Please, let me go…

…но никак не того, что его запястья перестанут сжимать и он почувствует, как его притягивают к себе, утыкая носом в свою пушистую шею, а на спине смыкается тёплое кольцо черно-красных рук в белых перчатках. Внутри парня что-то оборвалось уже который раз за день, он робко обнял Шэдоу в ответ и закрыл глаза, пытаясь отдышаться и выровнять сбившееся от слез дыхание. Несколько минут они просто стояли в таком положении, переваривая произошедшее. — Почему ты решил, что я тебя возненавижу?.. — негромко и неожиданно для самого себя мягко спросил Шэдоу. — Кто тебя… так… травмировал? — Тебе дей… — ежа передернуло от резкого автоматического вдоха, какие обычно делает организм чтобы восстановить утраченный в результате частого дыхания кислород. — Действительно интересно?.. — Да. — Меня всегда ненавидели, как только я показывал свое… более слабое нутро… — прошептал Соник. — Когда я ещё жил на своей родной планете, в детстве… Я был обычным, коричневым, ничем не примечательным ежом, как и все. — продолжил медленно и тихо рассказывать он. — Из-за моей гиперактивности у меня… никогда не получалось завести друзей. Я все время все ломал, разбивал, хоть и не специально… Конечно, это никому не нравилось… Родители мне помочь не могли, они работали, не покладая рук, чтобы прокормить меня. Я не злился на них, я все понимал… Но мне все равно было очень одиноко. А когда я… благодаря одному очень… умному человеку… получил свои способности и из-за того, что я преодолел сверхзвуковой барьер, моя шерсть и иголки окрасились в синий, на меня тут же свалилось огромное количество внимания. Я стал настоящим… феноменом. Ты только подумай, синий ёж, единственный среди тысяч обычных, коричневых. Со мной хотела дружить вся моя школа, я ни на секунду не оставался без внимания. Я все время был нужен… Я мог за секунду оказаться на другом этаже здания, взять ответы на тест из учительской, переписать их на листок и снова оказаться в родном классе, я мог сбегать в библиотеку и посмотреть нужную для урока информацию. Я всегда подгадывал моменты, когда учитель на меня не смотрит, чтобы он не заметил вспышку моей энергии при старте. Я был просто нарасхват, все благодарили меня, я был их героем… На меня обратила внимание девочка, которая мне нравилась с первого класса. Раньше она общалась только со своей крутой компанией, а тогда начала подходить ко мне, тянуться ко мне, интересоваться мной… — в его голосе промелькнули воодушевленные ностальгические нотки. — Я никогда не был так счастлив… Но со временем я стал от этого уставать. Я был для всех почтальоном, компьютером по выдаче ответов, кумиром, быть ближе к которому считалось элитным и престижным, ведь обо мне писали даже в газетах. Я был кем угодно, только не… другом… Никто не интересовался тем, что я чувствую, что я хочу… а хочу ли я вообще кому-то помогать? Меня просили, а я из-за своей доброты и осознания, какой я сильный и крутой в их глазах, что они надеятся на меня и я не могу их разочаровать, просто не мог отказать. Да даже если я и пытался… Однажды я заболел и… Перед глазами у него возникла размытая поверхность школьной парты, в которую он уткнулся пылающим лбом, гудящим от усталости. Нос его был заложен, а горло саднило, будто его натерли перцем, а в ушах эхом отдавался гомон школьного коридора, наполненного детскими голосами, радующимися перемене. — Соник! — послышался девчачий голос над ним. Соник поднял измученный взгляд, заставил себя поднять брови, чтобы глаза выглядели более открытыми и яркими, и так же ярко улыбнуться. — Привет, Крис! Девочка подошла к парте, где сидел ёжик, положила ладошки на его лежащую ладонь и заглянула в глаза. — Со-о-оник, ты же помо-о-о-ожешь мне? — жалобно растягивая ударные гласные произнесла она. — Я забыла дома свой обед, а я так сильно хочу кушать… Может быть ты сбегаешь ко мне домой, пока перемена, и принесёшь его? — она захлопала глазками, грустно опустив бровки и сверля Соника умоляющим взглядом. Сонику захотелось согласиться, захотелось сделать для неё все что угодно, что она только попросит, горы свернуть, но его благородные намерения остановила с новой силой запульсировавшая голова. Ёжик виновато отвёл взгляд и потер голову. — Крис, прости, что-то не очень себя чувствую… Боюсь, тогда у меня не хватит сил на физкультуру. Я не хочу проиграть сегодняшний матч, я главный нападающий команды, без меня ребята не смогут обойтись… — мальчик также виновато улыбнулся. — Ну