Glaube an Liebe

      В гостях у Рабэнхерца все засиделись за полночь. Несмотря на сентябрь, темнело не очень поздно. Вдобавок, мальчишки – особенно Костя – активно оттягивали момент ухода. Пришлось Софье Викторовне взять всё в свои руки.       – Давайте, давайте, поднимайте свои попы! – подгоняла она ребятишек. – Зря я, что ли, вас опекаю? Проявите уважение и совесть! Пользуетесь чужим гостеприимством, так хотя бы спасибо сказали!       Костя с Тимуром нехотя отнекивались, но всё же вышли в сопровождении женщины в тамбур, где начали препираться уже насчёт обуви. Костя активно протестовал против обувки, говоря, что босиком по тёплой ещё земле ходить удобнее. Софья же напирала на необходимость гигиены в частности и ЗОЖ в целом. Тимур благоразумно молчал, в перепалку не встревал, поэтому женщина ставила его в пример более активному другу. Слыша их спор, Винтерфельд осмелился спросить:       – Фрау София всегда так проявляет свою заботу?       – Софьюшка всегда такая! – закивал Рабэнхерц, равномерно покачиваясь в любимом кресле-качалке. – С тех пор, как исчезли их родители, взяла воспитание ребят на себя. Всегда всюду успевает, говорит, ей только в радость приглядывать за нами!       – За нами – то есть, за всеми?       – О, да! – кивнул он племяннику, задавшему сей вопрос. – Даже Жорж, уж на что мастер на все руки, и то всегда рад её помощи! Сбором урожая всегда вместе занимаются! Кстати, Пим, ты не против принять участие в ежегодном сборе урожая?       – Смотря что от меня...       – Кстати, а где же ты ночевать-то будешь? – перебив того, продолжил в задумчивости Рабэнхерц. – Свободного дома, увы, пока нет, значит, кому-то придётся вас с Бертилем приютить.       – Мальчика я могу с собой забрать, – вернувшаяся в эту минуту в гостиную, Софья отлично расслышала его слова. – К тому же, общение со сверстниками ему необходимо, иначе вырастет весь зажатый! А вот насчёт тебя, мой дорогой Пим, утверждать сложно. У меня не хватит места для взрослого мужчины.       – Что, если он переночует у меня? – предложил Рабэнхерц, остановив равномерное покачивание кресла. – Где-то на чердаке должна быть старая раскладушка.       – И наверняка протёртая до дыр! – возразила Софья, уперев руки в бока. – Знаю я, какой хлам ты хранишь у себя на чердаке! Нет, Пиму нужна нормальная кровать, чтобы он спал как человек, а не какая-нибудь личинка!       – Может, у меня? – внезапно предложил Лосев, о котором все будто позабыли.       Старики переглянулись, у Винтерфельда же сдавило что-то внутри от неожиданного предложения, а в ушах зашумела от волнения кровь.       – Лёшка, ты уверен? – Софья внимательно посмотрела на учёного. – Разве у тебя найдётся ещё одна кровать?       – Я хотел этой ночью наблюдать за небесными телами, а Пилимунд в это время займёт мою постель, – пояснил тот ход мыслей. – Завтра же можно будет смастерить ему и Бертилю отдельные кровати и заодно взяться за чертежи их будущего дома.       – Думаю, ты прав, – поддержал Рабэнхерц замысел коллеги. – Отличная идея! Коли Пим со своим приёмышем теперь будут жить в нашей деревне, им потребуется отдельный дом. Что же, друзья мои, можете идти! Спокойной всем ночи!       Винтерфельд вышел последним из ставшего совсем родным за эти часы домика. Во дворе его дожидались Бертиль с новыми друзьями. При появлении приёмного отца мальчик мигом подскочил к нему, взял за руку:       – Папа, меня Крош завтра зовёт лягушек ловить, – сообщил он. – Можно я пойду с ним?       – Конечно, конечно! – подойдя ближе к ним, Софья Викторовна мягко погладила парнишку по волосам. – Уверена, Пим не против ваших идей, ребята! У вас завтра столько интересных дел будет – день пролетит незаметно! Но эту ночь придётся провести у меня.       – Папа? – Бертиль непонимающе посмотрел на того.       – Она права, сынок, – присев на корточки, Винтерфельд тоже погладил его сбоку по волосам. – Я сегодня посплю у гера Лосева, а ты будешь отдыхать с новыми друзьями. Иди с ними и не бойся: мы с тобой обязательно увидимся позже!       – Правда?!       – Да, – он бережно обнял приёмного сына, после чего поднялся. – Спокойной ночи!       Софья одобрительно улыбнулась ему, затем положила ладонь на плечо Бертилю и увлекла за собой влево по тропинке. Быстрым шагом добралась до терпеливо ожидающего их Тимура и нервно подпрыгивающего Кости. Последний не замедлил сообщить:       – Долго же вы! Чего тормозишь, Берти? Айда наперегонки до двери!       – Стоять! – Софья отработанным движением успела ухватить непоседу за ухо. – Мы пойдём вместе!       – Больно же! – морщась от неприятной рези в ухе, возмутился Костя.       – Будет ещё больнее, если не станешь слушаться! – воспитательным тоном.       – Это ущемление моих прав!       – Ваши права, молодой человек, будете предъявлять, когда вам исполнится восемнадцать!       – Это нечестно! Я ведь ничего...       – Скучно им точно не будет! – с улыбкой наблюдая за уходящей компанией, обронил Лосев вполголоса так, чтобы его услышали.       – Уверен? – Винтерфельд искоса глянул на единственного собеседника.       – Да, – тот сложил на груди руки, смотря вслед уходящим. – Софья – женщина слова: как скажет, так и будет. Ваш сын в надёжных руках.       