Найти тебя среди тьмы

И ведь действительно становилось к декабрю холоднее. Ничего не поделать с этим - обычная череда событий, неизбежно сменяющихся друг за другом. Долго разглагольствовать не будем: погода хрень, мерзкий холодный ветер и солнце, которое вообще забыло про свои функции, по повидимому, на ближайшие пять месяцев. Скажите ещё, что слякоть ужасная? А она была! Падал снег, таял, примораживал, снова таял. Кучу грязи. Кучу. Грязи. А Алфедову что? Для него эта вся морозность была к сердцу. Прохлада, бодрящий ветерок в лицо - сказка для снеговика. В какой-то степени он и рад, что имеет такой иммунитет к погоде, когда те же друзья его ходили и замерзали. Класс! Снежный помнит, как страдает Секби в такой ситуации. Он же ящерка! Хоть и на половину, но эта непереносимость мороза убивает его: заставляет утепляться ужасно, зарываться в теплых, колючих шерстяных вещах. Вопрос только как много их у него и сколько ему придется натягивать кофт да шарфов с перчатками? А говорил модно будет гулять по улицам. Без шапки. А вот Алфедов правда без шапки! В легкой ветровке, короткой ещё. А ему все равно. Холод приятно колол щеки.       – Ну и холодрыга! А мы тут чего без шапки? А. Точно. – сбоку слышен шорох из теплой куртки и чужого дыхания: бежал что ли? Алфедов поворачивается к подошедшему Джасту. А он смято что-то говорит себе под нос, смотрит в сторону.       – Наверное, идем.       – Идем. Холодно отрезает, подтягивает лямку рюкзака и в дорогу. Будет ужасно нагнетающе. Вроде бы в этих фразах ничего плохого, но они так пусто и вместе с примесью обиды звучали, что ли? Пережиток эмоций, а всё равно таких горячих. Но, по крайней мере, сейчас они понимают, что этого им теперь не избежать. И выходят, хлюпают обувью по лужам растаявших морозных куч, сугробов. Ещё с песком в перемешку! Ужас, никак иначе. Они давно, очень сухо и мельком обсудили, когда могли встретиться без всего сложного в их отношениях. Поговорить. Встреча наметилась быстро, совсем неосознанно выбрали место и время. А теперь они шли, долго и томно поочереди вздыхая, не веря в происходящее. Что-что, а эмоционально подготовиться никто из них не успел.       – О. Боже. Мой. Подожди, он правда согласился? Я это сфоткаю! На память, и-и в "подслушано"! Секби вылетел из дверей университета на скользкую площадку пред главным входом с лестницей. Торопился сразу сделать несколько задач: включить телефон, саму камеру, навести это всё на уходящих парней и подбежать ближе, чтобы обзор не выглядел слишком ущербным.       – Осторожно только, не упади! – сзади подначивал друга Сантос, отбивающийся от налетевший на него двери.       – И-и... есть! Теперь ему не отвертеться! Не, ну я фотограф конечно. Ты посмотри, как профессионал! Секби так же резко разворачивается на пару ступеньках в сторону подходящего рыжего парня, улыбался во все свои тридцать три зуба. Хотелось попрыгать по ступеням, обратно юркнуть в здание и отогреться - уже ужасно горело лицо, в частности руки.       – Подержи мой телефон, я обратно за-а -БЛЯТЬ! В миг под ногами у ящерки не оказалось земли. Он слишком быстро повернулся, забыл что вообще-то только утром тут был гололёд и теперь - летел вниз по лестнице, а она ого-го была! Хотя бы ногами вперёд? Бам! Бум! ...Хруст! Машинально сгруппироваться возможности не было, точнее хорошо сгруппироваться возможности не было: слишком неожиданно для ящерки, да ещё и добавил увечий, что отлетел после хоть какой-то попытки выйти сухим и поймать ступеньку ногой. Проедет ещё мимо некоторых, приземлится снова на неё же, свою спасительницу. Хруст...! И бледнеет, падает пятой точкой прямо обратно на мерзкие и злоебучие ступеньки, уже у их подножья. Студент лежал, распластавшись на сырой и холодной земле, а на лице ужасная гримаса - понял, очевидно, что произошло. Или не понял, та фиг его знает. Подбежал обеспокоенный Сантос, тоже почти с миной белой, хотя секунду назад смеялся.       – Ты живой?! Упал ты конечно смачно! Ничего не сломал?       – ...