Коноха. 30 января — 12 февраля, 23 года после рождения Наруто.
Bread Beatz — hey baby
+++
Свидание вполне предсказуемо заканчивается в той квартире песчаников, которую им отводят на время всех дипломатических визитов. Гаара, конечно, пытается вести себя прилично и правильно, потому что это их первое официальное свидание. Не первое фактическое, в Суне они проводили много времени вместе и отнюдь не только трахаясь как сумасшедшие. Ханаби умиляют до глубины души те взгляды, которые она на себе ловит, и она не может перестать улыбаться. Гаара сам по себе прохладный и строгий, колючий как его любимые кактусы, но это только снаружи и вначале. Ей нравится то, каким он может быть на самом деле, какие у него теплые руки и ласковые улыбки. Видимо, это свойство всех песчаников, потому что и у Темари-сан она замечает эту мягкую сторону, и Накику-чан добрая и внимательная, и Канкуро-сан с Акеми-чан постоянно милуется, только он при этом не думает о том, что о нем подумают; вообще лица с ней не держит. Ей не хочется, чтобы Гаара вел себя также, его доброту она не хочет показывать никому. Кроме, разве что, семьи, потому что семья — это самое главное, что у них всех есть. Ну и, конечно же, друзей, хотя и тут нужно быть разборчивее. Ханаби вздыхает, опираясь локтями на столик в баре, в котором они с Гаарой устроились после прогулки, и рассматривает своего парня. Звучит так забавно, что она невольно начинает хихикать. — Не скажи, что ты уже, — Гаара смотрит на нее и чуть улыбается. Волосы он больше не зализывает и выглядит так хорошо, что ей хочется его поскорее поцеловать. — Уже что? Намокла от мыслей о твоем языке на моем клиторе? — лукаво улыбаясь, спрашивает Ханаби и смеется, когда выражение Гаары становится каким-то удивленно-заторможенным, а взгляд темнеет. Не давится ничем он только из-за того, что не успел сделать глоток из своего стакана. — А, или ты говоришь о том, не пьяная ли я уже? Нет, смотри, могу коснуться своих губ. Может быть, она все же немного пьяна, потому что она обхватывает кончик своего указательного пальца и очень выразительно смотрит на Гаару. Она точно знает, что он вспоминает: ее рот, зажатый его рукой; то, как он засунул в него пальцы, а она пошло их облизывала и обсасывала, бессовестно водя языком по чувствительным подушечкам. Дразнить Ханаби его ужасно нравится потому что она точно знает, что так его с ума никто кроме нее не сводит. И не сведет, потому что она никому его не уступит. Гаара сглатывает, Ханаби видит, как дергается его кадык. Ей хочется прижаться губами к его шее и оставить несколько ярких и сочных цветов. Ей вообще ужасно хочется его всего разукрасить, чтобы все видели, что он занят и даже не думали на него претендовать. Если с одного взгляда будет ясно, что он не один и затраханный до счастливого состояния, то наверняка и конкуренция будет меньше? С другой стороны, кто-то ведь может еще больше заинтересоваться в умениях молодого Казекаге в постели. Ханаби бы вот точно заинтересовалась. — Вообще-то я думал вначале поговорить с твоим отцом, — хрипло сообщает ей Гаара. Ханаби закатывает глаза, думая о том, что с ее семьей он может пообщаться и попозже. В Суну ему возвращаться через два дня, успеет еще. — На мне нет трусиков, — говорит она, хотя это и неправда. Просто это точно то, что заставит Гаару забыть обо всем и потащить их в квартиру, которую Канкуро любезно освободил. После войны он ночует в поместье Икимоно даже если Акеми там нет, ее дядя привечает его как зятя, что всех устраивает. — На мне нет трусиков, и я хочу или твой язык, или пальцы, или член, Гаара, но лучше все по очереди, а что-то вместе. Ей кажется, что она видит за его спиной поднимающиеся в воздух песчинки, когда он резко поднимается на ноги. Хорошо, что счет она предусмотрительно заставила его оплатить сразу, иначе бы еще пришлось ждать, а так он тянет ее за собой, не дает даже задержаться нигде. Ханаби от этого и смешно, и горячо, она предвкушает очень жаркую ночь. Едва за ними закрывается входная дверь, как Гаара толкает ее спиной к ней. Ханаби открывает рот сразу, пропуская его язык внутрь и пальцами ищет застежки его костюма. Ткань ее нервирует и бесит, ей нужно поскорее его раздеть, чтобы ладонями почувствовать тепло его кожи. Гаара ужасно красивый — стройный, подтянутый, со светлой кожей и едва-едва заметной россыпью веснушек на плечах. Ханаби его видеть хочет, восторженно вздыхает, когда его одежда падает на пол неаккуратной кучей, и он принимается оголять ее. — Ты сказала, что на тебе нет трусиков, — отвлекает ее Гаара вдруг останавливаясь и глядя вниз. Она перед ним в них только и стоит, а должна уже без. Ей хочется