My Only One

В самом сердце города, вечного как сама Вселенная, каждый камень и страницы многих книг это хранители отголосков дней, давно ушедших в небытие. Здесь, где история пробуждается с новым шагом, находится место, где время кажется остановившимся, окутывая посетителей атмосферой безграничной вечности. Это — Нью-Йоркская публичная библиотека, символ монументальности и несгибаемости, сокровищница рассказов, ждущих тех, кто сможет их внимательно услышать, а также вдохнуть в них частицу жизни. Её могучие гранитные стены и величественные лестницы, увенчанные статуями сфинксов, встречают гостей как давнего друга, приглашая насладиться забытыми секретами легенд. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь цветные стекла, играют на полированных полах, рисуя волшебные узоры света и тени, придавая пространству ореол таинственности. Воздух здесь пропитан ароматом старины, а единственные звуки — это шепот перелистываемых страниц и тихие шаги посетителей, заблудившихся среди полок. Арнольд, юный искатель знаний, брёл по этому лабиринту книг, вглядываясь в тысячи заголовков в поисках ответов на вопросы, которые он ещё не решился задать вслух. Он ощущал себя частью чего-то великого, находясь на пороге открытий, возможных только здесь, в окружении бесчисленных томов и историй. А дальше, среди всего многообразия книг и загадок его взор привлекла она — Грейс. Девушка была настолько поглощена чтением, что казалась оторванной от реальности, её силуэт среди древних манускриптов напоминал живую картину. Эти волосы, переливавшиеся на свету при любом движении, окружали её атмосферой недоступности. Она так увлекалась миром художественной литературы, что не замечала ни проходящих мимо людей, ни ускользающего времени между страниц. Арнольд, на мгновение замерев, не мог оторвать взгляд. Каждое перелистывание страницы Грейс было не просто жестом, а моментом, заслуживающим внимания. В его сердце зарождалось тепло, как будто он нашёл что-то давно потерянное. Он колебался, не зная, как прервать её уединение, но и не желая упустить шанс познакомиться с кем-то, кто разделял его страсть к чтению. Так, среди полок, испещрённых сотнями легенд, между светом и тенью, началась их история — нежная и осторожная, как первая страница новой книги, обещающей открыть неизведанные миры и волнующие приключения. В тот момент, когда их взгляды впервые пересеклись, Арнольд не смог скрыть истинного увлечения, охватившего его при виде Грейс. Его осторожные шаги, наполненные стремлением не нарушить окутывающую их тишину, ненароком все же прервали её уединение, внеся в этот застывший во времени уголок всплеск реальности. Взор Грейс медленно поднялся к нему, и в её глазах мелькнуло удивление, сменяющееся неизбежным признанием его присутствия. Этот взгляд был глубже простой вежливости, он словно говорил о невыразимом приветствии давнего знакомого. Оказавшись в немного неловкой ситуации из-за своего неожиданного вторжения в её мир, Арнольд извинился, что было вызвано легким смущением. Тем не менее, он не упустил возможность углубиться в мир книги, которая так увлекла Грейс. Его вопросы, казавшиеся простыми на первый миг, были полны искреннего интереса и спровоцировали взаимную реакцию. Грейс отвечала сдержанно, выбирая слова с особой тщательностью, а её мимика и жесты придавали ей загадочный шарм. В их особенном диалоге не было места для неловкости — лишь чистое любопытство и желание узнать друг друга ближе занимали пространство между ними. Их общение, нежное и задумчивое, подобно первым лучам солнца, пробивающимся сквозь тучи, было прервано лишь необходимостью вернуться к повседневным обязанностям. Арнольд, почувствовав тонкую связь, что начала складываться между ними, не стал настаивать на продолжении их встреч. Вместо этого, он оставил за собой шанс для будущих свиданий, полагаясь на непредсказуемость и волшебство судьбы, которая уже понемногу объединяла их пути. Отступая, юноша был охвачен чувством, гораздо более значительным, чем простая радость от нового знакомства. Ему казалось, что их случайная встреча в пространстве библиотеки