не холодный, не суровый

      Я холодный и суровый альфа.              Я умею говорить строго и четко.              Я могу не краснеть.              Я, блять, альфа.              Джисон повторял это как мантру. Ему было необходимо убедить, если не себя, то свой мозг, отвечающий за действия. Логики маловато, но Джисону на неё плевать, лишь бы хоть как-то да что-то сработало.              Почему он занимается такой откровенной самовнушающей хернёй?              Его бросили, потому что он оказался не таким альфой, каким его хотели видеть. И да, Джисон зациклился. Вот конкретно так стал стараться исправить всё то, что было в нём другим: мягким, невинным, смущенным. Джисон не был избранным, не был исключением, никем таким особенным — не был.              Джисону всего лишь двадцать три, поэтому он так сильно подвержен чужому мнению. Такому колкому и родному когда-то: уже не сейчас. Уже в прошедшем. Но в голове всё ещё временами прокручиваются слова о том, что он бесхребетный и мягкий; что он ранимый и тревожный; что он слабый и уступчивый. Джисон, вообще, думал, что кое-что можно засчитать ему в плюсы, но бывший решил иначе, определяя будущие самокопания Хана.              А Джисон именно это и делал теперь: рыл в сторону, где месил из себя другого человека. Так что теперь каждое утро и вечер перед зеркалом он занимается вот этой вот штукой из начала.              Я холодный и суровый альфа.              Я ебучий самец и ебать для меня не проблема.              Я хлесток и твёрд.              Я, блять-боже-чем-я-занимаюсь, альфа.              Да, Джисон вычитал это на каком-то сайте и решил проверить: а работает ли такое в жизни? Не обманывают ли эти спецы в интернетах ваших? И даже если Хан подсознательно понимал, что это не самый действенный способ — ха, не самый, блять, да это за способ-то не взять, — хватало сил только на него. Странно, но встать перед зеркалом да поговорить, какой он альфа, — несложно.              Ладно. Было сложно. Первые разы он просто прыскал от смеха, а после ревел, потому что и такое ему не поддаётся. Что, вот, он всё хи-хи да ха-ха, а серьезность его где, м? Нужно учиться. Его бывший Джисон вбил в голову это решение. Получаться стало не сразу, но со временем и смех над этим пропал, и иногда выходило строить слегка надменно-важное лицо.              Джисон был искренне этому рад.              Всё-таки не безнадежный.              Спустя пару недель Джисону нужно переходить к практике. На словах и перед зеркалом он хоть самый альфовый альфач, а на деле всё тот же Джисон-спасибо-за-купленный-кофе; такой же боже-Джисон-чудесные-щечки; и конечно ты-такой-хороший-друг-Джисон. Для других парней-омег — знакомых с ним из-за работы — он не воспринимается как потенциальный партнер. Джисон был скорее подружкой-сплетницей.              Джисон не был вариантом на жизнь, да даже на вечер не был. А вот на попить кофе и обсудить что-то очень даже был.              Его это ебало.              Хотелось романтики, объятий, внимания. А, как думал Джисон, он всё это мог получить только если начнёт притворяться кем-то другим: настоящим альфой.              Нужно в бар.              Нужно проверить теорию и поднять самооценку. Он же не настолько плох, чтобы уйти сегодня одному? Хотелось верить, что нет, поэтому Джисон надевает свой лучший наряд. Такой, чтобы выглядеть презентабельно, но не слишком вычурно.              Выглаженная белая футболка, скрывается лёгким пиджаком печёного коричневого цвета. На запястьях серебряные украшения и часы, увы, не самые дорогие. Классические черные брюки, обтягивающие подкаченные ноги, и Джисон довольно крутится перед зеркалом.              Лакированные туфли проиграли удобным белым кроссовкам.              Джисон уложил отросшие тёмные волосы в более менее приличный вид: не растрепанный. И даже захотелось улыбаться отражению. Вот он — сильный альфа…              — Пиздец, — лбом стукается об это же зеркало, понимая, какой же хуйней он занимается. Непривычной, нежеле абсурдной.              Но Джисону хочется попробовать себя в новом амплуа. Испытать, узнать, возможно, привыкнуть. Если сегодня кто-то поведётся на него, пока он будет вести себя по стереотипному-альфово, то тогда… Тогда Джисон подумает об этом потом, потому что мозг и так перегружен кучей вещей, которые обязаны держаться на переднем плане.              Я холодный и суровый альфа.              Я могу смотреть в глаза, флиртуя.              Я не сутулюсь и говорю внятно.              Я, блять-надеюсь-не-облажаюсь, альфа.              Бар встречает его громкой музыкой, приглушенным светом, и классическими составляющими приличного заведения. Если он добавляет в свой образ статусности, то и места, в которые он теперь будет ходить, также должны поддерживать его ложь. Джисон не переделывал себя с нуля, у него было понимание того, чего от него хотел бывший. Работа обязывала иногда быть строже, показывая клыки.              Но Джисон всё ещё не был важной шишкой, хоть и подчиненные имелись, на которых для порядка компании он повышал голос. Однако были и те, кто был груб с ним. Начальники разных отделов, что добавляли ему работы, заданий, и, главное, отвратительного настроения. Джисон решил, что все его негативные эмоции, он преобразует в образ альфы. Будет напористей, смелей, развязней.              