его поторопить, но Гаара опускается на колени, пальцами тянет ставшую влажной ткань вниз и кидает куда-то в сторону. Вид его рыжей головы между ее ног мог бы заставить ее намокнуть, но она уже течет от возбуждения. Одна ее нога оказывается у него на плече, второй она балансирует, стоя на носочках, и цепляется за дверную ручку пальцами, потому что Гаара придвигает ее к себе и проходит языком по ее половым губам, раздвигает их и начинает посасывать набухший чувствительный клитор. Это не первый раз, когда он ее лижет, но она соскучилась, поэтому все кажется ей особенно ярким. Ханаби хнычет от того, как ей приятно, а еще приятнее, когда его ладони сжимают ее ягодицы и мнут их. Нет, даже если бы она его не любила, то после такого бы никому не отдала. Ханаби очень хочет кончить на его члене, но в итоге кончает от того, как он трахает ее языком. Она вскрикивает его имя, дрожит и толкает его голову ближе к себе, а потом смотрит осоловело на потемневшие губы Гаары, растянутые в неожиданно хищную улыбку, и мокрый подбородок. Она умрет под ним или на нем от перевозбуждения, прекрасная будет смерть. Потом, когда они уже вместе лежат в кровати, и у Ханаби между ног все завтра будет прекрасно ныть и тянуть, она устраивается у него на груди и внимательно смотрит на него. Гаара под ней теплый и расслабленный, у него на шее и ключицах темнеют засосы, а губы зацелованные и припухшие. — Что такое? — Гаара поднимает тяжелые веки и смотрит на нее, удивляясь неожиданно серьезному выражению лица. Ладонь, которой он поглаживает ее между лопаток, неуверенно замирает. — Что? — Ты же не передумаешь? — подозрительно щурясь, уточняет Ханаби. — Передумаю? — переспрашивает Гаара, действительно не понимая, о чем говорит девушка и к чему она клонит. — Ну, вернешься в Суну, послушаешь этих вонючих стариков и решишь, что тебе в самом деле нужно жениться вот прямо сейчас на какой-нибудь… — Ханаби хмурится, на секунду смотрит куда-то в сторону, что-то вспоминая. — В общем, на ком-то вроде той мыши, которую тебе сватали. — Нет, такого точно не случится, — на его лице снова появляется та редкая улыбка, от которой у Ханаби сердце сладко замирает. — Я же завтра иду к твоему отцу. — Он принял Наруто, примет и тебя, не переживай, — Ханаби тянется к нему за быстрым поцелуем, а потом скидывает с себя покрывало и садится, седлая его бедра. Она опирается локтем на подушку под головой Гаары и тянется к пачке презервативов, потому что отдохнула и хочет еще. — Если ты будешь хорошим мальчиком всю ночь я даже помогу тебе завтра ему понравиться. — Хорошим мальчиком? — Гаара усмехается и накрывает ее грудь ладонями, наслаждаясь тем, как хорошо она в них помещается. Ханаби довольно вздыхает и выгибает спину. — Да, хорошим мальчиком с твердым членом, — с этим у него проблем возникнуть не должно, в этом Ханаби успела, к счастью, убедиться.+++
Канкуро, будто бы чуя, что сейчас к Гааре собираются наведаться старейшины, очень вовремя делает ноги. Избранница Казекаге приходится совету по душе всем кроме возраста — ей всё ещё не исполнилось даже семнадцати лет, а это значит, что с браком придется подождать. От Казекаге они отстают, зато снова сосредотачиваются на его старшем брате, чья невеста уже вполне могла бы взяться за ум. Меньше всего он хочет обсуждать это с ними в очередной раз, поэтому просто предпочитает по возможности избегать стариков. Гаара его не винит, но чувствует легкое раздражение от того, что со старейшинами иметь дело приходится ему одному. Не сказать, что он тоже в восторге от всех этих бесполезных разговоров, но в отличие от Канкуро сбежать не может. Минусы того, что он Казекаге, как раз в том, что ему от ответственности никуда не деться, даже когда очень хочется это сделать. Ему ведь и самому не нравятся бесконечные разговоры об одном и том же, хотя тревоги стариков и ему понятны. С ними даже и не так уж и сложно, просто не тогда, когда они заводят свою любимую песню об обязанностях членов их клана, женитьбе и наследниках. Он вздыхает и трет глаза, как вдруг слышит шум в коридоре. Дверь в его кабинет распахивается настежь, Ханаби ему ослепительно улыбается, но тут же поворачивается к нему спиной. — Казекаге-сама занят, — заявляет она, и Гаара видит в дверном проеме лицо одного из старейшин. — Вы же хотите, чтобы у него поскорее появился наследник, значит не мешайте. — Какая дерзость! — задыхается воплем старик, на что Ханаби чинно кланяется, как и положено дочери благороднейшего клана Конохи, и закрывает перед его носом дверь, которую еще и запирает. — Это невозможно, недопустимо, наглость! Старик еще что-то кричит, но звуки его голоса начинают отдаляться. К