не холодный, не суровый

      За окном брызжет утреннее солнце, вот то самое, яркое и желтушное, от которого нужно прятаться за занавесками, если не хочешь вставать с первыми лучами. Однако дело не только в солнце, когда Минхо тяжело разлепляет глаза.              Просыпается от того, что ему безумно жарко. Душно настолько, что казалось, будто воздух выкачали не только из всей комнаты, но и из лёгких. Минхо хочет раскрыться, думая, что он под одеялом, но вместо ткани чувствует чью-то руку, обвивающую талию. Воспоминания резко проносятся в голове, заставляя чуть ли не вцепиться в волосы, не веря.              Он серьезно сейчас находится у какого-то альфы дома…?              И подумать бы об этом дольше, внимательнее изучив своё вчерашнее поведение, но ему не позволяет ни тело, будто с закипающей внутри кровью, ни парень, который стал ворочаться, просыпаясь.              — Минхо? Минхо, как ты?              Точно, это не какой-то альфа. Это Джисон.              — Жарко, — только и может произнести. Руки неожиданно начинают покалывать: немеющей дрожью. Состояние оставляет желать лучшего, и в голове всё путается настолько, что кроме мыслей о жажде и невыносимой духоте — ничего не остается. — Можно воды, пожалуйста.              — Подожди немного, — Джисон выпутывается из одеяла, почти теряя равновесие из-за отлежавшихся конечностей и скомканной у ног простыни. Джисону нужна пара секунд для того, чтобы глаза наконец показали комнату перед ним, так как зрение решило ненадолго пропасть из-за таких резких махинаций. Плевать на тапки, что защитили бы босые ноги от холодного кафеля кухни, может, поможет освежиться.              Джисон часто моргает, чтобы утренняя сонливость поскорее прошла, и он смог сосредоточиться на помощи Минхо.              Вода из графина чуть плещет на стол, растекаясь каплями и по стеклу стакана. Мокро. Джисон подносит руку к лицу, чтобы протереть немного лоб и заправить пушисто-буйные волосы. Там точно непонятное гнездо, и сам он с утра весь какой-то непонятный обычно, если бы не нужно было помогать Минхо, Джисон бы ни за что не вышел к нему. Не таким. Но сейчас не до этого, поэтому приходиться соскрести все частицы уверенности, накопленные за вчера, и войти в комнату.              — Спасибо, — еле выговаривает Минхо, делая осторожные глотки.              Джисон трогает его лоб, чтобы проверить температуру, а та превышает норму. У каждого омеги всё индивидуально — естественно, — но видимо Минхо из тех, кого лихорадит, разрушая нормальное состояние. Хочется верить, что это не надолго. Нужны ли таблетки? И только вот Джисон не понимает, а можно ли ему быть рядом… Нет, он же говорил, что не будет придурком, не обещал, как попросил Минхо, а сказал — постарается. Для этого, наверное, не стоит закрываться и всё же спросить, какие лекарства обычно принимает Минхо.              Да? Джисон же всё ещё ему… ну, нужен?              — Я посплю и станет полегче, правда, — Минхо ставит стакан на тумбочку. Его щёки красные — та самая краснота при температуре, — а у висков выступил пот. — Прости за такое доброе утро, — он не улыбается.              Прячется за одеяло, так как тело начинает знобить, терзая организм.              — Знаешь, это утро куда более доброе, чем предыдущие, — Джисон не врет. Ему незачем это делать сейчас, делать это с Минхо. Руки притыкают одеяло с рисунками кактусов к носу. Любимое постельное белье, вообще-то. И стрёмно ли было Джисону, что оно какое-то детское и несерьезное? Да, наверное, да. Но Минхо на ночь довольно пробурчал о том, что оно ему очень нравится.              А Джисон повёлся.              Вот так просто поверил, закрывая глаза на мысли, кричащие, что и здесь ему врут. Хоть в то, что белье понравилось, можно и поверить!              — Почему? — Минхо глазами медленно-медленно моргает, ожидая ответа. Джисон отмечает у себя в голове эту деталь, просто так, честно.              — Потому что ты всё ещё со мной, — уголок губы ползёт для странно-грустной улыбки, — не ушёл.              Минхо что-то угукает, зарываясь в одеяло целиком, сворачиваясь клубком. Джисон с минуту стоит, замерев, задумавшись, а после уходит на кухню. С таблетками пока повременит, нужно хотя бы поддерживать нормальную температуру тела. Нужно ещё сварганить бы чего-то, чтобы набить желудок. Нужно будет, наверное, зубы почистить, точно, надо достать Минхо запасную щетку и полотенце.              Нужно…              Блять, и что он там сказал?! Потому что ты всё ещё со мной — цитируя. Что это!? Джисон стукается лбом о столешницу, садясь. Пора бы избавляться от этой привычки, а то так и без мозгов останется. Руки где-то внизу болтаются, обессиленно. И драматичным быть таким тоже надо перестать быть. Перестать казаться загадочным, когда он простой и неказистый.              Тяжелый вздох разносится по кухне. Джисон снова копается у себя в голове, выковыривая недостатки на поверхность. Тоже плохая привычка. Очень. Но она с ним: присосалась пиявкой.              Часы отбивают мерный ритм, такой, что давит своей монотонностью. Джисон встает, хлопнув себя по щекам, тут же шипя от боли. И чего он тут себя калечит, никогда же не помогало. Так что отбросив излишние болевые ощущения, Джисон принимается за готовку. Ставит чайник, чтобы заварить кофе — да, растворимый, и что, он обычный ленивый и, главное, непривередливый человек, — сковородка тоже разогревается. Тостера нет, поэтому хлеб будет жарить здесь, так вкуснее.              Яичницу он не очень любит, если честно. За свои вкусовые предпочтения Джисон пару раз получал. Пару осуждающих взглядов не более. Интересно, а Минхо что любит?              …              Мысли о Минхо как-то слишком часто стали посещать его мозг, и причем Джисон гостеприимен к ним: провожает до самых заедливо-назойливых мест, усаживая в первый ряд на мягкие диванчики. Но это же, ну, нормально? Хочет узнать больше про фактически незнакомца, с которым провёл ночь. В обнимку. Кажется, тактильный голод утихнет на какое-то время, а то он был настолько въедливый в повседневные действия, что становилось не по себе.              Чанбин, конечно, предлагал свою кандидатуру, причем иногда вбегая в его тело, врезаясь. Чертяка. Уверенный в себе тактильный чертяка.              И поныть бы о его громкости, от которой уши болят. Да о том, что тот не знает меры ни в советах, ни в упреках, ни в тренировках, ни в еде. А можно еще о его какой-то слишком теплой поддержке, благодаря которой Джисон на ногах и функционирует. Если начать перечислять как плюсы и минусы Чанбина, Джисон бессовестно уйдёт в только хорошее, потому что это даже не друг — это семья.              Телефон, наверное, на зарядке, а это в комнате. Минхо тревожить пока не хочется, да и самому надо оклематься и собрать себя в человека с трезвым рассудком, так что сообщение капсом Чанбину подождёт. А сейчас почистить зубы и умыться!              Джисон приводит себя в человеческий вид, тратя на это приличные десять минут. Быть медленнее он не привык и даже такое время считал запредельным для ухода за собой. Запущенным не был, однако и чистюлей его не назвать, хотя в последнее время честно старался следить за кожей там, и стирать почаще. Не хватает самодисциплины.              Джисон, вспомнив о Минхо, достает дополнительные банные принадлежности и идёт сказать ему об этом, чтобы знал, что у него появилось личное.              Джисон входит тихо, боясь того, что разбудит, если вдруг Минхо в таком состоянии удалось уснуть. В комнате осел густой запах шоколада, ярко говорящий о том, кто же сейчас находится в его квартире. И, честно, Джисон не то чтобы против. Да, это было странно и необычно, но изначально, он не рассчитывал даже на то, чтобы вместе проснуться, что уж говорить о каком-то диалоге — да, всего пара слов, но тоже диалог! — хотя в их ситуации всё не совсем такое.              — Минхо? — зовёт, заметив шубуршание под одеялом. Через несколько секунд на свет вылазит тёмная макушка с прилипшей от пота чёлкой. — Я пришел сказать, что поставил тебе зубную щётку, зелёную, полотенце, тоже зелёное, и сменную одежду.              — Зелёную?              — Нет, она серая, — Джисон хочет улыбнуться, показывая, что он умилён, и позволяет себе это. Нет же в этом ничего такого, да?              Минхо моргает всё так же медленно, не отрывая взгляда от Джисона.              — Минхо, наверное, стоит умыться и покушать, а потом лечь спать, — Джисон глотает чаще, потому что через нос продолжают проходить плотные нити шоколадного запаха. Альфа внутри скребёт стены в попытках добраться до инстинктов, сорвущих выдержку Джисона.              Нет, монстром с лишь одной функцией — трахать — он не станет. А переборщить с заботой и опекой может с успехом. Для него Минхо сейчас — больше кто-то хрупкий и будто маленький, а это приведёт лишь к тому, что Джисон перестанет воспринимать омегу как взрослого человека, который как-то же смог прожить без него все эти двадцать пять лет.              Это раздражает. Джисон сам себя с его неспособностью исключить из головы мысли о том, что он должен помочь всем и каждому, а главное, что он способен это сделать. Лишь бы не увлечься. Не сейчас. Надо держать в голове то, что Минхо незнакомый человек, которому нужно переждать течку. И только.              Становиться опекающим родителем, навязчивым альфой, беспокойным и неуверенным парнем — нельзя. Быть просто простым. Никаким, чтобы не перейти грань, нигде.              — Да, наверное, стоит, — Минхо тем временем с ним соглашается, выпутываясь из одеяла, протягивая руки к Джисону.              Блять.              Джисон понимает, что Минхо абсолютно не связывает действия с мыслями, возможно, вряд ли их вспоминая после, но он является тем, кто запомнит. Ведь старался, сквозь сомкнутую челюсть, сдержаться от того, чтобы не поцеловать, не обнять, не поправить волосы и не приложить прохладные руки к щекам.              Я холодный и суровый альфа.              Я могу держать себя в руках.              Я могу быть серьёзным, давая только то, что нужно и ни каплей больше.              Я, так-хочу-к-нему-прикоснуться-ближе, альфа.              Джисон берёт Минхо на руки, несся в ванную. Там омега проводит привычные банные процедуры, пока Джисон стоит поодаль, отвернувшись, внимательно слушая звуки, чтобы если что успеть подхватить ослабленное тело. В этот раз омега споласкивается в душе сам, чему вроде и радоваться надо, что у того есть силы на это — и Джисон, честно, рад, — но и не отказался бы снова прижаться к горячему телу…              — Закончил, — более бодро говорит Минхо, щипая кончик футболки для привлечения внимания.              — Пойдём позавтракаем? — предлагает, смотря в глаза и снова не из-за уверенности. Откуда таковой взяться за сутки? Просто Минхо в его одежде, что ему, ну, по размеру даже больше, чем Джисону.              Тело… оно накаченное. Довольно крепкое, отчего за серой тканью видно очерченную грудь, взгляд на которую упал совершенно случайно. На секунду! Джисон сразу отвернулся, пяля после в глаза.              — Пойдем, правда я не думаю, что съем много, — жмётся неловко, пошатываясь.              — Ничего, даже немного, уже хорошо, — и ведёт на кухню, слыша, как сзади шлёпает тапками Минхо.              Звуки кого-то нового в квартире не напрягали, а добавляли жизни. Возможно, побуждали к глупым мыслям, хотя когда они были не глупыми, м? Джисон сжимает ручку кружки с лягушками, пока отсюрпывает горячий кофе. Минхо сидит напротив него, немного сутулясь, откусывает от бутерброда, довольно хмурясь.              