М-да.              Джисон оглядывает столы в поисках омег, коих тут, на самом деле, предостаточно. Джисону не по себе, потому что то, каким он сейчас предстаёт — непривычно.              — Добрый вечер. Что-нибудь желаете? — интересуется бармен, когда Хан сажает свою задницу на жесткий высокий стул. На трезвую голову ему точно не выдать спокойного голоса, хотя и напиваться в его планы не входит. Так взбухнуть слегка. Чуток, не перебарщивая.              — Да, выберете лучшее, — отвечает лениво, не смотря в глаза и постукивая ногтями по стеклянной поверхности стойки. На лице маска безразличия.              Ёб твою мать. Надеюсь он не подумает, что я какой-то хуевёрт важный? Блять, Джисон, соберись. Ты хоть и альфа, но не хамло же.              — Пожалуйста, — добавляет чуть повышенным от стресса голосом.              Бармен, вообще-то, уже уходил делать его заказ, поэтому получилось, что Джисон сказал ему в спину. Но этот бармен — очень даже симпатичная бета с тёмными кудряшками — лишь понятливо кивнул через плечо, мягко улыбаясь.              Джисон растерян, но доволен, что сказал это. Хоть вышло и неловко.              И Джисону бы еще раз осмотреться, да вычленить кого-то симпатичного, но то, что он пришел, уже гордость. Сам собой гордится, ишь какой молодец. Теперь осталось не обосраться. Но он же холодный и суровый альфа, да? Такие задачи ему вполне под силу. Поговорит, пофлиртует, немного надавит аурой с примесью пряного запаха и, вуаля, он доказывает бывшему самому себе, что может быть настоящим альфой.              Кстати о запахе.              Джисон им гордился. Не то чтобы от него что-то зависело, но то, что у него он был довольно многогранным, — несомненно радовало.              Глинтвейн.              Гвоздика всегда проявляла себя больше всего, это был, скажем, основной аромат, однако были же оттенки. Яблоки, цитрусы, алкоголь, мёд — всё это мешалось и в определённые эмоции проявляло себя больше всего.              Бывший эти эмоции не распознавал.              Джисону сначала было грустно, а потом решил, что, кто на таком внимание-то заостряет? Наверное, это такая мелочь, на которую и недоумевать было странно. Вот Джисон и не возникал. Иногда хотелось, правда, но держал себя в руках, ведь не было желания рушить и так хрупкие отношения. А они неожиданно и без него развалились. Когда только всё пошло не так?              Или с Джисоном изначально было много проблем, а бывший терпел?              Да, оптимизмом Хан не отличался.              — Ваш заказ, — звук поставленного стакана отрезвил. Отвлёк от ненужных самокопаний, от которых Джисон мечтает избавиться. Ему уже так надоело, но переключить внимание было не на что, да и не на кого.              — Спасибо, — лёгкая улыбка украсила его губы.              А после Джисон принялся рассматривать то, что ему принесли. Как он понял, перед ним был Лонг-Айленд: по чайному цвету, характерному этому напитку; двум тонким ломтикам лимона на ободке; и обманчивому запаху кока-колы. Обманчивым был не потому, что на самом деле здесь не было газировки, а потому, что коктейль был довольно алкогольным. Водка, джин и ром делали своё дело.              Джисон не хотел напиваться, поэтому одного такого стакана будет даже много для хорошего вечера. Так что в следующее мгновение, Джисон аккуратно присасывается к черной трубочке, чтобы попробовать, а заодно охладить бесконечный поток мыслей. Как же сильно ему нужно отвлечься от них. Заебали.              Бармен мягко кивнул головой, задерживая взгляд на том, как пальцы сжимали холодный стакан. Джисон не знал, залип ли этот парень на него или просто так устал, что взгляд сам цеплялся за что-то, не отпуская. Бывает так, когда организм выматывается и человек ничего не контролирует, а с такой работой — всё возможно.              — Можно сделать заказ? — рядом с Джисоном кто-то садится, обращаясь к бармену.              — Добрый вечер. Конечно. Что вы будете? — сразу переключает внимание на нового клиента.              — Тоже, что и у этого молодого человека, — говорит чей-то мягко-сладкий голос. И Джисон не о приторности или наигранности, просто вот так вот он услышал.              — Замечательно, тогда пару минут, и всё будет готово, — бармен удаляется, чтобы приготовить нужный коктейль.              А Джисону любопытно. И еще — страшновато. Потому что он где-то подсознательно понимает, что рядом с ним сидит омега, а значит пора превращать план в действие. Ну как план, скорее мечты о том, что он поменяется в сторону кого-то лучше себя нынешнего. Даже если это лучше прикрывает очевидный выход из зоны комфорта. Попробовать можно.              Стоит ли?              Это Джисон узнает потом.              — Так уверены в моем выборе? — поворот головы вышел слегка резче, чем Джисон представлял. Ничего-ничего, главное сохранять правильный настрой, способный сразить омегу. Только бы не объебаться.              — Уверен, — парень практически моментально устремляет ответный взгляд. Рассматривает.              Джисон тушуется.              Боже, да не смотри ты так! Я же сейчас куда-нибудь утеку от стресса, и ты больше не увидишь никакого симпатичного альфы.              — Тогда спасибо за эту уверенность, — уголок губ дергается в улыбке.              