Glaube an Liebe

      Карпатьев сдержал слово. Два больших стола оказались накрыты на следующий же день, когда Софья Викторовна позволила встать своему пациенту, хотя Лосев тщетно упрашивал её ускорить свой выход.       – Упрямая как не знаю кто! – жаловался он Винтерфельду в отсутствие докторши. – Вернее, знаю, но говорить не хочу при твоём сыне.       – Ничего! – сидя на стуле, отмахивался Бертиль. – Меня Крош и остальные уже познакомили с некоторыми русскими словами.       – Надеюсь, ты не привык их часто говорить? – с нарочитой суровостью нахмурился инженер.       Бертиль замотал головой, а Лосев с трудом подавил улыбку. Он отлично понял, что его товарищ скрывает так тревогу за приёмного сына.       – Кстати, – учёный поспешил перевести беседу в безопасное русло. – Как там Георг? Уже обещал, что столы будут ломиться от яств?       – Да! – Бертиль чуть выпрямился, оживлённо сверкнул глазами. – Копатыч с Совуньей столько наготовили – пальчики оближешь, по их словам! Крош уже в нетерпении – всё говорит о морковном соке, а Бараш твердит о тонком вкусе пирога с капустой! А Нюша...       Мужчины разом фыркнули. Лосев открыто, тогда как Винтерфельд – в кулак. Оба весело посмотрели на парнишку.       – Совсем освоился! – одобрительно кивнул тому с улыбкой учёный. – Всех по прозвищам зовёт и чувствует себя безнаказанным!       – Это плохо? – Бертиль было огорчился, но...       – Nein, Bibi, – с уверенностью отозвался его отец. – Das ist gut. Всё хорошо.       – Я могу пойти поиграть с ними ещё? – уточнил он, имея в виду новых друзей.       – Беги. Можешь вернуться, когда захочешь, – разрешил ему Винтерфельд.       Мальчишка сперва с благодарностью обнял того, потом выбежал, громко стуча башмаками по деревянному полу.       – Да-а! – с налётом зависти выдохнул Лосев. – Был бы у меня такой сын, я бы им гордился!       – Бертиль очень хороший мальчик! – не скрывая гордости за того, кивнул инженер. – Очень послушный и верный!       – Приятно, наверное, воспитывать такого! Я бы тоже хотел, будь у меня любимый человек.       Даже не будь подтекста – а Лосев его нарочно вложил интонацией, – его собеседник заметно смутился. Плохо понимая, с какой целью сказали подобное, примолк на целую минуту, а потом с усилием и значительными паузами выговорил:       – Возможно, когда-нибудь, ты найдёшь такого.       – Ты тоже, Пим, – тихо обронил учёный, чем вынудил друга сильнее смутиться.              На празднике было не до смущения. Сама атмосфера располагала к шумному застолью. Звучала старенькая магнитола, принесённая Рабенхерцем, сам именинник вытащил гармонь и периодически радовал гостей разудалыми песнями. Либо сольными, либо в тандеме. Последнему способствовали Рабэнхерц, у коего был абсолютный слух, и, к удивлению всего двоих, Софья Викторовна, чей голос оказался приятным во всех отношениях.       – Голос оперной дивы! – улучив момент, шепнул Винтерфельд сидящему справа от него Лосеву. – Она нигде не выступала?       – Софья – крайне одарённая женщина! – с улыбкой шепнули в ответ, ловко орудуя вилкой в левой руке.       Чуть погодя внимание на себя оттянуло молодое поколение. Борис, пока все ели, успел написать второе стихотворение в честь дня рождения Карпатьева и с удовольствием то зачитал. Ему охотно похлопали: хотя в паре строф рифма оказалась неудачной, но то, с каким чувством прочитали написанное, с лихвой перекрыло недочёт. Потом ребята вызвались показать кое-что необычное, этим заставив взрослых оживиться.       – Что-то новенькое! – поставив бокал с апельсиновым соком обратно, прошептал Рабэнхерц своей недавней солистке.       – Эт чё они удумали? – Карпатьев озадаченно почесал затылок, из-за чего его любимая шляпа опасно съехала на одно ухо.       