Со-о-о-оничек! Ну пожа-а-а-алуйста! — снова заклянчила ежиха. — Она отстранила свои ладошки, встала, сомкнула руки за спиной и мечтательно подняла взгляд в потолок, черча на полу линию ножкой. — А я тебя тогда поцелую-ю-ю… Может быть… Мысль о том, что он получит поцелуй от девочки, в которую влюблён вот уже как четыре года, заставила его маленькое сердечко трепетать, а щеки пылать. Но он снова остановил себя, вспомнив, как строг мистер Джекил, с педантичной точностью каждый урок заставлявший сдавать спортивные зачёты, особенно к нему, лучшему по физкультуре во всей школе. Оставаться без поцелуя не хотелось, но ещё больше не хотелось проиграть матч всей параллели и быть прилюдно, на разборе полетов, при всей команде отчитанным мистером Джекилом, как уже однажды произошло, когда Соник случайно оборвал волейбольную сетку в спортивном зале. Выбор был чертовски нелегким. — Прости… — наконец через силу выдохнул из себя Соник. — Я правда не могу! Улыбка сползла с губ Крис, она встала как вкопанная, брови опустились, а мечтательный милый взгляд тут же наполнился холодом и злостью. — Вот так, значит, да. — обиженно выцедила она и топнула ножкой. — А я думала, мы друзья… Все понятно с тобой. Ты только о себе и думаешь, тебе только твой матч интересен, а то что я голодная это все равно! Ты… этот! Эги… — попыталась выговорить ежиха непривычное ей слово. — Эго… Эгоист! Я с тобой больше не дружу, не подходи ко мне! — она повернулась, взмахнув пышной копной из иголок, перевязаных бантиками, и быстро вышла в коридор. — Чертова манипуляторша… И правильно ты ее тогда послал! — вмешался в поток мыслей Соника низкий голос, заставляя вынырнуть из воспоминаний. — Ты ей что, курьер по доставке еды что ли? — Да не послал я её… Я через силу все таки заставил себя принести ей этот чертов обед. Она заставила меня "извиниться за своё поведение" и сказала что-то вроде "Вот теперь ты молодец" и поцеловала меня в щеку… — горько произнес ёж. — Только я никакого удовольствия от этого не почувствовал. — А матч? — Выиграл. Но через секунду после объявления результатов упал в обморок… А очнулся уже больнице. Мне поставили бронхит, и я три недели пролежал там, каждый день захлёбываясь в просто диком кашле… Вот так мои суперспособности стали для меня и даром, и одновременно проклятьем. С тех пор я решил больше никогда, никогда не влюбляться и не сближаться ни с кем. Никогда. Поэтому теперь мне всегда кажется, что если кто-то добр ко мне, проявляет какое-то более личное внимание, значит ему нужна какая-то выгода от меня. Значит, меня будут использовать, манипулировать, пользоваться моей привязанностью и чувствами. Любые близкие отношения, особенно романтические, для меня ассоциируются с чем-то… Очень тяжёлым и пугающим. Мне кажется, что если я допущу такое, то на меня снова взвалят какие обязательства, ожидания, рамки и стандарты, каким я должен быть, чтобы меня любили… Конечно, я продолжал делать вид, что она мне все ещё нравится, что я не обижен, что бронхит — это ерунда, главное, она не осталась голодной. Я продолжал помогать всем, кто только меня просил. А если не мог, я никогда не отказывался — я просто научился искусно выдумывать правдоподобные отмазки, с которыми нельзя было обвинить меня ни в чем, ведь это же обстоятельства. Я был лучшим в нашей школьной театральной студии, ведь «Актерское мастерство — это искусство убедительной лжи». Мне было плохо от этой самой лжи, которая сопровождала меня не только в театре, но и в каждой минуте моей повседневной жизни, но мне казалось, что было бы ещё хуже, если бы я признался в том, что мне все это не нравится, мне не нравится, как со мной обращаются, и что меня заставляют делать. Потому что на меня давила буквально вся наша школа, если не ежиная раса… Все чего-то ждали от меня, я всегда должен был быть лучшим, потому что так уж сложилось, я не имел права на ошибку, ведь у меня волшебные способности, «Как можно имея их не простоять в планке, Соник! Это позор, позор, если даже обычные ученики без таких способностей это могут, ну а ты то уж! Эх…» Во всех спортивных школьных конкурсах я всегда должен был быть первым. Я боролся не за саму победу, а за приз под названием «право быть любимым», который неосязаемо мне вручался вместе с этой победой. У меня было много, не стесняясь этого слова, фанатов. Особенно младших, первоклассников, которые стайками бегали за мной по школе и просили автограф «того самого синенького ёжика из школьной