Улыбайся, Джисон, улыбайся.              И сидят дальше. Вот так рядом, немного изучая друг друга. Выведывают территорию, желая понять, а безопасно ли: так ли поняли намёки. Джисон старается скрыть то, как сильно начинают потеть ладони, поэтому скрещивает руки на груди, опираясь на столешницу. А незнакомец так и продолжает сидеть в пол-оборота, стреляя глазами: флиртует?              Молчание затягивается, и Джисону всё более неловко. Омега, как ни в чём не бывало, закатывает рукава рубашки, выглядывающей из синего джемпера. Отрывает взгляд, от чего вызывает облегченный выдох альфы. Конечно, парень его не услышал из-за довольно громкой музыки.              Джисон неосознанно расправляет плечи, нервничая. Хочет казаться увереннее, чем он есть на самом деле. Если он жаждет перемен, значит, должен сам проложить им дорогу. Сквозь неловкость и страх.              У Джисона есть небольшая тактика по тому, как делать то, что боязно. Обычно считают до трёх, чтобы на последнее число сделать нужное, но Джисон поступает слегка иначе. Вместо заложенных в уме трёх, он решается на один.              Итак.              Один…              — Не хотели бы вы провести этот вечер со мной? — голос в начале дрожит, только позже приобретая хоть какую–то уверенность. — Если вы, конечно, свободны.              Альфа внутри бегает из угла в угол, не зная, где найти себе место.              Только бы я правильно понял… Только бы я правильно понял! Ебучие намёки.              — Я бы хотел, — очаровательно. — Меня зовут Ли Минхо, а вас? Раз уж мы с вами сегодня составляем друг другу компанию, нужно хотя бы имена узнать, — во взгляде интерес.              — Джисон, Хан Джисон, — протягивает руку, забывая, насколько потные у него ладони. Ох, значит, сейчас будет проверка на тактичность… Главное, её пережить, и если такое всё же произойдёт, отследить реакцию Минхо.              Ли не дергается, не кривит губы в легком отвращение, — как иногда делал бывший Джисона, — не убирает взгляд, не отпускает руку. У Минхо она, кстати, тоже потная, и от этого факта немного забавно. Встретились два неловкаша.              Но Джисон холодный и суровый альфа, вообще-то! Нужно возвращаться в образ, который он так старательно репетировал перед зеркалом столько времени. Минхо будет первым, кто увидит его успех… Или же провал, тут как пойдет. И Джисон надеется, что всё же первое, так как страх того, что над ним посмеются как-то слишком велик.              — Ваш заказ, — говорит неожиданно появившийся бармен.              Джисон бросает взгляд на такой же напиток как и у него, вспоминая его содержимое. Интересно, а как Минхо переносит алкоголь? Туго и с последствиями на утро, когда глаза не разлепаются, а в горле першит желанием выпить холодной воды? Или же легко и без мучительных отражений на организм, когда можно бодро встать и спокойно отправиться по делам? Джисон цепляется за эту мысль о том, что ему любопытен Минхо.              Манит он его.              Однако не поведётся же он на неловкого Джисона? На громкого Джисона? На моментами нихуя не понимающего Джисона? На обычного Джисона же не клюнет? Какими бы мечтами Хан не был оброс, все они недавно разрушились о некую реальность, о коей ему поведал бывший. Джисону нужно стать другим.              Да ведь?              Такой урок он должен был вынести из полученного опыта?              Неважно. Возможно, просто станет на один такой опыт больше. Джисон не горит желанием укалываться о болючий отказ или же насмешку, но если это сделает его чуточку лучше, то переживет. Через проплаканные подушки, море запачканных соплями салфеток, грустных плейлистов — обязательно переживет.              Джисон и сам не заметил, как погрузился в привычные мысли, крутящиеся у него в последнее время довольно часто. Сложно отпустить, хотя казалось, что уже получилось. Что эти тренировки перед зеркалом помогли, а так же новые знакомства в коллективе, — да, его опять ввели в круг хороших-друзей-на-поболтать-обсудить, а не кого-то большего, ведь его не видят этим кем-то большим — а ещё время сделало его другим.              — Вы красивый, — вдруг говорит Минхо, — когда о чём-то думаете.              Джисон опешил. Мысли тут же прекратили поступать в его мозг да и всё остальное тоже. Во-первых, ему сделали комплимент, коих он не слышал довольно давно: вот так напрямую и явно без дружеского подтекста. Какая тут дружба, если с их знакомства не прошло и часа. Во-вторых, заметили, что он о чём-то задумался, и это было бы нормально, но Джисон же хотел произвести впечатление сурового и холодного альфы, а такие всё своё внимание уделяют омегам напротив. И в-третьих, такими темпами склеят именно его, а не наоборот.              — Спасибо, — благодарит, потому что приятно, правда. Хоть и неловко. Хоть это он должен был сказать этот банальный комплимент. — Не против перейти на неформальное общение? Хотелось бы обращаться на «ты» к тому, в ком заинтересован.              Ну как? Я преуспел в том, чтобы казаться расслабленным? Блять, как же это всё странно…              — Совершенно не против, хотел предложить то же самое, — пальцами чуть крутит трубочку в стакане. Смущается или играется?              — Тогда, Минхо, — Джисон старается быть непринужденным. Искренне. Ему понравился Минхо, и не хотелось бы его пугать своей настоящей неловкой личностью. Хан не планировал общение вперёд, поэтому не брал номер телефона, а так же не мечтал о будущем в виде: проснуться утром в одной кровати.              — М? — вопросительно выгибает бровь, ожидая, когда Джисон продолжит.              А Джисон мнётся. Решается на то, чтобы предложить провести эту ночь вместе, ведь для этого он здесь: для проверки себя на альфовость. И бар этот именно этим и известен. Тем, что называют сексом на одну ночь.              Минхо же пришел, зная это? Или Хан сейчас, сказав, опустится в глазах омеги до того, кому только секс и нужен. Не то чтобы это плохо, просто Джисон не привык, что кто-то про него может так подумать. Он, наоборот, славится тем, что в офисе «единственный девственник», хоть это и не так, всё равно смеются неверяще. Это обижает.              Джисон слишком много думает на этот счёт.              Он здесь не для размышлений. Надо действовать. Да. Взять и решиться. Не выйдет так не выйдет, ведь всё и не могло получиться с первого раза.              — Хочешь поехать ко мне? — блять, ну вот. Решился.              — Хочу, — ответ быстрый и уверенный.              Или могло.              Джисон титаническим усилием сначала контролирует удивление на лице в виде выпученных глаз и разинутого рта, а после и улыбку, что счастливо бы проскользнула на лице.              Я холодный и суровый альфа.              Я знал, что мне не откажут.              Я уверен в своих словах и действиях.              Я, без-понятия-как-вести-себя-дальше, альфа.              — Думаю, пока мы допиваем наш коктейль, такси успеет подъехать, — Джисон вбивает в приложении нужный адрес, так как это прекрасно занимает его хоть каким-то действием. Дальше он будет пить, а вот потом…              Потом должен случиться диалог. Или не должен?              Что вообще делать потом?!              Молчат. Минхо делает маленькие глотки, и Джисон тоже. Заговорить или не заговорить?              Не заговорил.              Звонок от приложения «такси» поступил раньше, чем Джисон успел решиться даже на обычное: коктейль вкусный.              — Такси приехало, — лишь говорит Хан, подзывая бармена, чтобы заплатить за недопитые коктейли.              Альфы же обычно платят за двоих, да?              Джисон это сделал. Боже, спасибо современному миру за пластиковые карточки, отчего Джисону не нужно тут отсчитывать купюры и думать, сколько же там надо заплатить. Просто приложил — можно сделать это уверенно, так как недавно полученная премия радовала его счёт — и готово. Можно идти на улицу. И Хан надеется, что ночной воздух освежит его голову, немного захмеленную Лонг-Айлендом и симпатичным омегой, чей запах стал уловимей.              Вкусно.              Горячий шоколад.              Сладко-сладко-сладко.              Джисон столбенеет, так как неожиданно его обоняние было полностью захвачено чужим запахом. Таким густым, как и сам напиток. Однако когда Минхо приблизился к нему, то аромат ушёл на задний план: стал слабее. У Джисона промелькнула мысль, что ему показалось, но по лёгким всё ещё гуляла сладость. Зачем Минхо заглушает её?              Доехали примерно за двадцать минут, молча слушая радио, которое водитель учтиво убавил, когда они сели. Даже поинтересовался не стоит ли ему выключить, что было бы не самым лучшим решением, как посчитал Джисон, ведь о чём говорить с симпатичным омегой — не представлял.              — Прошу, проходи, — пропускает внутрь своей маленькой обители Джисон.              Минхо мнётся вначале, осматриваясь. Но меньше, чем через минуту ведёт себя уверенней, снимая кроссовки пятка о пятку, стискивая их. Поправляет волосы и ступает вперед, интуитивно предполагая, что ванная находится дальше. Руки помыть надо.              И, правда, не ошибается в направлении.              Плеск воды, и Джисон будто выходит из какой-то странной дымки, ведь до сих пор не верил в происходящее. Омега у него дома? И они тут, ну, для… Этого секса получается. Джисон к такому не привык, обычно с ним соглашались на дружеские посиделки за просмотром кино, но никак не более горячее продолжение. Хотя, стоит отметить, что он и не предлагал, разговаривая только намеками, когда наступала какая-то заминка на более близкий шанс в общении.              Поэтому Джисон проскальзывает на носках по полу, не в силах те оторвать. Напряжен ли он? Да, блять, да. Омега… И пахнет.              Сладко.              Джисон старался игнорировать тот запах, который под конец поездки стал заполнять его пазухи, но выходило откровенно хреново. Дурманящий, тягучий, сводящий с ума. Такой хотелось есть, ощущая на языке, потому что он был настолько вкусным, что устоять перед укусом было чертовски сложно. И почему он такой? Разве омеги пахнут так в обычные дни?              Джисону не дают об этом подумать дольше, когда перед его носом распахивается дверь из ванной.              — Твоя очередь, — улыбается Минхо, напоследок проведя по спине Джисона, как бы говоря, что он его ждет.              Ох, окей?              