Тем временем Костя с Борисом встали рядом, вытянули одну руку в сторону, вторую перед собой. Чуть помедлив, им на плечи аккуратно взобрались Бертиль и Тимур, изобразили руками подобия звёзд. Анюта же, дождавшись своей очереди, отошла назад, затем побежала и грациозной рыбкой проскочила сквозь небольшой туннель между телами мальчишек, ловко перекатилась по земле и вскочила, отвесив церемонный поклон.       – Браво! – Рабэнхерц первым одобрительно им захлопал, подавая пример остальным. – Отлично придумано!       – Как придумали-то? – именинник остался восхищён не меньше.       Лосев бросил быстрый взгляд влево. По едва заметной улыбке на устах Винтерфельда тотчас догадался, чья идея могла заставить ребятишек взяться за подобное.       Между тем мальчишки передислоцировались, встав иначе. Теперь первый тандем улёгся на пожухлую траву, подняв согнутые руки, а второй встал немного впереди, соединив перекрещённые ладони. Анюта почти повторила первый трюк, но с той разницей, что её сперва с силой толкнули вперёд, а потом выше. Успев натренироваться, девчушка смогла умело изобразить танцевальное па перед тем, как приземлиться на ноги. И снова ей и остальным захлопали.       – Отличная работа! – воскликнула Софья Викторовна. – Молодцы, ребята!       – Мы ещё не закончили! – горделиво отозвался Костя. – Биби, Ежан!       Эти двое тотчас куда-то убежали, а вернулись с небольшим мешком. Высыпали оттуда кучу разноцветных, но одинаково выструганных деревяшек. Взяли несколько в руки и встали напротив друг друга.       – Вперёд, ребята! – неожиданно для многих обратился к тем Винтерфельд. – Вы сможете!       Действительно – смогли! Взрослые затаив дыхание наблюдали, как их юные подопечные ловко жонглируют между собой деревяшками, как Костя умело подбрасывает им новые. Борис с Анютой участия в забаве не принимали, зато сбегали и принесли зажжённые факелы, отчего дуэт Бертиля и Тимура в растущих сумерках стал смотреться гораздо внушительнее. Конечно же, закончив жонглировать, эти двое получили бурные овации.       – Молодцы! – воскликнул Рабэнхерц. – Я горжусь вами!       – Нюша, можно, сперва я попробую? – внезапно обратился к стоящей рядом девчушке Борис. – Ну, хоть один круг!       Та наморщила носик, подумала. Нерешительно кивнула:       – Хорошо. Но только один круг!       Просияв не хуже факела, Борис подставил ей плечо. Спустя пару секунд Анюта уже гибкой ласточкой оказалась на его плече, требовательно вытянула руки:       – Давай сюда факелы!       Пожав плечами, Костя вернул ей отданные ненадолго факелы. Зажав те в каждой руке, Анюта гордо держала пылающие деревяшки, пока Борис, бережно поддерживая её, делал небольшой круг почёта. Потом потребовала:       – Биби, теперь ты!       Бертиль тотчас подставил руки, на которые Борис с видимой неохотой передал свою ношу. Этот второй круг оказался эффектнее первого, посколько Бертиль легко нёс Анюту с факелами на вытянутых вверх руках, а потом аккуратно опустил девчушку на землю.       – Шикарное выступление! – восторженно воскликнула Софья Викторовна. – Вы все молодцы! Когда научиться успели?       Молодняк заговорщически переглянулся. Взгляды большинства скрестились на одном.       – Берти, неужели это всё ты?! – Никитина не поверила своим глазам, которые ещё обладали неплохой зоркостью.       – Вернее, идеи его, а работали мы вместе! – заявил Костя, выступив вперёд. – Трудились долго – жуть!       – А ведь с виду – такой худенький! – продолжала поражаться женщина. – Не скажешь, что настолько гибкий и ловкий! Хотя, если сравнивать с тобой, Костя...       – Эй, я не такой дохляк! – справедливо возмутился тот, согнул руку, показывая, что даже в десять лет можно иметь неплохие мускулы.       Бертиль краем глаза поймал на себе взгляд отца, с пониманием смотрящего на него. Едва заметно мотнул головой, реагируя на невысказанный вопрос.       Действительно: ни к чему многим знать, что импланты у мальчишки вживлены не только в ноги.       