Разъебал. – нервный смешок сам вышел, губы дрожали. *** Облачно. Голубое небо начало потихоньку исчезать в сгустках облаков, что не предвещало чего-то хорошего. Холодно, сыро, климат в этом регионе ужасный: падают осадки, таят, к ночи все примораживает и на утро что хочешь делай - но на гололёде упадёшь, если не сломаешь что. Зябкое, тянущее вниз неприятное ощущение из-за этой ужасной и пасмурной погоды. А может виновата была не она в нем, а существо рядом? Бок о бок. Как тогда, вечером, тёплым и слегка ветреным. Только-только наступала тогда осень, и всё листья падали и сверчки гудели. А внезапно неряшливый его вид доставлял такую улыбку! Сейчас... Сейчас было ужасно стыдно. Перед ним и перед собой. Но сейчас они не ругаются, нет. Мелькают очень сбивчивые фразы: "погода сегодня ужасная, правда? Зимняя сессия предвещает быть сложной. Как у тебя дела с учёбой?". Легкое "да, нет", тихое "может быть". Они не кричали теперь друг на друга, не говорили повышенным тоном, но они не забыли, не подмяли это ничего, они всё ещё на эмоциях - переживших, выжитых. Устали. И наконец этот спад эмоциональный произошёл и теперь то они смогут поговорить? Ужасно много, надеется Джаст. Надеется, что извинится первым, как старший, как более взрослый и умный и как существо понимающее, что проебался то знатно он! И даже не предупредил, что такое бывает. Такие вот ситуации, побочные эффекты с дружбой с ним. Дружбой... А они дружили? Черт усмехается, поправляет себя и это дружили на дружат. Снежинка не настолько обидчивый. Или... Или что успел выяснить для себя Джаст? Он тоже умный, тоже взрослый (более взрослый чем сам седовласый). Поймет и примет! И будут они жить счастливо. Наверное. Интересно, а как дальше жизнь сложится?       – Я думал, будет более подходящее место. – проглатывает Джаст, остановившись в метре от газончика.       – Не забывай, что ты и предложил поближе к дому. Разговор будет долгим, ты же понимаешь. От последнего на душе стало тяжелее. В голосе Алфедова тоже не читалась уверенность, наоборот: он был в таком же состоянии. Потерянный, понимающий, к чему это все ведёт. И приведёт. Ну, тоже "надеется". А двор их общий был пустым. Да, поговорить на скамейке на детской площадке весьма и весьма романтично. Детей не было не только потому что убийца ходил, но и время было уже позднее. Пять? Шесть? В такой час ужинает кто-то уже, а они сидеть собрались, мерзнуть. Оба подходят к детской площадке поближе: качельки обшарпанные, горка. Краска на местах уже слезла, стала выглядеть совсем уже неприглядно. Но это было лучше, чем на памяти у седовласого. Тогда детская мечта об разнообразных разноцветных перекладин и турников не сильно задевали струны души юного прохвоста Джаста. Больше прикалывали приключения, кипящий адреналин в крови, незабываемые ощущения. Шалаши на мусорке, гулянки до утра и опасные заходы по заброшкам с друзьями. Теми самыми, что уже сколько лет стоят рядом, общаются так же, как и тогда, лет десять назад, как только познакомились. Деб и Жираф вместе с Джастом приезжие. Не то, чтобы с какой-то глуши, но часа два точно дорогой будет. Все эти активные игры с детства и вышли результатом на лице повзрослевшего, возмужавшего парня. Вот только последствия не все были положительные. Не все. Цокнул Джаст, снова вернулся к теме, что они на детской площадке. А какие развлечения были у маленького и тихого малыша Алфедова? Наверное, вообще друзей не было? Что-то опять стыдно стало. Скамейка, единственная нетронутая кучами луж и грязи. Фонарный столб рядом, на нем непонятно что нарисовано и исписано черными маркерами. Именно к выше описанной скамейке, через газончик и зелёную травку и прошагали парни. Плюхнулись на прочные перекладины лавки, тяжело, почти одновременно вздохнули. Тяжело вздохнули... На сердце и так горечь, в глубоком и надежном месте, откуда никто ничто не достанет. А оно шкрябалось о стенки совести, напоминало о себе часто, без пауз на передохнуть. Надоело. Непроходящий комок в горле заставлял некоторое время молчать. Поймать нагнетающую, скоро болезненную тишину. Они вместе всё таки одновременно приходят к какому-то умозаключению у себя в головёшке, соглашаются, взвешивают свои за и против, переглядываются вокруг. Не находят себе места на этой скудной лавке, общего понимания. А в голове каша и понятное на этом фоне "извиниться". Что у одного, что у другого. И всё таки они оба умные, оба начинают первыми. Одновременно.       – Извини.       – Извини. Снова тишина. Они даже посмотреть друг на друга не хотят, все в своих мыслях. Но они уяснили - обоим им стыдно, очень стыдно. Объясниться вызывается первым седовласый, сначала мычит а потом закидывается на спинку скамейки, поджимая губы.       – Я... Кхм. Всё то, что было на этой неделе и, все те слова... Я поступил ужасно. Сказал ужасные вещи, за которые мне сейчас стыдно. Мне... Мне стыдно. Мне неприятно это всё... – он снова вздохнул, – Ещё и... Обижался. Обижался ведь? Не выходил на связь, да? Это...       – Я могу тебя понять, почему не выходил. – резко вмешивается Алфедов. Хоть это и было больше вкидом, но помешало и размазало в пух и прах оставшиеся мысли. Ладошки запотели. Активно Джаст теребил их и всё перебирал в голове мысли. Рой мыслей, кричащих одна громче другой. И всё перемешивается, скучкуется в непонятную массу. Хотелось чем-то холодным пройтись по лицу, чтобы проснуться. Пробежалась странная мысль разбить свой лоб об лоб студента, чтоб наверняка. Идея забилась в самый конец головной черепушки.       –... Сейчас... Сейчас я понимаю, как со стороны глупо я поступал. Сказал тебе ужасные вещи? Я-я... Ох правый, не умею раскаиваться... Я, грубо говоря, не захотел идти на компромисс, на решения конфликта. И это само по себе ужасно, очень. В добавок я... – нервно усмехается и вскидывает руками – я тебя ещё и не понимал! Хотя что тут, в одной лодке сидели. А ведь... тем вечером, переживал за меня ты, – Джаст замолкает и через секунду легко улыбается – Расспрашивал, вошел в моё положение. Иронично, но ужасно с другой стороны. Улыбка сползает на нет и чертик совсем затихает, кусая нижнюю губу.       – Мне казалось, тебе нужно было побыть одному. Все нуждаются в чем-то таком. И я не удивился, что ты... Захотел отгородиться на какое-то время. И, ну... Теперь вздыхает Снежинка, не находя других слов. Находит слова через секунду седовласый, заканчивая свою тираду.       – Мне правда нужно было время, спасибо. Только... Оно давно закончилось, ну, моё это состояние. А дальше только эта... История. Я хочу только извиниться. И поздно понимать, что после такого ты не захочешь со мной общаться и дальше. И Джаст затихает, старается найти слова к этому монологу, но ничего в голову так и не лезет. И бросает это дело: к концу совсем замирает, складывает руки на груди. И молчит, смотрит в сторону. Темнело на улице.       – Что ты всё винишь себя? Но и я же не ангелочек, я тоже вел себя по-идиотски. Может даже чаще твоего. – внезапно врывается в тишину Алфедов, обиженным тоном привлекая к себе внимание куратора, что озадаченно взглянул на него – Я тоже виноват! Я мог не убегать, мог быть напористее. А я так удачно подыграл тебе, так... Хорошие товарищи так не делают. А я просто принял факт что ты "внезапно оборвал со мной связи"! Снеговик пыхтит, теперь обидный тон больше означал злобу на себя и на свои глупые, глупые поступки. И всё, к удивлению Джаста, фыркал. Он же спокойный молодой человек? Не ту реакцию ожидал Джаст, не ту.       – Не стал лезть не в своё дело? Не знаю... Разве в этом и не дело, что ты не стал пытаться? Понял и не начал вести себя по свински...       – Не в этом проблема! Плохо то, что я просто смирился! И мне теперь стыдно, мне теперь ужасно стыдно, Джаст! И я злой как собака, потому что я же мог дотюкать это, мог! Но не сделал! Как... Как я мог вообще подумать про тебя такое... Ну ты же... Ай! Алфедов горячо вскидывает руками, а после замолкает.       – Подумать что? – хмыкает понимающе седовласый, пытаясь хоть как-то исправить ситуацию. Вопрос предполагался риторическим, поэтому продолжил без ответа – От меня можно было ожидать что-то такое?       – Ты себя слышишь? Ты о чём? Я говорю, что подумать про тебя что-то плохое нельзя. Ну ты же ведь не плохой! Вся эта ситуация просто очень большая ошибка, маленькая проблема, превратившаяся в огромную. И всё это просто из-за... Из-за нас обоих, – снежный горбится и становится тише – мы оба виноваты, в равной степени. Дураки мы оба. И тишина. Немного гнетущая. Парни молча сидели какое-то время. Возможно, так отдыхали после этого, обдумывали слова друг друга.       – Это точно... – усталое, но уже более легкое. Наконец не тревожное?       – Но один момент меня всё ещё беспокоит.       – И какой? Алфедов поворачивается всем телом к черту и смотрит на него, подбирая слова для следующего вопроса. Джаст косится и понимает, к какой теме они сейчас подойдут.       – Почему ты не сказал, что у тебя есть такая причуда? Это же не впервые, я правильно понял? Жизнь была бы проще, будь хотя бы одного разговора про это: про то, что ты не помнишь, про то, что ты удалял сообщения! Ну это странно, сам посуди! И будет прав, вот только на что-то подобное совсем не хотелось обращать излишнее внимание. Как будто бы рассказывать про психологические проблемы будет сложнее, чем признание всех тех ошибок, что он наделал за неделю. И будет пытаться откладывать тот факт, что калека и инвалид именно он здесь, и что отвечать за свои поступки он не может. А звучало это весьма обидно, настолько обидно, что вообще прорекаться про это не хотелось.       – Это немного не то, что я хотел бы обсудить. Я не...       – Это не просьба, я хочу узнать про это подробнее. Извини, но я настаиваю. Джаст ёрзает: теперь Снежинка лезет туда, куда ему не надо. Хотелось не говорить и закатить обиженно глаза на этот тон. А что ему это даст? И тихо Снежинка добавляет, что короткая обида пропадает и неловкость тут же возвращается.       – Я всё ещё переживаю.       – Я не думаю что тебе эти подробности нужны.       – Нужны, не нужны - решу уже я. Если это касается меня, то придется тебе мне объясниться, какого хрена это происходит. Куратор медлит. Ну есть в его словах правда! Но нужно ли оно это? Он же может прекрасно приврать, добавить отсебятину. Поверит ли снеговичок и будет ли использовать эту информацию? Ладошки снова запотели: вытерев руки об темные брюки, Джаст заикается в полтона.       – Т-ты... Какой у тебя был вопрос?       – Это не в первый раз? Зимний день совсем спрятался. Фонарь активизировался и его холодный свет лёг на парочку, совсем не заметивших эти погодные изменения. Становилось на улице совсем тихо.       – Нет, – скомкано отвечает Джаст. – не впервые.       – Но тогда ты предупредить мог! Не было бы всей этой нервотрепки.       – Да не мог я! Он... Это прекратилось. Я подумал, что наконец избавился от этого, но нет! Стало хуже, стало только хуже! Я теперь... Слишком внезапно гримаса на лице переменилась с раздражённого в нервное. Куратор поджал губы, чтобы нежели чего не выпалить случайно. Осознание его дел его же и пугали. Не мудрено, что и вспоминать о них он не совсем хотел. Как от этого избавиться? Оно мешает. Джаст хочет, чтобы это прекратилось, но не знает как. Это удручало! Это блядски бесило! Это выводило на эмоции.       – ...Не знаю кто меня так проклял, но оно мне мешает, и очень сильно. Слава богам, что у меня хоть что-то было. Но... Иногда мне правда страшно... Ощутимо на плечо легла рука. Джаст резко просыпается. Нет, успокойся, просто успокойся. Мужчина повернул голову. На него слепли две точки на маске.       – Я понял. Ладно... Если тяжело объяснить, я понял, – снежный подбирает слова и продолжает – но раз это заканчивалось, то и это закончится? Временная проблема?       – Да не временно оно! Эти голоса и мысли они... Преследуют меня с самого осознанного возраста. Мои попытки это как то решить не сильно помогли, раз оно вернулось. Просто... Мне... Мерзко от самого себя. Я могу... Я могу навредить человеку. Мне жаль, что ты попал под это. Мне очень жаль. Руки невольно задрожали. Всё таки вырвалось, наболело. И с одной стороны всё это вываливать не хотелось, совсем, но с другой так получилось, оно лилось не останавливаясь. Глубже выходя раздумиями на счёт всего этого казалось, что нормально в жизни седовласого ничего не было. И хотелось идти дальше.       – Я понял, говорю, понял. И я не злюсь на тебя. Я переживаю.       – Я-я пойму, если ты не захочешь с этим связываться. Вся тема пугает, что ты не можешь полностью доверять что-либо с такими то случаями...       – Джаст, останавливайся. Говорю тебе: я понял, я - не злюсь. Ты сейчас себя сам накручиваешь!       – ...Я пойму, если ты захочешь со мной прекратить общаться. Я-я хотел помириться, поговорить по душам, ты мне не безразличен. Но и приму то, что ты захочешь перекрыть все связи.       – Ты мне сейчас признаешься что ли? Так. Останавливайся, чертила. Алфедов холодно отрезает и убирает руку. Этот черт снова в каком-то неприкольном трансе. А вытащить его ударом под дых такое себе развлечение. Сделать что-то необычное, чтобы он посмотрел прямо тебе в глаза и поверил во все твои слова? Посмотреть в глаза... Шуршания и ещё что-то неподалёку. Глаза Джаста становились влажными, а частое шмыганье рассказывали о том, что кто-то правда разревется. И волосня, под названием челка, прядями налезала на лицо. Так много эмоций: то стыд, то мерзкое желание убить самого себя перед этим парнем. Упасть, пропасть сквозь землю.       – Извини, что всё это терпишь. Просто... Просто извини. Джаст не слышит ничего, что более настораживало. Наоборот, будто этот парень отстранился, сел подальше. И от этого стало только больнее. Всё таки ничего у них не разрешилось? Хотя бы объяснился. Кажется, что по щеке прошлась слеза. Быстрым движением руки куратор оттирает след. Сквозь страх седовласый поднимает голову, поворачивает в сторону сидевшего. Ну точно, сейчас правда разревётся, от вида злобного, исподлобья маски снежного. Шмыгая носом, наконец соизволил взглянуть на своего студента. И не видит точек, тёмных точек на маске. Маски нет. Вместо маски непривычные пару темных полуприкрытых зрачков. Глазки-бусинки сверлили взглядом похуже той злоебучий маски, но живой взгляд придавал этому жесту больше озлобленности, чем раньше думал Джаст. Пока что только чужие глаза очень интересовали куратора. Он затих, затаил дыхание и внимательно рассматривал Снежинку напротив, что сложил брови и сверлил взглядом, держал в руках свою эту маску.       – Что-о... – заторможенно протягивает Джаст. Он быстро проскальзывает по другим частям лица: подмечает слегла пухлые щеки, болезненно белую кожу, другого рода интересные изюминки студента. Только фонарь хило светил, мало что удавалось хорошо рассмотреть. Кажется, что Джаст слишком долго изучал чужое лицо, вообще на себя стал непохожим. Настолько сработало? Да этим пугать других можно, уже второе существо так реагировало на обычное лицо! Действительно интересно. Джаст отворачивается: как будто кто-то сзади хитро улыбнулся, не веря своим глазам. Сам куратор хотел помешать лишнему зрителю данной картины, прогнать, но никого и ничего не находит. Возвращается и снова натыкается на поджатые белые губы.       – Ты хотя бы перестал реветь. Да почему вы так реагируете? Обычное у меня лицо. – обиженно цокает белобрысый.       – Ты же снеговик? Интересно, а можно тебе лицо слепить?       – Не знаю, не пробовал... Нет, это так не работает.       – А я попробую! Быстро, пока не среагировал Снежный, Джаст протягивает руку к лицу и щипает за нос. Под чужие возгласы он победно вздыхает, крутя в руках фантомный трофей.       – Ой боже, идиотина!       – А я у тебя нос украл!       – Дурак и полным дураком ты останешься. Алфедов был против ребячества куратора, хотя почему-то подыгрывал: начал лезть, протягивать руку, чтобы спасти свой драгоценный нос. И все не унимался Джаст, хихикал. Видит - как морщинки и складки на лице играли, а ведь скрывал такие изящества на своем хмуром, белом лице этой маской. Снежинка ему правда подходит, как кличка, если внешне судить.       – Да почему дурак-то? Это ещё не самое ужасное, что я бы мог сделать!       – Серьёзный у нас разговор! А ты вытворяешь небось что. – обиженно тараторит снеговик, пыхтит.       – Нельзя же всегда быть таким? Иногда нужно уметь абстрагироваться! В подходящие моменты просто открывать крышечку сверху, чтобы не дымилась. А нос я тебе не верну уже. Весело ещё пару раз отбившись под хиханьки куратора, Алфедов принял факт отсутствия теперь его носа и прекратил распускать руки. На лице появлялась ухмылка, так что старший ещё долго глумился. Раз реакция есть, значит работает? Но Снежинка внезапно останавливается: тяжело и громко дышал. Джаст переводит взгляд и тоже затихает. Ловит зенками по периметру белого лица снеговика странные фиолетовые рефлексы. Вены? Они пульсировали, двигались под такт дыхания студента. Начали потихоньку гаснуть, совсем исчезать из вида. И стало как будто их вообще не было. Запомнил?       – Ладно, возможно ты и прав, но я хотел бы вернуться к теме обсуждения. Руку Джаст наконец отпускает. Эта минутка ребячества скрасила вечер, стало куда спокойнее и атмосфера превратилась в более дружелюбную. Не всё потеряно? Но седовласый так и не понял до конца: так и не услышал мнения Снежинки, ничего. Потому этот внезапный переход от смеха к опять холодной и кислой мине напротив чуть чуть спутали куратора, не сразу смог сориентироваться.       – Так, а зачем маску снял? Это... Это разве не сокровенное твоё... Не знаю?       – Ты начал открываться и мне стало стыдно, что я выпрашивал у тебя неудобные вещи. Считай, мы обменялись своими секретами. Ну и не так страшно, как мне казалось.       – Ха. А почему скрывал? Ты же вроде нормально выглядишь? Алфедов молчит. Джаст всё ещё ждет ответа, надеется, что так парнишка подбирает слова, а не решает проигнорировать допрос со стороны уже самого седовласого. И будет прав в первом: студент мычит секунду и прерывисто продолжает.       – Очень, очень долгая история.       – Но ты же не с самого рождения такой?       – Не с самого. Это... Может лет с десяти или одиннадцати? Я не помню. Взгляд Снежинки возвращается и в них куратор читает некоторое непонимание. Закрадывалось впечатление, что он правда не знал, для чего он это носил вообще. Джаст устало вздыхает, проиграл он свою часть допроса!       – И всё таки ты выглядишь старше, чем я ожидал. Слушай, а что это у тебя за фиолетовые... Э-э... – пальцем мужчина показывает по частям лица, где и виднелись эти прожилки, пугающие своим присутствием. Куратор надеется - ему не просто показалось. Что-то они сразу приковали его внимание, хоть сейчас их не было видно вообще.       – Ничего! Не знаю, что ты нашёл. – фыркает снежный и отворачивается, накидывая наспех свою маску. Джаст испугался, что что-то испортил. Спонтанно так открыться и снова закрыться, будто ничего не было? С этим мириться он не хотел, поэтому пододвинулся ближе.       – Ну чего ты? Не такой ты и старый! Я же пошутил! На моем уровне ты, ну, или даже выше. – ехидно смеётся седовласый, пытаясь поймать руки студента. Под собой слышит тоже сбивчивые смешки. Значится, опять минутка слабости не помешала развеяться. И затихает фигура. Джаст прекращает баловство и выпрямляется.       – Не щекоти меня, дурак! Ха-ха! И все таки он маску натянул, стал поднимать голову выше, почти к небу, чтобы куратор своими ручонками не дотянулся. Такого нахальства Джаст не захотел терпеть, поэтому попытался продолжить.       – А вот этого я не обещаю. – хихикает, пытается скрутить руки и закончить своё грязное дело: вообще Джаст не совсем понимает, зачем он вообще трогает бедного маленького мальчика. Стянуть маску? А зачем он обратно его надел, раз снял? Джаст не нагляделся! Успевает, как чуял, что получится: Алфедов очень недовольно завопил. Джаст выхватывает чужое добро и оттягивает далеко, чтобы не достал.             – Да алё-ё! Вип действия закончились! Маску отдай!       – Мне больше нельзя что-ли? Время моё закончилось? Студент обиженно отвернулся, даже не попытался что-либо сделать. Поднял гордо голову и что-то себе под носом говорил: наверное, пожелания смерти своему любимому куратору? И опять затихал этот снежный, не поддавался. Реакции ноль и как-то куратор испугался, что сделал лишнее. Остановился.       – Смотри, снег пошёл! И поднимает голову: действительно, шёл хлопьями снег. А стемнело вообще туши свет, ничего не видно было дальше того фонарного столба, под которым нежились эти двоя. Оглядываясь, интересно тень ложилась на снежные крупицы с неба и завораживающе падали на землю, грязную и мокрую. Они таяли, но успевал падать новый. Стало падать обильнее.       – Снег... Завтра опять утром гололёд будет? – хмыкает недовольно чертёнок.       – Надеюсь нет. Я все равно не доехал бы, поздно уже.       – Ты когда маску напялить успел? – Джаст оглядывает свои руки: что-то и не стало в них маски, а подняв голову повыше точно услышал чужое хихиканье под этой картонкой.       – Только волшебство рук и никакого мошенничества!       – Тебе не стыдно? Оба вернулись к снегу, который падал обильно, не останавливаясь или прерываясь на секунду. В районе фонаря темный комок холода становится белым, почти что горел на глазах, только визуально. А падая в сторону другую, из светлого обратно в темный, снежинки превращались обратно в непонятный сгусток ничего, теряясь в темноте. Но и не холодно было, что удивительно: прохладно, да, но только холодный редкий ветер мешал, что не было проблемой. В общем загляденье, этот танец снега, прямиком первым рядом в этом природном театре. И что-то всё ныло, даже после такого. На душе неприятным послевкусием оставалось. Снова неловко, хотя тишина не являлась этой причиной.       – Ещё раз извини, Снежинка. Мне правда стыдно.       – Тоже прости, поступил я как-то ну... Очень некрасиво.       – Мы оба.       – Ага... Минута тишины. Не было тревожно, не было чувства, что всё пропало! И в какой-то степени Джаст был доволен сегодняшним разговором.       – Ты куда? Надеюсь, на родительскую.       – Сталкер из тебя никудышный, но я говорю - не доехал бы. Ты чем слушаешь?       – Я маску твою хочу снять. Не идет тебе, и мне не нравится!       – Да мне всё равно, что тебе там не нравится. Я самодостаточная личность. – хихикает Алфедов, медленно наблюдая, как очередная снежинка падала на землю.       – Снежинка. – внезапно показывает пальцем на этот зимний пейзаж, на падающее белое чудо, проходит секунда и глупая ухмылка на лице представляла другое действие куратора: он, показывая пальцем уже на белобрысого, который немного не догонял, в чем же был подвох, улыбался. Просто и легко – И-и... Снежинка! Ловко я это придумал?       – Мне говорили взрослые люди серьёзные.       – Тьфу ты, гадина такая. Портишь всё! Я обиделся. И смеются вместе, легко, без задней мысли что только недавно они неделю друг друга игнорировали, грызли шеи. Они встают вместе, оглядываются. Опять темно, вообще подъезда ни Джаста ни Алфедова видно не было. Пурга наступала какая-то, но хлюпать по грязи пришлось бы все равно, стоял только вопрос времени. Доходят вместе до тротуара, не такого заснеженного и снова молчат, почему-то остановившись: могли уже по домам разбредаться?       – То есть теперь как раньше? И всё равно я переживаю за тебя. – Алфедов хмыкает       – А что переживать то...? Точно. Ну.. Поверь! – невольно рука легла на плечо подчинённого – Я правда пытаюсь это решить: своими путями и обходными маршрутами и другой помощью! Это же правда решалось когда-то? Оно замолкало? Но я надеюсь, что это не будет прогрессировать. Я же сильный, я же смогу пережить? Конечно смогу. – хихикает Джаст, пытаясь отпугнуть от себя наводящиеся тревожные мысли. Он старался хотя бы не думать об этом, обходить тему стороной. Вроде помогало?       – Конечно, я верю, ты самый-самый. Представь теперь, что ты видел под маской, как я рад за тебя.       – А можно каверзную просьбу?       – Валяй.       – Давай на прощание обнимемся? Как хорошие друзья! Как настоящие бро!       – Как мужицкие мужики?       – И это тоже! И парни даже без неловкой паузы в нахождение более удобной позы просто взяли и обвили друг-другу плечи. Куратор сам по себе расслабил всё тело, почти улегся на чужих плечах и просто наслаждался моментом. Назвать Алфедова теплым проблематично, но можно в какой-то степени. На лице удивительно, но заиграла улыбка. Джаст был счастлив каждой своей частичкой тела, каждым трепетным поглаживанием по спине уже такой родной, почему-то. Они же общаются не так давно! Но этот малец слишком, слишком крут, чтобы его игнорировать. Так что куратор просто принимает факт, что он хочет больше общаться с Снежинкой: ему комфортно рядом с ним, даже если они поругались на прошлой неделе, даже если всё шло по-понятному месту. Больше пяти минут они кстати не простояли: белобрысый начал хлопать по спине, пытаться выбраться из лап любвеобильного черта, когда тот в свою очередь уже и шмыгал носом, обливался слезами от "умиления". Не ожидал студент, что самый хикка преподаватель будет таким эмоциональным, но и это превращало в очень смешные истории. И этот считался тоже интересным и смешным. А главное что сам снеговичок улыбался. За маской, но это не мешало. Они наконец разошлись. Приподнятое настроение и, о боги!, возвращение к этим незамысловатым словам, действиям, взглядам. Взглядам. Снова те