Можно засмотреться, но всё же не стоит.              — Вкусно, — и показывает палец вверх, хотя съел всего два не самых больших кусочка. Рассматривает дальше, не притрагиваясь, видно, больше не хочет, но озвучивать не собирается.              — Наелся? — помогает Джисон, понимая, что сам бы тоже вряд ли сказал об этом, а когда подметили за тебя, вроде и не так страшно становится. Можно и согласиться.              — Да.              — Спать?              — Спать.              Джисон моет посуду, стуча тарелками как можно тише, чтобы не тревожить омегу, который отправился выкрадывать хоть какие-то силы на дальнейшее существование. Течка выматывает, нахально и со вкусом забирая много энергии на нормальное функционирование.              Со вкусом…              Чёртов шоколад пропитавший и кухню. Теперь вся маленькая квартира пронизана омегой, отчего Джисон чаще встряхивает головой в глупых попытках избавиться от наваждения. Выдавить из себя силком что-то инородное, такое явно-сильное, нехарактерное ему. Чего он так заводится, когда как раньше был более сдержан? И дело ли в омеге, позволяющем ему заводиться?              Джисон старается не сбежать — к Минхо в объятия, — когда заходит в комнату. Вчерашняя картина повторяется, когда спальня снова пропитана густо-сладким шоколадом, оседая в лёгких, а на кровати — раскрасневшийся омега. Всё же кое-какие детали другие, например, на Минхо его одежда, и они чуть больше, чем просто чужаки. Плюс одна ночь в копилку к так называемому знакомству.              Каждый сантиметр пропитан сладостью, не приторной. Колени грозятся подвести, падая на твердый пол, но Джисон стойко выдерживает данное испытание, держа в голове лишь мысль о том, что он должен помочь. Да, лучше уж её, вместо тех, что он запирает в подсознании. А там ничего хорошего, как считал сам парень: там желания заботы степени поцелуев бёдер и истекающего члена, сопровождённые мягкими поглаживаниями.              Холодные и суровые альфы держаться до последнего, молясь, чтобы до этого последнего не дошло.              А оно будто совсем близко, когда Минхо вот такой, и он сам с ним вот такой. Альфово-неправильный.              — Джисон, — хнычет, елозя задницей по простыни. Хватается руками за мятые шорты, натягивая.              Боже. Неужели, он промок?...              — Пожалуйста, Джисон, — слезы в уголках глаз, пока колени чуть разъезжаются по ткани. Светлая одежда не скрывает влажного пятна. Концентрата запаха горячего шоколада.              — Минхо, что я могу сделать? — попытка обезопасить и себя, и Минхо от чего-то опрометчивого, как он считал. Удачная ли, если Джисон уже сделал шаг вперёд?              — Не оставляй меня, альфа.              Это могла бы быть конечная. Могла. Бы. Но у Джисона будто просыпается второе дыхание, когда он понимает, что Минхо сейчас не контролирует даже речь и обращения, а это значит, что его принципы просто не позволят ему сделать хоть что-то большее.              — Всё будет хорошо, Минхо, — Джисон садится рядом. Кровать под его весом проминается, но дальше он двигаться боится, предоставляя ответное действие Минхо, чтобы он хотя бы фантомно чувствовал, что ситуация под его контролем и переживать не о чем. Что хоть он и в бреду течки, с его действиями считаются.              Минхо это чувствует, подползая ближе. Берёт осторожно пальцы Джисона, поднося к своей щеке. Та становится мокрой.              — Прости меня, альфа, прости, — слезы обжигают. Голос раздирает.              И что отвечать? Что делать в тех ситуациях, когда времени на подумать совсем нет? Джисон готов теряться, готов к панике и готов бежать, но касание к чужой щеке отрезвляет. Насколько может.              — Прости, что я такой грязный, альфа, — глаза не поднимает. Минхо трясётся, сводя ноги вместе, желая закрыться.              Джисон видит это. Джисон осторожно берёт одеяло, заворачивая в него Минхо, а тот поддается. Плачет и не сопротивляется, когда его тело погружают в мягкое покрывало, а после — прислоняют к теплому. Надежному. Позволяют мочить слезами одежду, а смазке продолжать вытекать, не подкладывая никаких дополнительных простыней.              Минхо действовал чувствами, а не разумом. Он мог лишь где-то отдаленно понимать, что происходит, и как именно он выглядит на руках альфы, с которым знаком около суток. В голове были только бесконечно проносящиеся мысли о том, что он жалкий, нуждающийся, грязный, не такой, каким привык себя показывать.              — Я-я… альфа, прости-прости-прости, — поток извинений в попытках загладить вину.              Попытках… Минхо всегда пытается, только вот плохо получалось, чтобы эти попытки заметили. Что вообще можно разглядеть в словах: прости?              — А у меня ещё другое постельное белье есть, знаешь, с цветочками, — Джисон что-то говорит. Минхо искренне старается прислушиваться, потому что, возможно, это то, что успокоит. — И футболок море! Можем хоть целый показ мод устроить, правда, он будет довольно однообразный, потому что я не привык экспериментировать с одеждой. Ещё гель для душа запрятан, цитрусовый. Будем вкусно пахнуть, ещё больше. А ты знал, что мы хорошо сочитаемся? Ой, ну не как пара, конечно, а в смысле запахами, ну, вообще и как пара, возможно, тоже, я пока не думал об этом. Может, и думал, но не так много, правда! В общем, всё хорошо, Минхо, хорошо.              Речь, моментами сбитая, успокаивала. И руки, что крепко прижимали к себе — тоже. Минхо больше не плачет, но прижимается так же близко, желая восполнить недостающее тепло. В сердце.              