предвещала начало истории, способной выдержать испытание временем, подобно окружающим их книгам. Это было зарождение непревзойденной саги о двух душах, нашедших друг друга среди бесконечных рядов страниц — рассказа, достойного того, чтобы его пересказывали снова и снова, как самые любимые сердцу сказания. Именно такими остались воспоминания о том заветном и особенном дне. Между тем, в узорах времени, плетеных из бесконечной череды мгновений, Арнольд ощущал себя путником, дрейфующим по реке из событий. Он был окутан мелодией жизни, звучащей в гармонии с ритмом его сердца, где каждая минута, проведенная с любимой, являлась истинной жемчужиной, аккуратно уложенной в сундучок его души. Для него, Грейс не была просто спутницей — она была его вдохновением, лучом, освещающим путь сквозь темные волны неизвестности. Отныне, на пороге неведомого, эти светлые моменты напоминали ему, что настоящее есть мост, натянутый между прошлым и будущим, воплощение того самого вечного перехода. Трансформация от мягкой теплоты к беспокойным теням минувшего произошла невидимо, подобно тому как сумерки легко переходят в ночь. Встреча с таинственным стариком, словно вышедшим из другой эпохи, его пронзительные взгляды и загадочные пророчества окутали Арнольда вуалью неизвестности. Этот человек был ключом к скрытой двери, за которой хранились ответы на вопросы, волновавшие его на протяжении долгих лет. Их путешествие через ночной Нью-Йорк, наполненное мистическими символами и предзнаменованиями, превратилось в путь к откровению. Каждый звук и даже светоч в этой ночи несли в себе особый смысл, далекий от случайности. Особняк, принявший их под свою крышу, оказался не заурядным домом, а вратами в неизведанные миры, с его тайными комнатами и коридорами, полными эха прошлого. А в подвале этого дома, где время как бы застыло, находилось устройство, облаченное в ауру тайны. Шестерни и рычаги этой машины были частью механизма, способного преобразить саму ткань измерения. Вспышка света при её активации была подобна дыханию нового измерения, открывающему дверь в неизведанное, зовущему Арни за порог обыденного. Пребывая на грани сна и яви, мужчина погружался все глубже в лабиринт своих размышлений, исследуя пределы возможного. Его попытки связать фрагменты памяти с настоящим приводили к новым вопросам: что было миражом, а что — реальностью? В чем суть времени и существования в целом? Ответы, как туман, ускользали в неопределенность, углубляя загадку перехода, на пороге которого стоял он, готовый к погружению в секретные глубины открытий. Но внезапно, среди бурлящего хаоса мыслей, из самых уголков подсознания, словно из неисследованной бездны, возник образ, окутанный туманом мистики и глубокого символизма. Эта картина предвещала что-то совершенно непостижимое. Перед внутренним взглядом Арнольда родился Нью-Йорк, но в этот раз лишённый своей обыденной активности, погружённый в мрачное, пасмурное молчание. Сквозь главную артерию Манхэттена, где в спешке были оставлены автомобили и личные вещи, будто их хозяева испарились в один момент, мужчина направлялся совершенно один. Город, ещё до недавна пульсировавший жизнью, отныне был окутан глубоким молчанием, разрезаемым только его шагами по асфальтовым джунглям, покинутым событиями. И тогда, на фоне этих пустынных улиц, образ женщины с короткими волосами, окрашенными в цвета заката, одетой в белоснежный деловой костюм, захватил взор Арни. Она стояла, обернувшись к нему спиной, в ожидании чего-то неведомого, скрытого от его взгляда. Её неподвижность на фоне охватившего мир хаоса вызвала у мужчины волну чувств — от тревоги до неудержимого стремления приблизиться, чтобы раскрыть тайну её присутствия. Как только Арнольд попытался сократить дистанцию между собой и этой загадочной незнакомкой, небеса вдруг окрасились в огненные красно-оранжевые оттенки, возвещая о приближении катаклизма. Манхэттен был поглощен яростным пламенем, бурлящим к небесам, превращая город в эпицентр апокалипсиса. Удивительно, но даже в мощи всеобъемлющей катастрофы, фигура женщины оставалась неподвижной, продолжая