Они немного постояли молча, испытывая не прошедшую толком неловкость. Чуть погодя Винтерфельд, подбиравший тему для продолжения беседы, припомнил ранние слова новоявленного коллеги, негромко осведомился:       – Так ты за звёздами наблюдать собираешься всю ночь?       – Что? – не сразу вспомнили недавнее. – А, ну да. Сегодня небо вполне ясное, редкие облака не должны помешать наблюдению через телескоп.       Они оба не сговариваясь задрали головы. Край неба на западе ещё пылал всеми оттенками заката, но на востоке дальние просторы космоса уже оттенялись редкими искорками звёзд.       – Невероятная красота, да? – мечтательно заговорил Лосев, не в силах отвести взора от бескрайней черноты на востоке. – Мириады звёзд, тысячи галактик, и наверняка где-то очень далеко тоже найдётся жизнь! Необязательно в точности, как на Земле, но любая форма жизни сама по себе поразительна!       – А ты мечтаешь полететь туда? – Винтерфельд осмелился искоса бросить взгляд на собеседника, поневоле отметил, как подходит тому мягкость в чертах лица и мечтательность в глазах. Явно романтичная натура. Если бы не лёгкая борода, придающая солидности, да и возраста...       – Мечтаю ли?! – тем временем ответили ему. – Друг мой наблюдательный, мечта – не самое подходящее слово! Моя душа рвётся в эти дали, жаждет новых знаний, новых открытий! Я многое изучал ради одного: применить эти знания ради открытия какой угодно планеты, ради понимания её сущности! Поэтому астрономия для меня – всё!       – Романтично.       – А? – Лосев наконец опустил взгляд на стоящего рядом немца, поневоле замер, опять очарованный невероятной внешностью того. Чёрные волосы и невероятно синие глаза – редкое сочетание, да, но оно встречается. И эти глаза пристально смотрели на учёного, помимо воли опять порождая смятение внутри. Более острое, чем когда-то с совершенно иным человеком.       – О полётах к звёздам мечтают романтики, – хрипло произнёс Винтерфельд, не отводя взгляда от того.       – Вы считаете меня романтиком? – от волнения Лосев схватился за шею сзади, взялся потирать её.       – Да, – прозвучало столь зачарованно отстранённым тоном, что нервозность возросла десятикратно.       Снова повисло молчание, исполненное напряжением такой мощи, что хоть ложкой черпай! Не в силах отвести глаз друг от друга, мужчины понимали одно: если их столкновение ранее случайное, то недавняя встреча в гостях уже перевернула что-то внутри и поставила вверх тормашками, лишая осмысленности некоторых действий. Винтерфельд так и не запомнил, когда успел шагнуть к своему собеседнику на преступно близкое расстояние, а тот, не зная куда деть руки, с такой силой мял шею сзади, что она уже ныла.       Неловкость момента была прервана нагло и внезапно. Какая-то птица парой коротких трелей с берёзы развеяла недавнее очарование, а потом, попробовав голос, начала свою приятную, но незатейливую песенку. Обернувшись на её пение, Винтерфельд поневоле остался благодарен неведомой пичуге, поскольку сознавал: ещё немного, и он точно не устоял бы перед одним соблазном.       – Приятно поёт, – сдавленно обронил он вслух, тайком переводя дыхание.       – Да, – у Лосева голос звучал не менее хрипло. – Acrocephalus dumetorum, она же садовая камышовка. Одна из птиц, которые часто поют здесь по ночам.       Этому комментарию внезапно усмехнулись, отчего учёный внятно ощутил, как ёкнуло от одного тёплого чувства сердце.       – Есть ли хоть одна наука, которую ты не знаешь? – объяснил свою невольную улыбку Винтерфельд, уже спокойно глядя на него.       – Вряд ли, – с облегчением улыбнувшись в ответ, признался тот. – Пожалуй, только углублённая механика. Придумать какую-то машину и сделать её чертёж могу, но вот создать её...       – Тогда обращайся с такими вопросами ко мне, – прямо предложили Лосеву, отчего сердце у него трепыхнулось уже от радости. – Любой металлолом можно пустить в переработку.       – Непременно!       Они уже спокойно закрепили этот уговор крепким рукопожатием. После чего учёный, не убирая пока ладони, поинтересовался:       – Кстати, вы быстро перешли на "ты". Сила привычки?       – Нет, принципы воспитания в Германии. Там только к определённым людям можно обращаться на "вы".       – А к обычным, значит, на "ты"?!       – Ja, herr Losev. Du liegst absolut richtig¹! – перейдя на немецкий, подтвердил Винтерфельд.       – Я ничего не понял, но, исходя из вашего тона и уверенности, ответ был положительный, – слабо улыбнулся его собеседник.       – Верно. Кстати, можно встречный вопрос?       – Какой?       – Ты бороду носишь ради чего? Вряд ли ради надбавки возраста.       – Вообще-то, в мае мне уже исполнилось сорок четыре, – скрестив руки на груди, Лосев с вызовом посмотрел на немца. С некоторым садистским удовлетворением заметил, как тот в удивлении приподнял на миг брови, но потом обрёл сдержанный вид.       – Борода тебя старит, – твёрдо заявил Винтерфельд, неосознанно приняв ту же позу. – Мой возраст, например, никто не может точно угадать, хотя всего месяц назад исполнилось сорок. Делай выводы.       Видимо, учёный выглядел слишком ошеломлённым, поскольку спустя несколько секунд снова усмехнулись, хлопнули его по плечу.       – Идём, – предложили затем. – Если захочешь, можем вместе посмотреть на звёзды у тебя дома.