Пленительный аромат

      — Да, я уже подготовил своё убежище и считаю себя в полной безопасности. Ну, хотя бы на этот раз, — вздохнул я, потирая шрамы на затылке.       — Вас что-то беспокоит, но вы не говорите. Думаете, это поможет нашей работе? — мой психотерапевт был… Странным. Неформального вида омега с широким размахом плеч был похож на рокера, а не на психолога. Да и кабинет у него был под стать: тёмный, мрачный, тесный. Но именно здесь я ощущал себя в безопасности. Может быть именно своей нестандартностью этот мужчина меня так подкупил, когда я пришёл к нему в первый раз. После были другие, но я вернулся.       — Мой папа в больнице, завтра мне стоит уехать, но… Мне необходимо уехать, но я не хочу бросать папу одного. Да, с врачами, да, в хорошей клинике, но… А не уехать, означает в моём случае одно…       — Вас снова поймают. В двенадцатый раз, — заключил Оливер Хайд, делая пометку в телефоне. Этим он тоже отличался, вёл все записи в своём смартфоне и только в нём.       — Это хреново, что я подумал: какая разница, когда будет двенадцатый, сейчас или позже, если на этом всё не закончится? — я усмехнулся, спрятав глаза под нахмуренными бровями, и сгорбился. — Если бы не папа, я бы…       — Вам стоит доверится врачам и уехать. Вряд ли ваш папа обрадуется, если вы пожертвуете собой ради него. Да и вы ничем не сможете повлиять на лечение. Он переживает о вашей безопасности. Или вам уже нравится насилие над вами? — Хайд был прямолинеен. За это я его уважал.       — Вы же знаете, что… — я замолчал. Меня тошнило. — Это всё, чего я достоин.       — И вы прекрасно знаете, что это не так, зачем убеждать себя в обратном? — голос Хайда был безэмоционален и холоден. То, что нужно. Никакого сочувствия и переживания, оно меня только раздражало. — В течку под альфой вы получали удовольствие. Это физиология. И это факт. Вам не за что себя винить, а изменить прошлое никто не в силах, как и ваши реакции. А то, что это было жестоким насилием, сделайте себе скидку на всю вашу историю. Я предупреждал, что такое возможно, что для вас нежность станет чем-то недопустимым и странным. Нежелательным. Ваша психика подстроилась под реалии и нашла себе выход. Вы смирились и приняли себя как жертву. И всё же, советую уехать.       — Я поеду, просто папа… Да, он не должен переживать обо мне. Я поеду. Я буду в безопасности, и никто меня не тронет. В этот раз никто. Этого пока достаточно.       — Думаю, мы можем закончить на сегодня. Ты как? — Хайд сменил безразличие на лёгкую заинтересованность.       — Спасибо, Оливер, мне стоило прийти раньше. И ещё у меня к тебе предложение, у меня есть клиент, он не хочет особо говорить, я не могу найти подход, будто он меня презирает, и мне думается, что ты…       — Я приму его, можешь перенаправить, — кивнул Оливер. — У меня тоже есть клиент, если можно так сказать. Мне он родственник, так что я не хотел бы брать его и был бы рад, если бы ты рассмотрел его. Но он альфа.       — Нет, Оливер, я не работаю с ними, — прикусил губу. — Прости, но я не буду.       — Конечно, никаких больше вопросов. Чай, кофе?       — Мне пора. Ещё папу хотел сегодня навестить.       — Тогда позвони, когда отойдёшь. Назначим встречу. Всё, теперь беги по делам, мне тоже домой хочется, ты ж без записи пришёл. Давай-давай, руки в ноги и вали на все четыре стороны, — рассмеялся Оливер, который был мне уже как лучший друг. Мы сошлись на неформальном общении вне сеансов, и… Это помогало. Было неправильно, но мне это помогало.       Оливер работал на студии звукозаписи, которую открыл сам. По образованию он был психологом, пару лет работал в частной практике, а потом как-то не задалось, надоело, и он подался в музыку. Студия в один момент просела, Оливер окунулся в долги и вспомнил профессию, открыв на студии кабинет. И третьим его клиентом стал я. По началу Оливер очень растерялся, но потом просто махнул рукой и нашёл подход, перечеркивающий всё то, чему обычно учат практиков. Сошлись на том, что раз работает, то пусть будет, и мы продолжили. А потом меня снова поймали. Отойдя от случившегося, я заявился к Оливеру на студию, прописался там на трое суток, питаясь пиццей и китайкой, молча смотрел боевики и спал. На четвёртый день мы поговорили, и я вернулся на работу, будто ничего не происходило. Какая разница, какой это был раз.       Плевать.       Уже давно для меня ничего излишне страшного не происходит. Это всего лишь секс. Да, без согласия, да, без выбора, но это просто секс. Меня не избивали, не калечили, просто трахали. Когда ловил кто посильнее и наглее, утаскивали к себе. Они хотели меня так, что мозг уже не работал. Порой я молился богам о том, чтобы у всех альф в мире случилась импотенция лет так на сорок. У меня даже почти получилось завести отношения с бетой. Пока я не рассказал. Было смешно смотреть, как он начинает меня презирать с каждым моим словом всё сильнее. Ушёл с гордо поднятой головой и словами: «Я достоин большего, чем ты».       