Ну, что ж, хорошо. Ладно, Джисон возьмет своего альфу за яйца и покажет, что зря его держали во френдзоне, зная о его чувствах. Зря, определенно, зря они все это делали, ведь он ух какой! Да! И бывший тоже зря его бросил, определенно! Джисон уверенный в себе альфа, который уже около пяти, блять, минут мылит руки. Еще столько же пялится в зеркало, чуть протирая лицо от жирного блеска. Может, зубы почистить?              Джисон отбрасывает пиджак, оставаясь в одной футболке. Решается наконец выйти из ванной, тут же хмелея сладостью, заполняющей нос. Ноги готовы в любой момент либо подвести, рухнув на колени, либо унести его к источнику запаха.              — Минхо? — зовёт осторожно, так как начинает догадываться о причинах столь ярко выраженного горячего шоколада в квартире.              Гостиная, что одновременно и спальня, встречает его краснеющим омегой. Тот недолго делает вид, будто не слышал приближающихся шагов, вставая с маленького дивана, находящегося рядом с кроватью.              Уверенный шаг, а после шея окольцовывается чуть потными ладонями. Скорее жаркими, чем мокрыми. Джисон не успевает понять абсолютно полное ничего, как его губы накрывают. Влажно и мягко. Отчего голову ведёт в желании не отпускать.              Что-то внутри клокочет и бьётся, желая притянуть ближе. Джисона мутит обилием ощущений, потому что правда, много. И этого много может быть только если… блять.              — Минхо… Минхо, у тебя течка?              — Да, — всхлип, а после он снова пытается восстановить поцелуй. Джисон ему это сделать не дает.              — Минхо, это опасно. Мы совсем не знакомы. Я не хочу делать тебе больно. Не хочу, чтобы ты открывался мне, сам того не хотя, — Джисон пытается вразумить, так как страшится инстинктов. И тех, что делают Минхо таким покорным и нуждающимся, и тех, что делают уже его покорным и нуждающимся.              — Но я хочу, — взгляд полный отчаяния, искреннего. И было что-то еще. Что-то такое же искреннее, чего Джисон уловить не мог. У него зациклились совершенно другие мысли в голове. Например те, что кричат о том, чтобы Джисон дал Минхо то, что он хочет.              — В тебе говорят инстинкты, Минхо, пожалуйста, пока есть такая возможность, — Джисон чуть отлипает от горячего тела, но за его руки продолжают хвататься.              — Джисон, пожалуйста, уже поздно что-то делать, — у Минхо глаза блестят и брови заломаны.              Неужели, он настолько отчаялся?              — Минхо, — Джисон поправляет выбившуюся прядь из прически омеги. Ему хочется заботиться, хочется на уровне его собственных — совсем не альфовых — инстинктов. Но Минхо же нужно не это? Джисон хочет огородить его от себя же, понимая, что вряд ли даст то, что в данный момент желает омега.              — Пожалуйста, я больше не хочу быть один, — продолжает сжимать чужую футболку, цепляясь, — не хочу чувствовать холод, не хочу, Джисон.              Запах бьет новой волной, опаляя. Он будто нагрелся, словно напиток с той самой подходящей ему температурой. Плотный и густой, хотелось кусать. Хотелось до покалывающих на кончиках пальцев мурашек.              Хотелось-хотелось-хотелось.              Но тот взгляд, которым на него смотрел Минхо, возвращал. Джисон брал себя в руки. Джисон глотал, прокашливаясь. Джисон не позволял себе брать хоть что-то от этой ситуации.              Нужно решить всё до того, как что-то может пойти не так. Если уже не пошло.              — Но я же незнакомец, Минхо, ты меня не знаешь, и я тебя тоже, не знаю, — хотелось быть голосом разума, пока руки ответно приклеились к телу напротив. Это никак не получалось контролировать. Джисон, будто и не хотел контролировать.              Да, точно. Он же не такой альфа. Не умеющий контролировать.              — Мы познакомимся ближе, но потом, Джисон, просто побудь рядом, побудь со мной, — Минхо сжимается, чувствуя, как подступает новая волна жара. Ноги совсем не держат, поэтому почти всем весом опирается на Джисона.              И он держит.              — Я… Минхо, хорошо, я буду рядом, — целует в лоб, пока в нос ударяет сильный запах шоколада.       Джисон мысленно даёт себе оплеуху, ругает последними словами собственный рот, который дает надежду омеге. Он же хотел отказать, хотел, и что в итоге? Не смог.       Слабый и клянущийся, что не сделает больно и плохо.       — Спасибо, — губы поджимаются в улыбке, а после тянутся для небольшого поцелуя. Такого маленького, словно закрепляющего их небольшое соглашение.              — Чего ты хочешь, Минхо, я сделаю это, обещаю, — гладит по волосам, наблюдая за тем, как омега жмется ближе к руке, чуть прикрывая глаза.              Его инстинкты давно взяли вверх, выворачивая наружу что-то такое сокровенное, к чему Джисон боялся прикасаться. Будто не для него. Будто разрушит.              Альфа внутри заполняет вены желанием заботы.              — Не обещай, Джисон, не обещай, — глаза не открывает. Прячется ли боясь, или же ловит момент, но Джисон не может перестать думать насчет того, почему же Минхо так себя ведёт.              Что ему сделали в прошлом, если он так отчаянно цеплялся за незнакомца?              — Тогда просто говори со мной, чтобы я не сделал тебе неприятно. Я не буду обещать, но буду стараться не быть придурком, — поцелуй в сомкнутые веки.              Забота-забота-забота.              Джисон на время запихивает как можно глубже своё желание быть холодным и суровым, потому что, кажется, Минхо нужно не это. Кажется, тому нужно диаметрально противоположное. И грело ли это Джисона? Да, возможно, да.       