газеты». Поначалу мне нравилось, но потом это стало чертовски утомлять… Я опаздывал на уроки, потому что они просто оккупировали меня со всех сторон. Я пару раз пробовал отказывать, но просто не мог выдержать этих… расстроенных детских глаз. И так относились ко мне все. Всем было что-то нужно, и мне казалось, что лучше я умру, чем разочарую их, у всех, кто находятся вокруг меня, тёплый взгляд тут же сменится холодом, прямо как у Крис, и они отвернутся от меня и уйдут. Все. Абсолютно все. И рядом не будет даже мамы, потому что она опять на адской двенадцатичасовой смене… На меня слишком много всего навалилось. Слишком много ожиданий, обязанностей, рамок, стандартов, планок, которые задираются все выше и выше. А мне было всего лишь девять… Я был всего лишь ребёнком!.. Сонику с трудом давалось каждое слово его проникновенного монолога. Он не привык озвучивать то, что у него на душе прямо сейчас, но очень хотел. Очень хотел впервые за много-много лет выговориться кому-то, кому действительно интересно. К тому же, у него уже не было сил держать все это в себе, накопленные годами эмоции били в грудь бешеным фонтаном, но через плотину такой же многолетней привычки их сдерживать удавалось протечь лишь небольшому ручейку. Шэдоу же не смел даже издать звука, внимая каждому, медленно и с усилием произнесенному слову. Его представление о личности Соника переворачивалось с ног на голову, на куски рушился в его глазах образ веселого заводилы-шутника с шилом в одном месте. Все отрывки странного, нелогичного поведения Соника складывались в единый пазл и все становилось ясным и простым, как дважды два. — Если тогда посмотреть на меня со стороны, то я был обычным, жизнерадостным мальчиком. У меня было много друзей, я постоянно в чем-то участвовал, активничал, ходил в кружки, ездил в детские лагеря, путевки в которые выдавали путевки моему папе. Многие завидовали моей активности и популярности… Но я бы никому не пожелал такую жизнь, как была у меня. Потому что мне совсем не хотелось делать все это. Мне нравилось читать и рисовать, а ещё выращивать разные растения, чему нас учили на биологии. Но я начал скрывать это, потому что это считалось чем-то позорным, особенно для мальчика. Я же не хотел быть «огородником» и «ботаном» и выпасть из компании «крутых ребят Крис». Я занимался модными тогда увлечениями, а не теми, которыми я действительно хотел… Практически все свои школьные годы я провёл в апатии. Я не получал удовольствия ни от чего, чем я занимался. Учеба превратилась в галочку в списке, общение с моими «друзьями», которым я не мог доверить ничего, что было важно и сокровенно для меня, потому что это бы тут же разлетелось по всей школе — тоже, а ещё футбол, театральная студия, все эти конкурсы и лагеря. Единственное, что меня спасало и благодаря чему я окончательно не свихнулся — это ночи и выходные, которые я мог потратить на книги и альбом с фломастерами. И я, черт возьми, завидовал вот тем самым «ботанам», «тихушникам». Которые не заставляют себя веселиться, смеяться над несмешными шутками, когда им не хочется, а открыто занимаются тем, чем им нравится, даже если все вокруг думают об этом увлечении, что оно странное… В галочку превратились даже объятия и поцелуи от Крис или других девочек. От всего, что вроде бы должно было приносить мне радость, я либо не чувствовал ничего, либо чувствовал болезненное отторжение и отвращение… Соник выдержал паузу, которой решил осторожно воспользоваться Шэдоу. — Черт побери… Ты действительно фейкер в самом прямом смысле этого слова… Шэдоу осекся, подумав о том, не прозвучало ли это обидно. Думать о чужих чувствах было не в его обычной манере, но сейчас в нем будто проснулась давно забытая эмпатия, и ему было действительно важно не ранить ещё больше, не усугубить этот клубок боли, мешающий Сонику жить. Обычно ему было все равно на то, кто вокруг него страдает, но только не сейчас. Только не сейчас, когда ему второй раз в жизни, (первый из которых совершил самый важный человек из его прошлого) кто-то доверил самое сокровенное, будто протянул в ладошках свою ничем не прикрытую, никакими масками и образами, звеняще, по-детски чистую душу. С ним будто бы разговаривал тот самый, крошечный синий ежонок, наполненный самыми разными ощущениями, а не привычно одинаковый притвора-весельчак… и его это неожиданно сильно зачаровало. — Прости. Я не хотел сделать больно. В ответ синий только как-то горько и одновременно благодарно улыбнулся.