счастью, караулить в коридоре в его планы явно не входило. — Привет, — говорит она Гааре, подходит к нему и тянет за ворот к себе. Он послушно поднимается, встречается с ней губами в поцелуе и не замечает, как она толкает его на диван и садится ему на колени. — Я соскучилась, а ты? — Я тоже, — Гаара зарывается пальцами в ее волосы и целует снова. Ханаби немного потная, ей точно нужно в душ, чтобы смыть с себя и пыль, но Гааре плевать. Он уже спускается поцелуями к ее шее и развязывает ее пояс, держащий полы косодэ вместе. Его ладони проникают под него, тянут с плеч, и он стонет, наконец-то чувствуя ее кожу и почти зарываясь лицом в грудь девушки. — Да, ты точно соскучился, — голос у Ханаби довольный, она почти мурчит как кошка и вздыхает, когда его рот находит ее сосок, а пальцы щипают и выкручивают второй. — Я взяла первую попавшуюся миссию, чтобы меня сюда отправили. Даже не вчитывалась, что от меня требуется. — Разберемся, — хрипло отзывается Гаара и скользит языком по солоноватой коже. — Ты надолго? — Две недели. Ты успеешь меня затрахать, может быть, даже сделать мне ребенка, — Ханаби вдруг сжимает волосы у него на затылке, заставляя его откинуть голову назад. — Мне кажется, что это неплохая идея. — Тебе в марте семнадцать, — напоминает ей Гаара, облизывая губы и прикусывая пальцы Ханаби, когда она скользит по ним. — Твой отец не разрешит. Хочешь, чтобы он и твой брат меня убили? — Я уговорила его на сентябрь. Решила, что иначе тебя тут заклюют, — она наклоняет голову набок и вдруг неуверенно хмурится. — Ты же не против? Ханаби идет напролом, добивается своего и не дает ничему и никому себя остановить. Он смотрит на нее и улыбается, спихивает вдруг с себя, толкая ее к спинке дивана. Ханаби понятливо выгибается, расставляет колени и смотрит на него через плечо. — А даже если я против, тебя это остановит? — Он не удивляется, когда она мотает головой. Гаара даже не сомневался, потому что девушка делает с ним все, что хочет, бессовестно веревки вьет, а ему это и нравится. — Ну, тогда зачем спрашивать? — Приличия ради. Вдруг я тебя неволю, — она вскрикивает, когда он шлепает ее по выпяченной заднице, и тут же стонет, потому что Гаара скользит по ее промежности пальцами. — Не хочу, хочу член. Меня от пальцев тошнит, я все то время, что тебя не видела, своими себя трахала. Пожалуйста, Гаара. От мысли о том, что девушка сама себя ласкала, думая о нем, Гаару аж передергивает от возбуждения. Он накрывает ее тело своим, целует в шею и вдруг вспоминает, что презервативов у них нет. Когда он уже думает отстраниться, Ханаби заводит руку назад и царапает его шею ногтями. — Я перешла на таблетки, — сообщает она ему и толкается бедрами назад. — Давай уже, Гаара, я больше не могу… Ханаби — мокрая и тесная, она сжимает его член так, что Гаара хрипло стонет. Вообще-то заниматься сексом в кабинете Казекаге неприлично. Он не должен идти на поводу у своей страсти и у ее сумасбродства, но сопротивляться у него никаких сил нет. Он соскучился, он устал дрочить, — да, на те пикантные фотографии, которые девушка впихнула ему в руки на прощание, пообещав в следующий раз сделать новые, если эти ему понравятся, — и просто устал быть один. К хорошему оказалось очень легко привыкнуть. Хорошее для него — Ханаби, которая ласковая как кошка, такая же страстная, будто у нее всегда март, и при этом страшная. Гаара бесконечно уважает Хинату, которая еще и жена его друга, но Ханаби вызывает трепет. А у него сразу по нескольким причинам. Девушка под ним громко стонет и царапает обивку дивана, на его член она насаживается сама, сжимается на нем и подгоняет. Наверное, их слышно в коридоре. Наверное, ему бы попросить ее быть тише, но он только может зажать ей рот ладонью, да и то в других целях. Ему нравится, как Ханаби обхватывает губами его пальцы, с пошлым звуком сосет их и потом вскрикивает, когда эти же мокрые пальцы прижимаются к ее клитору и щипают его. Кончает она с его именем, так что ни у кого даже сомнений не возникает, под кем она сейчас, и Гаара следует за ней, выдыхая уже ее собственное протяжно и восторженно. Он утыкается лбом ей между лопаток, тяжело дышит и дрожит так, словно его бьет озноб. — Я сейчас отдохну, а потом мы пойдем домой, и я тебе отсосу. Или отсосу сейчас, — сорванным голосом обещает ему Ханаби и опускает руку вниз, осторожно касается его, пока еще не вышедшего из нее. Пачкает спермой он ее впервые, что ему кажется чем-то ужасно горячим. — А потом мы трахнемся в душе. Я хочу помыться с дороги. Их свадьба в сентябре, а дом у нее уже тут. Это заставляет Гаару рассмеяться и поцеловать ее в шею. Кажется, он нашел то, что всегда искал.