      ***

                    Минхо приходит в сознание спустя несколько часов, находя себя снова в чем-то завернутом. В этот раз это не только руки, но и одеяло. Кажется, новое, как и остальное постельное бельё. Выпутываться, если честно, не хотелось, желая сохранить приятные ощущения, однако затекшее тело молило об освобождении.              — Проснулся? — где-то сверху доносится ласковый голос.              Ох, Джисон.              — Да, — интересно, он устал с ним нянчиться как с ребенком малым? Минхо смутно помнит, что происходило утром, всё сохранилось какими-то урывками: вот его отнесли на руках в ванную — боже, опять на руках! — дальше завтрак, а потом… Вроде, он сошел с ума и снова начался течный бред. Минхо так его называет, потому что речь в такие моменты — слезное нечто. И это не секси омежьи флюиды, а натуральные такие сопли и слёзы вперемешку со странными просьбами.              Например, не оставлять его.              Минхо от такого хочет бежать. Ему стыдно. Болезненно стыдно.              — Хочешь чего-нибудь? — Джисон, заметив ясный взгляд, расслабляется, однако щёки краснеют. Ведь теперь Минхо осознаёт свои действия, и теперь их близкое нахождение друг к другу смущает.              — Есть, мыться, смотреть ужастики, — перечисляет, не моргая. Он отбросит стыд как можно дальше, ведь привык так делать. Прятаться.              — Прекрасный план, — выключает телефон, оставляя непрочитанные сообщения на совести Чанбина.

      джисонь.

ЧАНБИН ЭТО ПИЗДЕЦ.

ЧАНБИН.

ОН ЛЕЖИТ НА МНЕ.

ТЕБЯ ЖДЁТ ДЛИННЫЙ РАССКАЗ, НО ПОТОМ.

ДОЖДИСЬ.