пуговки зрачки перед Джастом. И всё же почему он держит свое лицо в тайне? От других? Ты ничего не заметил? Странные, очень странные фиолетовые... Вены? Ранки? Шрамы? Что это и почему при виде них становилось пусто? Лезть глубоко в это не хотелось и рассуждать без информации тоже совсем не хотелось. А Алфедов... Он так быстро сменил тему! Что-то тут нечисто... Хороший мальчик. Только не ругайтесь впредь. Надеюсь, вы будете отличными товарищами, наиприятнейшими приятелями. И почему-то стояло ощущение, что что-то тут не так. Джаст и не заметил, как уже стоял у своего подъезда. Ключи в кармане, а после и в руках быстро зазвенели. Открывается железная магнитная дверь. И захлопывается. На улице уже ой как холодно становилось, да и темно. Пора бы уже и домой идти. *** Легкий гул лампы. Уже поздно: на телефоне высветились любимые "19:17". Парень молится, чтобы сожитель успел до конца приема передачек. Ну не выдержит он до завтрашнего! А зарядки уже мало... В палате у Секби было тихо, лампа одна горела, почти полумрак. Положили его одного в маленькую комнату. По койкам посчитать предполагаемых братьев по несчастью легко, мест всего четыре, считая и место Секби, и все по стенкам, да даже так все равно: одна постель была разложена и в тумбе рядом вроде что-то лежало чужое, только техничка сказала, соседушка калеки уехал под расписку отмечать с родными. Секби бы тоже под расписку - и не приходил бы вообще. Вот только не отпустят его точно ближайшую неделю, да и было ли это желание у самого ящера? Сбежать! Парень на койке посмотрел быстро в окно. Темно за стеклом, совсем уже страшно, снег ещё шёл, боязно на улице. Хоть и не было сетки, но он сейчас на втором этаже больницы... Как-то передумал, плюнул на это. Сам парень лежал себе на жестком матрасе, ещё и на коротком: приходилось одну здоровую ногу складывать пополам, лежать с этим неудобно. А нездоровая, вот в гипсе - на добром слове, ей богу! Ногу врачи поставили на подушку в изгибе. По крайней мере умещалась она хоть как-то. Выглядело это конечно... Ужасно. Парень томно вздыхает. И телефон завибрировал! Хозяин гаджета радостно принимает звонок, прикладывает к уху и старается скрыть своё счастье: пусть думает, что недовольный ящер всё-то ждет! Ждет и надеется.       – Ало? Да я жду уже час тебя! Невмочь мне! Ты где ходишь? – замолкает, вслушивается в слова собеседника. В свою очередь звонивший задыхается по телефону, дышит прямо в трубку. Смартфон от уха Секби убирает, чтобы не оглохнуть. – Так ты приехал? Поднимайся скорей! Жду!       – И как ты так? У универа упасть, сломать ногу! А... Что сломал-то точно? Как долго будет заживать? Клэш всё крутился, стоял рядом с койкой инвалида: больше шутил, чтобы настроение поднять. Шуршал парень в бахилах, в палате почему-то не было табуретки или стула какого-нибудь. Упущение!       – Да падажи ты! Не тараторь, у меня голова болит... – актерски Секби прижимает руку к голове, цокает. – Месяц? Лежать здесь говорят буду недели две или три, как карты лягут. А так вроде голень. Не сильно рассматривал рентген.       – Значит я живу недели две один в квартире?       – Всё ты выгоду себе ищешь! У тебя вообще-то друг в беде, а ты всё со своей квартирой!       – Не буду слушать хотя бы упреки, что тебе ковер не нравится. Клэш победно зыркает на недовольную мину ящера - смешно раздражался, ну и очевидно несерьёзно. Потому хихикнув, мышонок продолжил.       – А ходить сможешь?       – К чему такой вопрос? Дурак что ли? Конечно буду, у меня там что-то откололось только, вот и всё. Не позвоночник же.       – Ну и слава богам, наверное. Вдруг в палату открывают дверь и злобно медсестра вскрикнула, посмотрела страшно на Клэша.       – Мальчики! Выходим, всё, время для гостей закончилось! Давайте-давайте!       – Ладно, я принес тебе твою зарядку и мандарины!       – Мандарины? Ты и мандарины принес?       – Чтобы было что погрызть. Ну ладно, я побежал! В протянутые руки положили кулёк шуршащий, с оранжевыми фруктами внутри. Ящер не ожидал такого подарка. Было приятно. В убегающую спину сожителя парень весело добавляет.       – Ты ключи только попробуй без меня потерять!       – Не потеряю! – выходя картавит друг, попутно закрывая дверь.