Минхо — незнакомец из бара, который рискнул отдать себя в самый уязвимый момент. Джисона колет в сердце лишь мысль о том, что этот омега мог оказаться у кого-то действительно холодного и сурового. Это пугало. Чисто по-человечески — это страшно.              — Ты не будешь придурком, — смеётся слабо, приоткрывая глаза. Глядит влажно-блестящим взглядом, от чего у Джисона разум чуть подводит, ныряя в совершенно странные мысли: оставаться рядом с омегой не только сейчас, но и завтра, и дальше… Блядские инстинкты, надевающие на него розовые очки в форме сердечек.              Слащавый, наивный, ранимый.              Джисона сдавливает за грудиной прошлым. Оно не позволяет себя отпустить, цепляясь склизким червем. Вгрызается всё глубже, не позволяя дышать свободно.              Пока что Джисон заложник.              И спасать других ему из клетки проще, чем себя.              — Конечно, я же буду стараться, — подхватывает под бёдра, чтобы ноги Минхо обвили его талию. — Пойдём, лучше ляжем на мягкое. Постельное белье менял сегодня, так что на чистом будем спать.              — Но чтобы спать на чистом, нужно самим быть чистыми, Джисон, — говорит, пока его укладывают спиной на мягкий матрас. Волосы треплются еще больше, обрамляя тёмным кругом румяное лицо.              — Могу тебя помыть, — произносит, забывая о том, как эти слова на самом деле смущающе звучат.              — А можно?              — Можно.                     

***

                    Джисон набирает горячую ванну, чтобы Минхо не замерз и чувствовал себя укутанным в тепло. Для Джисона был важен чужой комфорт. Минхо стоит в стороне, переминаясь с ноги на ногу, блуждая взглядом по телу скрытому одной лишь белой футболкой и брюками, чьи руки проверяют температуру воды.              — Готово, — говорит Джисон, вставая с места.              В нос продолжает бить шоколад, пока собственный запах он старается подавлять, не желая хоть как-то тревожить рецепторы омеги. Незачем, так лишь больше запутает то, что между ними происходит, хотя и что именно происходит, сказать не мог.              — Залазь, — Минхо уже делает шаг, но его легонько тормозят за рукав кофты. — Минхо, не в одежде, — смягчающая улыбка.              До Джисона стало доходить в какой ситуации они оказались. Но отступать куда-то было уже поздно, раз уж он вызвался помочь и помыть, то так и сделает.              — Сам? Я отвернусь?              — Сам. Отвернись, — Минхо покрасневший до кончиков ушей. И Джисон этому по-настоящему умиляется.              Слышится шуршание где-то за спиной, а после громкий плеск воды, когда тело погружается туда полностью.              — Иди сюда, — зовёт Минхо, вроде и просяще, а вроде и уверенно.              Джисон идет. Поворачивается сначала, после видя, как из воды выглядывает темная макушка и бледные плечи, довольно крепкие на вид. Минхо обнимает колени руками, уложив на них щёку. Смотрит внимательно на действия Джисона, который присаживается рядом, после того как захватил с полки над раковиной мочалку и гель для душа.              — Помоешь, да?              — Помою, если ты всё ещё этого хочешь.              — Хочу.              Джисон не скрывает улыбку.              Губка пенится от ванильного геля, который так подходит запаху Минхо. Джисон трет бережно, ухаживая. Методичные действия, окружающие тело омеги, согревали его тело. О нем заботились. Глаза прикрыты и, видно, что доверяет. Насколько это возможно в компании незнакомца.              Джисон не знал, что чувствовать. Потому что: а что вообще он должен сейчас испытывать от контакта с омегой? Возбуждение? Нет, его точно сейчас не было. Страх? Может быть он бы и был, так как нельзя выкидывать из головы то, что перед ним абсолютно незнакомый человек, однако — его не было. Минхо перед ним был беззащитен из-за начавшейся течки, от такого сейчас ждать ножа в спину, как минимум, глупо, а, как максимум, смешно, ведь где этому ножу в ванне взяться.              Итак, может быть, удовлетворение? Что вот он такой сильный альфа, в чьих руках сейчас доступный омега, и его наконец воспринимают всерьёз, доверяя. Джисону смешно, и что он тут у себя в голове устроил? Придумывает какие-то странности, добавляя и своему образу, и образу Минхо чего-то клишированно-чужого. Он же его совсем не знает. Может, не в течку он бы как взял его за задницу, и…              Блять, как-то многовато может за эти пять минут. Джисон немного встряхивает голову, чтобы мысли встали в нужные и привычные места, так что челка выбивается из прически. Из-за влажности она и так потеряла форму, а сейчас вообще перекрыла обзор. Джисон было хочет потянуться рукой — да, в пене, — но его опережают.              — Я поправлю, — всплеск воды. Рука Минхо мокрая, от чего уложить волосы получается с первого раза. По лбу к щекам стекают теплые капли, а пальцы задерживаются в прядях, поглаживая.              — Спасибо, — благодарит, засматриваясь. — Минхо?              — М? — он будто примагничен к столь маленькому действию.              — Пора вылезать, чтобы не перегреться, — Джисону бы убрать с головы чужую руку, но, честно, он не хочет. Побудет немножко эгоистичным, наслаждаясь лаской.              — А как же ты?              — А что я?              — Помыться, Джисон, помыться надо, — и глазами хлопает медленно.              — О, — прокашливается, а Минхо тем временем убирает руку, чтобы отползти к спинке ванны. — Я помоюсь после того, как уложу тебя в кровать.              — Мне пять? — изгибает бровь. Видимо, пелена возбужденного бреда — в его мягком проявлении, лишь с изъявлением желаний — спала.              — Нет, не пять, — Джисон смотрит в глаза. И хотелось бы сказать, что из-за уверенности в себе, но нет. Просто если опустить их, то можно увидеть куда больше оголенных ключиц… Смущает, очень смущает. — А сколько? — м-да, и лучше не придумал.              — Двадцать пять, Джисон.              — М-м, так, значит, ты мой хён? — нервно смеётся, подмечая эту деталь. Теперь кажущуюся значительной. Боже, Минхо старше.              — Да, и как твой хён, я хочу, чтобы ты разделся и помылся вместе со мной, — разве глаза могут так блестеть.              Джисон теряется, роняя мочалку в ванну, а та не тонет, но сейчас не до этого. А до чего же? До того, что Джисон сдаётся под упрямым взглядом и отворачивается, снимая одежду.              — Поздно смущаться, Джисон-и.              Так вот какой этот омега без блюра течки.              — А я, смущаюсь, — бурчит совсем тихо, чтобы его не услышали. — Двигайся, хён.              Минхо закатывает глаза. Джисону хочется улыбнуться, однако сейчас он зациклен только на том, чтобы вода не вытекла за бортики от добавленного тела. Нужно быть осторожным, а еще… Еще он голый. Блять, да очевидно, что в ванну он не полезет в трусах тех же, но как-то, неловко.              Джисон руки не знает, куда деть, так что кладёт те сначала по бокам от Минхо, укладывая на бортики, но тут же убирает, смущаясь столь нехарактерно-развязному ему действию. По-крайней мере оно ему таким показалось — собственническим.              — Верни, — Минхо ложится на него.              Боже, он лег на него! Голый!              — Возвращаю, — Джисон слушается, потому что не способен на обдумывание. Только на выполнение действий.              — Хороший альфа, — чужой вес давит, но приятно давит. Джисону нравится чувствовать тепло, а еще слышать что-то такое.              — Издеваешься, да? — только вот веры маловато в то, что над его неловкостью не смеются.              — Нет, — Минхо поворачивает голову, утыкаясь носом в его подбородок. — Ты возишься тут со мной, ухаживаешь, как я могу издеваться?              — Просто?              — Джисон, я таким не занимаюсь, — и оставляет крохотный поцелуй в том же месте, где только что был его нос. — Ты не до конца вымыл меня.              — Да? А где ещё? — сообразить самому ему не дают. Джисона берут за руку, ведя ее под воду, и кончики пальцев касаются напряженного члена. Не его.              — Тут, и… — пальцы скользят дальше, вниз. Туда, где сжимается влажная дырочка, скользкая от смазки. — Тут.              Джисон сглатывает, громко. Рукой боится пошевелить, хотя его больше не держат. Под подушечками бархатная кожа, отчего те немного скользят вверх в желании ощутить больше, совсем неосознанно. Джисон улавливает учащенное сердцебиение, не своё, а еще — более глубокое дыхание.              — Минхо?              — Не останавливайся, пожалуйста, — этот манящий голос. Джисону от него дурно, потому что он заставляет слушаться, исполняя наказаное.              Пальцы обхватывают небольшой член у основания, дразнясь, поднимаясь выше. Медленно, тягуче. И, боже, этот запах горячего шоколада бъет по рецепторам с новой силой. Джисон лбом упирается в темную макушку, в надежде хоть где-то найти опору, потому что его ведёт. Внутри всё рычит, просыпаясь от давно закостеневших альфовых инстинктов. Джисон нажимает слегка пальцами, поднимаясь, чем вызывает задушенный стон.              — Хён, нравится?              Минхо кивает, хватаясь за согнутые колени Джисона. Свои ноги вытянуты, грозясь всё время сжаться, но желание не позволяет, наоборот, гремя о том, чтобы он расставил их пошире. А сделать это в ванной невозможно. Сейчас будет лишь малая часть удовольствия, но и оно уже косит любой самоконтроль.              Омега скулит внутри от того, что ему не хватает запаха альфы. Хотелось не только чувствовать касания, но и ощущать до самых гланд то, чем пахнет Джисон.              — Хочу услышать то, как ты пахнешь, — шепчет на выдохе, так как рука на его члене двигается куда смелее. Ведёт витиеватые дорожки, нажимая. Дразнит ноготком уретру, проскальзывая снова вниз: к самому основанию.              Джисон мнётся, услышав Минхо и его просьбу, правда пальцы не останавливает от нежных касаний, доводящих. Разве ему можно? Это не пересечет грань их странных взаимоотношений еще больше? Но, может, чуть-чуть: совсем немного покажет, чтобы унять чужое любопытство, да и самому нечего скрывать, только если бешеный стук сердца.              — Тогда слушай, — Джисон позволяет глинтвейну распространятся. Замирает, боясь. Сам не знает чего, просто боится услышать что-нибудь не то. Что-нибудь колкое или язвлящее. Такое, что напомнит ему о том, какой он.              И, действительно, какой?              Минхо какое-то время молчит, чем заставляет тревогу Джисона выть и биться о стенки сознания, которое до сих пор старается не терять.              — В баре ты пах чуть иначе. Там было больше яблок, а сейчас, кажется, — пара глубоких вдохов, — сейчас ты пропитан дорогим вином с гвоздикой. Пряно. Мне нравится. Это красивый запах.              Джисон никак не может отмереть, услышав. Оттенки… Минхо их различил. Будет слишком сопливо, если Джисон поцелует его в макушку на радостях? Поздно. Уже это сделал.              — Окутай меня своим запахом, пожалуйста, — Минхо жмётся спиной ближе. Вплотную, подмахнув слегка бедрами, чтобы Джисон продолжал.              Теперь ванна наполняется густым шоколадом и пряным глинтвейном. Будто на снежном курорте, когда после часовых поездок по горам, волочишься отдыхать в небольшой кафешке. Когда ноги гудят от напряженных катаний по слегка замерзшим путям; когда руки на самых кончиках пальцев морозятся красным; когда нос и щеки покалывает от смены температур. Джисон никогда бы не подумал, что запахи могут сочетаться атмосферой, которую те несут в своих нотах. А оказалось вот как.              Казалось, что можно увидеть те нити запахов, пропитывающих ванну, настолько явно они ощущались. И настолько же ощущался омега в руках Джисона. Минхо гнулся, поддаваясь касаниям, потому что разум туманился бесконечным потоком мыслей, развращающих. Пальцы сжимались на коленях Джисона, в попытках ухватиться.              Минхо дышал часто, выдавая то, насколько ему нравится, и то, насколько ему хорошо. Джисону было непривычно.              Разве с ним может быть так?              Разве он способен доставлять такое удовольствие?              — Джисон, продолжай, — шепчет, потираясь макушкой. Та мягкая и слегка влажная от воздуха.              Джисон продолжает. Да, он неуверен, неказист, неуклюж, но это же не помешает подарить омеге спокойную течку, правда же?              Я холодный и суровый альфа...?              Я умею доставлять удовольствие.              Я и мой запах сводят с ума.              Я, кажется-совсем-не-хочу-быть-холодным-и-суровым, альфа.              — Хён, как ты любишь? — рука немного меняет маршрут, выводя узоры на внутренней стороне бедра. Такие маленькие и, казалось бы, неприметные, но ощущения разносились мурашками, не давая нужной силы касаний. Ведь нужно было больше, сильнее, слаще и томительней. Вот Джисон и томил Минхо, маринуя в возбуждении.              — Просто дай мне кончить, хотя бы сейчас, здесь, а дальше я расскажу, как люблю, — Минхо трётся спиной, чувствуя, как позвонки упираются в эрегированный орган, большой. Такой хотелось на язык, либо сжимать тугими стенками.              Такой хотелось, потому что его хозяин был до безумия нежным.              Минхо такое любит. Таких.              Но такие не любили его.              — Ох, хён, а если я не дам тебе кончить здесь, что тогда? Не расскажешь? — целует за ухом, мягко сминая тонкую кожу. Трепетно и с азартом.              Джисон возвращает руку на член, даря ложное ощущение близкой разрядки. Очерчивает маленькие венки, возвращаясь к розоватой головке. Та сочится предэякулятом, и боже, нужно поскорее выходить из ванной.              — Расскажу, только сидя на тебе, не против? — продолжает скрести короткими ногтями по чужим коленками, в каком-то отчаянии. Течка рушит любые связные мысли и действия, заменяя всё гормональными всплесками, которые контролировать — не получается.              — Не против, — наконец ускоряется, так как смущён: до красных ушей и сбитого дыхания. Этот омега настоящий доводитель и совратитель. Джисону непривычно, что с ним так общаются: игриво. Вместо дружеских бесед у них происходит какой-то недо флирт и недо нежность. Это было странно, но приятно.              Джисон немного — самую малость — ощущает себя увереней и раскрепощенней, видя, как его действия влияют на омегу. На Минхо. Тот изливается ему в кулак, после пары ласково-сильных поглаживаний по головке.              — Теперь надо ещё раз мыться, — выдыхает Минхо, не дёргаясь и даже не стараясь встать с груди Джисона. Пригрелся. Возможно, он этого не скажет, но то, что за его спиной есть теплый и надежный — как он хочет верить — альфа, успокаивает. Собственная омега, самая открытая и пугливая ее часть, доверяет незнакомцу, который ни разу не показал, что ему противно.              Для Минхо это было новым.              От него не кривились от обилия смазки и слёз на лице. От него не отшатывались, когда он лез с касаниями. От него не уходили, слыша что-то якобы более дерзкое и призывное для омеги.              От него не отвернулись.              Может, после течки его поцелуют в лоб и отправят домой. Может, не оставят номера телефона или даже намёка на продолжение. Может, эта странная сказка закончится глупой ссорой, когда Минхо перестанет быть течным и доступным, и в нём разочаруются.              Может… Может, Минхо и плевать, потому что хотя бы один раз, один чёртов раз, он позволит себе довериться и поверить в заботу другого. Такую тёплую, когда его кутают в махровое полотенце, неся на руках — боже, на руках! — а после заворачивают в домашнюю одежду. Такую мягкую, когда обнимают со спины, поглаживая живот и приговаривая, что вот читал где-то, что такие касания успокаивают. И такую нежную, когда перед тем как уснуть, Минхо чувствует сопение, согревающее шею.              Лишь бы проснуться, и это всё не исчезло.