             Да, Джисон слегка на панике примерно с того момента, как Минхо заснул, прижавшись к нему. Сердце попрощалось, отдавая волю мыслям, которые разносили кровь с ненормальной скоростью. Спасибо, что впереди выходные и можно не волноваться насчет работы. До понедельника Минхо должно стать лучше, наверное.              — Моё полотенце зелёное же, да?              — Да, да зелёное, — тараторит, переминая пальцы.              — Угу, спасибо, — уползает, благодарно кивнув.              Минхо плещется в душе, пока Джисон тупит в стену. Внутри всё так же бегает альфа из угла в угол, как и при первом их разговоре. Быть уверенным, когда Минхо нужно помочь — легче, чем когда всё, что он способен предложить — это удовлетворение базовых потребностей. Хотя и здесь стоит повременить, потому что, кажется, Минхо и сам себя может удовлетворить…              Нет, он при нём не дрочит, а готовит поздний обед.              На часах почти пять вечера и с утра, кроме бутерброда с кофе, в животе ничего не появлялось, так что тот уже настойчиво урчал, прося покормить его. Благо радио на фоне играет и вытяжка включена, поэтому жалобные завывания желудка заглушены. Джисон смотрит на спину Минхо, пока тот по-хозяйски кашеварит на его кухне. Было в этом что-то неуловимо-завораживающее. В этой уверенности.              Джисон не бесился такой… наглости что ли? Он не знает, правильно ли будет описать именно так, но просто сравнивая с собой понимает, что не смог бы в незнакомой квартире вести себя раскрепощенно.              — Джисон-и, а где у тебя приправы, никак найти не могу, — Минхо не поворачивается, стоя на носочках, высматривая в шкафчике какие-нибудь пакетики или баночки.              — Они чуть дальше, — встаёт, радуясь, что наконец хоть какое-то действие сделает. Поможет, даже если всего на секунду, но уже будто не зря здесь сидит. — Вот тут, — Джисон старается не прислоняться, когда стоит за спиной Минхо. И, честно, игнорирует горячий шоколад, который, естественно, рядом с омегой ощущается, куда сильнее.              — О, спасибо, — опускается на полную стопу, получая в руки нужные специи, и чуть теряет равновесие. Видимо, организм всё ещё не восстановился.              Спиной сталкивается с крепкой грудью. Запах глинтвейна с более явными нотами корицы бьёт и косит. Минхо хочет развернуться; уткнуться носом в шею, чтобы вдохнуть поглубже; облизать кожу, оставляя на языке пряность; поцеловать, будоража себя и Джисона, которому бы точно понравилось.              — Хочешь, пообнимай меня со спины, пока я не доготовлю, — Минхо провокатор. Нахальный и уверенный, отчего Джисону только теряться и смущаться и остаётся. Как ему реагировать-то, м?              Я холодный, блять, и суровый.              Я не стесняюсь обнимать омег.              Я могу опьянять запахом.              Я, да-за-что-он-так-со-мной, альфа.              — Хочу, — и руками невесомо ведёт к чужой талии. Минхо — сейчас — не кажется маленьким. Когда он носил его на руках, тот ощущался не крошечным, конечно, но куда уязвимей. Оно и понятно, но Джисон всё равно отмечает, насколько Минхо разный во время течки и в жизни.              Хотя это он себя еще не вспомнил. Гон. Хорошо, что до него далеко… Вроде.              — Тогда хоти, пожалуйста, со своим запахом, — Минхо вздергивает голову наверх, чтобы опереться на плечо Джисона. Да, он поддался секундному порыву, но так же хочется… Он слабый омега, когда дело касается кого-то, как Джисон — такому хочется доверять.              Такому можно? доверять.              — Хорошо, хён, — он будет чуть уверенней, раз с ним ведут себя уверенно. Постарается показать, что он хочет не меньше, и что может он так же много.              Глинтвейн окутывает тело двоих, стоящих так близко, и Джисон прижимается чуть плотнее, чувствуя крепкие мышцы спины. Интересно, насколько омега сильный? Доведется ли ему узнать? А потрогать ближе, чем через одеяло или мочалку?              Корица смешивается с шоколадом, заправленная дурманящим вином. Дышат глубже, ловя касания сквозь одежду. Руки Джисона очерчивают узоры на втянутом от вдоха животе, дразнясь, залезая пальцами за кромку. Там горячая кожа и ползущие по ней мурашки от столь лёгких прикосновений.              Суп кипит уже где-то на фоне, а поставленный маленький огонь позволяет прикрыть глаза и наклониться ближе к шее, ведя носом к пульсирующей артерии. Дыхание щекочет, а Минхо этого и добивается: распаление ответных действий. Да, он нарывается на смелые касания, но, кажется потому, что омега внутри помнит, — с их телом будут нежными. Будут ласковыми и бережными. Поэтому и ведёт себя наглее, азартнее, играюче.              Безмолвно говорит о том, что Джисону можно. А Джисон продолжает испытывать.              — Хён, я коснусь? — шепчет, опираясь щекой о горячий лоб. Трется довольный так, чтобы Минхо чувствовал его улыбку кожей.              Минхо согласно мычит, собственноручно оттягивая края футболки. Сам прокладывает путь к тому, чтобы его касались смелее, ведь манит не только винный запах с корицей, но и Джисон. Весь такой смущающийся и ласковый.              — Ноги совсем не держат, м, хён? — внутри бурлит и рвётся что-то новое, что-то, чего раньше Джисон не испытывал так явно. Возможно, желание окутывать вниманием пряталось, лишь сейчас выявляясь наружу. Легонько показывая себя, давая увидеть и Минхо.              — Тогда ты и держи, раз я не справляюсь, — омега, действительно, не справляется. Однако опора в виде тела Джисона — помогает.              — Уже, хён, уже, — тихо-тихо смеется, умиляясь.              Он не понимает, что с ним происходит. Вроде же неуверенный в себе, неуклюжий, робкий, тогда почему же так ведёт себя рядом с Минхо? Это и на него так течка влияет, раз действия перерастают во что-то более смелое? Странно, боже, как же всё странно.              — Ты называешь меня хёном, только в такие моменты, — подмечает Минхо, плавясь от того, что альфа проводит пальцами по резинке боксеров, а там же совсем рядом… Джисон трогает головку сквозь ткань.              Слабый выдох, и омега прижимается ближе. Смазка начинает выделяться активнее, пачкая внутреннюю сторону бедра. Хотелось сжаться, закрыться, спрятаться, но жилистые руки удерживали его на месте, будто защищая.              — Какие такие? — Джисон пробует на вкус поддразнивания. И реакция Минхо на них побуждает не останавливаться.              — Когда я превращаюсь в течную омегу, а ты прижимаешься ко мне со спины, — трётся, возбуждая и провоцируя.              — Действительно, ты прав, — поглаживает мягко очертания члена. — Если не нравится, ты только скажи. Если хочется чего-то, то тоже не молчи.              — Как просто.              — А зачем же усложнять?              — Не знаю, — честный ответ, потому что Минхо растерян. У него каша в голове, от чего думать не получается. Да и сейчас не зачем. Можно снова поддаться порыву и довериться тёплым рукам. Потом обмозгует каждое слово и действие, потом расспросит Джисона о его каждом слове и действии, потом докопается до истины, если таковая есть — всё потом.              Сейчас у него течка.              Сейчас он в руках надежного альфы.              Сейчас он не хочет думать о том, что всё это закончится спустя пару дней.              Ноги дрожат, а смазка продолжает выделяться, скользя между мягких половинок. Минхо глаза прикрывает, чтобы абстрагироваться от внешнего мира и только чувствовать. Чувствовать, как нежно его касается Джисон, будто боясь причинить любую боль. Чувствовать, как в воздухе смешиваются их запахи, которые сочетаются во что-то необъяснимо-вкусное с множеством оттенков: пряности и сладости. Чувствовать, что разрядка близко и голова кругом только от чего-то столь любовно-хрупкого.              Чувствовать, тяжелое дыхание над ухом и понимать, что это из-за него. Что это его запах, его тело, его касания и слова довели до такого. Но не личность. Пока что слишком мало знакомы для чего-то столь интимного, как внутренние переживания и мысли, характер и чувства. Минхо не надеется. Минхо не верит в то, что его захотят узнать после… После всего этого беспорядка с начавшейся течкой.              Он знал, на что идёт. Осознанно пошёл в этот бар, сел рядом с незнакомыми альфой и согласился поехать к нему домой.              Только вот Минхо не знал, чем это обернется. Точно не заботой по отношению к нему и разрешением остаться; не горячей ванной и теплой кроватью; не мягкими смущенными улыбками и после доходящими разговорами. Ждал грубости, возможно, страха. Ждал чего-то привычного.              Или это его только ждёт?              Джисон же с ним всего лишь сутки, да еще и в течку, поэтому обязательно, узнав его поближе, — разочаруется и бросит. Минхо не обманется, но позволит себе довериться этому выстроенному заботливому образу альфы. На время.              Да, это всё на время.              — Мог бы ты сжать сильнее, — чуть всхлипывает, так как собственные мысли доводят до слёз. Таких мимолетных, ведь вся боль копится внутри, разрастаясь въедливым плющём, и только от избытка вытекает наружу парой соленых капель.              Джисон ведёт носом по волосам, зарываясь, будто пряча лицо, которое и так не видно. Ему хорошо и хотелось, чтобы и Минхо — тоже. Он слушается, давя на головку, проводя ниже, плотнее. Там мокро от смазки, но это не отталкивает, наоборот, распаляет. Ту хотелось собрать, провести по горячей коже, чтобы смотреть на эти влажные следы. У Минхо красивое тело.              И голос.              Тихие постанывания хотелось слышать громче, но Джисон понимает, что тогда будет сложнее не сорваться: для поцелуя. Если бы он услышал стоны от своих действий, то поплыл бы. Потерялся в розовых мечтах о том, что будет дарить Минхо удовольствие.              А это непозволительно.              С ним же не останутся после течки.              Это всего лишь на время.              Касания ближе, запах гуще, ощущения острее. Мысли запутаннее, надежды не выстраиваются, а тела всё так же говорят за них громче слов.              Джисон немного ломается, ведомый обстановкой и обилием чувств: таких странных и новых. Целует шею, совсем рядом с первым выступающем позвонком. Минхо мурашит, а плечи хочется поднять, но пробирает до приятного. До непривычного. Однако переступить ту грань удовольствия он смог после слов.              Слóва.              — Красивый, — тихий шепот около уха.              Комплимент, такой простой и, казалось, обычный. Но почему же он так сильно отозвался в сердце? Минхо кончает, снова отклоняя голову на плечо Джисону.              Дышит громко, стараясь прийти в себя. Тепло со спины исчезает, отчего становится как-то пусто… Но правильно, не нужно продлевать такие касания, чтобы не привыкать. Незачем. Так лучше. Для всех.              Джисон думал точно также. Боялся привязываться.              — Суп, наверное, приготовился, — замечает Минхо, открывая глаза и выключая огонь. Поворачиваться не хочется, но ему же плевать? Это течка всё с ним делает, а сам же он не такой нуждающийся во внимании?              — Ой, да, наверное, — Джисон мешкается, снова заламывая пальцы. Не знает куда себя деть. — Ты иди первый в душ, я пока тарелки расставлю и подготовлю для обеда стол.              — Ты же не будешь дрочить на кухне? — улыбается Минхо, смягчая интонацию. Раньше бы усмехнулся.              — Что? Нет, не думал, — отнекивается, а после подхватывает настроение, расслабляясь. — Планировал уйти на балкон и стоять одиноким волком, жалко Луны нет.              — Пф, волком, ну-ну, — Минхо смеётся искренне, хотя шутку и не считал такой уж смешной. И что с ним?              — Иди уже, — чуть подталкивает в направлении ванной.              — Опять мыться, — закидывает голову и наигранно ноет, хотя и правда в этом есть. Сколько уже можно отмываться? И стоит ли говорить, что раньше сил на такое банально не было, да и не нужно как-то, так как тело должно было сохраняться влажным и скользким? Изнутри.              Как-то многовато воспоминаний на один вечер. Минхо семенит, отвлекаясь мыслями на Джисона, на что-то, что происходит сейчас. И ему, правда, интересно, как тот будет со стояком дальше. Ничего криминального, конечно, но как он справится? Хотелось бы помочь, а то только ему и доставляют удовольствие. Надо будет исправить это, потому что услышать и увидеть альфу под ним… Да, было бы неплохо.              Джисон расставляет необходимые приборы, отвлекая себя от тяжести внизу живота. В ванной как-нибудь разберётся. Пока Минхо занял душ, можно посмотреть, ответил ли Чанбин, а там висело одно непрочитанное. Джисон мысленно радуется, замечая имя друга на экране с его пафосной фоткой на аватарке.        чанбиба. джисон, я буду самым верным хатико и дождусь.       