глядеть куда-то за границы видимого Арнольду. Это устрашающее мгновение, замирающее на грани, прервалось так же внезапно, как и началось, оставляя в душе героя острую боль от невыразимой утраты и вихря неразрешённых вопросов. Кто она, эта женщина? Какую роль было суждено ей исполнить в мире, охваченном огнём? И почему, стоя на пороге разрушения, она выглядела такой умиротворённой, будто владела знанием о том, что скрыто за пределами вопросов, ещё не заданных? В конечном итоге, когда действительность начала обрисовываться узнаваемыми чертами, Арни стал едва различать границы между иллюзией и явью, пока наконец не очнулся, обнаружив себя на холодном, гладком камне пещеры. Мерцание от костра, единственного источника света в этом укромном месте, создавало игру теней на стенах, придавая месту мистическую атмосферу. Рядом с ним, склонившись над его вещами, сидела эльфийка с темными, как ночь, волосами. Её внимание было приковано к его лицу, а руки нежно, но осмотрительно перебирали его вещи, в поисках чего-то, что могло бы пролить луч света во тьму. Её внешность была поразительной: бледная кожа, напоминающая свет луны, глаза, мерцающие всеми оттенками зеленого леса, и длинные, прямые волосы, падающие на плечи как вуаль темной ночи, заставляли его сердце биться чаще. Особенно же притягивали внимание её ушки, явно выдающие в ней существо из другого мира. Вопреки собственному недоверию и ошеломлению, взволнованный мужчина все же был пленен ее красотой, которая была такой необычной, что казалась почти нереальной. Осознание того, что его воспоминания стали не просто сном, а отголосками мира, столь отличного от привычного, заставило его глубоко вздохнуть. Арнольд настроился на непредсказуемые события здесь и сейчас, во времени, полном тайн и волшебства, готовый столкнуться с неизведанным, лицом к лицу. Итак, перед Робинсоном величественно раскрылся портал в безызвестные просторы, где его сердце, словно эхо, отозвалось на мистические ритмы вселенной. Осмотрев пространство пещеры, он заметил, как временное течение здесь будто застыло, спрятанное под покровом вечных тайн. Тени, оживленные благодаря сиянию костра, исполняли танец в причудливом хороводе, предлагая маршрут в неизвестные измерения, а каждый шорох наполнял воздух шепотом давно забытых духов. Арнольд, как маяк осознания в океане неисследованного, стоял на грани, готовый в любой момент раствориться в волнах загадки и причудливого. Окружающее, от грубо высеченных стен до капель воды, мелодично падающих с высоты, вдруг окутало его необыкновенным великолепием. Узоры мха и лишайника на камнях рассказывали о прошлых эпохах, а звучание самих капель будило архаичные образы, утонувшие в глубинах его души. В этой атмосфере, насыщенной призраком бессмертия, Арни якобы ощутил неразрывную связь с сущностью бытия. А потом его взгляд невольно захватило мерцание в глазах его необыкновенной спутницы — той самой эльфийки. Её лицо, озарённое колыбелью костра, исказилось в невидимой улыбке, придавая её чертам непостижимый шарм, излучающий таинственность и недосказанность. Она находилась рядом, словно жрица древних обрядов, что вызывало у путешественника ощущение присутствия во временах, забытых и утраченных с веками, но вновь пробудившихся в её образе. В её руках лежал небольшой глиняный горшок, наполненный зельем, искрившимся в темноте загадочными вспышками, как будто в нём была заперта сущность самой ночи, исписанная звёздным светом. Её движения были полны грации и уверенности, каждый жест пронизан был глубоким символизмом, наделяя момент волшебством и силой, перед которыми слова теряли свою мощь. Арнольд ощутил, как воздух вокруг них наполнился напряжением предстоящего ритуала, а в его сердце поселилось благоговение перед этой фигурой, чьи глаза скрывали мудрость, вынуждая его почувствовать себя лишь малой частью чего-то необъятного и непревзойденного. Когда её губы мягко раздвинулись, дабы пустить в ход выражения, похожие на заклинание, её голос воплотился в музыку, созвучную с таинственным шепотом, окутывающим пещеру. Это было нечто большее, чем просто звуки, это