Плевать.       Не плевать на то, что отец болеет. Уже неделю в клинике, а лучше не становится. Придётся оперировать. Именно это я услышал, приехав вечером в клинику. Опухоль в голове и её нужно срочно удалять.       — Когда? — спросил я, едва не осев на пол. Мне никогда в жизни не было так страшно.       — Завтра утром назначена операция. Это наш лучший нейрохирург, страховка покроет… — я не слышал ничего дальше. Завтра утром папу будут оперировать. Серьезная опасная операция на мозге. И меня здесь не будет. Он уже спит, и никто не даст его разбудить, поговорить с ним. Утром я не должен здесь быть, но… Меня будто горой придавило.       — Я… я понял. Спасибо, доктор. Я… Я пойду, — кивал я, хотя половину того, что мне сказали, я не слышал. В голове гудело. Операция на мозге. Да твою ж мать, за что моему папе такое испытание? Он так много переживал обо мне, что…       Я свалился на лавочку в парке напротив. Вечерело. Сколько я просидел, вцепившись в свои волосы и сгорбившись напротив входа в клинику, я не знаю. Тошнило. Было так холодно, что я уже даже не дрожал. А ещё хотелось плакать, но слёз не было. Был страх.       Горячая ладонь крепко сжала плечо и встряхнула. Я не сразу сообразил, что от меня хотят. Промогавшись, поймал на себе полубезумный взгляд какого-то мужика. Смазка горячим мокрым пятном уже пропитала мои штаны. Как звонкая пощечина. Это отрезвило. Твою мать, нет, только не это.       — Отвали! — прорычал я, вскакивая со скамейки и бросился бежать. Бежать — это инстинкт. Спасаться. Забиться в любой угол. Спрятаться. Бежал, пока не сбилось дыхание, бежал, пока капот автомобиля не врезался в мои рёбра, откинув на пару метров. Блядь, как же больно.       Водитель вышел, проверить, в порядке ли я, а я во все глаза смотрел на приближающегося ко мне альфу, что не отставал. Кажется, за ним были ещё несколько. В ужасе бросился в машину и запер все двери, забрался назад и сжался в комок. Нет-нет-нет. Просто пусть мне повезёт, и я смогу переждать всё здесь. Пусть эти двери никогда не откроются. И как на зло, я услышал, как снимается блокировка с двери водителя, и он садится, захлопывая дверь. Сердце пропустило удар. Может ему хватит наглости, отбить желание у других? Всего один, это лучше, чем трое.       — Ты течный? — спросил тихий, но властный голос. — Хей, парень, ты течный?       — Д-да, — я не сразу понял, что меня спрашивают. Да и кто вообще вопросы задаёт, когда под носом пленительный аромат? Он же не бета, я чувствую этот глубокий запах марципана, бергамота и кожи. Пахнет, к слову, охуительно. Я простонал, ощутив, как смазки стало больше.       — Пошёл нахер! — выругался водитель, на альфу, который попытался дернуть дверь с моей стороны. Машина тронулась, оставляя моих преследователей позади. — Я тебя сбил. Что болит? Что-то сломано?       Я замер, прижимая колени ближе к себе. Что? Я не понимаю. Это невозможно. Пригляделся. Ведёт спокойно, не оглядывается на меня даже, дышит… ровно?       — Хей, парень? Парень, ты как? Испугался? — он всё же останавливается и оборачивается. Высокий лоб, четко очерченная линия челюсти, тонкие волевые губы, аккуратный нос и глаза, как два бездонных океана. Это был красивый альфа. Но это был альфа. В машине с течным пленительным ароматом. Но он не принюхивался. Вообще. И не вдыхал, как полоумный. Вдыхать в этот раз хотелось мне. Обмазаться этим запахом и спрятаться в него.       — Я цел… блядь, — скрутило спазмом, что из глаз слёзы посыпались. Как же, сука, больно.       — Прости… домой… помочь… потерпеть… придётся… со мной… — я не понимал, что он говорит, сознание обрывками возвращалось и снова исчезало, смазки всё больше, желание просто разрывает на части. На фоне стресса течка была чудовищной. А ещё жутко болели рёбра. Надеюсь, я ничего не сломал, было бы грустно. Вряд ли альфа будет сдержан. А мне и правда придётся потерпеть. С ним…       Ощущать горячие руки на себе было приятно. До тошноты осознания приятно, когда они тебя раздевают и роняют на что-то мягкое. Приятно, как сжимают бока, оглаживая кожу пальцами. Приятно, когда подхватывают и… купают? Я посмотрел на альфу, потянулся объятиями к нему, повис на любезно подставленной шее и вдохнул. Бергамот. Марципан. Кожа. Сглотнув огненный ком в горле, потёрся об эту шею и хмыкнул. Впервые ко мне так заботливы. Это пугает и расслабляет. Может в двенадцатый раз будет не так плохо. Кажется, меня уложили в постель. И как он держится? Другой бы взял ещё в машине. Что-то горькое льётся в губы, и я сглатываю, хотя хочется выплюнуть. Просто кажется, что нужно выпить.       А ещё хочется прикрыть глаза и поспать. Хотя бы чуть-чуть…