и выудил один, но зацепил маленькую ложечку, и та с отвратительным звоном упала на кафельный пол. Мальчик тогда сжался, ожидая, что сейчас тётя проснётся и накажет его за шум, но прошло несколько секунд, а в доме по прежнему было тихо.       — Опять он её туда положил, — ворчал себе под нос Гарри, нагибаясь за отлетевшей ложечкой. Привычка дяди Вернона класть свою любимую чайную ложечку на полку со стаканами раздражала не только Гарри, но и Петунью. Но сколько она ни ругалась, а муж упорно следовал своей привычке. — Что это?       Подслеповато щурясь, мальчик всмотрелся в странный шнурок рядом с ложечкой. Подумав, что это часть одной из игрушек Дадли, Гарри печально вздохнул. Следовало как можно скорее убрать её, если он не хотел, чтобы его наказали за беспорядок. Потянувшись, он схватил странный круглый шнурок, оказавшийся, на удивление, тёплым, и дёрнул на себя. В следующий миг дом пронзил отвратительный писк, а на Гарри уставились злые алые бусинки глаз, и острые зубы впились в руку.       Детские воспоминания о крысе подстегнули Гарри перебирать лапами быстрее. Если он вдруг очутился в Лондоне, в подземке, то здесь действительно могли водиться крысы. От одной мысли о них шерсть становилась дыбом.       Вскоре парень уже бежал. Он сорвался в тот миг, когда услышал за спиной многочисленный писк и шорох от десятков маленьких лап. Оборачиваться или останавливаться, чтобы проверить свою догадку, Гарри не решился. Старый страх затмил собой всё, а то, что он в теле кота, которое его не до конца слушается и, скорее всего, совсем без магии, лишь сильнее подстёгивало уносить лапы.       Когда впереди забрезжил яркий свет, мальчик зашептал благодарности Мерлину. Лапы гудели, подушечки болели и, кажется, были сбиты в кровь, мышцы ныли, а голова шла кругом от усталости. Сделав последний рывок, Гарри протиснулся в небольшой зазор между балками, которыми был заколочен туннель, и вывалился на улицу.       «Мерлин, за что ты так со мной? — грустно думал парень, сидя под раскидистым деревом в сквере. — Одно радует — это Лондон. Но почему тысяча девятьсот тридцать девятый? Как такое могло случиться?»       Перед глазами всё ещё стояла увиденная газета, брошенная кем-то мимо урны. Сначала Гарри думал, что это шутка. Год издательства на газете поверг его в шок. Но, поблуждав по округе и найдя ещё несколько газет, мальчик убедился в том, что это правда. Он оказался в прошлом в теле чёрного кота, который, как верил он сам, принесет ему одни лишь беды.