было единение с самой сутью природы, которая, казалось, ожидала этого мгновения долгие годы. В этой идеальной гармонии Арнольд уловил необычайное проникновение: энергия, исходящая от корней времён, пробудила его внутреннее «я», мост между прошлым и настоящим, землёй и небесами, стал непоколебим как никогда прежде. Его взгляд, прикованный к лицу эльфийки, открыл в её глазах океан знаний, переплетённый с неудержимым потоком любопытства. В этом бесконечном глубинном взоре он увидел не просто внимание к своей персоне, но признание его души, его сущности, как равного партнёра в предстоящих приключениях и испытаниях. Движения её рук, словно взявшие в основу технику дыхания, напомнили ему о том замешательстве, что охватило его в глубине леса, когда он впервые столкнулся с неведомым давлением мира. Этот момент пробуждения, рождение доверия к недавней незнакомке, говорило о многом: её искреннее стремление помочь, чистота её намерений, всё это было столь же ясным и обнадёживающим, как лучи утреннего солнца, разгоняющие монстров ночи. Затем эльфийка, набравшаяся редкого для своей природы мужества, осторожно направилась к Арни. В её изящных руках покоился все тот же особенный горшок, из которого процветал аромат, вобравшей в себя тайны лесных трав. Стоя перед ним, она протянула сосуд, как святыню, обещающую и исцеление, и новый опыт. Арнольд, чьё сердце колебалось на ветру сомнений, как лист, висящий на последней нити перед осенним падением, взвешивал каждую возможность. Невидимые весы его души склонялись к решению, которое могло либо укрепить его дух, подготовив к неведомым испытаниям нового мира, либо… Он оставил эту мысль висеть в воздухе, мол стрелу, запущенную в небо, чьё падение неизбежно, но непредсказуемо. Сделав глубокий вдох, словно готовясь к первому шагу через невидимый рубеж, мужчина принял горшок. Зеленоватая смесь, казавшаяся воплощением леса, со всеми его тайнами и опасностями, обладала вкусом, вызывающим первобытное отвращение. Но за этим порывом последовало ощущение чего-то возвышенного, наполнившего его сердце верой в чудеса и надежду на благие перемены. Этот выбор, диктованный не столько разумом, сколько интуицией и верой в неизведанные блага, открыл Арнольду путь к принятию новой реальности, где мимолетное отвращение уступило место возможности великого преображения. Когда эльфийка заметила, как Арни принял её дар, она издала звук, нежный и освобождающий, словно вздох облегчения, таинственно растворившийся в воздухе. Затем она снова погрузилась в изучение его личных вещей, как будто искала в них ответы на скрытые вопросы. Её пальцы, такие нежные и изящные, казались созданными для магических дел, легко и аккуратно скользили по кожаной куртке Арни. Она вдумчиво трогала каждый шов, ласкала даже пуговицы своим прикосновением, словно пыталась прочесть их историю, прежде чем её внимание было полностью поглощено кулоном Грейс. Этот предмет определенно точно вызвал у неё вихрь эмоций и уникальный интерес, как будто в его глубинах скрывалась загадка, способная объединить или разлучить миры. Арни, молча наблюдая за её действиями, ощущал, как между ними протянулась невидимая нить взаимопонимания. Это было похоже на хрупкую линию, извивающуюся сквозь время и пространство, столь же реальную, как и сам воздух, которым они дышали. Не было слов, способных описать эту связь, и тем не менее она была настолько осязаема, что отрицать её присутствие было невозможно. Между тем Робинсон медленно опустился на землю рядом с ней, устремив свой взгляд на искрящиеся угольки костра. Они, подобно таинственным волшебникам, оживляли сумрак пещеры, заливая их лица живописными, но мрачными тенями. Пронзительный холод и влажность воздуха, насыщенные ароматом горящего дерева, наполняли пространство, внося ощущение первозданной чистоты этого укромного места. Тишина была нарушена лишь едва уловимым потрескиванием дров и шелестом листвы, доносившимся снаружи. В этом почти мистическом спокойствии, вызванном танцем пламени, сознание Арни оказалось поглощено вихрем воспоминаний, начинавших неожиданно проясняться. Его взор