Праздник завершился небольшим салютом. Мальчишки ранее подсуетились, когда мимо поселения проезжала торговая машина. Костя уверял, что честно купил пять петард, однако Винтерфельд заметил, как многие с многозначительными усмешками поглядывают на паренька, сделал соответствующий вывод. Мысленно дал себе слово поговорить в дальнейшем с этим озорником на тему воровства в принципе. А пока молча любовался последним вспыхнувшим в тёмном осеннем небе фейерверком, стоя справа от Лосева.       – А теперь – спать, молодые люди! – едва погасли последние искры фейерверка, громко напомнила Софья Викторовна о времени. – Завтра не менее тяжёлый день. Будете помогать убирать остатки урожая в закрома. Домой, все домой!       Засобирались и остальные. Карпатьев с благодарностями проводил гостей, сообщив, что со стола уберёт всё сам. Чем и занялся, когда уходили последние двое.       – Вы давно не были на таких праздниках, верно? – отойдя от усадьбы огородника, негромко осведомился Лосев у своего спутника.       На него сперва глянули искоса, потом, после паузы, отозвались:       – Это заметно?       – Друг мой, – доверительно заговорил Лосев, чуть понизив голос. – Мы сидели рядом. Я замечал иногда, с каким удивлением вы реагируете на некоторые... явления, привычные нам. А Бертиль, он – ещё мальчишка и всему радовался. Чувствовалось, что у него таких дней рождения давно не было. Я прав?       Долгое молчание, за время коего они успели пройти метров под триста.       – Да, – тихо сознался Винтерфельд, смотря под ноги. – У нас давно не было повода для праздника.       – А теперь будет часто, не сомневайтесь! Здесь почти каждый месяц у кого-то день рождения, да и скучно никогда не бывает. С такими пацанами, как Костя с Тимуром, уж точно!       На это лишь кивнули. Мало удовлетворённый этим, Лосев продолжил.       – Пим, скажите! Вы говорили, что ваш день рождения в августе, а вот когда у Бертиля? Был ли уже или только будет?       Инженер немного помолчал.       – В приюте мне рассказали, что Биби попал к ним двух или трёхмесячным ребёнком, – наконец сообщил он. – Если там не ошиблись, он родился в январе. Не знаю только, в начале или в конце. Мы с ним праздновали день рождения в середине.       – Здорово! – Лосев мигом оживился. – Теперь и в январе будем праздновать день рождения, уже вашего сына! Разве это не замечательно?! А хотите, задним числом отметим ваш? Август ведь кончился не так давно и, судя по всему, был не самым радостным для вас. Что скажете?       Сказать ничего не смогли, ибо замерли на месте. Едва учёный шагнул ближе к Винтерфельду в попытке выяснить причину, то успел заметить, как отвернулись, пряча слёзы, и даже подняли ладонь к лицу ради этого.       – Друг мой! – мягче прежнего заговорил он, здоровой левой рукой коснулся плеча того. – Прошу, не отказывайтесь! Вы сами ранее признались, что помогали Софье обрабатывать мои раны. Пусть моё предложение будет благодарностью за эту вашу помощь! Прошу вас!       Снова то же молчание, лишь ладонь ощущала, как под нею содрогаются от подавляемых всхлипов. Лосев не торопил товарища с ответом, а надеялся, что тот вскоре успокоится и сможет дать полноценный ответ. Так и получилось.       – Ты... слишком добрый! – сдавленно озвучил Винтерфельд в итоге, провёл ладонью по лицу и потёр уголки глаз. – Но я вряд ли...       – Праздник будет – и точка! – сжали ему плечо посильнее. – Я этого так не оставлю, поверь мне!       Эмоции уже не бушевали – они лились через край. Никогда ещё Винтерфельд не чувствовал ни к кому столь пылких искренних чувств, среди которых доминировала признательность. Поэтому, плохо контролируя себя, резко повернулся и поцеловал учёного в левую щёку. Как не удрал потом, по-мальчишески трусливо, отдельный вопрос. Видимо, повлияла ошеломлённая благодарность в глазах напротив.       – Если это – согласие на праздник, то оно принято, – севшим голосом сообщил Лосев, после чего неловко отпустил плечо товарища и первым зашагал дальше.