джисонь.

горжусь.

чанбиба. ДЖИСОН. ДЖИСОНВНАОЫНА.       

джисонь.

ТЫ ЧЕГО ОРЕШЬ.

чанбиба. А ТЫ ЧЕГО ОРЕШЬ.

джисонь.

ПОТОМУ ЧТО ТЫ НАЧАЛ.

А ЧЕГО ТЫ НАЧАЛ.

чанбиба. ТЫ ВЕРНУЛСЯ!! ЗНАЧИТ, ГОТОВ РАССКАЗАТЬ, ЧТО У ТЕБЯ ТАМ. И КТО ТАМ НА ТЕБЕ ЛЕЖИТ!!!       

джисонь.

был бы готов, но он сейчас моется, а это не надолго.

чанбиба. кто этот зАгАдоЧныЙ оН.       

джисонь.

омега.)))))))

очень милый кстати!!!

чанбиба. ты. обязан. мне. подробности. но так и быть потом созвонимся. или я сам приду.))))))       

джисонь.

ха…

я напишу тебе, когда можно будет.

чанбиба. боишься, что напугаю?       

джисонь.

боюсь, что испугаешься.

он высокий.

чанбиба. … удар ниже пояса.

джисонь.

а знаешь, что еще ниже пояса...

чанбиба. с огнём играешь, малец.

джисонь.

ладно-ладно!

потом обязательно расскажу!

а сейчас пожелай мне удачи подрочить в душе!