углубился в окружающие детали, и перед его глазами возникли знакомые текстуры и контуры неожиданного — того самого зала из Нью-Йоркской публичной библиотеки. Стены, теперь обрамлённые корнями и покрытые мхом, словно оживали, становясь живыми свидетелями далекого прошлого. Здесь, среди руин забытой цивилизации, Арни чувствовал себя связующим звеном между эпохами, как эхо шагов бесчисленных посетителей, которые когда-то мирно прогуливались здесь, восхищаясь шедеврами искусства и великой истории. С каждым новым мгновением, когда он глубже вглядывался в угрюмые тени пещеры, его сердце всё увереннее сжимала душащая тревога. Очертания фрагментов мраморных статуй, некогда величественных, отныне служили печальным убежищем для плюща, который коварно обвивал их, словно пытаясь задушить последние воспоминания о былой славе. Эти жалкие обломки, разбросанные среди камней, напоминали Арни о хрупкости мира, в котором он прежде бродил свободно. Рядом с ним эльфийка, уловив волнение человека, наблюдала за ним с тревожным сочетанием интереса и собственного беспокойства. Её утешительные слова, произнесённые на родном, чарующем языке, лишь усиливали его ощущение изоляции от всего окружающего. Между ними, как невидимая стена, возвысился барьер, углубляющий его одиночество. Подавленный этими мыслями, Арни резко вскочил на ноги, движимый смутной потребностью узреть мир снаружи, взглянуть на него еще раз уже под другим углом. Каждый его последующий шаг спешкой отдавался в пустоте пещеры, словно он пытался вырваться из ледяных объятий прошлого, которое теперь превратилось в его темницу. Вон там, за пределами уютного дома, начинались бескрайние, диковинные просторы природы, одновременно величественные и безжалостные. Они явились перед Арни в своём первозданном великолепии и отталкивающей чуждости, как бы олицетворяя суровую неприступность. Его спутница, мягкая и настойчивая, следовала за ним шаг за шагом, стремясь стать опорой в этом нелёгком пути. Однако миры, что росли в их сердцах, постепенно уходили друг от друга, образуя глубокую, непреодолимую пропасть, делая стремление Арни пробиться сквозь пелену неизвестности ещё более мучительным и безнадёжным. Этот путь, зыбкий и переполненный туманами неопределённости, медленно, но верно открывал перед ними все новые горизонты понимания. Осознания того, как мегаполис, когда-то такой родной, такой знакомый и защищённый, мог преобразиться до неузнаваемости. Теперь он был словно лабиринт, окутанный дремучими лесами, странными пещерами, и дикими возвышенностями, где каждый поворот обещал новую загадку, и многие тропы вели в бесконечное неизведанное. Когда они, наконец, вырвались из мрака на ослепительно закатный свет, Арнольд, как и ожидалось, с потрясением заметил, что оказался перед совершенно незнакомым пейзажем. Его взгляд, полный беспокойства, так и не узнал привычные контуры городских зданий и улиц. Взамен ему открылись необъятные просторы девственного леса. На горизонте не виднелось ни малейшего признака Нью-Йорка, ни тех исчезнувших ориентиров, которые могли бы напомнить о городе, когда-то здесь царившем. Остановившись, он глубоко вдохнул воздух, пропитанный запахами бескрайних земель и пышной зелени, и вдруг ощутил, как его душу охватила волна головокружительной свежести, вызванной повышенной концентрацией кислорода в местной атмосфере. В этот момент из зеленых глубин леса, как из другого измерения, появились еще два эльфа. Один из них, юноша со взглядом, полным тревожного любопытства, внимательно наблюдал за Арнольдом, держа в руках изящное длинное копье. Его напряженная поза ясно давала понять, что он готов в любую секунду вступить в борьбу ради защиты своих спутниц. Эльфийка, сопровождавшая Арнольда ранее в пещере, мастерски встала между ними, совершая успокаивающие жесты и пытаясь убедить молодого воина в отсутствии угрозы. Мужчина, погруженный в свои размышления, на мгновение вновь потерял ощущение реальности, охваченный мучительными теориями о судьбе своего города. «Где все люди? Что здесь произошло?» — его слова, подобные листьям, рассеивались в шелесте ветвей, едва достигая ушей необычных собеседников. Эльфы обменялись взглядами, не в состоянии понять человеческую речь Арнольда, но интуитивно почувствовав тревожный подтекст в его голосе. Стоя перед ним с выражениями недоумения и сопереживания на лицах, они были бессильны предложить утешение или ответить на его отчаянные вопросы. Как будто они сами были лишь призраками в этом загадочном и старинном лесу. В итоге, Арни застыл, сосредоточенно вглядываясь в лица своих невольных собеседников, пытаясь разгадать таинство, что стояло перед ним. Как воплощение мрамора и лунного сияния, перед ним возвышался он — молодой эльф. Его поза излучала величие и гордость, а серьёзный и пронзительный взгляд, казалось, замечал шокированного героя насквозь. Тёмные волосы этого существа, аккуратно собранные в хвост, усиливали строгость его острых глаз, горящих бдительностью и непоколебимой решимостью защищать своих. На его плечах мягко лежала кожаная накидка, украшенная сложными узорами и символами, каждый из которых нес свою историю и значимость. Рядом с ним стояла девушка, словно его зеркальное отражение, с поразительно похожими чертами. Волосы её, покрытые мягкими волнами, спадали ниже плеч, создавая эффект водопада из тёмного золота. Она была одета в легкое платье, сотканное из прочной, но изящной ткани, украшенной элементами, гармонирующими с орнаментами на накидке её брата. В её облике переплетались нежность и сила, напоминая о загадочности этого фантастического мира. Тем не менее, чувствуя очередное головокружение из-за ситуации с воздухом, Арни едва ли подбирал слова для ответа. Он медленно, будто сквозь толщу воды, направился обратно к пещере. Эльфийка, заметив его затруднение, аккуратно последовала за ним, оставляя своих спутников у входа. Они продолжали обмениваться фразами на своём завораживающем языке, в котором чувствовалась осторожность и недоумение. Их слова, наполненные таинственными нотками, звучали как далёкая музыка, углубляя Арни в магию неизведанной культуры. Вернувшись в убежище пещеры, которая служила Арни защитой от жестокости снаружи, он уселся рядом с угасающим костром. Последние частицы игриво взмывали в воздух, с минуты на минуту вспыхивая в ярком пламени. В его ладонях покоился кулон Грейс — элегантное серебряное украшение, время придало его поверхности шероховатости, но в мерцающем свете оно все еще играло цветами. В сердцевине амулета, как символ вечной любви, искрился маленький, но ослепительный камень, напоминая о днях, проведенных с его женой. В то самое, едва уловимое мгновение, в защищённом уголке пещеры, на фоне памятных стен, эльфийка с необыкновенной нежностью и высоким мастерством подбирала лекарственные травы для создания целебной повязки. Её движения были полны заботы и великолепного умения, каждый лист и цветок выбирались с вниманием к их исцеляющим свойствам. Она воплощала искусство древних целителей, наследие которых жило в её крови. Закончив свою тщательную работу, она направилась к Арни, её лицо озаряла добрая улыбка, а в глазах светилась искренняя глубина. Эльфийка коснулась его плеча лёгким, почти невесомым прикосновением, которое тут же наполнило его теплом и уверенностью в её намерениях. В этом жесте читалось тихое приглашение принять её помощь, обещание, что повязка, хоть и на время, но принесёт облегчение его мучениям, позаботится о его дыхании и теле. Это было что-то большее, чем просто лечение — это было волшебство, сплетённое из знаний, трав и нежности эльфийских рук. «Агва» — произнесла она шепотом, впервые назвав себя, и кивнула в подтверждение. Когда Арни принял из её рук эту повязку, он почувствовал необъяснимую волну доверия и радушия в её манерах. Его улыбка, в ответ на её приветствие, была полна чуткости, а имя, которое она назвала — «Агва» — он произнёс с тёплым вниманием, словно пробуя его вкус. Сидя рядом у потрескивающего костра, вдали от родных лесов, среди тысячелетних развалин покойной архитектуры, Арни ощущал укрепление незримой связи между ними. Их объединяло не только общее стремление преодолеть испытания этой реальности, но и взаимопонимание, которое