чанбиба. уверен, ты справишься с такой непростой задачей! удачи!              Джисон вздыхает, закрывая глаза на очевидный сарказм, но после улыбается. Да, настроение явно стало лучше.              Всё так быстро происходит, что голова кругом. Кажется, за последнее время это самые насыщенные два дня и то, не полноценные. Да уж, жизнь-то может поменяться, немного и ненадолго, но может! Джисон ерошит волосы, чтобы разлепить слегка взмокшую челку. Засматривается на стол, на котором стоят дополнительные приборы. Вторые.              Он будет есть не один. Эту еду приготовил кто-то симпатичный и по всем внешним признакам приятный. И внутри там, кажется, тоже — приятно. Джисон пялит в одну точку, размышляя, но щелчок открытия двери — отвлекает.              — Давай, топай, — подзывает, выходя из-за угла.              Растрепанный, домашний, румяный.              Джисон бессовестно залипает. Ему нравится такой вид и нравится, что они поедят вместе. Вот он — такой простак и недо-альфа, и Минхо — загадочно-необычный и обаятельный омега. Посмотрел ли на него такой, будь они в других обстоятельствах? Более… обычных?              — Топаю-топаю, — и плетётся в ванную разбираться с уже не таким твердым возбуждением и не такими крепкими убеждениями.              Минхо садится и чиркает пару строк другу о том, что с ним всё в порядке. Может, тот не показывает этого, но беспокоится по больше Минхо в обычные дни. И в необычные. А сейчас именно такой случай, так что он очень надеется, что его при встрече не прибьют за такие риски.              Но всё возможно.              А пока что телефон в сторону после просмотренных сообщений в чатах и каких-то новостных группах, Джисон за это время как раз успел помыться.              — Надеюсь, суп не остыл, — хихикает, присаживаясь на мягкую подушечку. Стулья жесткие и попа устает сидеть, поэтому такая вещь была жизненно необходима! Особенно учитывая то, как Джисон любит залипать на просторах ютуба, отпивая давно остывший чай, который он бережно расстягивает на пару часов.              — Должно быть нормально, если ты не любитель есть с пылу с жару.              — Не любитель, — улыбается, зачерпывая ложкой первую маленькую порцию. — М-м, вкусно!              — Я рад, — Минхо довольный.              Сидят, молчат, хлюпают куриным бульоном с овощами. Радио всё также где-то на фоне играет, а вытяжка давно выключена. За окном солнце приобретает больше оранжевых оттенков, разбавляясь розовыми и красными. Красиво и спокойно. Атмосфера была умиротворенной, что странно, учитывая, что они до сих пор незнакомцы.              Наверное, они слишком часто повторяют про себя то, что чужие.              — А теперь, ужастики, — доев, говорит Минхо. Сытый, разморенный едой.              — Ага, сейчас только посуду помою, — складывает тарелки в раковину, включая воду. Минхо бочком рядом опирается о столешницу, наблюдая, как губку смачивают моющим средством.              — Чистоплотный.              — Не, просто работаю на опережение.              — Чего, опережение? И кого ты опережаешь? — забавно.              — Свою лень, — плечами пожимает. — Просто представляю, как я удобно улягусь на кровати под ужастики, — с тобой, — с чаем и вкусностями, так еще и с мыслью, что посуда помыта. Красота.              — Звучит убедительно. Я бы не смог так каждый раз.              — А кто говорит, что я так каждый раз? Это случай на раз в неделю, бывает, два.              — Лень тоже работает на опережение? — Минхо просто хорошо. Рядом. Над раковиной лампочка с теплым светом, подсвечивающая красивые руки, в пене. И это тоже относится к просто-хорошо-состоянию.              — Да, именно, — Джисон не замечает, но на его улыбку засматриваются. Нагло, не скрывая. — Так, всё, посуда помыта!              — Е-е, а теперь ужастики! — ликует, подгоняя Джисона в сторону комнаты. — Ты давай там ищи что-нибудь интересное, а я нам чай сделаю. С кухней у меня отношения на ты, когда как с техникой… Трижды уважительные.              — Понял-понял, — и ускользает в дверной проем комнаты.              Минхо не сразу замечает, что уже какое-то время на его лице растянута легкая улыбка, потому что ему правда легко. Как бы не привыкнуть. Боже, пожалуйста. Сейчас лучше сосредоточиться на чае и попытках пережить течку.              Кружки в руках, а подбородком Минхо зажимает упаковку конфет, валявшихся в дальнем углу шкафчика. Джисон сидит на краю заправленной кровати, опирается локтями на колени — поза поиска. Он серьезно настроен найти лучшее.              — Ну, как?              — Успешно, — Джисон отвлекается на звук поставленных кружек на журнальный столик. И единственным светом сейчас служит не севшее солнце и яркий экран телевизора. — Давай, залезай.              И Минхо залезает, подгребает под спину кучу подушек, любезно раскиданных по кровати. На ноги ему закидывают плед, а в руки всучивают горячий чай. Рядом, с подогнутыми коленями, на которые удобно ставить чашку, уселся Джисон, тыкая на пульте пуск.              Фильм включается, громкие звуки разносятся по маленькой комнате. Будто и не чужие, будто всё так, как должно быть. Только вот расстояние между ними большое, хотелось бы ближе, но, наверное, правильнее соблюдать приличные полметра.              Так проходит примерно час? Полтора? Сложно сосчитать, так как время летело быстро в такой спокойной обстановке. Запахи тоже на время успокоились, обволакивая теплым ощущением защищенности. Глинтвейн с оттенками мёда и горячий шоколад. Кружки с чаем давно закончились и отставлены на столик, а конфеты подъедены и раскиданы парой фантиков рядом.              Альфа внутри давно спит, убоюканный присутствием омеги. А та самая омега свернулась клубком где-то у сердца, тепло.              Минхо почти готов рискнуть продвинуться ближе, чтобы прилечь и, возможно, заснуть на удобном плече. Но в фильме мельком показывают живущих на кладбище котов, и Минхо будто окатили холодной водой.              — Коты, — вдруг произносит Минхо, подскакивая с места.              Со всей этой течкой он забыл, что скоро еда из авто-кормушки закончится. И он мог бы поехать и завтра, но тревога берет свое.              — Что? — Джисон наблюдает за копошащимся омегой, которого шатает из стороны в сторону, пока он пытается найти телефон и одежду.              — Мне надо покормить котов.