казалось настоящим чудом в бурлящем море неизвестности. Эхо пещеры, смешиваясь с треском пламени, создавало уникальную атмосферу — пламя так и озаряло их лица, подчеркивая их уязвимость, а также одновременно непоколебимую силу, связанную общим духом. После времени, проведённого в задумчивом молчании, Арни осторожно примерил повязку, изготовленную Агвой. Материал ощущался прохладным и слегка шершавым, напоминая тонко зазубренные листья вечнозелёных растений. Первое прикосновение к коже привело к лёгкому пощипыванию, словно нежные ветви коснулись его лица, но вскоре дискомфорт сменился успокаивающим ароматом ментола. В этом запахе ясно выделялись акценты эвкалипта и лаванды, смешанные с экзотическим ощущением неизвестных цветов, похожих на миниатюрные орхидеи, украшенные каплями росы. Когда Арни вновь поднялся наверх из глубин подземелья, последние искорки заката играли на мшистых, обвитых плющом стенах ущелья. Небесный свод медленно переходил от живописного розового к насыщенному синему, как будто великий художник метал на полотно всё новые и новые краски. Повязка, кажется, творила чудеса: холодный, пропитанный ароматами тайги и дикой мяты лесной воздух не раздражал дыхательные пути, и Арни чувствовал, как последующий вдох наполняет его тело новой, могучей силой. Несмотря на языковый барьер с местными обитателями, Робинсон улавливал намерения эльфов через их жесты и выразительные лица. Особенно когда они приглашали его в загадочное место, именуемое «Канворкс». Эльф, который ранее угрожающе направлял на него своё копьё, теперь изучал его с любопытством и уважением, его глаза искрились, как звёзды в бездонной пучине ночи. Каждый раз, когда упоминалось «Канворкс», жестикуляция собеседника подчёркивали важность и значимость предстоящего пути. Осознав недопустимость возвращения к обломкам заброшенного особняка и, возможно, неработающей машины времени, Арни решил идти вместе с новыми спутниками сквозь пышный, насыщенный зеленью лес. Его шаги были невидимы и бесшумны, словно перышко, касающееся поверхности пушистого мха, что устилал землю толстым слоем. Вдоль тропинки встречались удивительные обитатели: маленькие, ярко-зелёные лягушки с серебристыми полосами, забавно прыгающие по листьям растений, схожих с папоротниками, а также птицы, чьи сладостные трели мастерски вплетались в аккорды шумящих на ветру ветвей. Великолепие растительности поражало воображение: деревья с замысловато переплетёнными корнями образовывали арки и туннели, маняще зазывая взгляды в закоулки своих тайн. Вдобавок флора этого места отличалась явной уникальностью: от величественных, подобно стражам, фиолетовых цветов с лепестками, на концах которых сверкали нектарные капельки, до кустарников, излучающих тусклый свет, освещавший тропу в сумеречной полутьме. На завершающем этапе этого пути группа достигла извилистой реки, где их уже поджидала лодка, заботливо укомплектованная всем необходимым для дальнейшего путешествия. Припасы аккуратно уложены, каждая вещь на своём месте. Они комфортно разместились на мягких подушках сидений, предварительно заняв уютные места, будто таковым был порядок вещей. Агва тщательно скорректировала на лице Арни тугую повязку, после чего таинственно прошептала слово «Канворкс», словно бросая ему вызов — разгадать это мистическое название, которое уже столько времени витает в воздухе. Арни, переполненный трепетным предвкушением на пороге новых приключений, всё ещё пытался разобраться со смыслом, полном интриг и возможностей. Как только лодка мягко оттолкнулась от берега и слилась с чарующими волнами реки, он почувствовал, как могучий поток времени несёт их к неведомым горизонтам. Лучи исчезающего заката озарили лица путешественников, отражая в их глазах искру надежды и твёрдость намерений. Когда наступила абсолютная ночь, небо над ними вспыхнуло миллиардами звёзд, создавая величественный купол над всем миром. Под этим бескрайним космическим полотном, среди широких просторов, под ласкающий шепот ветра и далёкое пение ночных птиц, началась следующая глава их волнующего путешествия.

Продолжение следует…